Текст книги "Что может быть лучше? (сборник)"

Женщина обмазывается косметикой для мужских глаз, забрызгивается дезодорантами для мужского носа, стерилизуется с помощью противозачаточных средств всё для его же хуя, – теперь она в полной готовности, чтобы ловить ёбарей.

Женщина радуется, глядя на своё прекрасное преображение, когда показывают её фото до и после нанесения косметики – и впрямь, гадкий утёнок превратился в лебедя. А на самом-то деле – это ведь оскорбление, обман в обнимку с самообманом: смотри, какая ты была уродливая в естественном состоянии, и смотри, какая ты стала красивая в противоестественном. И все восхищаются этим искусным мошенничеством. Тогда как лишь одно достойно истинного восхищения – когда лицо женщины красиво (желанно) настолько, что «до и после» практически не могут ничего изменить. Но такое невозможно, как невозможно для пизды быть одинаково прекрасной для мужчины «до и после» оргазма. Для одного мужчины. Однако если есть череда мужчин, то женщина, переставшая быть красивой для одного, продолжает оставаться красавицей для другого, ещё не достигшего оргазма. Таким образом, доступность женщины – это не что иное, как способ продления её красоты с помощью множества партнёров. Будь её красота обусловлена лишь одним мужчиной, она была бы скоротечна, как и его желание. Ложь косметики привлекает к истинной красоте пизды. Красота, которая длится тем дольше, чем больше голодных мужчин на неё взирают.

Нередко жена думает, что если она будет «следить за собой», то она тем самым будет оставаться сексуально привлекательной для мужа. Но мужчина реагирует на новизну и со страстью бросится на свеженькую замарашку, а не на ухоженную, но вдоль и поперёк исхоженную жену. Кроме того, прихорашивания жены ничтожны по своей сути, ведь она спит с мужем в разобранном состоянии, и он видит её всякой. Уж не думает ли жена, что муж забудет, какой он её видел час назад, и купится на её намазанность теперь. Тут вполне вызывают логическое уважение дуры, подобные Tammy Bakker, которые утверждали, что не позволяют мужу увидеть себя в разобранном состоянии и ложатся в постель в косметике, а утром встают раньше мужа и сразу снова намазываются, чтобы он, проснувшись, опять увидел «красотку». Но несмотря даже на эти героические жертвы, её муженёк, как мы знаем, переспал с молоденькой секретаршей, которая его потом подставила. Но речь не о подставке, а о поставке свежатины.

Когда у Магу Кау умерла мать, она решила, что последнюю услугу, которую она сможет сделать для матери, – это наложить на её лицо косметику. И она сделала это. Последнее доброе дело, которое она могла сделать для женщины – сделать её сексуально привлекательной. Для некрофилов.

Алхимия, сумевшая создать не золото, а лишь позолоту косметики.

У косметики упаковка часто стоит дороже, чем само изделие. Так и у женщин, которые с помощью косметики, туалетов и прочих ухищрений становятся значительно красивей, желанней, то есть стоят значительно дороже, чем на самом деле. Мужчина платит за облик женщины огромные деньги – если бы он покупал голую пизду, то стоимость была бы значительно ниже.

Конкурсы красоты должны проводиться при условии, что претендентки выходят голые и без всякой косметики – только тогда будет выбираться истинная красавица.

У пизды собственная косметика – освежающий сок, покраснение и разбухание губ, провалившийся носик клитора вылезает курносым красавцем.

Чем ярче косметика, тем притяжение лица по силе приближается к притяжению от вида пизды.

Сентиментальный рынок косметики

Когда женщина использует косметику, то результат – налицо.

У Бидструпа есть такой рассказ в рисунках: мужчина следует за женщиной с роскошной фигурой, в сладких мечтах проникнуть в неё. Но когда она оборачивается, лицо у неё оказывается как у ведьмы, и всё желание мужчины бесследно улетучивается, и он убегает. Непривлекательность лица перечеркнула привлекательность тела. Если субординация именно такова, то есть если лицо имеет власть, значительно превышающую власть тела, то почему тогда при совокуплении – а именно к нему в итоге стремится мужчина – лицо перестаёт играть главенствующую роль? Это можно объяснить тем, что лицо – это полномочный представитель междуножья, и когда посредничество исчерпано и стороны (хуй с пиздой) начинают общаться напрямую, лично, то нужда в посреднике исчезает.

Нередко оказывается, что лицо, в силу разных обстоятельств, не в состоянии передать прелести того, что оно призвано представлять, а потому косметика становится средством, с помощью которого лицо подгоняется под безусловную красоту, которую оно отображает.

Если бы в иллюстрированном рассказе Бидструпа женщина с красивой фигурой шла обнажённой, то на преследующего мужчину её лицо не произвело бы столь сильного впечатления, потому что взгляд его был бы устремлён женщине между ног.

Нет сомнений, что если вглядываться в пизду так же пристально, как вглядываются в лица или даже в ладони в поисках судьбы, то в пизде тоже нашли бы выражение черт характера и гадали бы по ней о прошлом и будущем.

Лицу придаётся такое вынужденно огромное значение, потому что гениталии скрыты общественными приличиями, а то бы мы начинали знакомство с разглядывания гениталий. Нужда в косметике исчезла бы полностью.

Так как тело скрыто одеждой и половые органы недоступны взгляду, то всё внимание проецируется на лицо как на их полномочного представителя, которое сияет косметикой. На оргии, где все раздеты, акценты возвращаются на своё исконное место – к гениталиям. Если ты входишь в комнату, где ебутся, и видишь женщину, стоящую на четвереньках и сосущую чей-то хуй, причём видишь её с зада и не видишь лица, а коль увидишь, то черты его искажены хуем, заполнившим рот, то ты не заходишь спереди, чтобы заглянуть ей в лицо, а всё внимание устремляется на её зад – ты пристраиваешься и любуешься именно им, а не отстранённым лицом, которое в данной позе вообще вне поля зрения. Ты заполняешь её пизду или зад и восторгаешься принявшей тебя плотью с нахлынувшими на тебя ощущениями, никак не зависящими от лица женщины.

Потому-то «собачья» поза – это идеальная для любой женщины, где лицо никакой роли не играет и всё сводится к сути – пизде, анусу и зрелищу ебли. А для женщины всё сводится к слепому ощущению. На одной из вечеринок я и ещё двое ублажали жадную до хуёв женщину. В процессе последовательного совокупления один из мужчин вытер с её губ оставшуюся помаду, чтобы уберечь себя от отпечатка женственного облика, столь ему чуждого. Когда все кончили, но не раньше, женщина побежала в ванну и вышла вновь намазанная, через некоторое время мы снова оживились и пошли по второму кругу. И опять тот же мужчина вытер ей с губ помаду и женщина не возражала. Но после второго круга она снова «привела себя в порядок», и лицо её оказалось укрыто косметикой. Тогда я особо не задумывался над этим циклическим возрождением красоты лица, теперь же становится понятно, что в процессе истинного контакта лицо роли не играло, но, как только изливался последний мужчина, женщина понимала, что её нагота перестала возбуждать и переключалась на лицо, которое вдохновляло возрождающееся в мужчинах желание на новое совокупление, в процессе которого косметика и лицо переставали что-либо значить.

Косметика может считаться порнографией, раз она уподобляет лицо – пизде.

Риторическая заявка Заболоцкого:

 
…что есть красота…
Сосуд она, в котором пустота
Или огонь, мерцающий в сосуде?[59]59
  Заболоцкий М. Собр. соч. М.: Худож. лит., 1972. T. 1. С. 292.


[Закрыть] —
 

с виду глубокомысленная и асексуальная, объясняется весьма практически. Красота – это не поверхность внешности, а глубина пизды с нутром, которое всегда мерцает огнём.

Косметика – это маяк, на который плывут корабли, но не потому, что их привлекает свет сам по себе, а потому, что маяк стоит на земле, а именно земля и нужна кораблю.

Многие женщины с горделивым ужасом заявляют, что никогда не выходят на улицу без косметики. Быть сексуально непривлекательной – самое оскорбительное для женщины.

Раньше я говорил, что женщины, нанося косметику, стараются выглядеть красивее, чем они есть на самом деле. Догадавшись, что косметика используется лишь для женской манифестации своей доступности, теперь я говорю, что женщины стараются выглядеть доступнее, чем они есть на самом деле. Однако их доступность лимитирована не только психологически, но и физиологически – красавица вызывает желание у тысяч мужчин, а если она знаменита, то и у миллионов. Каждая женщина так жадна на «внимание», как они называют мужское желание их выеть, что жадность эта может напомнить ситуацию с Мидасом – к чему красавица ни прикоснётся, всё превращается в стоячий хуй, что может превратиться в групповое наслаждение, причём такое групповое, что пожадничавшая женщина проклянёт свою привлекательность.

С помощью виагры и прочих её всесильных родственников решена проблема норовистого хуя – он теперь по заданию стоит по стойке «смирно» часами. Следующим шагом должна быть снята проблема женской строптивости – будет изобретено нечто, с помощью чего женщина станет абсолютно и мгновенно доступна. Таким образом, будет разрешена древняя антиномия, когда мужчина всегда хотел, но не всегда мог и когда женщина всегда могла, но не всегда хотела. Состоится рай: мужчина и женщина – всегда хотят и всегда могут. В этой ситуации косметика станет всегда безошибочной сводней.

Верность – ревность – древность

Я знаю, это ревностью зовётся,

когда на веру не хватает сил…

Михаил Армалинский

Впервые опубликовано в General Erotic. 2004. № 104.

Любовная прелесть умножения жизни тащит за собой неблагодарную приживалку-ревность, которая норовит и нередко умудряется уничтожить саму любовь и порождённую ею жизнь.

Наслаждение и возникновение из него жизни разнесены как во времени, так и по месту приложения: сегодня – твоё наслаждение в тебе, а в грядущем – продление твоей жизни через потомство. Соответственно, образуются две составляющие ревности: ревность, связанная с наслаждением, и ревность, связанная с потомством. Другими словами, ревность, обращённая в сегодня, в твою жизнь, и ревность впрок, обращённая в будущее, в жизнь твоего потомства.

Что же такое ревность, и существует ли возможность от неё избавиться, чтобы любовь сияла неомрачаемой?

Испокон веков ревность является такой же важной сутью отношений между мужчиной и женщиной, как и любовь. Более того, наличие ревности используется в качестве критерия любви: «ревнует, значит, любит». С другой стороны, ревность опасна и губительна – из-за неё начинались войны, помимо того, что ревность является причиной нескончаемых одиночных увечий и убийств. Однако, описывая эти убийства, люди используют высокий стиль: «убийство из-за любви», «убийство по страсти», ибо ревность воспринимается как смягчающее обстоятельство. Убить по расчёту считается бесчеловечнее, чем в пылу ревности, по-видимому, потому, что древние непролазные в подсознании чувства благоговейно почитаются более неотвратимыми, чем логические упражнения ума, которым обучились в поздней цивилизации.

Примечательно и то, что убийство из ревности вызывает у суда больше симпатии, чем изнасилование по похоти, несмотря на то, что похоть своим происхождением первичней и краеугольней ревности. За убийство из ревности и за изнасилование по похоти наказания одинаково жестоки, а за изнасилование может быть и значительно жёстче, ибо принято считать, что похоть сдержать можно, а сдержать ревность значительно сложнее.

Кроме того, убийство из ревности имеет цель – предотвратить появление на свет чужого потомства, что похвально, согласно принципам собственности и выживания, тогда как изнасилование по похоти грозит появлением чужого, нежеланного, бесконтрольного потомства, что вносит путаницу в строгость семейных отношений и наследования собственности.

Латинское rivinus означает «соперник», и от этой печки пляшет русское слово «ревность».

Ревность – это сомнение в том, что тебя любят, что тебе верны, это переживание, что другого предпочитают тебе. Иначе говоря, это зависть к тому, кого, в отличие от тебя, любят и хотят больше, чем тебя.

В старорусском языке «ревновать» имело второй смысл – «завидовать». В английском языке и поныне слово «ревность» (jealousy) также означает и зависть. Не случайно всё это.

Такая близость ревности и зависти помогает добраться до корней ревности, чтобы её и вырывать с корнем.

Ревность – это зависть к тому, с кем женщина испытывает наслаждение, тогда как, по твоему представлению, она должна испытывать наслаждение только с тобой. Короче, ревность – это зависть к чужому наслаждению.

Вторая сторона ревности – это не что иное, как зависть к тому, чья сперма оплодотворяет женщину, которая, по твоему представлению, должна беременеть только от тебя. Короче, ревность – это зависть к чужому потомству, вытесняющему твоё.

То, что человек научился сознательно отделять наслаждение от размножения с помощью противозачаточных приёмов, аукнулось разделением ревности на две составляющие – ревность к наслаждению и ревность к размножению.

Женщина создана готовой зачать от кого придётся и выносить, любить и заботиться об этом ребёнке. После рождения ребёнка или нескольких детей ревность женщины приобретает не столько сексуальный, сколько практический характер: женщина завидует той женщине, о которой может заботиться отец её детей и чьё потомство будет опекать мужчина, который, по мнению завистницы-ревнивицы, должен был бы заботиться только о ней самой и её потомстве. Потому женщина гораздо с большей готовностью соглашается на совокупления втроём с другой женщиной, ради потакания прихотям своего мужчины – лишь бы тот своё основное несексуальное внимание и силы уделял только ей.

Мужчина значительно реже решается пригласить второго мужчину для своей любовницы, поскольку это – прямая опасность поражения его сперматозоидов живчиками другого мужчины. Даже если он знает, что женщина не может забеременеть, подсознательно, на первобытном уровне, опасение это всё-таки присутствует.

Мужчина, в отличие от женщины, вовсе не обязательно будет любить и заботиться о своём ребёнке – существует много условий для его любви: добрые отношения с матерью, уверенность в том, что ребёнок от него, похожесть ребёнка на отца, подчинение отцовской воле и пр. Чем меньше он любит ребёнка, тем заметнее его ревность к матери будет принимать чисто сексуальную основу – зависть к другим самцам станет обостряться, так как они смогут произвести потомство с его женщиной, которое будет «лучше», чем то, которое ему удалось произвести с ней самому.

Если парочка окажется на необитаемом острове, то ревность исчезнет, так как ревновать будет не к кому. Вот где, казалось бы, идеальная ситуация для любви. Но на необитаемом острове возлюбленные так осточертеют друг другу, что высадка на остров группы самцов и самок вызовет у этой парочки не ревность, а радостное освобождение от вынужденной верности. И они бросятся в объятия новых партнёров, начисто позабыв друг о друге.

Но после первого удовлетворения похоти с чужаками и чужачками ревность, вероятно, вернётся восвояси.

Можно завидовать богачу, имеющему много денег, а также можно завидовать мужчине, имеющему твою женщину в твоём воображении или на самом деле. Однако при зависти к богачу, если ты в здравом уме, не появляется желания быть богатым только тебе одному, а чтобы все вокруг были сплошные бедняки. Когда же ты ревнуешь женщину, тебе мало ебать её самому, ты хочешь, чтобы никто другой её не ебал, что почти так же нереально, как и то, чтобы никто не был богатым кроме тебя. Ревность – это зависть с акцентом на полную и абсолютную собственность, на монополию. Пословица «живи и давай жить другим» относится ко всему, но только не к мужчине, ревнующему свою женщину. «Свою» – но что в жизни твоё? Не богатство, не женщина, но потомство – собственность эта генетическая, а значит, неотъемлемая и абсолютная. Так что, раз ты живёшь на обитаемом острове материка, то для того, чтобы дети были наверняка от твоего семени, женщину следует оградить от чужого. И на этом пошло-поехало строиться моральное обоснование верности, которая, кстати, обратна ревности по морфологии – «вер» меняется на «рев». Требование верности и восхищение её фальшивой красотой рождает уродливое отражение верности: ревность.

Когда начинается кипение внутри от надетых на себя ледяных цепей верности, то подлая мораль не позволяет вырваться жару наружу на новые тела, а прячет его всё глубже и глубже. Тогда этот жар исхитряется и выпирает в виде пламенной ревности – этот человек ни с того ни с сего начинает обвинять свою подругу во всевозможных изменах, которые он сам мечтал бы совершить. Ревность является в данном случае проекцией, приписыванием собственных притушенных желаний невинной жертве верности. Так начинается великое сумасшествие, когда состояние ревности, подозрений и обвинений становится образом жизни. Верность никогда не убедительна в полной мере, и на этом процветает ревность.

Ревность женщины основана на неудовлетворяемом желании иметь сперму всех самцов в себе, чтобы только она одна давала продолжение своему роду. В силу практическо-физиологических соображений женщине приходится ограничиваться мужем-двумя-тремя. Но она не желает делиться их спермой больше ни с кем. Чем лучше самец в её представлении, то есть чем больше она его любит, тем более остервенело она подставляет себя под его сперму. После того, как она понесёт от любимого самца, её ревность может выразиться в том, чтобы убить самца и не позволить ему, со своей «лучшей» спермой, продолжать чей-то иной род. Ревнивая женщина подобна известной паучихе, которая пожирает паука после оплодотворения – во-первых, тот своё дело сделал, а делить его с другой паучихой – это всё равно, что резать паутину, на которой уже оплодотворённая паучиха сидит. А во-вторых – есть хочется.

Женщина-паучиха в силу морально-технических сложностей убийства переносит разрешение проблемы в другую плоскость, становясь постоянно доступной вне зависимости от своей способности забеременеть, только бы самец оставался ей верен, то есть при нужде сливал бы сперму только в неё, всегда подставляющую свои отверстия. Ревность у некоторых женщин выражается не в убийстве, как у мужчин, а лишь в кастрации мужчины – откусывании, отрезании его половых органов, то есть в предотвращении попадания его спермы в другие пизды. Раз у неё есть дети от мужчины, то его сперма ей больше не нужна и остаётся перекрыть её поток, чтобы мужчина не продолжал с другой свой род, замечательный и прекрасный, но чужой и враждебный. И чем больше женщина любит мужчину (считая его сперму самой лучшей), тем более отчаянно она хочет в ревности оторвать ему яйца и отрезать хуй.

Один из крайних симптомов мужской ревнивости – зависть не к хую соперника, а всего лишь ко взгляду мужчины на твою возлюбленную. Быть может, именно из такой ревности родилась вера в непорочное зачатие, будто баба твоя может зачать или насладиться от одного взгляда.

Ревность принимает причудливые формы. Поведение, которое может представляться примером полного отсутствия ревности, при внимательном рассмотрении оказывается преддверием для её острейшей разновидности. Примером такого поведения является привлечение любовником других мужчин ебать свою любовницу и получение наслаждения от этого зрелища. Однако ревность вдруг пронзает сердце любовника, если он узнаёт, что его возлюбленная пошла в кино с одним из ёбарей – этим она демонстрирует любовнику, что её интересует другой мужчина не только как ёбарь. То есть получается парадокс: если в традиционной ситуации женщина будет оправдываться перед ревнивым возлюбленным, что она не имела никаких половых отношений с другим мужчиной, то в описанном выше случае любовница будет использовать как оправдание то, что с другим мужчиной она имела только половые отношения.

Таким образом, ревность преобразилась из сексуальной, сегодняшней, в ревность, обращённую в будущее, в потомство. Любовник завидует ёбарю, с которым его женщина пошла в кино, потому как из этого следует, что с этим мужчиной ей интересно проводить вместе время и вне постели, а значит, такой мужчина становится кандидатом для отношений, которые могут произвести потомство, а это – страшная угроза для её любовника: его сперма не даст потомства с любимой женщиной и род этого мужчины лишится будущего.

Я привёл два крайних примера ревности, но существует и много промежуточных её вариантов, причём весьма забавных. Например, ревность на оргии, когда мужчина возлёг на женщину и не подпускает к ней других мужчин, пока не кончит. Это невзирая на то, что её только что ебли до него и будут ебать сразу после. А он, ревнивец, ебя её, считает женщину своею («люблю, пока ебу») и вознегодует, если женщина во время совокупления с ним потянется ртом к оказавшемуся поблизости хую. Ревнивцу важно, чтобы в процессе ебли женщина под ним не отвлекалась на других, а полностью посвящала бы себя ему.

Не является ли это аналогом традиционных отношений – требования верности на время брака или на время сожительства, тогда как до и после него ебля женщине не возбраняется. В Индии, правда, ревность принимала свою жесточайшую форму, жену убивали после смерти мужа и хоронили вместе с ним, чтобы муж не ревновал, не завидовал с того света чужой сперме и хую.

Другой вид ревности такой: любовнику обязательно требуется пребывать в одной из полостей возлюбленной, пока другим мужчинам позволяется наслаждаться в остальных двух. При такой диспозиции любовник считает, что любовница по-прежнему остаётся под его влиянием, он не теряет её из виду (вернее, из ощущения) и продолжает её выгуливать, но на коротком поводке. Если же она ебётся с мужчинами без его активного внутреннего участия, то это вызывает в любовнике острую ревность.

Вот она какая, падла, многообразная.

Раньше честность невесты состояла в том, что она должна была быть девственной. Теперь честность определяется тем, до конца ли невеста рассказывает жениху о своих прежних любовниках. Ревность возникает лишь тогда, когда невеста утаивает, а жених узнаёт о нём (о них) позже. Мужчину уже не волнует сама ебля невесты с другими мужчинами, а лишь степень её абстрактной правдивости. Причём самым убедительным её оправданием является заявление, что, мол, женщина с ним, утаённым, спала только один раз. А в качестве последней капли в аргументации по уничтожению какой-либо значимости этого эпизода женщина намекает или говорит открытым текстом, что, мол, этот один раз не доставил ей никакого наслаждения. Предполагается, что от такой аргументации у нынешнего хахаля или мужа ревность должна бесследно исчезнуть.

Наслаждение, полученное женщиной с другим мужчиной, является угрозой для ревнивца, оно вызывает у него сомнение в себе: а что, если я не способен доставить такое же наслаждение? При подобном же оправдании угроза эта полностью снимается: не остаётся причин для зависти: мол, ни зачатия, ни наслаждения не имело места. А раз так, то и ебля – не ебля.

Ревность была самым ярким и острым ощущением в моей юношеской любви, оказавшись прямым следствием неизведанности женских территорий, неуверенности в себе и в своих любовнических способностях. Другими словами, ревность была следствием сексуального невежества и служила защитной реакцией, подобно страху.

Вытеснение сексуальной ревности происходит благодаря обретению уверенности в себе, умению находить собственное наслаждение в наслаждении партнёрши, а также благодаря умножению наслаждения увеличением числа участников наслаждения. Игра не одним пальцем, а аккордами. Причём в оркестре.

Если относиться к женщине как к собственности, которая должна произвести потомство от твоего семени, то тогда ревность становится понятной. Бесплодность женщины раньше была гарантией уверенности мужчины в безопасности чужого семени, и ревновать её было бессмысленно. Теперь эту уверенность для любой женщины гарантируют противозачаточные средства и таким образом лишают всякого основания ревность к чужому потомству.

Если же относиться к женщине как к орудию наслаждения, которое может испытывать наслаждение, то тогда цель поведения – выжать максимальное наслаждение из этого орудия, причём с его же помощью. Такое отношение к женщине должно аннулировать ревность сексуальную.

Ревность начиналась сразу после оргазма. Возникал страх: а что, если Мэри захочет уйти с Полом или Джеком и больше к нему не вернётся? Тут, конечно, была забота о сохранении наслаждения в будущем – он вёл себя как нажравшаяся собака, которая объелась, уже не может больше жрать, но прячет оставшиеся куски, чтобы сохранить их впрок. Но в страхе потери Мэри был не столько страх потери наслаждения, которое можно было с точностью до движения воспроизвести с Джиной, Линой или Бекки, – нет, здесь был страх потери партнёра по комфортабельной интересной жизни, это был страх потери друга. Таким образом, ревность в данном случае была связана вовсе не со способностью Мэри испытывать наслаждение с другим, не с опасением, что она забеременеет не от твоего семени, а от потери подруги. Друга. Партнёра в жизни. Так сексуальная ревность заменяется ревностью дружеской.

Доброжелательство группового секса состоит в том, что ревность сводится к минимуму: женщины не сопротивляются, а идут (ложатся) навстречу (хую), самец не охраняет свою самку и не бьётся насмерть с другим самцом, а сам её предлагает – такая щедрость не по душе обществу, которое стремится насаждать в сексе злобную конкуренцию, а не радостную доступность. Задача общества разделять народ на ячейки, а не разливать сплошной мёд.

Ревность возникает только при недостатке женщин. Если же множество красивых женщин окружает тебя, то ты легко переключаешься с одной на другую. Моя юношеская «теория достойной замены» не устаревает и продолжает активно действовать. А суть её заключается в том, что мы испытываем ревность и однонаправленную любовь только из-за того, что у нас нет другого партнёра или партнёров таких же по качеству или лучших. Есть лишь те, что в сравнении хуже, а часто замены и вообще нет. Достойная замена спасала бы нас от мучений любви и ревности. Та же мысль содержится в пословице: «Лучшее лекарство от любви – другая любовь». Только изоляция в обществе, только отсутствие доступной «достойной замены» подвергает человека страданиям ревности. А потому путь избавления от этих искусственно созданных обществом страданий – создание изобилия красивых и доступных партнёров. Всё это не за горами с помощью клонирования и прочих ещё не известных, но вот-вот родящихся научных открытий.

А вот красочная иллюстрация избавления от сексуальной ревности.

Ким лежала на боку спиной к Дарелу, и он еб её сзади. Ким ласково поддавала и, вытянув назад руку, прижимала его зад к себе. Другой рукой она сжимала вздувшийся хуй Ника, который лежал перед ней и целовал её в рот. Ким жадно вылизывала язык Ника и постанывала от наслаждения. Ник ждал, когда Дарел кончит, чтобы перенять эстафету. Прерывая поцелуй, Ник объяснялся Ким в любви, и она улыбалась, полуоткрыв глаза, и прерывала поток его сладких слов языкастым поцелуем. Дарел наблюдал за ними с восторгом и старался как можно дольше продлить эту идиллию, приостанавливая свои движения. Ник не выдержал томительного ожидания оргазма Дарела, развернулся на 180° и присосался к клитору, дав Ким в рот свой хуй. Дарел помогал Ким держать одну ногу повыше, чтобы Нику было легче добраться до клитора. Их движения становились всё зачарованнее. Увидев, что Ник активно задвигал хуем и что у Ким сработал глотательный рефлекс, Дарел тоже не удержался и вдавился в Ким, исторгая из себя наслаждение. Ник продолжал её лизать, и Ким теперь могла сосредоточиться на своих ощущениях. Держа во рту обмякший, но всё ещё толстый хуй Ника, она с воем ухнула в пропасть, в великолепную пропасть.

Все отвалились друг от друга, как насосавшиеся пиявки. Ким повернулась на спину, Дарел лёг радом с ней, а Ник лежал, положив голову на ляжки Ким рядом с мокрыми волосами лобка. Все дремали в восхищении, держась за руки. Ник раскрыл глаза и развернулся в исходное положение, взял в рот сосок стоящей груди Ким и стал по-младенчески посасывать, снова погружаясь в дрёму. Дарел тоже стал сосать другую обильную грудь Ким. Женщина положила руки на головы мужчин и прижала их к себе. «Это рай», – прошептала она. Мужчины в качестве подтверждения лишь активнее засосали её груди. Ник положил руку ей на лобок и средним пальцем стал массировать клитор. Ким развела ноги и согнула их в коленях. Дарел тоже вытянул руку и вставил один палец во влагалище, а другой в анус. Начиналось второе действие, Ник стал целовать Ким в губы, а Дарел – сосать мочку её уха. Наконец Ник долгожданно забрался на Ким, и Дарелу пришлось вытащить палец из влагалища, уступая место горячему рвущемуся внутрь хую Ника. Но другой палец Дарел оставил у неё в анусе, тем более что Ким подняла высоко ноги, обнимая ими Ника. Руки её прижимали к себе его полное мышц тело. Ким сделала порывистое движение, шепнула Нику: «Дай я сяду на тебя», – и они, не расцепляясь, перевернулись. Теперь Ким взяла на себя ответственность за своё наслаждение, за его продолжительность и остроту. Она знала, что Дарел не останется сторонним наблюдателем, а положение, которое она приняла, открывало для него ещё один вход в её тело. Дарел прижался к её движущимся на Нике бёдрам. Ким приподнимала их, давая хую почти вылезти из её влагалища, и потом медленно насаживалась на него по всей его длине. Процесс проникновения у самого входа приносил ей особое наслаждение. Когда она почувствовала Дарела, пристроившегося у её зада, и его хуй, тычущийся между её ягодиц, Ким приостановила движение, прогнув спину. О, чудо плоти, разделяющее эти два отверстия, как великолепна эта перемычка, этот смычок, разделяюще-смыкающий входы в две вселенные! Трудно представить мгновение слаще, чем то, когда неприступный с виду сфинктер, обманывается хорошо смазанным напором и раскрывается, плотно пропуская хуй в заповедник дерьма.

Почувствовав себя заполненной, Ким продолжила движения. На одном из них хуй Ника выскользнул из влагалища и мокрой головкой полоснул Дарелу по яйцам. Дарел остановил свои движения, прижавшись к заду, чтобы хуй ушёл на всю глубину и чтобы он тоже не выскользнул, пока Ким нетерпеливым движением руки не водворила хуй Ника во влагалище, откуда он так преждевременно и случайно выскользнул.

Теперь они снова были в полном единении. Дойдя до нужного уровня возбуждения, Ким приостановилась в своих движениях и, вытянув ноги, медленно легла всем телом на Ника, а Дарел осторожно следовал за её движениями, следя, чтобы его хуй оставался в её прямой кишке и не выскользнул. Ким прижалась бёдрами к бёдрам Ника так, чтобы её клитор тёрся о ствол его целенаправленно движущегося хуя. Дарел прилагал усилия, чтобы хуй его оставался в глубине, так как в этой позе Дарелу приходилось сидеть на корточках, чтобы продолжать свои движения. Ким сжимала ягодицы, ритмически напрягаясь, чтобы вызвать оргазм, а Ник шуровал своими бёдрами, втыкая во влагалище хуй, который Дарел чувствовал через перегородку, ощущавшуюся в такие моменты тончайшей.