Текст книги "Юлий Цезарь. В походах и битвах"

{Число и месяц, в которые произошло сражение при Фарсале, и число войск в нем у Помпея и Цезаря, показываются у древних писателей очень неопределенно, а у новейших – различно. Некоторые из последних показывают, что сражение это произошло 20 июля, а общее число войск с обеих сторон доводят даже до 300–400 т. чел., но почти все согласны в том, что легионной пехоты было у Помпея 110, а у Цезаря – 3 легиона и 82 когорты и что вспомогательных войск у обоих, особенно у Помпея, было очень много. Здесь время и число войск показаны по Гишару, комментарии которого на комментарии Цезаря признаются лучшими в критическом отношении.}

У Помпея было 110 когорт легионной пехоты (11 легионов = около 47 т. чел.), 7 т. чел. конницы римской и вспомогательной и много вспомогательных пеших и конных войск, всего примерно 90 т. челов. У Цезаря было 3 легиона и 82 когорты = 22 т. чел. легионной пехоты, только 1 т. чел. конницы и вспомогательные пешие и конные войска, но в меньшем числе, нежели у Помпея, всего же примерно от 42 до 43 т. войск. Общее число войск с той и с другой стороны в точности неизвестно, достоверно только то, что Помпей был почти вдвое сильнее, а Цезарь вдвое слабее числом войск. Непонятно, каким образом Цезарь, двинувшийся от Диррахия с 10 легионами и соединившийся с 2 легионами и 500 чел. конницы Домиция имел при Фарсале только 3 легиона и 82 когорты. В том или другом должна быть какая-нибудь ошибка, но в чем и отчего – решить трудно.

Лагери Помпея и Цезаря были расположены на высотах правой стороны р. Энипея, первый – правым, а второй – левым фасом к этой реке. Между обоими лагерями простиралась обширная равнина. Сойдя на нее (29 июня), Цезарь построил свою армию в боевой порядок в 3 линии, поставив храбрые, но сильно пострадавшие под Диррахием, 10‐й легион, под начальством Суллы – на оконечности правого фланга, 8‐й и 9-й, соединенные вместе, под начальством Антония – на левом фланге, в центре же – 80 когорт под начальством Домиция. 6 отборных когорт, взятых из 3‐й линии, он поставил в виде резерва за правым крылом, дабы усилить и подкрепить его и предохранить от атаки Помпеевой конницы с открытой стороны равнины. Всю свою малочисленную конницу он усилил котортами лучшей своей пехоты, которые расположил между отделениями конницы, говоря, что таким способом 1 т. чел. его конницы могли смело противодействовать семи тыс. чел. Помпеевой. 2 когорты были оставлены в лагере. {Наполеон I говорит, что у Помпея было 110 когорт = 45 т. римских войск в строю, а у Цезаря – 30 т. римских войск, из которых 8‐й, 9‐й и 10‐й легионы он поставил на правом крыле, 80 когорт – в центре, по одной когорте из каждого легиона 3‐й линии – за правым крылом позади конницы, и 2 когорты оставил в лагере, что составляло бы всего, считая по 10 когорт в легионе, 172 когорты, соответствовавшие 17 легионам с лишком. Но это неверно.} Цезарь объехал все войска, ободрил и одушевил их краткою речью, заметил 6 когортам правого крыла, что от них будет зависеть решение судьбы боя, советовал, при действиях против изнеженных римских всадников, наносить им удары в лицо, дабы скорее обратить их в бегство, и затем сам стал на правом фланге.

Помпей также, выйдя из своего лагеря и спустясь на равнину, построил свою армию в три линии: на левом крыле, под личным своим начальством – 1‐й и 3‐й легионы, переданные ему в 50 г. Цезарем по постановлению сената, в середине – 2 сирийские легиона Сципиона, а на правом крыле, к реке Энипею – 1 киликийский легион и надежные испанские когорты под начальством Афрания, приведшего их из Испании. 2 т. ветеранов-волонтеров были распределены вдоль всей линии. Вся конница была помещена на левом фланге. 7 когорт были оставлены в лагере. Всем войскам Помпей приказал выжидать неприятеля, стоя на месте, и тогда только ударить на него, когда он совершенно приблизится к ним, в неизбежном, при наступлении, расстройстве. 1‐е линии обеих армий стояли очень близко одна от другой (не более 250–300 шагов).

Цезарь первый двинул свою армию вперед; но старые и опытные легионы его, увидав, что Помпеевы войска стояли неподвижно на месте, сами остановились на близком расстоянии от них, перевели дух, устроились в рядах и, разом бросив в неприятеля свои полукопья (pilum), стремительно ударили в мечи. В это самое время вся конница Помпея, имея за собою стрелков и пращников, двинулась вперед, оттеснила находившуюся против нее конницу Цезаря и заездом направо хотела ударить во фланг правофланговой пехоте Цезаря. Но 6 резервных когорт, сделав перемену фронта направо, атаковали ее так неожиданно и с такою силой, что вся конница Помпея пришла в расстройство и беспорядок, была опрокинута и обратилась в бегство до самых высот, на которых был расположен лагерь Помпея. Находившиеся за нею стрелки и пращники были истреблены, и 6 резервных когорт, захождением налево, ударили во фланг и в тыл 1‐го и 3‐го левофланговых легионов Помпея, а 3‐я линия Цезаря подкрепила атаку 1‐й и 2‐й линий с фронта и 6 резервных когорт во фланг и в тыл. Тогда армия Помпея, не в силах будучи противостоять сильной атаке армии Цезаря с фронта, во фланг и в тыл, обратилась в бегство к своему лагерю. Сам Помпей бросился туда же и, приказав семи когортам в лагере упорно оборонять его, сам до того, потерял голову, что впал в совершенное оцепенение и ничем не распоряжался. Цезарь же живо и сильно преследовал бежавших и, несмотря на зной и утомление войск своих (бой продолжался с утра до полудня), побуждал их немедленно идти на приступ Помпеева лагеря. С радостным криком бросились они в ров и на вал, опрокинули и разбили храбро и упорно сражавшиеся когорты и фракийские вспомогательные войска Помпея и взяли лагерь его приступом. Помпей в ужасе немедленно сбросил с себя все внешние знаки своего достоинства и в простой одежде раба ускакал в Лариссу. Остатки разбитой армии его собрались на близлежавших высотах, но, увидав движение Цезаревых войск против них с трех сторон, бросились далее по дороге в Лариссу. Тогда Цезарь одну часть своей армии оставил во взятом лагере Помпея, другую отослал назад в свой лагерь, а третью (4 легиона) двинул вслед за бежавшими. Последние собрались на одной высоте, но к ночи были обложены на ней укрепленною линией Цезаря и на рассвете следующего дня положили оружие, на коленях прося у Цезаря пощады жизни их. Цезарь не только даровал им оную, но и успокоил их и приказал своим войскам не делать им ни малейшего вреда и ничего не отнимать у них. Затем, притянув к себе легионы, оставленные в лагере Помпея, а находившиеся при нем отослав на их место, он быстро двинулся с конницею, за которою следовали легионы, к Лариссе (отстоявшей от Фарсала примерно в 3 рим. милях, или 4 верстах с лишком).

Удивительным, даже невероятным кажется, что весь урон Цезаря, по его словам, простирался только до 30 центурионов и 200 рядовых воинов! Урон же Помпеевой армии простирался, по словам Цезаря, до 15 т. чел. убитыми и ранеными и 24 тыс. чел. взятыми в плен; остальные затем войска Помпея рассеялись во все стороны. Сверх того 9 орлов и 180 знамен были трофеями Цезаря.

Таков был исход знаменитого сражения при Фарсале, в котором Цезарь одержал решительнейшую из всех своих побед. Он с видимым удовольствием замечает в своих записках, что предположение его о пользе действий 4‐й линии (или 6 резервных когорт) оправдалось и что эти войска проложили путь к победе. Это совершенно верно, потому что это распоряжение Цезаря было во всех отношениях превосходное. Однако успех его был облегчен, во‐первых, тем, что многочисленная конница Помпея, на которую он возлагал всю свою надежду, не только не исполнила своего долга, но сразу постыдно обратила тыл и бежала, а во‐вторых, тем, что она вовсе не ожидала атаки 6 резервных когорт Цезаря против нее и была сама атакована ими не только с фронта, но и во фланг и в тыл. Все это было так неожиданно для нее и притом так скоро, что она совершенно растерялась и со страху бросилась бежать.

По взятии приступом Помпеева лагеря Цезаревы войска нашли в нем свидетельства полнейших беспечности, роскоши и изнеженности Помпеевой армии, и особенно начальников ее, и несомненной уверенности их в победе. А между тем они постоянно укоряли в роскоши и изнеженности Цезареву армию, которая, напротив, так часто терпела крайний недостаток даже в самом необходимом и мужественно перенесла необыкновенные лишения и труды.

Помпей недолго оставался в Лариссе, но в сопровождении небольшого числа окружавших его лиц бежал далее, день и ночь, до берега моря, где сел на перевозное судно, нагруженное хлебом, и поспешно отправился к Амфиполю. Но и здесь он оставался недолго: сделал только некоторые распоряжения, вероятно, более для того, чтобы скрыть по возможности долее свое бегство, занял у своих приверженцев денег и, узнав о приближении Цезаря, снова пустился в море. Но его уже нигде не хотели принимать; однако он собрал еще несколько судов, войск и денег и, наконец, прибыл к Пелузию, на границе Египта, в то самое время, когда несовершеннолетний египетский царь Птолемей Дионисий, сын умершего в 51 г. царя Птолемея XI Авлета, стоял здесь с армиею против старшей сестры своей Клеопатры, собравшей на границах Сирии и Египта войско и шедшей на него войною за обладание египетским престолом. Евнух Потин, в звании опекуна Птолемея Дионисия, захвативши власть в свои руки, вероломно воспользовался доверчивостью Помпея, просившего убежища в Египте, коварно заманил его к себе и велел умертвить его, дабы этим приобрести благоволение к себе и к молодому царю победителя Помпея – Цезаря.

Между тем последний из Лариссы быстро двинулся со всею своею конницей вслед за Помпеем, дабы не допустить его собрать новую армию и даже захватить его самого. За конницею он приказал следовать одному легиону. Вскоре, догадываясь или узнав, что Помпей бежал в Египет, он сел с 800 ч. конницы и двумя легионами (всего не более 3 т. чел.) на 10 родосских и несколько малоазиатских судов и отправился в Александрию. Едва он прибыл туда и вступил на берег, как ему поднесена была отрубленная голова Помпея. При виде ее он не мог удержаться от слез, и хотя был не из чувствительных людей, однако слезы его несправедливо приписываются лицемерию. Он был бы совершенно бесчувственным, если бы при виде головы Помпея не был растроган воспоминанием о прежних отношениях своих к нему, несчастною судьбою его и сознанием непрочности земного величия.

В Александрии он не встретил, однако, радушного приема: египетские войска Птолемея были недовольны его прибытием, и даже несколько человек из его войск были убиты ими. Войск же этих у Цезаря было очень немного: Цезарь объясняет это тем, что рассчитывал на предшествовавшую ему славу победителя и на личную безопасность свою везде, куда бы он ни обратился. Тем не менее ему нужно было иметь более войск, и он сделал распоряжение о призвании из Малой Азии нескольких легионов, составленных из остатков армии Помпея.

Казалось бы, что со смертью Помпея война была кончена и Цезарь мог и должен был бы тотчас же возвратиться в Грецию и оттуда в Рим, где присутствие его было необходимо. Прежде всего нужно было устроить и упрочить дела в Риме, а потом уже в Египте, если бы обстоятельства потребовали и позволили то. Но Цезарь захотел, прежде нежели воротиться в Рим, устроить дела в Египте, решив спор между Клеопатрой и Птолемеем Дионисием и надеясь успеть в этом в непродолжительном времени. Но он обманулся в своих ожиданиях и на целые 5 месяцев был вовлечен в так называемую Александрийскую войну (см. ниже) и удержан ею и другими обстоятельствами в Египте.

Между тем, как он действовал в Греции, в двух других местах он претерпел неудачи. Начальник одной Помпеевой эскадры, Лэлий, явился перед Брундизием, овладел островом перед гаванью и учредил блокаду последней. Другая Помпеева эскадра, под начальством Кассия, приплыла к городу Мессене (ныне Мессина) в Сицилии, сожгла в ней 30 Цезаревых судов и 5 других поблизости, и удалилась не прежде, как по распространении вести о победе при Фарсале.

Рассмотрение действий Цезаря и Помпея в Греции приводит к следующим заключениям и замечаниям.

Целью с обеих сторон было одоление и низложение противника силою оружия и достижение единоличной верховной власти в Риме. Неоднократные же попытки Цезаря прийти к соглашению с Помпеем следует понимать не иначе как в смысле особенной политики первого иметь видимую справедливость на своей стороне. Не для того же он поднял оружие и возбудил междоусобную войну, чтобы разделить с Помпеем власть и учредить дуумвират. Невозможно это было для того, который сказал, что «предпочитает лучше быть первым в деревне, нежели вторым в Риме». Да и не к этой цели стремился он постоянно и неуклонно с самых молодых лет своих.

Но средства, употребленные с обеих сторон для достижения этой цели, были существенно различны. Со стороны Цезаря в этом отношении видны необыкновенные дальновидность и основательность, настойчивость и последовательность, мудрость и сила всех соображений и действий. Восемь лет (58–51) готовил он себе надежные орудие и основание действий для предначертанной им в уме своем войны, долженствовавшей решить между ним и Помпеем. И он приобрел их в превосходной степени – как в 10-легионной, победоносной армии своей, закаленной в трудах и боях, вполне преданной и доверенной ему, готовой на все под его предводительством, так и в покоренной им Галлии, которая должна была и могла служить ему первым и отличным основанием действий против Италии и Испании.

Но Помпей, в своем усыплении, не принял заранее никаких мер противодействия. Обладая, за исключением областей Цезаря (трех Галлий и Иллирии), всею территорией и морями республики, со всеми ее военными силами и средствами, он как будто ни во что не вменял вероятного восстания Цезаря против него войною. Возлагая особенные надежды на свои области – Испанию и Африку – и находившиеся в них войска, он не подумал об усилении и утверждении своем в Италии и Риме и как будто забыл, что они составляли средоточие республики и что кто владел ими, тот владел и ею. Быстрый ход дел и переход Цезаря через Рубикон застигли его совершенно врасплох и сразу доказали, что он пережил себя и свою славу и уже был не тот Помпей, что прежде. Первым чувством его был страх, первым действием – бегство из Рима в Капую и наконец в Брундизий, для того чтобы оттуда бежать в Грецию, дабы там собраться с силами и противостать Цезарю. Все это нельзя даже назвать неблагоразумием, но следует признать чистым безумием. Без боя уступать Цезарю Италию и Рим и как побежденному постыдно, бежать в Грецию значило уже уступать Цезарю половину победы.

Цезарь, в 60 дней почти без боя завладев Италией и Римом и за неимением флота не могший тотчас следовать за Помпеем в Грецию, а в тылу за собою не хотев оставлять Испании и легионов Помпея в ней, обеспечил себя оборонительными против последнего мерами вдоль восточных берегов Италии в смело двинулся в Испанию. В 2 месяца заставил он покориться себе и легатов Помпея в Испании, и всю Испанию, и Массилию, и тогда уже, имея твердым и надежным основанием действий не одну Галлию, но и Испанию, и Италию, переправился морем в Эпир, но, за недостатком судов, только с частью своей армии и подвергаясь опасности быть разбитым на море или бурею, или флотом Помпея. Пять месяцев затем оставался он на берегах Эпира против превосходных сил Помпея, которые легко могли подавить его, и лишь по прошествии этого времени успел соединиться с Антонием и остальною частью своей армии. В этом он явил и веру в свое счастье, которое действительно помогло ему, и силу своей воли, но не явил надлежащего, со стороны такого великого полководца, равновесия ума и воли. Переправу его морем в Грецию, с частями своей армии, в продолжение 5 месяцев, нельзя назвать ни благоразумной, ни безошибочной, но следует признать слишком смелой и даже отважной до неблагоразумия. – «12 легионов, которые Цезарь собрал при Брундизии, – говорит Наполеон I, – пришли из Испании, Галлии и с берегов р. Пада (По), поэтому кажется, что ему лучше было бы направить их чрез Иллирию в Македонию; из Плаценции не было пересечения двух путей и расстояние одинаково для достижения Эпира; армия его пришла бы туда вся вместе; ему не нужно было бы переправляться морем – важное препятствие, которое едва не сделалось гибельным для него против превосходного числом флота». – И это безусловно верно и неоспоримо. «Правда, – прибавляет Наполеон I, – что мореплавание было тогда в детстве: суда не могли плавать по ветру и крейсировать, и должны были запасаться на берегах водою, дровами и продовольствием». Следовательно – выгоды и невыгоды были равные с обеих сторон. Наполеон I осуждает действия Помпея до соединения Цезаря с Антонием, а Цезаревы – с этого времени до отступления от Диррахия. «Помпей, – говорит он, – с такою сильною армиею не должен был позволять Цезарю 5 месяцев держать его, Помпея, как бы в осадном положении. а действия Цезаря, по соединении его с Антонием, т. е. обложение Помпея, он называет крайне отважными иди дерзкими (téméraires), «за что, – прибавил Наполеон, – он и был наказан. Как мог он надеяться с успехом держаться на протяжении обширной контрвалационной линии своей, окружая армию Помпея, занимавшую центральное положение и имевшую в тылу свободное море? После громадных работ он потерпел неудачу, был разбит, потерял лучшие войска свои и был принужден покинуть поле сражения. Помпей же удовольствовался только тем, что противопоставил обширной контрвалационной линии его менее обширную циркумвалационную, и действительно, мог ли он поступить иначе, не желая вступать в бой? – Но ему следовало лучше и больше воспользоваться боем при Диррахии: в этот день он мог бы доставить республике победу». – Некоторые новейшие военные писатели, безусловные и восторженные восхвалители всего, что ни делал Цезарь, не порицают, а только удивляются необыкновенной смелости переправы его морем в Эпир и обложения им Помпея при Диррахии. Но мнение Наполеона I, гораздо вернее такого увлечения, и несомненно, что Цезарь в этих двух случаях уже слишком положился на свое счастье и явил более силы воли, нежели силы ума или благоразумия, иначе – сделал большие ошибки, за которые, как справедливо говорит Наполеон I, и был наказан.

Касательно огромных фортификационных работ Цезаря при Диррахии Наполеон I говорит, что, при тогдашнем белом (холодном оружии) и метательном оружии, они вполне достигали цели, которой не достигли бы в наше время. Лопата и кирка, прибавляет он, были в то время столько же нужны воину, сколько щит и меч. Генерал Лоссау (Ideale der Kriegführung etc.) говорит, что, из всех действий Цезаря в Греции, особенного внимания заслуживают два момента: соображений его при Диррахии и решимости его при Фарсале. В отношении к первым, «странным кажется, – говорит Лоссау, – что такой полководец, как Цезарь, в том относительном положении, в котором находились он и Помпей, положил и надеялся одолеть последнего, не боем а только обложением укрепленною линией. Но это было чрезвычайно трудно для него с армиею, недостаточною для занятия и обороны слишком обширной линии, в которой он нигде не был достаточно силен. Поэтому неудача и поражение его были несчастьем для его армии, но счастьем для него самого, потому с ложного пути вывели его на истинный. Счастьем для него было также и то, что против него был Помпей, постоянно избегавший боя и лишь случайно разбивший частью сил часть армии Цезаря на одном пункте его линии, тогда как легко мог с главными силами прорвать ее на любом пункте и нанести Цезарю сильное и даже решительное поражение». В отношении же к решимости Цезаря вступить в бой с Помпеем при Фарсале, генерал Лоссау говорит, что с 24 мая – дня боя при Диррахии, до 29 июня – дня сражения при Фарсале {по счислению Гишара, не согласному, впрочем, с счислением Наполеона I и других новейших писателей, которые сражение при Фарсале означают произошедшим 20 июля по юлианскому календарю, почему бой при Диррахии приходится 15 июня} эта решимость Цезаря имела достаточно времени созреть, но, несмотря на то, заслуживает полного одобрения, потому что не всякий полководец решится, в первую благоприятную минуту, с слабейшею армиею атаковать сильнейшую, даже предводимую таким нерешительным человеком, каким показал себя Помпей. Решимость эта была очень важна для Цезаря, потому что с нею сопряжено было решение вопроса, быть или не быть ему, Цезарю. Теперь он уже ясно видел конечную цель свою и необходимость решительно устремиться к ней. Тут была необходима необыкновенная сила воли, а такой человек, как Цезарь, недостатка в ней не имел и в этом случае вполне проявил ее, а остальное предоставил своему счастью. Соображения же ума становились уже вспомогательными, но второстепенными средствами. Словом, из рассуждений генерала Лоссау об этом предмете следует, что Цезарь, в этом случае, как Александр В., Ганнибал и все великие полководцы в подобных случаях, явил перевес силы воли над силою ума и принятую решимость поставил выше всех побочных соображений, соединенных с недоумением, сомнением, колебанием и т. п. Эта решимость, по замечанию генерала Лоссау, и наставила Цезаря на истинный путь, по которому он и пошел уже с величайшею энергией. Став при Метрополе, он ждал Помпея, дабы сначала маневрировать против него и потом в благоприятную минуту атаковать. Но Помпей сам двинулся против него, и тогда Цезарь, приближаясь к нему, стал вызывать его на бой, на который Помпей наконец и решился и который и произошел при Фарсале так, как было описано выше. В этом сражении со стороны Цезаря особенного внимания заслуживают 1) назначение и расположение 6 резервных когорт и 2) совершенно своевременно поданный Цезарем сигнал к атаке ими Помпеевой конницы, что и решило победу. Вообще, заключает генерал Лоссау, способ воззрения Цезаря, его прозорливость, решимость и деятельность в течении всего времени от боя при Диррахии до и после сражения при Фарсале – являются неоспоримо и в полном блеске. Точно такой же характер имело и быстрое, неутомимое преследование Цезарем Помпея до самого Египта. Касательно урона обеих сторон при Фарсале Наполеон I замечает, что он, как и вообще во всех сражениях древних времен, очень понятен, также по свойству тогдашнего белого и метательного оружия. Армии в древности требовали состава из людей, хорошо обученных телесным упражнениям, а те армии, которые состояли из старых и опытных в этом войск, всегда имели преимущество. При Фарсале обе армии состояли из римских и вспомогательных войск, но Цезаревы войска свыклись с войною на севере, а Помпеевы – на юге.

Помпей, в сражении при Фарсале, явил непостижимые самонадеянность, непредусмотрительность и, когда конница его, главная надежда его, была опрокинута и бежала, упадок духа, почти лишивший его рассудка. «Он горько жаловался потом, – замечает генерал Лоссау, – что так был обманут в своих надеждах и что те, на кого он более всего надеялся (разумея конницу, в которой были знатнейшие римляне), изменили ему и предались бегству. Но он сам был виною того, ошибочно распорядившись атакой своей конницы и – главное – сам потеряв голову и покинув в армию, тогда как должен был и мог бы еще употребить все до последней крайности для того, чтобы предотвратить или по крайней мере уменьшить свое поражение».

Жалкая смерть его внушила Наполеону I следующие слова, служащие характеристикою продолжительного и замечательного, государственного и военного поприща этого человека: «Так погиб великий Помпей, 58 лет от роду, 35 лет исправлявший высшие должности республики. Он совершил 17 военных походов: в 83, 82, 77, 49, 48 годах против римлян марианской и Цезаревой партий; в 81 г. в Африке, в 76, 75, 74, 73, 72 и 71 гг. в Испании; в 67 г. против морских разбойников; в 65, 64 и 63 гг. против Митридата; он восторжествовал (т. е. был удостоен триумфов) в 81 г. над Африкой, в 71 г. над Испанией и в 61 г. над Азией; он три раза был консулом, в 70 и 55 гг. вместе с Крассом, а в 52 г. с Метеллом Сципионом; Помпей, которого более всех любили римляне и назвали его Великим, когда ему было еще только 26 лет от роду».

И этот человек, в борьбе с Цезарем о власти, ниспал на такую низкую степень, какая была изображена выше и привела его к жалкой погибели!

В заключение остается привести то, что Наполеон I замечает касательно времени действий в Греции. «Поход Цезаря в ней, – говорит он, – соделавший последнего властелином мира, продолжался 10 месяцев, считая с половины октября до сражения при Фарсале в июле (т. е. по юлианскому календарю или по старому стилю), один месяц после жатвы. Помпей был убит в конце сентября (то был месяц его рождения), 1 месяц или 6 недель после сражения. Историки сообщают мало сведений о числах и времени событий; известно только, что Антоний соединился с Цезарем в конце зимы, т. е. в марте {правильнее – в феврале} или, по тогдашнему римскому календарю, в мае, что, пока обе армии находились при Диррахие, жатва созревала, следовательно, это было в июне по нашему календарю или в конце сентября по тогдашнему римскому».