Текст книги "Юлий Цезарь. В походах и битвах"

Прибыв в Рим, Цезарь в качестве диктатора созвал общее собрание для обычных выборов и был избран, вместе с П. Сервилием, в консулы. Но 11 дней спустя он сложил с себя сан диктатора, сохранив только консульское звание, и отправился в Брундизий. Здесь он нашел уже собранною свою армию в составе 12 легионов (от 50 до 60 т. чел.) легионной пехоты, не считая конницы и легкой пехоты. {Числительная сила каждого Цезарева легиона и всей его армии не может быть точно определена. Два новонабранные легиона были, без сомнения, комплектны (до 5 и может быть 6 т. чел.), но 10 старых, напротив, более или менее некомплектны, особенно 4, бывшие в Галлии и Испании. Если принять среднюю силу всех легионов в 4 т., то легионной пехоты долженствовало быть около 50 т. чел., с конницей и легкой пехотой может быть около 55 т.} Но для переправы их морем в Грецию было слишком мало перевозных судов, именно только на 20 т. чел. пехоты и 600 чел. конницы. Цезарь в комментариях говорит, что он посадил на суда 7 легионов, в каком случае они долженствовали быть очень слабы. Говоря, что судов было недостаточно, Цезарь ни слова не упоминает о причине того. Это тем удивительнее, что еще за 9 месяцев перед тем, в конце января 49 г., он приказал собрать в Брундизии как можно более военных и особенно перевозных судов, и вообще всегда очень заботился о всех потребностях, необходимых для войск и военных действий.

В Брундизии Цезарь старался вдохнуть в свои войска тот же дух, который одушевлял его самого, и, вероятно, успел в этом. Войска его состояли большею частью из старых ветеранов совершивших с ним походы в Галлии, а некоторые и в Испании. Они хорошо знали, понимали, любили и высоко уважали его, вполне доверяли и были преданы ему и под его предводительством одержали многие и важные победы. Цезарь, с своей стороны, вполне доверял им, как и себе, и наконец, 5 ноября 49 г., с половиною своей армии (как сказано выше – 7 легионами, в числе 20 т. чел. пехоты и 600 чел. конницы), сел на перевозные суда и вышел из Брундизии в море.

Между тем Помпей целых 9 месяцев (с февраля до ноября) оставался в полном и совершенном бездействии в Греции, только собирая в ней значительные, сухопутные и морские, военные силы. И он успел собрать их в таком числе, что они много превосходили силы Цезаря. Имев по прибытии в Эпир только 5 легионов, теперь он имел их уже 9 римских, комплектных, и ожидал еще двух, которые Метелл Сципион вел ему из Сирии. Кроме того у Помпея было 3 т. стрелков, 1200 пращников, 7 т. чел. конницы и, как кажется, много вспомогательных войск. Некоторые писатели исчисляют силу его армии в 90 т. войск, большая же часть согласна лишь в том, что Помпей во всех родах войск был гораздо сильнее Цезаря. А что касается флота, то в этом отношении он решительно превосходил Цезаря, потому что собрал из Греции, Азии и Египта до 500 судов и сверх того велел строить новые. Военно-морские силы Помпея стояли во всех приморских гаванях Греции и находились под главным начальством Бибула, стоявшего с 110 большими судами на якоре при о. Керкире (ныне Корфу). Помпей собрал также значительные суммы денег в Малой Азии, Сирии и от союзных владетелей и учредил большие склады продовольствия в Фессалии, Азии, Египте и других странах. Словом, у него не было недостатка ни в силах, ни в средствах для энергического ведения войны против Цезаря и для того, чтобы исторгнуть у него власть. Но сам Помпей – тот, который, в былое время, всегда и всех побеждал, торжествовал три триумфа и, по словам Плутарха, победил все три части света, имел характер гораздо более мягкий или менее твердый, нежели Цезарев, от природы и рождения был предан роскоши, изнеженности, чувственным наслаждениям и при непомерных гордости и честолюбии имел слабую волю, легко подчинялся чужому влиянию и впадал в душевные слабость и бессилие. В это время в особенности в нем и тени не было прежнего Помпея и едва можно было узнать победителя трех частей света. А между тем он, владея Грецией, Малой Азией, Сирией, Египтом и Африкой, располагая огромными военными силами и средствами, окруженный знатнейшими римлянами и инородцами, и даже царями и иными владетельными лицами, сам походил более на царя, нежели на диктатора римского, и гордой самоуверенности его не было предела, но – только до той минуты, пока перед ним не встал лицом к лицу, как грозный призрак, страшный противник – Цезарь. С этой минуты все изменилось и быстро пошло к развязке.

Девять месяцев и даже (с 50 г.) более года оставаясь в совершенном военном бездействии, пренебрегши заранее приготовиться к самоохранепию и защите и исторгнуть у Цезаря Италию и Испанию, убежденный, что никакая сила не одолеет его огромных сил и средств, он деятельно занимался только обучением своих войск, сам лично, в его лета (58) подавая им, по словам Плутарха, пример, и пешим, и на коне, с мечом и с полукопьем. Но, при такой телесной деятельности он не обнаруживал ни малейшей деятельности душевной и составил себе самое ложное понятие о своем положении, не помышляя даже, что верховным властителем Римской республики мог быть только тот, кто владел Италией и особенно Римом, но не тот, кто малодушно покинул их и бежал из них. Вследствие всего этого и план войны, составленный им, был совершенно неверный: вместо того чтобы, пользуясь превосходством своих сил и господством на море, снова завоевать Италию и Рим, он положил ограничиться чистою обороной в Греции и вести войну по способу Фабия, избегая боя и отрезывая Цезарю средства продовольствования.

Но Цезарь смотрел на свое положение иначе и гораздо вернее: с самого начала придавая себе вид, что обнажил меч единственно за справедливость своего дела, он твердо и неуклонно, самым энергическим образом шел к своей цели. Вполне обеспечив себя с тыла в Галлии, Испании и Италии, он намерен был действовать против Помпея самым – решительным наступательным образом до тех пор, пока оружием не решит дела – в свою пользу, в чем вполне утверждали его и внутреннее чувство личного превосходства своего над Помпеем, и вера в свое счастье.

Отплыв из Брундузия 5 ноября 49 г., Цезарь на другой день благополучно высадился в ущельях горы Химеры, Акроцераунского горного хребта, к югу от Диррахия (ныне Дураццо), в Эпире. Замечательно, что Цезарь высадился у местности, носившей название Палесты или Фарсалии, как будто в предзнаменование того места, где позже судьба должна была решить между ним и Помпеем! Переезд его морем и высадка произведены были совершенно беспрепятственно со стороны флота и войск Помпея: Цезарь не встретил ни одного неприятельского корабля в море и ни малейшего отряда неприятельских войск на месте высадки – таковы были небрежность Помпея и счастье Цезаря! Это одно уже означало, что Помпей, имея большой флот, господствуя на море и ожидая переправы Цезаря из Брундизии, не принял мер для недопущения его к берегам Греции. Бибул с 110 судами стоял у о. Корциры (Керкиры), а двое подчиненных ему начальников эскадр в 18 судов, Лукреций Веспилло и Минуций Руф, стояли на якоре при Орике (Oricum, н. Орко), от семи до 14 верст от Палесты, но в морском заливе за островком, откуда не могли наблюдать за берегами. Цезарь говорит, что Лукреций и Минуций не отважились атаковать его флот, что Бибул не мог выйти в море, потому что кормчие его были в отсутствии, и что Помпей узнал о высадке его, Цезаря, только из посланного к нему последним нового предложения личных переговоров (см. ниже). Такова была непростительная оплошность Помпея и начальников его флота, которая мало обещала для Помпея, но много для Цезаря.

Как только все войска последнего были высажены на берег, Цезарь тотчас же послал все суда назад в Брундизий, для перевозки остальных войск. Тогда только явился на море Бибул и, напав на пустые суда Цезаря, встреченные противным ветром, 30 из них взял и сжег со всеми находившимися на них людьми. Только тогда также вздумал он наблюдать за всеми гаванями Иллирии и Эпира, от Салоны (ныне Салона близ Спалатро) до Орика. В то же время Помпеев военачальник Октавий пытался лишить Цезаря Салоны и осадил этот город, но был отражен пятикратными сильными вылазками жителей. И это также доказывает, как небрежно были соблюдаемы внутренний порядок и охранная служба в войсках Помпея.

Предложение личных переговоров, сделанное Цезарем Помпею искренно и с добрым намерением, прежде нежели решить дело войною, состояло в том, чтобы обоим им сложить оружие и предоставить решение несогласий между ними сенату и народу римским. Цезарь послал к Помпею с этим предложением Помнеева легата Вибуллия Руфа, взятого в плен и отпущенного на свободу в Корфиние и потом вторично взятого в плен в Испании. Вибуллий отправился поспешно к Помпею, но нашел его далеко в Македонии. Помпей, от него впервые узнав о высадке Цезаря, поспешил в Аполлонию, при устье р. Апса (ныне в Албании), где находились зимние квартиры его войск.

Цезарь же двинулся в самый день высадки (6 ноября) к Орику. Македонский гарнизон Помпея в нем отказался впустить Цезаря, но жители отворили последнему ворота, а гарнизон сдался. Отсюда Цезарь двинулся к Аполлонии, где произошло то же: жители были за Цезаря, а Помпеев гарнизон отступил. Примеру Аполлонии последовали все города Эпира и покорились Цезарю.

Помпей, узнав об этом на пути к Аполлонии, поспешил в Диррахий. Но еще прежде нежели он прибыл туда, в армии его, при вести о прибытии Цезаря, распространился такой страх, что многие воины бросили оружие и бежали в Эпир и окрестные места. Наконец Помпей прибыл в Диррахий и занял при нем укрепленный лагерь. Свидетельством страха и колебания в Помпеевой армии может служить и то, что Лабиен первый, а за ним все легаты, трибуны, центурионы и наконец рядовые воины принесли присягу в верности Помпею, что бы ни произошло. Если бы не было опасности и страха, то они не принесли бы такой присяги.

Цезарь, узнав, что Помпей занял лагерь при Диррахии, расположил свои войска также в лагере впереди Аполлонии, на левом берегу р. Апса, дабы прикрыть этим город и край в тылу его и выждать тут прибытия из Италии остальных войск своих.

Тогда Помпей расположился лагерем против Цезаря, на правом берегу р. Апса, и приказал всем своим войскам присоединиться к нему. Он так превосходил Цезаря в это время в силах, что мог и должен был бы действовать всеми способами самым решительным наступательным образом. Но вместо того он целых два месяца (ноябрь и декабрь 49 г.) провел в совершенном бездействии, как будто ему, а не Цезарю угрожала опасность. Самый простой расчет требовал, чтобы он воспользовался таким благоприятным и выгодным для него положением, когда у Цезаря была еще только половина его армии, а другую флот Помпея мог и должен был бы не допустить до переправы из Брундизия и высадки на берега Эпира, частью обложив берега Италии и Эпира, частью же крейсируя между ними. А на сухом пути Помпей в то же время мог и должен был бы оттеснить Цезаря от берегов Эпира внутрь страны. Но он ничего этого не сделал и продолжал оставаться в бездействии.

Между тем Цезарев легат Кален в Брундизии посадил остальные войска на суда, но не мог выйти в море, потому что Бибул стоял в гавани Орика и блокировал берега Эпира. Но как берега эти были заняты Цезарем и Бибулу невозможно было добывать на них ни воды, ни дров, о запасе которых он, видно, не подумал ранее, то он и прибегнул к хитрости. Он послал сказать легатам Цезаря в Орике, что имел сообщить Цезарю лично очень важные сведения и потому просил перемирия, на что легаты Цезаря и согласились необдуманно. Но Цезарь, прибыв лично в Орик, угадал хитрость Бибула и отказал в перемирии. Вскоре после того Бибул заболел и умер, но на место его никто не был назначен, и каждый отдельный начальник Помпеева флота стал действовать самостоятельно, и, следовательно, в действиях этого флота, к счастью Цезаря, единства было еще менее, нежели прежде.

При этом случае Цезарь замечает, что на предложение его, переданное Вибуллием, Помпей отвечал последнему: «Какую же цену имели бы для него, Помпея, и Рим, и жизнь, если бы он был обязан ими великодушию Цезаря? И можно ли было бы искоренить такое мнение, если бы он, Помпей, воротился в Италию, не окончив войны с честью?» – Цезарь говорит, что узнал об этом ответе только по окончании войны, ему же он сообщен не был, и потому предложение его осталось без последствий. Был и другой случай, свидетельствовавший о крайнем ожесточении людей, окружавших Помпея и руководивших его действиями. Цезарь, не получая от Помпея ответа, хотел воспользоваться для переговоров нередкими разговорами военачальников обеих армий, близко стоявших одна против другой, и поручил это своему легату Ватанию. Последний, переговариваясь с Лабиеном, вдруг был осыпан стрелами, а Лабиен громко провозгласил: «Довольно! Не будет мира, пока нам не принесут головы Цезаря!»

Между тем Либон, один из частных начальников Помпеева флота, занял один островок при входе в гавань Брундизия и тем запер последнюю. Затем он не только пошел навстречу нескольким судам, шедшим из гавани, но и последовал за ними во внутренность ее, где был окружен и обращен в бегство, потеряв 5 больших судов. Таким образом гавань Брундизия была снова открыта.

Цезарь, со своей стороны, уже ранее совершил с одним легионом предприятие (экспедицию) к Бутронту (Buthrontum, н. Бутринто) и окрестным берегам напротив о. Керкиры, для сбора продовольствия. Но зима уже близилась к концу (в феврале 48 г.), а войск из Брундизия все еще не было. Поэтому Цезарь приказал своим легатам в Брундизии при первом попутном ветре непременно выйти в море со всеми войсками и высадиться у Аполлонии, у берегов которой Помпеевы суда не стояли на якоре и не крейсировали в море. Но, в нетерпении своем, не считая этого достаточным, он решился сам ехать в Брундизий на 12‐весельной лодке. Кормчий ее, видя сильное волнение, побоялся пуститься в небольшой лодке в открытое море. Тогда Цезарь сказал ему следующие достопамятные слова: «Чего боишься? Ты везешь Цезаря и его счастье». {По-гречески: «τόλμα καί δέδιθι μηδέν Καίσαρα φέρεις καί τήν τού Καίσαρος τύχην συμπλέουσαν», а по-латыни: «quid timeas? Caesarem vehis et suam fortunam». Цезарь сказал эти слова греческому кормчему, без сомнения, по-гречески, отлично владея греческим языком.} Однако он не мог исполнить своего намерения и воротился в Аполлонию, где все были в большом беспокойстве о нем.

Он замечает, и Плутарх говорит тоже, что войска его в Брундизии настоятельно просили своих начальников скорее отправить их в Эпир. И наконец уже в марте 48 г. (5 месяцев спустя после высадки Цезаря в Эпире), легаты М. Антоний и Кален с войсками при попутном ветре сели на суда и благополучно вышли в море, переправились через него и на другой день уже были в виду берегов Аполлонии и Диррахия. Это побудило начальника Помпеевой эскадры в гавани Диррахия, Копония, выйти в море и на всех парусах преследовать десант Цезаря. Между тем ветер усилился и принудил этот десант войти в гавань Нимфея. Здесь он был укрыт от западного ветра, но не от южного, и потому, при поднимавшейся буре, находился в опасном положении. Но и тут, как нарочно, к счастью Цезаря, ветер вдруг перешел с юга на запад – и Копоний, в свою очередь, подвергся большой опасности: буря рассеяла его суда и 16 из них выбросила на берег. Те из людей их, которые успели спастись, были взяты в плен, но потом отпущены Цезарем.

Таким образом 3 старые и 1 новый легион и 800 чел. конницы (всего примерно около 20 т. войск) наконец высадились на берегах Эпира, в виду обеих армий. Теперь дело было в том, чтобы Цезарю соединиться с ними, а Помпею помешать тому и напасть на десант Цезаря. А потому обе армии вышли из своих лагерей, Помпеева – ночью, а Цезарева – днем, но первая – прямо к месту высадки десанта, а Цезарева – большим обходом вверх по р. Аису, для перехода через него вброд. Антоний между тем занял город Лисс (Lissus, н. Алессио), к сев. от Диррахия и р. Дрина, и известил о том Цезаря. Помпей легко мог предупредить Цезаря и напасть на Антония, но остановился на ночь до утра. Антоний же, узнав о том, сообщил это Цезарю, а сам не выходил из своего лагеря. На 4‐й день после высадки Цезарь благополучно соединился с Антонием. Помпей тотчас же отступил к Аспарагию на р. Генузе (Genusus), в окрестностях Диррахия, занял там лагерь на выгодной местности и таким образом ничего не сделал вовремя и упустил удобный случай разбить Антония отдельно, или по крайней мере помешать ему соединиться с Цезарем. Изложенные здесь действия могут служить новым доказательством, до какой степени устарел Помпей, если и не телесно, то душевно, в отношении к воле и энергии, а с другой стороны – как счастье Цезаря на каждом шагу благоприятствовало ему, а он пользовался им. Помпей, при всем превосходстве своем в силах, все еще считал себя не довольно сильным против Цезаря и приказал своему легату Сципиону идти из Македонии на присоединение к нему. Цезарь же с своей стороны, напротив, положил воспользоваться соединением с Антонием, для того чтобы привлечь на свою сторону соседственные области Греции. Из Фессалии, Этолии и Македонии к нему прибыли уже депутации с уверениями в преданности и готовности служить ему, если он только даст им несколько войск. Поэтому, присоединив к себе 1 легион из Орика и с соседних берегов моря, Цезарь отрядил легата Кассия Лонгина с 1 новым легионом и 200 чел. конницы в Фессалию, легата Кальвизия Сабина с 5 когортами и частью конницы в Этолию, а легата Кн. Домиция с 2 старыми легионами и 500 чел. конницы в Македонию, с приказанием принять там меры для продовольствования армии. После отряжения этих войск у Цезаря было только одним легионом более, нежели до соединения с Антонием (т. е. 8 легионов) и, несмотря на то, он замыслил отрезать Помпея от Греции и притеснить его у Диррахия к берегу моря.

Из отряженных им легатов Кальвизий в Этолии был хорошо принят жителями, вытеснил Помпеевы войска и занял всю Этолию. Кассий нашел жителей Фессалии разделенными на две партии, одну – в пользу Цезаря, а другую – Помпея, и следовательно все-таки находился в краю, не враждебном Цезарю. Наконец Домиций в Македонии был также хорошо принят, но узнал, что Сципион шел против него с 2 легионами Помпея. Приблизясь к нему уже мили на 4 (5 ½ верст)., Сципион вдруг обратился против Кассия в Фессалию и, чтоб идти налегке и скорее, оставил все свои тяжести на р. Галиакмон, изливавшейся в Фессалоникийский залив, под прикрытием 8 когорт под начальством Фавония, которому приказал укрепиться. В то же время перед лагерем Кассия появилась конница царя Котиса (Cotys), часто наездничавшая на границах Фессалии. Кассий принял ее за конницу Сципиона и, считая себя слишком слабым против последнего, отступил в горы между Фессалией и Эпиром и направился к городу Амбракии (ныне Арта). Сципион следовал неотступно за ним, как вдруг получил от Фавония известие, что Домиций идет против него со всеми своими войсками, против которых ему, Фавонию, нельзя было удержаться. Поэтому Сципион немедленно обратился назад, и передовой отряд его приблизился к Фавонию в одно время с передовым отрядом Домиция. Сципион и Домиций стояли два дня один против другого, на обоих берегах Галиакмона. На 3‐й день Сципион перешел через реку вброд и предложил Домицию бой. Домиций не отказался от него и приблизился к лагерю Сципиона. Однако боя не произошло и ночью Сципион перешел обратно за реку. Затем и он, и Домиций старались обмануть один другого хитростями и завлечь в засады, но из этого ничего не произошло решительного, хотя успех, кажется, был более на стороне Домиция. В этом положении обе стороны оставались еще некоторое время.

Между тем Цезарь, присоединив к себе легион из Орика, оставил там легата Ацилия с тремя когортами, для охранения города, гавани и судов в ней. Сын Помпея, Гней Помпей, с эскадрой египетского флота атаковал гавань Орика, взял 4 судна, сжег остальные и, оставив Лелия для обложения гавани, обратился к Лиссу, сжег 30 перевозных судов, оставленных там Антонием, атаковал, хотя и тщетно, город и затем ушел опять в море. Эти действия Гнея Помпея изобличают предприимчивость, которая не всем военачальникам Помпея была свойственна, и потому заслуживают внимания. Потеря судов для Цезаря была если и не важна, то все-таки неприятна.