Текст книги "Все реки текут"

– Что случилось, милый? – Дели взяла его кулачки, которыми он тер глаза, и погладила их. Он, однако, ударил ее по руке и огрызнулся.

– В чем дело, наконец? – В ответ на его дерзость в ней поднималось глухое раздражение: – Ни минуты нельзя провести спокойно!

На палубу как-то боком вышел Гордон.

– Ну-ка, подойди сюда! Ты побил Бренни?

– Нет! Он – дурак!

– Горди меня ударил! Прямо в глаз! А-а-а!

Дели налетела на Гордона и наказала за плачущего брата. Теперь завопил Гордон, а за ним и Алекс, которому стало жаль, что кончилась такая веселая игра. Бен подхватил его на руки; Дели зажала уши и убежала в противоположную часть палубы.

Она и сама готова была разреветься. Шум терзал ее нервы, взвинченные недосыпанием. С этого борта были видны очень живописные скалы; от них отломились три остроугольных валуна, которые теперь лежали наполовину скрытые в оливково-зеленой воде. Ее пальцы затосковали по кисти, острое желание писать охватило художницу.

Дели закрыла глаза и сделала глубокий вдох. После этого она спустилась вниз, чтобы приготовить детям еду. Благодарение Богу, они растут и года через три все мальчики уже выйдут из пеленок. Впервые за все время ей захотелось убыстрить ход времени, чтобы освободиться от этой кабалы.

30

Меж высоких желтых скал воздух был неподвижен и душен. Река, разомлевшая от жары, казалось, задремала.

Команда обливалась потом, пока грузила дрова со склада у поселка Лирап. Тедди Эдвардс не захотел ждать, пока они освежатся купанием. Купаться надо рано утром либо во время движения судна, заявил он. Сам Брентон так и делал. Когда они отчалили, один юнга спустился в шлюпку, привязался веревкой и окунулся в нагретую солнцем воду.

Капитан стоял в рулевой будке, босой, в хлопчатобумажных рабочих брюках. Тыльной стороной ладони он вытер бусинки пота на верхней губе.

– Ты не можешь взять у меня штурвал, Бен? – спросил он. – Я хочу искупаться.

Помощник, сменившийся с дежурства, отдыхал в маленькой каюте, которую соорудил для них с механиком на корме, когда семья капитана увеличилась.

Брентон снизил скорость вполовину и сделал красивый прыжок с кожуха гребного колеса. Вынырнув, он схватился за румпель, взобрался на палубу и прошелся по ней, бодрый и освеженный купанием. Ласковая, прохладная на глубине вода наполнила его отвагой и безрассудством. Он не стал подниматься снова на кожух, а перепрыгнул через проволочную сетку и встал, балансируя на самом краю палубы, впереди большого колеса.

Дели кормила малыша на палубе, чтобы освежиться на легком ветерке, поднимавшемся от движения судна, увидела его и вскочила на ноги.

– Постой! – воскликнула она. Она видела, как поправился он за последнее время, как потяжелела его фигура, а среди золотых кудрей появились седые пряди. А он и не думает отказываться от своего мальчишества!

– Только не под колесо, дорогой! Прошу тебя!

Он помахал ей рукой, улыбнулся белозубой улыбкой, повернулся, набрал в легкие воздуху и нырнул – точно под вращающиеся лопасти. Дели закрыла глаза и сосчитала до двенадцати сердечных ударов. Когда она открыла их снова, голова мужа качалась на волнах, оставляемых их судном.

Он подплыл по диагонали к берегу, быстро пробежал вперед, перепрыгивая через корни и поваленные стволы, пока не обогнал судно на достаточное расстояние. После этого он поплыл навстречу «Филадельфии» и взобрался на палубу по румпелю, как и прежде.

Дели была разъярена. От пережитого страха у нее тряслись руки.

– Как ты можешь? – кричала она, когда он проходил мимо, направляясь к себе в рубку. С него ручьями стекала вода, а глаза были яркие, почти зеленые. – Если тебе наплевать на то, что я чувствую, не мешало бы вспомнить про детей. Выпендриваешься, словно десятилетний мальчишка! У тебя уже не та фигура для таких фокусов. Что будет со всеми нами без тебя – ты подумал об этом?

Он замер на ступеньках и взглянул на нее сверху вниз. Дели неистово размахивала перед его носом бутылочкой из-под молока. Глаза его зажглись гневом и гордостью, подбородок высокомерно вздернулся. Он решил ее проучить, чтобы впредь она не кидалась такими словами.

– Ах вот как? – с расстановкой произнес он. – Тогда я проделаю это еще раз, специально для тебя.

Не взглянув на нее, он спустился на нижнюю палубу, перепрыгнул через сетку и нырнул в воду впереди колеса. В ровных всплесках лопастей произошла секундная задержка, после чего они вышвырнули назад его безжизненное тело, подхваченное волнами кильватера.

Дели положила ребенка прямо на пол и бросилась в рубку. Через секунду пронзительный крик гудка эхом отозвался на безмолвный крик в ее сознании. Сразу остановиться было нельзя – надо было выпустить пар, хотя бы частично. Она помогла Бену повернуть колесо в обратную сторону. «Филадельфия» стала поперек фарватера, матросы спустились в шлюпку и подняли бесчувственное тело Брентона на борт.

Он не был ни покалечен, ни изуродован, однако у основания черепа была ужасающая рана. Дели приложила ухо к его голой мокрой груди и услышала слабые удары сердца.

– Он жив! – вскричала она, и благодарные слезы полились по ее мертвенно-бледному лицу. – Помогите мне перенести его в кормовую каюту: мы не должны тревожить его больше, чем это необходимо. – Рядом с нею появился испуганный Гордон, готовый расплакаться. – Пойди присмотри за маленьким, сынок, и постарайся не разбудить Бренни. Папа ушибся, но не очень сильно.

Она обложила Брентона бутылками с горячей водой и влила ему в рот немного бренди. Обеспечить ему тепло и покой – это все, что можно было для него сделать, пока они не доберутся до больницы в Ренмарке.

Подошел Чарли Макбин. Его суровые голубые глаза под лохматыми бровями смотрели мягче обычного.

– Мы пойдем на всех парах, миссис, – сказал он. – Все будет в порядке. Добрый был капитан, наш Тедди.

– Почему «был»? – резко сказала Дели. – Он пока еще не умер. И не умрет!

«Он не умрет! – твердила она себе. – Не умрет!»

Брентона поместили в ренмаркскую больницу, а на «Филадельфию» пришел новый капитан. Дели с детьми поселилась в городе. При первой возможности она спешила к мужу. Хозяйка пансиона, жалея ее, согласилась присматривать за детьми во время ее отсутствия.

– Положитесь на меня, моя радость, – успокоительно говорила она, поправляя свои пепельно-желтые волосы. Лицо у нее было потрепанное, под глазами отвисли мешки. Судя по всему, жизнь она вела достаточно беспорядочную, но сердце у нее было доброе.

Целых десять дней Брентон не приходил в сознание. Ей сказали: контузия и шок. И возможно неизлечимое повреждение мозга. Ничего сказать нельзя, пока он не придет в себя.

– Готовьтесь ко всему, – сказал доктор. – Возможно, он не сможет говорить или же у него окажется парализована одна половина тела.

На одиннадцатый день она застала его в сознании. Он лежал плашмя и не двигался. Его аквамариновые глаза казались затуманенными; при виде жены он слабо улыбнулся.

– Прости меня, Дели, – пробормотал он. – Я виноват перед тобой.

– Не надо об этом, любимый! – Она встала у кровати на колени, едва сдерживая слезы. – Все хорошо, раз ты снова с нами. – Она погладила рукой его непослушные кудри, выбившиеся из-под повязки.

– Моя правая рука… Я не могу двинуть ею. Со мной кончено…

Она крепко сжала его здоровую руку.

– Не говори так! Ты поправишься! Смотри, я привела с собой Гордона и Бренни…

Брентон бросил на сыновей грустный взгляд, голова заметалась по подушке. Его рот немного кривился, говорил он не совсем разборчиво… Однако с головой было все в порядке.

Позади Дели зашуршал накрахмаленный халат, и на ее плечо легла рука сестры.

– Его нельзя утомлять, миссис Эдвардс. – На сегодня достаточно.

Потянулись долгие недели. Мало-помалу Брентон поправлялся. Сначала начали чувствовать пальцы, а потом и вся рука. Череп был цел – доктор сказал, что, по-видимому, он был очень крепкий. Тем не менее некоторое время больной страдал жестокими головными болями.

Дели начала понемногу привыкать к жизни на суше. Она примирилась с мыслью, что Брентон, возможно, больше не сможет водить судно. Но теперь у нее появилась новая забота, о которой она, учитывая его состояние, не решалась ему рассказать.

Что, если Брентон так и не сможет полностью излечиться? Беспомощный муж-иждивенец, трое детей… Как сумеет она содержать троих детей? Новый ребенок ей ни к чему.

Под влиянием страха и одиночества она подумала о своей хозяйке, не слишком симпатичной, но доброй миссис Петчетт. Миссис ее называли, несомненно, из вежливости, так как ни о каком мистере Петчетте не было и речи, хотя некий джентльмен на правах «друга» приходил три раза в неделю – поиграть в покер и выпить джина.

Дели, однако, никак не могла заставить себя переговорить с хозяйкой. Она была почти уверена, что миссис Петчетт знает, как надо поступить в этих случаях и наверняка помогала другим женщинам.

Вероятно, та угадала ее состояние, потому что однажды, когда Дели готовила на кухне еду для детей, хозяйка глянула на исхудавшее лицо и фигуру квартирантки и сказала:

– А сама-то ты когда ела в последний раз, радость моя? Дели слегка смутилась под ее взглядом и сделала вид, что не слышит.

– Вы ведь сегодня еще не завтракали, верно? Ребенка уже отняли от груди?

– Да, ему уже одиннадцать месяцев.

– Гм! – Быстрыми резкими движениями она рубила пухлыми руками на доске луковицу. Пальцы ее были унизаны кольцами. – Раз уж не кормите, надо быть осторожной.

– Да, вы правы…

– Вам сейчас нельзя беременеть, когда муж болен и все такое…

Дели была шокирована.

– Если вам понадобится помощь… – продолжала хозяйка. – Я могла бы, как женщина женщине… У меня есть друг, который может это устроить без лишних хлопот, всего за пять фунтов. – Нож продолжал стучать по доске.

– Спасибо, но я не нуждаюсь ни в какой помощи. – Дели схватила тарелку с подогретой кашей и с пылающими щеками выбежала из кухни.

Она догадалась, что это была за «помощь», которую предлагала ей миссис Петчетт, и кто был этот предполагаемый «друг». При воспоминании о черных ногтях и засаленном воротничке визитера хозяйки ее бросило в дрожь.

На ночь она просматривала объявления на внутренней стороне яркой обложки популярного журнала. Одно выглядело многообещающим:

ДЛЯ ВАС, ЖЕНЩИНЫ

Принимайте мои специальные таблетки повышенной концентрации во всех случаях задержки менструации. Помогают даже в самых запущенных случаях. Надо выслать только один фунт.

Цена лекарства показалась Дели неимоверно высокой, но тем не менее она отправила перевод и принялась с нетерпением ожидать бандероль. Таблетки были вполне безобидны на вид, но даже «тройная концентрация» не помогла. После них она почувствовала себя совершенно разбитой – и только. Она ходила бледная как тень и измученная.

Оставив простуженного Бренни на попечение Гордона, она отнесла Алекса к хозяйке и поспешила в больницу. Брентону было заметно лучше, с завтрашнего дня ему уже разрешили вставать, что было очень кстати.

Открыв парадную дверь пансиона, она услышала шум на хозяйской половине. Миссис Петчетт и ее «друг» громко распевали пьяными голосами:

Охрипший от крика ребенок уже не имел сил плакать: Бренни давился кашлем, в то время как Гордон кричал и топал на него:

– Перестань! Прекрати сейчас же! Не помня себя, Дели взбежала к себе наверх, взяла на руки Бренни, успокоила, приласкала. Потом она накинулась на оставленного за няньку Гордона.

– Так-то смотришь за братом, негодный мальчишка!

– Он меня дразнил, – угрюмо отозвался Гордон, – вот я его и отшлепал.

– Пойдем со мной, – сказала она, спустив с колен Бренни и взяв старшего за руку. – Алекс плачет, а миссис Петчетт, видать, ничего не слышит.

Спустившись вниз, она постучала в дверь гостиной, на которой была вывешена табличка «Без стука не входить».

Однако ее стук не был услышан из-за шума внутри. Дели открыла дверь и увидела растрепанную хозяйку в расстегнутой кофте, которая привалившись к стене, громко выводила мотив разухабистой песни. На столе стояла наполовину пустая бутылка. «Друг» размахивал стаканом в такт песне и старался перекричать подругу:

«Ты помнишь, Бен Бент…»

– Подожди меня здесь, Гордон, – Дели поспешно притворила за собой дверь, оставив мальчика на площадке.

Когда она взяла на руки плачущего ребенка, он показался ей каким-то отключенным: мать он явно не узнавал. Потом его стошнило, и Дели ощутила запах алкоголя.

– Миссис Петчетт! Вы давали ребенку джин?

Хозяйка перестала петь, громко икнула и уставилась на нее неподвижными, как у совы, глазами.

– Одну только капельку, радость моя… Это ему не повредит. Выпил из соски, как ягненок. Крепче уснет…

«…Ты помнишь, Бен Болт…», – не унимался «друг».

– Но он не спит, он плачет! Я услыхала его еще с улицы, – губы Дели дрожали от гнева, ноги подгибались.

– Стоит ли так волноваться, радость моя?..

Дели повернулась и выбежала из комнаты. Нет, надо съезжать с этой квартиры и как можно скорее!

Рука Брентона отошла полностью, но ходил он, слегка приволакивая правую ногу. Речь тоже восстановилась, однако глаза навсегда утратили юношеский блеск, и в волосах заметнее стала седина.

За время лечения он потяжелел, оброс брюшком, и у него появился второй подбородок. Его черты, будто изваянные резцом скульптора, теперь как-то стерлись, будто на фото со сдвинутым фокусом.

– Как славно снова оказаться на нормальной кровати, рядом с тобой! – сказал он в первую ночь по возвращении из больницы. Он вытянулся во всю длину своего массивного тела и взглянул на жену с прежним огоньком в глазах.

– Это просто чудесно, что ты снова с нами, – губы ее дрожали. Он взял длинную прядь темных волос и как прежде обернул вокруг своего запястья.

– И как чудесно будет возвратиться на реку! Я просто задыхался в больнице, где все кругом неподвижное. Ты когда-нибудь замечала, что судно всегда живое, даже когда стоит на причале? На его бортах играют солнечные зайчики, отбрасываемые водой, корпус легонько поскрипывает в объятиях ветра и течения…

Дели вздохнула и закусила губу.

– Главная трудность в том, что на корабле будет недостаточно места. Я имею в виду, когда родится ребенок… О, Брентон! – Она уткнулась лицом в его плечо и заплакала.

Он тихонько присвистнул.

– Вот так история! Что же нам делать, черт побери?.. И все-таки, Дел, ты должна перебраться со мной на судно, там жить дешевле.

Разбуженный москитами, впившимися в нежные щечки, заплакал Алекс.

– Неужели ты не можешь его унять? – раздраженно сказал Брентон. – Я не выношу шума.

Дели поспешно вскочила с кровати, чувствуя себя виноватой. Похоже, Брентон стал еще более чувствителен к детскому плачу – ведь ребенок едва успел открыть рот! Она взяла его на руки и принялась ходить с ним по комнате.

Брентон, спустившийся на пристань, чтобы побеседовать с капитаном только что пришвартовавшегося судна, поспешно вернулся в пансион, волоча правую ногу и в нетерпении помогая ей рукой.

Он разговаривал с Ритчи, капитаном «Маннума», небольшого парохода, который мог передвигаться даже по траве, покрытой обильной росой. Он был оборудован под лавку, где можно было купить решительно все: от материй до ружей, от швейных игл до насосной станции. Эти товары пользовались в глубинке большим спросом, и дела у капитана шли хорошо.

– «Навигационная компания Муррей» реорганизуется в частное предприятие. Капитан Хью Кинг уходит в отставку, – рассказывал Брентон. – Нам надо переоборудовать «Филадельфию» под магазин и попытать счастья в розничной торговле.

Дели отнеслась к этому скептически. Но он продолжал развивать свою идею:

– Ни тебе палубных матросов для погрузки большой партии товара, ни тебе помощника капитана. На ночь мы будем приставать к берегу, и я буду отдыхать. В результате освободится еще одна каюта для детей. Тебе тоже придется сбросить лишний жирок: рассчитаем повара…

– О, Брентон, побойся Бога! Лучше уж я буду за грузчика или выучусь на помощника капитана. Мне надо научиться управлять судном на случай, если ты заболеешь. Я не боюсь тяжелой работы, я могу помочь тебе пришвартоваться, повернуть штурвал – ты сам говорил, что у меня это неплохо получается… – Огромные глаза просили, умоляли. Лицо у Дели было бледное: пятая по счету беременность, увы, не добавила ей свежести.

Он пожевал губами, глядя на нее поверх своего прямого носа.

– Ты недостаточно сильна для этого. И, кроме того, в твоем положении тебе скоро будет нельзя соскакивать на берег и вообще суетиться.

– Но это – в последний раз! Я не хочу больше оказаться в таком положении.

– М-да! Поглядим, что будет через шесть месяцев. Впрочем, тогда ты будешь занята с новорожденным. В любом случае диплом помощника тебе не помешает. Не знаю, была ли когда-нибудь зарегистрирована на реке женщина-шкипер, но я не вижу причин, мешающих тебе стать первой. Когда мы выйдем в плавание, я начну обучать тебя. А ну, скажи, какая самая большая глубина отмечена на отрезке фарватера между Кримас-Рокс и Уилканнией?

Дели смешалась.

– Но ведь это на Дарлинге, а я ее почти не знаю.

– Ты не знаешь очень многих вещей. На экзамене надо быть готовой ответить на любой вопрос, по любой реке. Позднее я составлю для тебя карту. Бен, я думаю, согласится тебе помогать.

31

Брентон стоял у штурвала, а Дели, уложив ребенка, встала рядом с мужем, который начал объяснять ей особенности фарватера. Однако урок был скоро прерван: их нагоняла «Южная Австралия». Некоторое время спустя более мощное судно обошло их под насмешливые крики механика и кочегара да издевательские гудки.

Тедди Эдвардсу будто показали красную тряпку. Он стиснул зубы, на его скулах заиграли желваки. Его загорелое лицо стало багровым, как свекла. Дели испугалась, что сейчас его хватит удар, и он упадет в беспамятство к ее ногам.

– Какая в том беда, что они нас обогнали? – вскричала она. – Мы же не на соревнованиях.

«Филадельфия» была уже приспособлена под плавучую лавку и курсировала выше Моргана, заходя в поселки, выросшие на поливных землях, такие как Уайкери, Берри, Собдогла и Локстон. Поле деятельности для одной плавучей лавки было более чем достаточным, отдаленные хозяйства и фермы понемногу вставали на ноги, что способствовало торговле. Но Тедди и его спятивший с ума механик никак не могли угомониться. Единственное, от чего отказался Брентон после несчастного случая, это купания на ходу корабля.

Он открыл дроссель на всю ширину, и вытяжная труба завыла и загудела со страшной силой. Чарли, не нуждавшийся в дополнительных распоряжениях, встал у топки, чтобы затолкать в нее неприкосновенный запас лучших, сухих как трут, дров и закрыть предохранительный клапан, доведя давление до восьмидесяти атмосфер.

– «Южная Австралия» тянет две груженые баржи, – сказал Брентон. Голос его дрожал от возбуждения. – А мы, идя налегке, позволили им обойти нас, как маленьких! – Он грубо выругался.

Они обогнули мыс и начали настигать соперника. На длинном широком плесе хозяйничал резкий ветер, усиливающий сопротивление встречного течения. Скорость неповоротливой «Южной Австралии» и буксируемых ею барж сразу снизилась, и «Филадельфия» без труда обошла караван. Прежде чем оставить его в кильватере, Брентон позволил себе вызывающий жест, сделав вокруг него «круг почета».

Добившись своего, он торжествующе оглянулся на жену и, к немалому своему удивлению, увидел, что она взбешена.

– Обошли их как маленьких! – хвастливо сказал он и бросил на жену довольный взгляд. Он всегда стоял слева от большого колеса, тогда как она сидела на высоком табурете, поставленном рядом. Когда требовалась ее помощь на крутых поворотах, она соскакивала с табурета и бралась за ручки штурвала с противоположной стороны, выказывая при этом незаурядную сноровку и силу.

Теперь она спрыгнула со стула, пересекла помещение рубки и встала по другую сторону колеса, посмотрела на него в упор.

– Когда только ты образумишься! Устраивать гонки ради гонок! Если обо мне не думаешь, подумай хотя бы о детях! Забыл, что сталось с «Провидением»?

Он сердито поджал губы и нахмурился, нетерпеливо дернув головой.

– Я ничего не забыл! Но когда это случилось, «Провидение» никого не обгоняло: просто был неисправен котел.

– Пусть так, но все равно это небезопасно. Ты знаешь, как манипулирует Чарли с клапаном и поощряешь его. У тебя нет никакого чувства ответственности.

– Замолчи!

Они пересекали в эту минуту широкий плес. Справа были желтые ноздреватые скалы, слева – лагуна, окаймленная камышами. Дели знала, что поступает неразумно, но не могла остановиться. Слова падали помимо ее воли:

– Ну, разве это не глупо? Мы только что миновали большую ферму, там на веранде сидела женщина. Нам надо было пристать к берегу к показать ей наши материи. Но Боже упаси, нас обгонит «Южная Австралия»! Я не могу понять…

– Прекрати! – зарычал он. – Я не потерплю, чтобы меня отпевали заживо. Вставай на мое место, а я спущусь в машинное отделение и посмотрю на манометр, раз уж ты так раскудахталась. Держи направление вон на тот черный пень, что стоит на мысу!

Ее гнев прошел. Она любила, когда ей доверяли штурвал и оставляли в рубке одну. Отдавшись плавному непрерывному движению, убаюканная хлопаньем лопастей и равномерным стуком мотора, она в кои-то веки расслабилась, будто под гипнозом. В «Филадельфии» пульсировала напряженная жизнь: вперед, вперед, всегда вперед! – звали колеса.

Широкие окна в рубке были закрыты. Отражения в оконных стеклах, непрерывно меняющиеся с перемещением судна, наплывали на отражения в воде и одновременно пересекались с реальной панорамой за бортом. От этого казалось, что судно существует в разных измерениях: стоит сосредоточиться на одном из них, как другие перестают существовать, отходя в область нереального.

Мысли у Дели в голове стали нечеткими. Время, думала она, вечно. Сквозь него можно двигаться в любом направлении, если вы освободите свой мозг от иллюзии, что можно двигаться только из невозвратимого прошлого в незнаемое будущее.

И разве река не возвращается постоянно к самой себе через бесчисленные повороты? Разве не возвращается вода из моря в воздушных потоках, чтобы повторить все сначала – и так без конца? Время – оно находится здесь всегда, как бы ни казалось нам, что оно движется из определенного начала к обозначенному концу. Время – река, где наши жизни – только молекулы воды…

Она видела свое мутное отражение в стекле иллюминатора – бестелесный бесплотный дух, сквозь который просвечивает река и протекает ландшафт. Была ли реальной она сама? Может и она – иллюзия, порождение игры света и волн? Но она ощущала, как тяжелеет ее тело, заключающее в себе новую жизнь. Это было реально, даже слишком…

Она носила теперь черную поплиновую юбку в сборку, которая служила ей и раньше, скрывая изменения в фигуре. Бледно-розовая блузка оттеняла темные волосы и нежную кожу лица. Дели могла позволить себе носить розовое: постоянно находясь на воздухе, она тем не менее не загорела и не приобрела веснушек.

Брентон все не возвращался. Дели обогнула мыс, что делать дальше она не знала, так как фарватер был ей незнаком. Ей было известно только то, что обычно за мысом вода бывает глубокой, а в мелководных заливах течение замедленное. Хотя «Индастри» регулярно очищало русло от коряг, существовало множество опасных мест, где неопытный шкипер запросто мог сесть на мель.

Приближалось время, когда она должна была приготовить маленькому овощи и бульон. Она готовила для детей сама, хотя на борту был человек, совмещавший обязанности повара и грузчика. Чарли называл его не иначе, как «главный отравитель», и среди команды ходила такая шутка: на вопрос «Разве кок не подонок?», отвечали вопросом же: «Разве подонок не кок?»

Дели начала уставать. Руки, удерживающие штурвал, вспотели, заболела спина. Где же Брентон? Неужели он захотел наказать ее, даже рискуя судном?

Она приободрилась, услышав шаги на палубе. На ее зов явился Бен.

– Давайте я вас сменю, – мягко сказал он. – У вас усталый вид. Как давно вы ведете судно?

– О, всего полчаса! Мне нравится править, но дело в том, что я не знаю фарватера.

Бен стал рядом с ней и потянулся к штурвалу. В это самое время она перехватилась за другую рукоятку, в результате чего рука Бена накрыла ее руку. Он с такой силой прижал ее пальцы к дереву, что ей стало больно. Она почувствовала на себе его упорный взгляд, но сделала вид, что ничего не замечает; щеки ее зарделись.

– Моя рука, – сдержанно сказала она. – Мне больно…

– Простите, – спохватился он. – Но вы так прекрасны! Я должен был вам это сказать. – Он говорил почти шепотом. Голова его медленно склонилась, и он поцеловал ее руку, лежавшую на штурвале. Ее смущение вдруг прошло, она ощутила себя многоопытной, мудрой, по-матерински нежной.

– Спасибо тебе, Бен. Только не забывай, сколько мне лет. В этом году мне исполнится тридцать, а когда тебе будет столько, мне будет уже сорок – средний возраст. И помимо всего прочего, я замужем.

– Здесь я не в силах что-либо изменить.

В это время судно, лишенное управления, отклонилось в сторону левого берега. Бен поспешно повернул колесо вниз, от себя, и взглянул на Дели глазами преданной собаки, которую только что наказали.

– «Для меня, милый друг, ты не будешь стара никогда…» – процитировал он. – Я прочитал все сонеты Шекспира, обращенные к Смуглой Даме. В книге, которую вы дали мне почитать. И каждый из них заставлял меня думать о вас. «Сравню ли тебя с летним полднем? Ты краше его и нежней…»

– Перестань говорить глупости, Бен! – Голос ее прозвучал строго, хотя в глубине души она была тронута.

– Это не глупости, в этом моя жизнь. Вы для меня все – мать, учитель, друг, сестра и… моя единственная любовь…

– Бен!.. Прошу тебя!

А он уже целовал ее руку, ямку у локтя, ниже закатанного рукава. Она чувствовала: что-то в глубине ее женского естества отзывается на этот страстный голос; Дели отчетливо поняла: перед ней не мальчик, а мужчина с мужскими чувствами и желаниями. Она приняла неприступный вид, сознательно решив причинить ему боль.

– Что ты такое говоришь, Бен! – резко сказала она. – Я замужем, я жена другого и скоро должна произвести на свет дитя. Его ребенка! Он мой муж, и я люблю его.

Уже произнеся эти слова, она мысленно спросила себя, так ли это на самом деле. Она любила того, прежнего, Брентона, веселого, рыжеволосого кудрявого парня, неотразимого любовника. И поскольку тот Брентон и нынешний представляли одно и то же лицо, она продолжала любить его.

Бен внезапно отпустил ее руку.

– Простите, я, кажется, забылся, – пробормотал он, отводя глаза. Уши у него горели; полные муки глаза были устремлены на реку.

– Мне пора идти на камбуз, готовить еду для малыша. – Ей стало жаль его. – Извини меня, Бен, милый. Я глубоко тронута и польщена. Но через несколько лет ты сам посмеешься над своим теперешним состоянием.

– Никогда! – не помня себя, вскричал Бен.

Дели задалась вопросом, надо ли рассказывать об этом мужу и пришла к выводу, что не надо. Лишние объяснения и сцены были ни к чему.

Она была теперь суха и сдержанна с Беном, но дети любили юношу и тянулись к нему. Их присутствие нормализовало обстановку.

Когда они снова спустились в Морган и пришвартовались в верхней гавани, Брентон сказал ей, что Бен покидает «Филадельфию».

Перед уходом он пришел к ней в каюту попрощаться. Он остановился в дверях, глядя, как она меняет малышу ползунки, а он вырывается из ее рук. На лоб ей упала прядь темных шелковистых волос.

– Теперь я могу вернуть вам стихи, – хрипло сказал он, протягивая ей томик сонетов. – Все лучшие я помню наизусть.

Дели посадила сына на нижнюю койку и взяла открытую книжку. Черным карандашом был отмечен сонет номер XXXVII.

«Прощай! Ты слишком хороша для меня…»

Ей вспомнилось, как много лет назад она выбросила в иллюминатор томик Шелли. Она протянула ему руку, и он взял ее в свои.

– Зачем ты так, Бен? Не «прощай», а «до свиданья». Мы с тобой встретимся. У тебя будет тогда свой пароход…

Он, однако, сказал ей, что покидает реку, где оставался только из-за нее. Теперь он отправится вниз, в Порт-Аделаиду и постарается получить работу на океанском судне.

– Но, Бен! Мне кажется, ты слишком хрупок и слишком нежен, чтобы стать настоящим «морским волком»! Ты так любишь детей, тебе надо пойти в учителя. Если ты получишь образование…

– Возможно, я так и сделаю. У меня есть небольшие сбережения. Я ведь ничего не тратил на сигареты и алкоголь. Только на книги. – Он через силу улыбнулся. – Всем, что я знаю, я обязан вам и книгам, которые вы мне давали. Вы открыли для меня новый мир.

– Я рада, если это так, – она тихонько высвободила свою руку.

– Я знаю, что никогда не забуду вас. – Он смотрел на нее в упор, будто запоминал ее губы, ее глаза, такие ласковые и такие огромные, что он, казалось ему, может утонуть в их чистой сияющей синеве. – Я хочу попросить вас лишь об одном. После этого я уйду и никогда ни о чем не попрошу больше. Разрешите мне только один поцелуй, Филадельфия… Только один.

Она хотела ограничиться коротким формальным прощанием, но он взял ее за руки и тихонько привлек к себе. Повинуясь внезапному импульсу, она подалась вперед, и их губы встретились в долгом поцелуе. Потом он повернулся и, ничего не видя перед собой, выскочил на палубу. Больше она его не видела никогда.