Текст книги "Итальянское каприччио, или Странности любви"

Она обняла его за шею, поцеловала так, что закружилась голова, отпрянула от него и вскочила на ступеньки.

– До завтра, – попрощался Андрей.

Она рассмеялась, словно отгоняя смехом от себя наваждение, и вошла в вагончик.

Кати не было дома. Аня разделась, погасила свет и тут услышала голос Натки, который доносился в открытое окно:

– Андрей! Ты что меня с этим бабником бросил? Весь вечер он на Аньку пялился, будто мало ему таких в Москве, а как со мной остался, так рукам волю дал. Пойдем к реке?

– Мне завтра рано вставать, – ответил Андрей глуховатым голосом. – Аня не сразу даже узнала.

– Андрюша!

Наступила пауза. Аня против воли прислушалась.

– Я же сказал, мне завтра рано вставать, – раздался наконец голос Андрея, но теперь он звучал твердо.

– Тогда ты меня проводи, потом я тебя, потом ты меня… – Несмотря на шутливый тон, в голосе Натки слышалась несвойственная ей мольба.

– Иди домой, Натка, поздно.

– А чего ты не идешь, если тебе рано вставать? – не унималась она.

– Мое дело, – сдержанно ответил Андрей.

– Думаешь, не понимаю? Ждешь, когда эта сучка тебя впустит! – крикнула Натка.

– Угомонись. И не смей так о ней говорить.

Аня встала, подошла к окну – Андрей поспешно уходил, очевидно, опасаясь, что она может их услышать.

«Ну зачем, зачем я так? – спрашивала себя Аня. – Ведь уеду же через восемнадцать дней… нет – уже осталось семнадцать… А почему, собственно, я считаю дни?»

Ночью сквозь сон она слышала, как вернулась Катя, долго разбирала постель, выходила, звякала умывальником, наконец вошла в вагончик. Аня открыла глаза – Катя сидела у столика между койками, смотрела в окошко, и на лице ее играла счастливая улыбка. Аня вскочила, обняла Катю и громко чмокнула ее в пылающую щеку, после чего юркнула в постель.

Утром следующего дня Аня и Катя пришли на свой стенд за несколько минут до начала рабочего дня.

Их ждала Натка, а чуть в стороне от стенда, за разбитой бетоновозами подъездной дорогой стояла Валюшка.

«Как засадный полк воеводы Боброка», – подумала Аня.

– Заставляешь себя ждать! – крикнула Натка. Аня с любопытством смотрела на нее: какое странное сочетание напористости, доходящей до наглости, бескомплексности и в то же время страсти, ради которой эта дикая девушка способна даже на унижение.

– У меня кран простаивает! – продолжала Натка таким тоном, словно именно от Ани зависело, заработает ли ее механический гигант.

Аня поняла, что Натка заводит себя, и решила молчать, чтобы не помогать ей в этом. Она поднялась с Катей на стенд, Катя посигналила своему крановщику, который с головокружительной высоты с любопытством выглядывал из кабины, пытаясь понять, что нужно здесь его коллеге.

Стропы крана медленно поползли вниз.

– Отойди-ка в сторонку, – приказала Натка Кате.

– Ты не командуй.

– Отойди, сказала, у меня разговор с этой…

– Тебе свидетели не нужны? – с иронией спросила Катя.

– Отойди, Катя, – попросила Аня. Ей начинал надоедать нелепый утренний спектакль, неизвестно зачем затеянный взбалмошной крановщицей. Вчера она, пожалуй, не была такой агрессивной. Видимо, тот ночной разговор с Андреем, который Аня невольно подслушала, имел свое продолжение…

Катя уже отошла и теперь разбирала спустившиеся стропы.

– Слушай, ты! Если еще раз хоть пальцем прикоснешься к Андрею, я тебя убью. Порезвилась, пока меня не было, и все, хватит! Он мой! Поняла? А то рожу твою постную изуродую! Убью!!

– Может быть, плиту на меня уронишь?

Натка глядела на Аню с такой ненавистью, что той стало не по себе.

– Запомнила?

– Теперь послушай меня, – не выдержала Аня и подошла к Натке так близко, что та отодвинулась. Ее реакция красноречиво свидетельствовала, что крановщица побаивается, несмотря на все свои угрозы и злость. – Я никому и никогда не позволяла обзывать меня грязными словами. Ты попыталась шантажировать, угрожать, ты обозвала меня – я молчала, потому что понимала – тяжело терять самого лучшего парня на стройке. Но мое терпение иссякло. Убирайся отсюда и не смей больше приставать ко мне – я милостыню не подаю.

– Я тебя предупредила! – прошипела от злости Натка. Казалось, она забыла, что стенд доступен обзору со всех сторон, почти как театральные подмостки, и собралась наброситься на Аню. Но все-таки она сдержала себя, пробормотала что-то невнятное и спрыгнула в грязь разъезженной колеи, сопровождая свои действия отборной руганью, потом махнула рукой Вале, и они ушли вдвоем.

Аня почувствовала такое изнеможение, словно был уже конец рабочего дня. Подошла Катя.

– Половецкие страсти, – сострила Аня, надевая брезентовые рукавицы.

– Исчерпывающее объяснение, – отозвалась Катя. Рабочий день начинался.

В обед у открытого окна столовой остановился «рафик».

– Не наш, – меланхолично заметила Катя. – Телевизионный.

– Значит, съемочная группа наконец добралась до нас.

Из машины вышла женщина лет тридцати, и Аня невольно стала наблюдать за ней с повышенным вниманием.

Ее нельзя было назвать очень красивой. Элегантной? Скорее яркой, привлекательной. «Манкая», – вспомнила Аня словцо, произнесенное когда-то Николаем. Опять Николай…

Аня продолжала свое наблюдение: белые джинсовые брюки соблазнительно обтягивали бедра незнакомки, белый широкий ремень стягивал тонкую талию, обычная, ничем не примечательная футболка сидела как влитая, подчеркивая высокую грудь. Белые кроссовки с синими полосками, белый шарфик на шее с синими же полосами и белая бейсболка, из-под которой падали на плечи золотистые волосы с отдельными выцвеченными прядями.

Женщина заглянула в «рафик», достала сумку, извлекла из нее темные очки, сигареты. Закурила.

Из машины вышли еще несколько человек. Все они вместе с женщиной чего-то ждали, проявляя признаки нетерпения. Аня догадалась – они ждали Олега Ивановича, но его нигде не было видно. Странно.

– Опаздываем, – поднялась Катя. – Перерыв закончился.

– Ты иди, я немножко еще посижу, можно? – попросила Аня.

Катя пожала плечами и молча ушла – при необходимости она вполне могла некоторое время управляться на стенде одна. Когда она вышла из столовой, женщина подошла к ней и что-то спросила. Катя неопределенно показала рукой в сторону административного домика.

Наконец появились режиссер, Цигалев, Андрей, Натка и еще четверо рабочих.

– Почему ты нас не встретил? – не здороваясь, спросила женщина. – Мы уже полчаса стоим здесь.

«Врет», – подумала Аня с внезапно возникшей неприязнью – всего-то пять минут.

– Извини, я ждал вас к одиннадцати… крутился тут… – виновато улыбнулся Олег Иванович. – Знакомьтесь…

– Цигалев, начальник строительства, – представился Вадим Николаевич сам, опередив режиссера.

– Очень приятно… Теперь я знаю, кого благодарить за такую чудовищную дорогу, – сказала женщина, протягивая руку, и представилась: – Ирина, директор фильма.

Аня подумала, что сейчас Цигалев осадит дамочку, и ошиблась. Куда подевалась вся его самоуверенность, вальяжность! Он засуетился перед этой маленькой женщиной.

– Мы застряли на вашей дороге, еле выбрались, – продолжала «женщина в белом». Голос ее раздражал безапелляционностью, особой, учительской интонацией, словно она знает что-то, что неизвестно остальным, и ее задача – просветить и научить. – Тонваген так и остался на ваших рытвинах! Распорядитесь, чтобы немедленно отправили туда трактор, рабочих и все необходимое. Придется выравнивать колдобины – другим путем тонваген не вытащить.

Вся группа вдруг пришла в движение: кто-то побежал к административному домику, кто-то в другую сторону, Цигалев кому-то махнул рукой, кому-то что-то коротко сказал. В результате лихорадочной деятельности всех присутствующих появился трактор, прибежал Паша, еще двое рабочих, стали переговариваться с шофером «рафика», о чем-то спорить, а вокруг собирались люди, давали советы…

Аня усмехнулась – позавчера застрял бетоновоз, и целый день никто не мог решить простейшего вопроса – кто поедет его вытаскивать.

Только Олег Иванович оставался невозмутимым в общей суматохе. Казалось, он даже любуется броуновским движением, устроенным его директрисой. Он взял ее за локоть и указал на Натку:

– Взгляни, вот крановщица, будущая героиня сюжета. Я немного ввел ее в курс.

Ирина внимательно посмотрела на девушку и изрекла – как поставила печать:

– Недурна. Вполне. Впрочем, в таких делах вкус тебя никогда не подводил.

Тем временем к Натке подошел молодой человек из группы телевизионщиков, увешанный фотокамерами, сделал несколько снимков и скрылся в «рафике».

«Пора идти трудиться, – подумала Аня. – Катя, наверное забегалась одна».

Она пошла к выходу, остановилась у зеркала, оглядела себя. При мысли, что сейчас она в своем рабочем комбинезоне окажется рядом с директрисой, словно портовый буксир около белоснежной яхты, в ней вдруг вскипела ярость. Аня вскинула голову, вышла из столовой и звонко бросила приветствие в никуда:

– Хай!

Все головы повернулись к ней.

Потом так же громко спросила Олега Ивановича:

– Это и есть ваши люди? – и небрежно указала на директрису.

Ирина вздрогнула от неожиданного выпада, подобралась, как пантера перед прыжком, но сдержалась и, продолжая улыбаться, спросила режиссера:

– Еще одна предполагаемая героиня?

– Есть одна задумка, – пробормотал Олег Иванович, – посмотрим, что получится.

«Интересно, – подумала Аня, – говорят обо мне, словно меня здесь нет. Впрочем, меня здесь уже нет» – и прошагала мимо, направляясь на свой стенд.

…Тонваген добрался на строительство только к вечеру. График съемок пришлось пересмотреть и перенести основную работу с Наткой в подъемном кране на утро следующего дня.

Съемочный день выдался как по заказу – ни облачка, тихий ветерок приятно освежал, но не раскачивал стропы и конструкции. Аня поднялась на стенд, посмотрела в сторону Наткиного крана – он располагался метрах В ста от их площадки. Там уже стоял тонваген, еще одна телевизионная машина, видимо, приехавшая ночью. Люди в комбинезонах расставляли аппаратуру. На стенде стоял Олег Иванович с мегафоном, именуемым в народе «матюгальником», и что-то объяснял Натке. Чуть в стороне Цигалев и другие руководители стройки окружили директрису. Она и сегодня была столь же белоснежна, только огромный зеленый козырек, затенявший лицо, нарушал ансамбль. Аню поразило, что все пять кранов бездействовали. Она подняла голову, взглянула вверх и с удивлением обнаружила, что и крановщик, молчаливый, работящий занудливый парень, не скрывавший, что на строительстве он только ради больших денег, высунулся из кабинки и с интересом наблюдает за тем, что происходит там, у Натки.

Наконец Натка полезла по лесенке в кабинку своего крана. Олег Иванович поднял мегафон, крикнул:

– Приготовились!

Сразу же из съемочной машины полезла стрела с креслом, в котором сидел оператор. Он поднимался вверх одновременно с Наткой и снимал ее медленное восхождение.

В «матюгальник» раздалась команда:

– Отставить!

Все спустились вниз. Олег Иванович собрал их и снова стал что-то втолковывать.

Еще через полчаса Аня поняла, что рабочий день сорван окончательно. Они с Катей устроились поудобнее на балках каркаса – «Как в ложе бельэтажа», – пошутила Аня, – и стали наблюдать.

Вскоре прибежал техник, с ним пятеро сварщиков. Они согнали девушек вниз на стенд, а сами расположились на их месте со своими сварочными аппаратами, причем техник все время бегал к режиссеру и что-то уточнял. Подтянули проводку, распределительный щит, и сварщики стали тыкать электродами в балки конструкции, поднимая фонтаны слепящих искр. Олег Иванович закричал:

– Замечательно! Так и продолжайте, но только по команде.

Катя спросила техника:

– Зачем это нужно?

– Он хочет, чтобы был искрящий фон для съемки.

– Но ведь они ничего не сваривают.

– Я же сказал – искрящий фон, – раздраженно повторил техник и убежал.

Аня подумала, что с их «искрящим фоном» они не смогут наблюдать за событиями на съемочной площадке. На стенд поднялся Андрей, мельком поздоровался и принялся звать крановщика:

– Федотов! Федотов!

– Чего тебе? – высунулся из кабины крановщик.

– Подними плиту и пронеси ее до места, но только по полному кругу.

– Что я, сдурел? Пустой пролет…

– Режиссер просит.

– А на хрена ему?

– Потому что иначе в кадр плита не попадает.

– А на хрена мне его кадр? Я и так простаиваю.

– Цигалев сказал, что день оплатит.

– Из своих денег, что ли?

– Слушай, Федотов, я тебя прошу…

– Лады. Девки, слышали? Цепляйте!

– Не сейчас, а по команде режиссера, – уточнил Андрей.

– Сделаем, – и крановщик исчез в кабине.

– Послушай, Андрей, – сказала Катя. – Ну режиссеру понятно – хочется как лучше. А Цигалев-то чего суетится?

– Правда, зачем ему все это? – спросила Аня.

– Девочки, вы у меня совсем тупые или прикидываетесь?

– Тупые! – с вызовом ответила Аня. Андрей наконец улыбнулся:

– Хорошо хоть вы тут юмора не теряете. А там все уже на ушах стоят – и никаких шуток. А зачем – все очень просто: Цигалев под нынешний телепоказ знаете, какие фонды выбьет наверху? Ого-го! Да он ради этого готов сам камеру носить за режиссером. Ясно? – И Андрей побежал к Наткиному крану.

Девушки выбрали новое место для наблюдения, устроились. И как раз вовремя – Цигалев выхватил у Олега Ивановича «матюгальник» и закричал:

– Немедленно вниз! Немедленно! Или я прекращу съемку!

Оказывается, пока они разговаривали с Андреем, оператор спустился со своего крана и забрался на кран Натки и теперь устроился на стреле, чтобы оттуда снимать Натку в кабине.

– Да в чем дело? – закричал выведенный из себя Олег Иванович.

– Он не пристегнут!

– Никуда он не денется! – заорал режиссер.

– А мне плевать, денется или нет. Не пристегнут – и все! Андрей, вырубай ток! Все!

Теперь режиссер выхватил у него свой «матюгальник» и закричал:

– Славик! Славик, черт бы тебя побрал! Славик!

– Чего тебе? – отозвался оператор сверху.

– Слезай и возьми страховочный пояс!

– Что я, маленький?

– Детский сад, – шепнула Аня Кате, словно ее отсюда могли услышать.

– Я думала, только у нас бардак, – согласилась Катя.

– Слава, немедленно спускайся! – пронзительным голосом без всякого мегафона закричала директриса.

– Чего вы хипеш поднимаете? Я что, в первый раз без страховки? – крикнул Слава, но тем не менее неторопливо, словно боясь уронить свое достоинство, двинулся по стреле крана к кабине.

– Кто-нибудь! Поднимите ему наверх страховочный пояс! – распорядился Цигалев.

Натка, высунувшись в окно кабинки, наблюдала за всем происходящим и подавала какие-то реплики оператору, явно наслаждаясь обстановкой и тем, что она в центре внимания.

Рабочий со страховочным поясом уже лез по лесенке на кран.

Сварщики, устроившись на конструкциях, перекуривали. Директриса бегала от тонвагена к машине с операторским краном.

Андрей стоял рядом с Цигалевым. «На подхвате, как мальчишка», – с внезапной обидой за него подумала Аня предложила:

– А не сбежать ли нам на речку?

– Идея, – подхватила Катя, но не двинулась с места.

Какое-то время Аня не следила за происходящим, засмотревшись на белые пушистые облака над горизонтом. Из задумчивости ее вывел громкий голос Олега Ивановича:

– Наташа, а вы можете пройти по стреле – как будто возникла необходимость устранить какую-то неисправность? А Слава в это время снимет вас из кабины.

– Конечно, Олег Иванович! – звонко откликнулась Натка.

– Не смей! – не выдержал Цигалев и сорвался на крик: – Не смей, я сказал!

Но Натка уже вышла из кабины на стрелу.

Аня знала, что там проходит узенький мостик с односторонним металлическим ограждением. Как они разойдутся с оператором, зачем дурачится и рискует Натка – неужели ей так вскружило голову всеобщее внимание?

…Натка шла медленно, осторожно. Вот она сблизилась с оператором, идущим ей навстречу, вот обняла его, что-то сказала ему – он кивнул, заулыбался, вот обошла с той стороны, где не было металлического перильца-ограждения. Наконец они разминулись, и теперь оператор так же осторожно двинулся к кабине, а Натка, держась за ограждение, пошла дальше. Когда она дошла до самого конца стрелы, а оператор уселся в кабинке, кран неожиданно начал медленно разворачиваться. Стрела вместе с Наткой стала описывать огромный круг над стройкой на высоте десяти этажей.

– Снимай же, снимай! – первым пришел в себя Олег Иванович.

– Снимаю! Потрясные кадры! – закричал в ответ оператор.

– Ну циркачка, – с укором и восхищением заметила Катя.

Цигалев махнул рукой и, схватившись за голову, сел на плиту.

Обедала Натка вместе со съемочной группой. Она стала центром внимания – раскрасневшаяся, оживленная, то и дело громко хохотала. В столовой все поглядывали на нее. Это был, без сомнения, ее звездный час. Она, казалось, даже не заметила, что Андрей сидит за одним столом с Аней и Катей.

После обеда работа на стройке возобновилась, а телевизионщики ушли на речку.

В конце дня, поужинав, Аня с Катей, как обычно, направились к волейбольной площадке. Еще издали Аня заметила, что там уже расположились телевизионщики со всем своим оборудованием – тонвагеном, операторской машиной и софитами.

У сетки разминались Сергей и еще один парень. Олег Иванович ходил с оператором вокруг площадки, что-то выискивал, то приседал, то застывал в полусогнутом положении, даже пару раз лег на землю.

«Ракурсы ищет. Ну, это без меня», – подумала Аня и повернулась, чтобы идти на речку. Не успела она пройти и десяти шагов, как услышала голос режиссера:

– Аня, куда вы?

– На речку, купаться, – ответила она, оглянувшись.

– То есть как купаться? А волейбол?

– Какой волейбол? – с деланным удивлением спросила Аня. – Со всей вашей аппаратурой вокруг площадки? Нет уж, не буду мешать вам работать.

– Аня, вы разве не понимаете? У меня замысел: после напряженного рабочего дня – активный спортивный отдых…

– У вас замысел – а я при чем?

– Вы же будете в центре сюжета!.

– А вы меня спросили?

– О чем?

– Хочу ли я быть в центре сюжета и демонстрировать активный спортивный отдых после напряженного рабочего дня?

– Ну зачем вы так, Аня… Это несерьезно.

– А считать, что одного вашего желания достаточно – и я запрыгаю для вас у сетки, как марионетка, – это серьезно? – возмутилась Аня.

– Съемка займет немного времени. А потом мы сыграем с вашей командой – телевидение против строителей. Три партии. Ну соглашайтесь, Аня!

– Почему вы не спросили меня? Почему ничего не сказали ни вчера, ни сегодня? – не унималась Аня.

– Но вы и без телевидения каждый день играете, разве не так?

– И строители каждый день работают, и крановщицы каждый день лезут на свой кран, но вы же заранее все оговорили с ними, разве не так?

– Анечка, – нараспев и очень доверительно произнес Олег Иванович, – ну что вы сравниваете себя…

– Ваши слова надо понимать как комплимент?, – перебила его Аня.

– Как констатацию факта, – объяснил он и близко заглянул ей в глаза.

«Воркует как голубь», – подумала Аня и отметила, что ей не только смешно, но и приятно.

К волейбольной площадке приближались Андрей, Натка и Валюшка со своим Сашей. Натка шла с видом победительницы на Каннском кинофестивале, ее рука по-хозяйски покоилась на плече Андрея.

– Уговорили, – решительно заявила Аня и пошла обратно к площадке.

За какие-нибудь двадцать минут Олег Иванович в полном смысле слова «достал» Аню.

То он требовал, чтобы она в высоком прыжке гасила мяч, и четыре раза вертлявая ассистентка режиссера шлепала перед ее носом хлопушкой, объявляя номер кадра. Потом ему захотелось снять ее в момент, когда она распасовывает мяч. Опять смазливая нахальная девчонка лезла на площадку с хлопушкой, причем Олег Иванович каждый раз сам конструировал кадр, расставлял игроков, указывал, кому что делать, создавая нежизненные ситуации на площадке.

Сделали три дубля. Затем появились новые идеи у директрисы: она сказала, что с ее точки зрения самые эффектные кадры – когда Аня на задней линии в акробатическом прыжке берет трудный мяч. Режиссер загорелся. Оператор распластался на земле – хлопушка – удар, прыжок… И команда: «Дубль!» Четыре раза Аня покорно каталась в пыли на потеху собравшимся, пока наконец не разозлилась.

– Все! Больше я эту туфту не собираюсь гнать.

– Аня! – закричал Олег Иванович. – Так все замечательно! Еще один дубль – и все!

– Ничего замечательного! – Ане все было отвратительно – грязь, пыль, к тому же из-за фантазий режиссера ей приходилось делать то, с чем она категорически не могла согласиться, и оттого ощущала себя глупой и униженной. – Я согласилась сниматься в настоящей, реальной игре, а не в пародии! – вспылила она.

– Тоже мне, звезда кефира, – фыркнула Валюшка, и Наткина компания весело загоготала.

– Анечка, – снова заворковал режиссер, – поймите, мы снимаем короткий телевизионный сюжет, и здесь все должно быть компактно и ярко.

– Это ваши проблемы. Вы снимаете документальный фильм – вот и снимайте. А я играю в волейбол, а не изображаю игру.

– Олег, поработай со старлеткой, она чего-то не понимает, – высокомерно бросила Ирина.

Аня медленно повернулась к ней и, едва сдерживаясь, отчеканила:

– Вы ошибаетесь, я поняла. Вы хотите вместо документального сюжета подсунуть зрителю показуху. Пожалуйста, если вам так хочется и совесть позволяет. Но тогда как директор картины будьте любезны обеспечить меня наколенниками и налокотниками, утрамбуйте площадку мелким песком и не забудьте про кроссовки, желательно «Адидас». И я буду прыгать, падать и создавать постановочные кадры сколько душе угодно.

Паша захохотал, а вслед за ним и Сергей, уставший от бесконечных указаний и требований телевизионщиков. Андрей улыбался, не скрывая своего восхищения Аней.

Ирина и Олег Иванович переглянулись. Опытные профессионалы, они понимали, что без финальной точки сюжет развалится, а уговорить уставшую и раздраженную Аню повторить еще раз падение с каждой минутой все труднее.

Олег Иванович заговорил почти по-отечески:

– Аня, вы очень киногеничны. Вас интересно снимать, но нужна финальная точка. Самое эффектное завершение – кадр с падением.

Ирина, сменив неожиданно для Ани тон, тоже включилась:

– Поверьте, вы совершенно потрясающе смотритесь в падении.

– Почему бы вам самой не прыгнуть разочек? Ваш белоснежный костюм будет отлично смотреться в пыли, – дерзко заявила Аня.

Ирина покраснела от злости.

– Ну, знаете! У меня другая профессия.

– У меня тоже. Но сейчас я играю со своими друзьями. А вы, если хотите, смотрите, а хотите – снимайте, – и Аня задорно обратилась к своей команде: – Ну как, мальчики, сыграем?

– Как скажешь! – подхватил ее игру Андрей, которого тоже задело вмешательство Ирины.

– Давайте играть, а то говорим, говорим… – мрачно буркнул Сергей.

Словно по заказу, все получилось замечательно – и удар с той стороны сетки, и прыжок, и прием, и даже пас точно на второго номера, и Сергей убийственно вогнал мяч в центр площадки соперников.

– Снято! Всем спасибо! – крикнул Олег Иванович, но ребята не стали прерывать игру.

Тем временем телевизионщики свернули свое хозяйство, переоделись, и началась новая игра.

Аня отметила, что парень из тонвагена принимает мяч совершенно профессионально – мягко, укрощая его стремительный полет и направляя точно туда, куда хочет, таким же мягким, кошачьим движением. К счастью, ростом парень был невелик, сыграть сильно в нападении просто не мог по физическим данным. А так хорош.

Через несколько минут после начала игры Аню словно что-то подхватило. Так бывало иногда на дистанции, так произошло и здесь в первые дни игры в волейбол. Она уверенно взяла игру на себя, делала все, и все у нее получалось. Болельщики восторженно приветствовали каждый нападающий удар криком «Бэ-ма-аа!»

Строители победили телевизионщиков в сухую: три – ноль. Аня до такой степени выложилась, что решила как можно быстрее смыть с себя грязь, переодеться и рухнуть в постель. Она раньше всех спустилась к реке, прошла, как обычно, чуть ниже по течению, искупалась и короткой тропкой через лесную опушку направилась к вагончику.

Пройдя примерно полпути, она заметила Валю и Натку, которые неторопливо шли по той же тропинке навстречу ей, видимо, уже успели забежать домой, переодеться и теперь прогуливались, оживленно и возбужденно разговаривая и похохатывая.

Поравнявшись с Аней, Натка вдруг жестко и смачно произнесла, как плюнула:

– Шлюха!

Аня, не успев даже подумать, влепила Натке пощечину. Наткина голова от сильного удара мотнулась в сторону, она едва устояла на ногах, хрипло крикнула и бросилась на Аню. Аня мгновенно сообразила, что против плотной, крепкой Натки, разъяренной и к тому же поддерживаемой Валей, ей не устоять, и отпрянула в сторону, подставив ногу. Натка упала, Валюшка бросилась было на Аню, но увидев поверженную подругу, принялась поднимать ее, загораживая своей мощной фигурой тропинку, ведущую вверх, к дому. Тогда Аня резко повернулась и побежала обратно – вниз, к реке.

На повороте она с разбегу попала прямо в объятия Андрея.

– Господи… хорошо, что я тебя встретила! – воскликнула Аня, едва переводя дыхание.

– Я тебя искал… где ты была? – Он крепко обнял ее, и она почувствовала себя спокойно под защитой его рук.

Андрей осторожно поцеловал ее в шею. Аня еще плотнее прижалась к нему, уткнувшись носом в плечо. От него пахло речной водой и загаром. Она подняла голову, и Андрей принялся целовать ее в губы, в глаза и опять в губы.

– Сумасшедший – на центральной тропинке, где все идут с реки!

– Все уже ушли.

Словно специально, чтобы опровергнуть его слова, послышался голос Олега Ивановича и игривый горловой смех Ирины. Аня потянула Андрея за руку и повела по едва заметной в темноте тропинке.

– Куда ты? Тропинка ведет на стройку.

– Я знаю, – ответила Аня, не отпуская его руки. – Мне давно хотелось посидеть ночью на этом каркасе высоко-высоко… Я думаю, оттуда открывается космическое зрелище.

Они легко забрались на третий этаж будущего главного корпуса и уселись в перекрестье конструкций…

Над ними сверкало звездами июльское небо, расчерченное прямоугольниками бетонных балок. В стороне мерцали огоньки в окнах жилых вагончиков, за ними темнел лес, а за лесом, как рыбья чешуя, поблескивала река.

– Правда, красиво?

– Правда, – согласился Андрей и робко положил руку ей на грудь.

Аня прижалась к нему, и оба замерли, словно в ожидании чего-то, что не зависело от них, но должно случиться с ними и это нельзя никак ни ускорить, ни отменить, ни изменить. Ей хотелось, чтобы такое состояние продлилось как можно дольше, хотя ночной, чуть сыроватый речной воздух уже холодил тело. Аня была в одной футболке, без лифчика, и прикосновения Андрея кружили голову. Он нагнулся и через одежду поцеловал ей грудь. Она вздрогнула, прошептала:

– Я не могу так… я сейчас упаду.

– Давай спустимся, хочешь? – спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Хочу.

Снова послышались голоса Олега Ивановича и Ирины, но теперь уже совсем рядом, прямо под ними, и каждое слово долетало с такой отчетливостью, будто они сидят все вместе в одном помещении. Ребята замерли.

– …имеешь в виду крановщицу? – услышали они конец фразы Ирины.

– Ну да. Она же настоящая актриса! Сделать такой опасный трюк на стреле можно, только войдя в роль.

– В какую роль? Она просто выполняла свои профессиональные накатанные приемы. Тут скорее просто риск, смелость.

– Нет, ты ошибаешься, им запрещено, если нет надежной страховки. А тут сработало всеобщее внимание, сознание, что именно ей выпало сделать гвоздевой номер, и она вошла в раж. У нее чисто актерское нутро, то, что в цирке называют куражом. Так не каждый может.

– Пожалуй, – вяло отозвалась Ирина.

– Пойдем к тебе или ко мне? – спросил Олег Иванович.

– Давай еще немного посидим. Небо потрясное, в городе такое не увидишь. И воздух изумительный. У меня от переизбытка кислорода голова весь день кружится. Представляешь, через пару лет, когда заработает комбинат, здесь все будет отравлено, придется ходить в респираторах, лес побуреет и погибнет, люди начнут болеть, у девок появятся всякие женские болезни, и они перестанут беременеть, пригонят зэков, которым тюрьму заменят на химию.

– Не стоит драматизировать в такую-то ночь.

– А та, вторая, тоже работала на актерском нутре, по-твоему? Мне не показалось, – сказала Ирина.

– Она спортсменка-разрядница, тут все проще, и но и сложнее.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился голос Ирины.

– Возможно, я ошибаюсь, но в этой задире много еще нераскрытого, чего она и сама не подозревает. Впрочем, к съемкам это не имеет отношения.

– Кажется, ты хотел бы помочь ей раскрыться?

– Если бы я не знал тебя, то подумал, что ты ревнуешь.

– Но ведь ты так не думаешь?

– Нет.

– И правильно делаешь, потому что мне даже нравится, что эти сикушки тебя возбудили.

– Даже так?

– Да, потому что в итоге все достанется мне, не так ли?

Аня дернулась. Андрей придержал ее.

– Ну что ты, – прошептал он. Олег Иванович и Ирина ушли.

– Я бы слезла и показала ей сикушек, – взорвалась Аня.

– Аня, будь выше.

– Мы и так выше! – И она облегченно рассмеялась.

– Я люблю тебя! – тихо произнес Андрей.

Аня затихла. Николай так и не сказал ей этих слов…

– Не надо, Андрюша.

– Люблю. Как только увидел там, на дороге.

– Много ты там мог увидеть в темноте – взъерошенную, грязную, злую девицу.

– Тогда луна светила. Я люблю тебя!

Аня поуютнее устроилась в его объятиях. Его рука снова легла ей на грудь, но сейчас она легким движением отодвинулась и сказала:

– Я должна тебе признаться.

– В чем?

– Я сказала тебе неправду.

– Когда? – насторожился Андрей.

– Там, на перекрестке, в ту ночь…

– Да?..

И Аня, ничего не скрывая, не стараясь оправдать себя, рассказала ему, так же, как и Кате, все, начиная с письма Николая, панического бегства из Москвы и кончая идиотской историей с «Волгой»…

– Бедная ты моя, бедная, сколько же ты пережила, – прошептал Андрей, целуя Аню.

Она почувствовала, что сейчас от его ласки, понимания, нежности разревется. Она закрыла глаза, крепко обняла его и поцеловала в губы, как когда-то целовала Николая, пока не перехватило дыхание и не поплыла голова.

– Мы сейчас свалимся с этого насеста, – шепнула она и полезла первой вниз.

– Ты куда?

– Спускаюсь на землю, – ответила Аня.

Они подошли к ее вагончику. Аня поднялась по лесенке, открыла дверь и сказала:

– Входи.

Он вошел. Аня заперла дверь, почему-то шепотом сообщила; – Катя сегодня не ночует, – и, закинув руки ему на шею, принялась жадно и страстно целовать его.

Аня проснулась, когда солнце заглянуло в окно вагончика.

Как в первый день, на столе стоял букетик полевых цветов в банке, под ним лежала записка.

Аня сонно улыбнулась, взяла цветы, сунула в них нос, вдыхая еще сохранившийся слабый аромат луга. Потом поставила банку на место и прочитала записку.

«Доброе утро! Люблю. Твой Андрей».

«Мой Андрей, – подумала она с горечью, – на пятнадцать дней…»