Текст книги "Юлий Цезарь. В походах и битвах"

Афраний и Петрей, нуждаясь в фураже, с трудом добывая воду и видя, что вспомогательные войска их, терпя крайнюю нужду, ежедневно передавались Цезарю, положили наконец воротиться к Илерде. Но движение туда они предприняли уже по высотам и горам, дабы лучше обеспечить себя со стороны Цезаревой конницы. Цезарь последовал за ними опять тем же порядком, т. е. конницею – сзади, а пехотою – справа. По этому поводу Цезарь в своих записках подробно излагает все разного рода трудности этого движения армии Афрания и Петрея чрез горы, со стороны как местности, так и его, Цезаревой, конницы, между тем как конница неприятельская была так малочисленна и плоха, что даже шла в середине армии, между легионами, не смея показываться перед конницей Цезаря.

Афраний часто останавливался и терял много людей в стычках заднего отряда с конницей Цезаря, а последний следовал неотступно за Афранием, останавливался и двигался в одно время с ним, иногда наступал против него в боевом порядке, но не для вступления с ним в бой, которого продолжал избегать по тем же причинам, что и прежде. Такой образ действий Цезаря принуждал Афрания двигаться и располагаться так, как по обстоятельствам ему можно было, вследствие чего он постепенно удалялся от Сикорриса и начал терпеть крайний недостаток в воде, а также и в фураже. Наконец Афраний устроил укрепленный лагерь на горе и, оставив в нем только лагерные караулы, двинулся к Сикоррису, но ему не удалось дойти до него. Долина Сикорриса уже была занята Цезаревою конницей, а легионы Цезаря начали окружать армию Афрания укрепленною линией в виде большой дуги, оконечности которой примыкали к Сикоррису. Эти огромные и трудные работы производились исподволь и грозили совершенна преградить Афранию и подступ к Сикоррису, и движение вдоль его к Илерде. Поэтому Афраний решился наконец двинуться далее к Илерде. У него было 5 старых римских легионов (около 25 тыс.), большое число испанских войск и немного плохой конницы. Он построил легионы свои в 2 линии, а вспомогательные войска – в 3‐й. Цезарь с своей стороны собрал всех своих рабочих и построил свои 5 легионов в 3 линии, из которых в 1‐й было 20 когорт, а во 2‐й и 3‐й – по 15, легкую пехоту – в интервалах легионов, а конницу – по флангам. Обе армии были построены очень близко (не далее 300 шагов) одна от другой. Но и Афраний, и Цезарь, каждый с своей стороны по своим особенным причинам, вовсе не имели в виду вступить в бой, и обе армии, простояв до вечера одна против другой, воротились в свои лагери. Цезарь на другой же день возобновил свои работы.

Недостаток воды подал Афранию мысль отыскать в Сикоррисе брод. Но Цезарь, узнав об этом, усилил отряды вдоль Сикорриса и даже расположил часть легкой пехоты и конницы на противоположном (правом) берегу. Тогда все надежды достигнуть Илерды были решительно отняты у Афрания, а пробиться силой он не решался: войска его совершенно упали духом, терпели во всем крайний недостаток и, вероятно, уже совершенно склонялись на сторону Цезаря. В этом крайне трудном положении Афраний и Петрей были наконец вынуждены решиться на то, чего желал Цезарь, и 9 июня просили у него позволения вступить в личные переговоры с ним. Цезарь согласился, с тем чтобы переговоры были ведены открыто, между двумя армиями. Афраний и Петрей приняли это условие, и первый представил своего сына в заложники.

Во время этих переговоров, которые были слышны ближайшим войскам с обеих сторон, Цезарь объявил, что Афраний исполнил свой долг, подобно тому, как и он, Цезарь, исполнил свой, так как не хотел вступать с ним в бой. Снисходительно выразившись о том случае, когда воины обеих армий сошлись и смешались в своих лагерях, он потребовал только, чтобы армия Помпея была распущена, а Афраний и Петрей удалились из Испании и Галлии, причем объявил, что никого не будет преследовать, и изложил несправедливые поступки Помпея против него и свои справедливые жалобы на то.

Войска Афрания, слышавшие это, остались чрезвычайно довольны великодушием и кротостью Цезаря и громко потребовали, чтобы их немедленно распустили. Вследствие того положено было все туземные, испанские войска распустить тут же немедленно, а остальные – на р. Вар. При этом Цезарь обещал никого не принуждать к службе в своей армии, никому не делать никакого вреда, продовольствовать римские войска до р. Вар и приказал возвратить им все, что у них было отнято его войсками, которым обещал заплатить за это деньгами. Все это произвело такой восторг в войсках Афрания, что они даже избрали Цезаря судьею в своих взаимных несогласиях и спорах, даже с Афранием и Петреем, касательно недоплаченного им жалованья.

Около ¹/₃ войск Афрания были распущены в следующие же два дня (10 и 11 июня). Затем Цезарь послал вперед 2 легиона, а за ними еще 2 так, чтобы они следовали и располагались лагерем недалеко одни от других. Цезарь назначил эти 4 легиона для сопровождения распущенных войск Афрания до р. Вар и для поступления затем в Италии в состав армии, предназначавшейся против Помпея. Легату Калену Цезарь поручил остальные войска свои, а сам лично отправился к р. Вар.

По распущении на р. Вар войск Афрания и Петрея и отправлении прикрывавших их четырех легионов в Италию Цезарь послал легата Кассия с остальными двумя легионами против третьего Помпеева легата Варрона, находившегося в Южной, или Бэтической Испании (нын. Андалузия) и сам лично отправился вслед за Кассием, под прикрытием 600 чел. конницы. Целью его было и Варрона так же принудить положить оружие и таким образом совершенно очистить Испанию от Помпеевых войск, подчинить ее себе и утвердиться в ней. Причины, почему он признал возможным обратиться против Варрона, а не тотчас же против Помпея, без сомнения были вполне основательные и уважительные, основанные на знании характера Помпея и на прозорливом убеждении, что последний не предпримет, как до этих пор не предпринял, никаких решительных действий ни в Италии, ни в Испании и что он, Цезарь, успеет еще порешить и с Варроном, и с Массилией.

Варрон, по словам Цезаря, был человек, склонявшийся то на его сторону, то на сторону Помпея, смотря по тому, которому, с начала войны, по слухам, более благоприятствовало счастье, но, как почти несомненным кажется, гораздо более на сторону Цезаря, нежели Помпея. Узнав от Афрания о трудном, вначале, положении Цезаря при Илерде, он произвел большие наборы войск, усилил 2 легиона свои 30 когортами, собрал большие запасы продовольствия для отправления их в Илерду и Массилию, приказал жителям Гадеса (ныне Cadix) выставить 10 морских судов и построить другие в Испалисе на р. Бэтисе (ныне Sevilla на реке Guadalquivir), велел собрать в Гадесе большие суммы денег и казну Геркулесова храма и поставил в Гадесе гарнизон в 6 когорт. Затем он, по-видимому, решительно явил себя неприязненным Цезарю, обложил всех римских граждан и жителей Южной Испании, расположенных в пользу Цезаря, сильными контрибуциями денег и продовольствия и приготовился к упорной войне, но не в открытом поле, а в Гадесе, где надеялся протянуть войну на долгое время. Но этим все и ограничилось с его стороны, и он не только не подумал помочь Афранию и Петрею при Илерде, но даже не собрал своих войск по приближении Цезаря только с двумя легионами. Поэтому кажется, что Цезарь знал и понимал двусмысленное расположение Варрона и принятые им для виду меры. Он созвал в Кордубу (ныне Cordova) городские власти и земские чины Южной Испании, которые не только исполнили это, но и закрыли вход в свои города и селения войскам Варрона и изгнали гарнизон его из укрепленного замка (цитадели) Кармоны. Варрон поспешил с своими легионами к Гадесу, но на пути туда узнал, что жители этого города, в соглашении с трибунами когорт гарнизона, изгнали военного начальника города и положили передать последний Цезарю. При вести об этом один из двух легионов Варрона, весь состоявший из испанцев, отделился от него и ушел в Испалис (Sevilla). Варрон отступил к городу Италика, но не был впущен туда. Тогда, видя, что все пути были преграждены ему, он дал знать Цезарю, что готов сдать оставшийся легион тому, кого пришлет Цезарь. Последний прислал Секста Цезаря, и тогда Варрон лично отправился в Кордубу, дал Цезарю отчет во всем, что касалось Бэтики (Андалузии), и передал ему все деньги, собранные в ней посредством контрибуций.

Затем Цезарь, великодушным обращением своим на общенародном собрании в Кордубе упрочив за собою расположение к нему целого края, отправился в Гадес, возвратил храму Геркулеса казну его, назначил легата Кассия пропретором Южной Испании, оставил ему 2 своих и 2 Варроновых легиона и отплыл морем на судах, построенных по приказанию Варрона, в Тарракон. Здесь его уже ожидали выборные люди с целой Испании, и он назначил правителем ее Марка Лепида, находившегося в Риме, а затем отправился сухим путем в Нарбон и оттуда к Массилии, и здесь узнал о назначении своем в Риме, по предложению Лепида, диктатором.

24 ноября 50 г. (по юлианскому или нынешнему календарю {выше было уже не раз замечено, что римский, доюлианский календарь опережал юлианский на 80 дней=11 недель и 3 дня = почти 3 месяца, по какому расчету и следует исчислять все военные события этого времени}. Цезарь, перейдя через Рубикон, двинулся в Италию, 16 января 49 г. прибыл к Брундизию, откуда 24 января Помпей отплыл в Эпир. 2 мая Цезарь прибыл к Илерде, а 9 июня Афраний и Петрей и в июле Варрон сдались ему. Таким образом Цезарь в 60 дней завладел всею Италией, в 40 дней заставил Афрания и Петрея сдаться ему, а всего в 2 месяца (май и июнь) покорил всю Испанию. Таковы были результаты 8‐месячных действий его в Италии и Испании. Уже с самых первых шагов своих в Италии он далеко опередил своих противников – Помпея, сенат и аристократию Рима, совершенно расстроил их расчеты и соображения – и между ними, обладавшими всею полнотою власти, не нашлось ни одного, который дерзнул бы вступить в борьбу с Цезарем за Рим и Италию! Вместо того все они удалились или, лучше сказать, бежали в Грецию, а Цезарь, вступив в Рим и обеспечив себе обладание им и Италией – оборонительными мерами против Помпея, двинулся не в Грецию против него, а в Испанию против его легатов. И в 6 месяцев с тех пор Помпей не предпринял против него ни в Италии, ни в Испании решительно ничего! Такого рода бездействие поистине непостижимо, и недаром Цезарь верил в свое счастье. Действительно, оно необыкновенно благоприятствовало ему, ни малейше не умаляя тем, однако, ни искусства, ни славы его действий. Не ему одному, но и всем великим полководцам, как он, счастье всегда более или менее благоприятствовало, но не по влиянию слепого случая, а потому, что с их стороны лично было, между прочим, особенное искусство предугадывать, предусматривать счастье, склонять его на свою сторону, овладевать им, твердо упрочивать его за собою и пользоваться им в полной мере. Все это в точности исполнил и Цезарь, и это заслужило ему достойные честь и славу, какие бы ни были, впрочем, его тайные побуждения, виды и цели. Бездействие Помпея, вследствие слабости и упадка духа его, и пагубное для него влияние того и другого на приверженцев его в Италии и Испании, и особенно на Афрания, Петрея и Варрона, было также счастьем для Цезаря, но счастьем, которым он умел воспользоваться как истинно великий человек. Не Афраний, Петрей и Варрон, но Помпей своим бездействием был виновен в том, что эти три легата его, с семью старыми, лучшими легионами, не могли удержаться против Цезаря в Испании. Могли ли они предположить, что Помпей признает Испанию менее важною для себя, нежели Цезарь? Но и Афраний и Петрей, с своей стороны, были виновны в том, что имели совершенно ложный взгляд на свое и Цезарево относительное положение и не постигли, на что способен был Цезарь, даже в его трудном и почти отчаянном положений при Илерде. Видя его окруженным водою и отрезанным от всего, они думали, что он погибнет, не размыслив, что то был Цезарь, а не какой-либо обыкновенный полководец, и вместо гибели его вскоре увидели самих себя на краю гибели. К этому присоединилось еще известие о морской победе Брута при Массилии – и Помпеевы легаты, совершенно потеряв голову, стали делать только ошибки за ошибками и не умели воспользоваться отличными качествами своих старых и лучших Помпеевых легионов. Цезарю же, в таком относительном положении, стоило только продолжать свой план обходного движения и преимущественно действий своей отличной конницы. И чем далее, тем более Помпеевы легаты считали себя совсем погибшими и даже не помыслили пробиться силой или по крайней мер испытать счастья в бою. В случае неудачи они не могли проиграть более, нежели Цезарь, а в случае победы выиграли бы более него. Но, нерешась ни на то, ни на другое, они все проиграли, и им не осталось ничего более, как предпочесть жизнь поражению или смерть позору.

Словом, Цезарь не упустил ничего, что было самого важного и решительного, но сделал все, что должно было привести к желаемому и предначертанному им концу. Если бы он был сильнее, то осадил бы или обложил бы Илерду, и конец был бы тот же. Но, не имев возможности сделать этого, он остался там, где был, до тех пор, пока Помпеевы легаты не могли более ни продовольствовать себя, ни добывать воду. Счастьем для Цезаря было также и то, что они замедлили свое отступление целыми сутками, но и этим счастьем Цезарь умел превосходно воспользоваться.

Наполеон I по поводу действий на Сикоррисе замечает, что Цезарь победил армию, равносильную его собственной, одним превосходством своего маневрирования, что подобные результаты могут быть приобретаемы только в междоусобных войнах, и наконец что земляные работы, которые Цезарь произвел при Илерде, для отвода воды из Сикорриса, были очень важны. Достижение Цезарем своей цели единственно маневрированием, с постоянным избежанием боя, действительно заслуживает особенного внимания. В древние времена это было большою редкостью и исключением из правила, особенно у римлян – и в войне, и в бою действовать наступательно с целью боя и решительного поражения и даже истребления неприятеля. Но в Испании, как против Афрания и Петрея, так и против Варрона, Цезарь имел целью вовсе не поражение и истребление их войск, а, напротив, сохранение их и очищение ими Испании или переход их на его сторону, и этой цели он вполне достиг одним своим маневрированием. А что касается работ его для отвода воды из Сикорриса, то они принадлежат к числу замечательнейших в этом роде в древности.

Выше было сказано, что Цезарь, прибыв к Массилии, в начале апреля 49 г. (по нын. счислению), приказал обложить ее тремя легионами легата Требония и сделать все нужные приготовления к осаде ее на сухом пути и к построению судов для обложения ее с моря; – сам же, чтобы не терять времени, отправился в Испанию. Было упомянуто о победе Брута на море при Массилии. Здесь же следует изложить вкратце самую осаду Массилии {в комментариях Цезаря она описана очень подробно}, принадлежащую к замечательнейшим в древности и хотя веденную не самим Цезарем, но, без сомнения, по его предначертаниям и указаниям.

Массилия была тогда одним из значительнейших городов на берегах Средиземного моря, по своей обширности, населенности, торговле и богатству. Она была расположена при устьях Родана (Роны), на полуострове между ними. Осада ее могла быть начата Требонием не ранее как в мае 49 г., когда все приготовительные к ней работы были кончены. Требоний повел две атаки против города: одну – между гаванью и верфями, а другую – с противоположной стороны устьев р. Родана, по дороге в Испанию, с целью приблизиться к городской стене. Оборонявшиеся, имея огромное число метательных орудий большего размера, метавших окованные железом бревна в 12 футов длины, пробивали и опрокидывали самые прочные щиты и мантелеты осаждавших. Тогда Требоний приказал прикрыть ходы к городу балками в 2 фута толщины и посредством подвижных крытых ходов и огромного щита (мантелета) строить земляную насыпь. Осажденные противодействовали ему и останавливали его на каждом шагу сильными вылазками и действием из катапульт и баллист. Мужество и упорство их возросли еще более вследствие прибытия Посидия, присланного Помпеем на помощь Массилии, с 16 военными судами, которые были снабжены железными таранами на носу. Посидий атаковал Брута, но был разбит им и потерял 5 судов потопленными и 4 взятыми в плен, а с остальными спасся к берегам Испании.

Между тем Требоний, для прикрытия своих подступов справа, с начала осады устроил у самого контрэскарпа городского рва 4‐угольное укрепление из кирпича. Но впоследствии он приказал построить на его месте 6‐ярусную каменную башню, в 30 футов вышины, превышавшую городскую стену, дабы, не опасаясь более метательных орудий и зажигательных снарядов оборонявшихся, прогнать последних со стены, засыпать ров и подвести таран. Прикрываясь деревянными щитами (мантелетами) и завесами из сырых кож и из сплетенных толстых канатов и поднимая их и кровлю башни по мере возвышения последней, осаждавшие, с необыкновенными искусством, деятельностью и терпением исполнили эту громадную и трудную работу в 3 недели. Снабдив башню бойницами и плоскою крышею (платформою) с зубцами и вооружив ее метательными орудиями и стрелками, они, под прикрытием их, провели через ров насыпь и крытый ход самой прочной, постройки, в 60 футов длины. Тщетно осажденные старались остановить осаждавших, бросая на крытый ход зажигательные снаряды и большие каменья: они безвредно скатывались с покатой крыши из толстых бревен, прикрытых слоем кирпичей и сырыми завесами. А между тем стрелки из башни и с платформы ее поражали осажденных метательным оружием, наносили им величайший вред и наконец совсем прогнали их со стены. Тогда осаждавшие начали делать пролом в стене, которая вскоре и обрушилась. Устрашенные жители Массилии, уже крайне нуждаясь в продовольствии, бросили оружие, вышли из города и просили пощады. Требоний, получивший от Цезаря приказание щадить Массилию, до прибытия его заключил перемирие и дал своим войскам отдых. Но осажденные воспользовались тем и, вероломно напав на осаждавших, сожгли их осадные машины и большею частью разрушили их осадные работы, а на другой день произвели общую, сильную вылазку, но были с большим уроном опрокинуты обратно в город. Требоний немедленно приступил к устройству новых осадных машин и работ и успел в этом в несколько дней, при усердии своих войск, ожесточенных против осажденных. Между тем Цезарь прибыл из Испании, и осажденные, жестоко страдая от голода и заразительных болезней и совершенно упав духом, наконец сдались (в августе 49 г., после 5‐месячных обложения и осады {Наполеон I говорит, что Цезарь перешел через Рубикон в июле 49 года, завладел Италией в августе, Испанией и Массилией в октябре, а в ноябре был в Риме диктатором. Но счисление времени Гишаром вернее и служило руководством, в настоящем изложении… Впрочем, вообще следует сказать, что времясчисление у Цезаря и древних писателей очень неопределенно, а у новейших различно, но Гишарово, как сказано, вероятнее всех.}, а начальствовавший в Массилии Домиций успел спастись морем. Цезарь говорит, что он поступил с Массилией милостиво более из уважения к древней славе ее, нежели потому, чтобы она заслуживала того. Но жителей ее он обезоружил, отнял у них флот и казну их, поставил в Массилию 2 легиона, остальные послал в Италию, а сам отправился в Рим.

В это время в Африке случилось одно событие, невыгодное и неприятное для Цезаря. Выше было сказано, что он, после отплытия Помпея в Грецию, послал, между прочим, Куриона с тремя Помпеевыми легионами, стоявшими в Корфинии и перешедшими на сторону его, Цезаря, в Сицилию, в звании пропретора, с тем чтобы он переправился в Африку, где Аттий Вар начальствовал армией Помпея. Курион, презирая, по словам Цезаря, военные силы Помпея в Африке, переправился в нее только с 2 легионами и 500 чел. конницы, высадился близ одного места, которое Цезарь называет Аквиларией, имел несколько удачных дел в окрестностях Утики и уже собирался осадить этот город, когда мавританский царь Юба с сильным вспомогательным войском прибыл на помощь Аттию Вару. Курион двинулся навстречу Юбе и, поверив ложным слухам, что его самого не было при отряде, посланном им на помощь Утике, атаковал этот отряд. Но вслед за последним шел сам Юба с главными силами, и хотя Курион сначала опрокинул и разбил неприятельскую конницу, но затем был подавлен превосходными силами Юбы, разбит наголову и сам убит, а из армии его только немногие могли спастись морем в Сицилию. Курион сам был виною своего поражения, сделав много грубых ошибок, из которых последнею и главною была та, что вместо расположения в старом лагере Сципиона при Утике и выжидания в нем прибытия еще двух легионов из Сицилии, как он хотел того первоначально, послушался ложных слухов о движении против него только одного отряда Юбы и, не удостоверясь в справедливости этих слухов, опрометчиво двинулся против него. Но, наткнувшись на главные, превосходные числом силы Юбы, он погиб с войском своим жертвою своей опрометчивости, которую Цезарь называет «юношескою пылкостью, предприимчивым духом и счастьем дотоле Куриона». Но даже и наткнувшись на Юбу, Курион мог бы дать другой оборот делу, если бы действовал обдуманнее и разумнее. Как бы то ни было, поражение его, в то самое время, когда Цезарь, покорив Испанию и Массилию, собирался переправиться в Грецию, было и невыгодно, и неприятно для последнего.