Текст книги "Юлий Цезарь. В походах и битвах"

Полиорцетика

В дополнение к тому, что о полиорцетике у римлян было сказано, следует упомянуть только о тех особенностях, которые относятся к ней во время войны Цезаря в Галлии.

Как вообще у римлян, так и у Цезаря в Галлии усматриваются 3 способа овладения укрепленными городами или иными пунктами: обложение (obsidio), взятие открытою силой (oppugnatio repentina) и осада (oppugnatio).

Замечательнейшим обложением во время войны Цезаря в Галлии было, без сомнения, обложение им Алезии, описанное выше. Он избрал для взятия Алезии обложение, потому что особенное местное положение этого города представляло большие затруднения и даже препятствия для правильной осады. По тем же причинам и тем же способом он хотел овладеть и Герговией, но обложению ее воспрепятствовали меры, принятые Верцингеториксом, а именно крепкое расположение его с своим войском возле Герговии.

Открытою силой Цезарь взял несколько городов в Галлии, а осадою, соединенною с обложением – город Веллаунодун и др. Но свойства местности вокруг Аварика не позволили Цезарю обложить этот город, и он взял его, после трудной осады, открытою силой.

Средством для обложения служила циркумвалационная линия (circumvallatio), состоявшая из сомкнутых укреплений (castella), соединенных прямыми укрепленными линиями, за которыми к стороне поля устраивалось несколько укрепленных лагерей для войск, облегавших город. Все эти укрепления бывали тем значительнее и сильнее, чем сильнее был неприятельский гарнизон и чем относительно слабее были блокадные войска. Самых больших размеров работы этого рода были при обложении Цезарем Алезии.

Если следовало ожидать нападения неприятеля со стороны открытого поля, то фронтом к нему устроивалась другая линия, подобная первой, но длиннее нее. Ныне первую принято называть контрвалационною, а вторую – циркумвалационною, но Цезарь не употреблял этого различия в названии их.

Сомкнутые укрепления (castella) были занимаемы сильными гарнизонами и обеспечиваемы полевыми караулами, а ночью – и особенными постами (пикетами), и снабжаемы всем нужным для дневных и ночных сигналов, на случай нападения неприятеля на какую-либо часть линий.

Главным средством для взятия города открытою силой служил всход на стены (эскалада) посредством штурмовых лестниц, при пособии также крытых таранов (musculi) для разбития тяжелых и разрушения верхних частей стен, после предварительной засыпки рвов землею, хворостом, дерном и пр. Под прикрытием стрелков и пращников легионная пехота несколькими колоннами в разных пунктах подступала к стенам и на одном из них производила решительный приступ и эскаладу, занимала стену и вал и отворяла ближайшие ворота для впуска других войск.

Главным же средством для взятия городов правильною осадой была земляная насыпь (agger), закладываемая вне действия метательного оружия и постепенно присыпаемая спереди и сверху, по направлению к городу, до вышины, равной вышине городских стен, а иногда и превышавшей ее. По доведении насыпи под разного рода прикрытиями работ, до самых городских стен войска сходили на них и брали вал, ворота и весь город приступом. Вышина насыпи иногда была очень значительная, при Аварике – до 80 рим. футов. Длина обыкновенно превышала полет метательных– снарядов со стен и считалась не ближе 400–500 футов от городских стен. Толщина сверху долженствовала быть достаточною для построения штурмовых колонн, шириною примерно в протяжение фронта одной манипулы, с излишком с обеих сторон, всего футов в 50. Нижняя же толщина могла быть лишь немного значительнее, футов в 70 и даже в 60. При Аварике она показана у Цезаря в 330 футов, но это, должно быть, или позднейшая описка, или относится к длине насыпи.

Все осадные работы имели преимущественною целью устройство насыпи. Сюда принадлежали по порядку: 1) уравнение земли под подошву насыпи, под прикрытием черепах (testudines) разного вида и устройства; 2) насыпка земли, под прикрытием, сверх черепах, крытых ходов (vineae musculi), щитов (plutei) и т. п.; 3) обстреливание городских стен стрелками и пращниками или и подвижными деревянными башнями (turres ambulatoriae) разной величины; 4) крытые ходы (vineae, musculi) как к насыпи, так и к городским стенам, для прикрытия рабочих и подвоза земли и разного рода материалов, и наконец 5) стенобитные орудия (terebrae) разных вида, величины и устройства для произведения проломов в стенах (впрочем, в Галлии нигде не усматривается употребления тарана, aries). Таковы были вообще нормальные осадные работы, но они разнообразились более или менее, смотря по обстоятельствам, свойствам городов, их стен, окружавшей их местности и особенно – по личным соображениям и искусству полководца. Иногда, впрочем, в виде исключения (как, например, при осаде города или крепости адуатуков), когда к городу вела постепенно возвышавшаяся местность, насыпь вначале устраивали весьма высокую, а потом вели ее горизонтально и на верхней площади ее устраивали и придвигали к стене крытую подвижную башню. При Укселлодуне на насыпи была также устроена такого рода башня, но она не подвозилась к стене, а служила только для обстреливания источника или ключа, из которого жители города добывали воду. Вообще башни служили преимущественно для этой последней цели, т. е. для обстреливания. На каждую насыпь обыкновенно рассчитывалось по одной башне, но при Аварике было их две, по одной с каждой стороны.

Нормальный ход правильной осады вообще был следующий: 1) прежде всего избирался, посредством предварительной рекогносцировки, один, а иногда и два или более фронтов города для атаки, смотря по обстоятельствам, свойствам местности и проч.; 2) сообразно с тем были располагаемы, вне метательного оружия, на известных расстояниях, в укрепленных лагерях, осадные войска; 3) сбор, поднос и подвоз всех нужных для осадных работ, земляных, деревянных, каменных и др. материалов; 4) устройство разного рода искусственных прикрытий (щитов, крытых ходов и башен и пр.); 5) устройство контрвалационной, а иногда и циркумвалационной линий; 6) устройство земляных, продольных и поперечных крытых ходов к городу; 7) устройство насыпи (agger), как и всех вообще работ в кругу действия неприятельского метательного оружия – легионерными войсками, между тем как вне его работали другие войска и преимущественно окрестные жители, и 8) устройство башен, одновременное с устройством насыпи. Когда все эти работы были довершены и насыпь доведена до городской стены, тогда войска строились к приступу и производили его под прикрытием сильного метательного действия стрелков и пращников из крытых ходов и башен или и при содействии ложных приступов на одном, двух или более других пунктов. Но приступ с насыпи производился, кажется, довольно редко, только в исключительных обстоятельствах. Аварик взял Цезарь посредством внезапного, во время сильного дождя, открытого нападения и, вероятно, эскалады по лестницам, доведя насыпь почти до городской стены и довольно удачно отразив сильную вылазку из города.

Заключение. Цезарь, армия и противники его, характер и результаты войны в Галлии

Таковы были вообще тактические устройство и образ движений и действий римских войск, полевая фортификация и полиорцетика у них – в войне Цезаря в Галлии, и личные стратегические действия его в ней. Они могут дать понятие об образе и искусстве ведения им этой войны, и о личном искусстве его в ней как полководца, и о свойствах его войск и противников, и о характере всей вообще войны в Галлии.

Несправедливая в военно-политическом отношении, она заслуживает особенного внимания в стратегическом, как военно-практическая школа Цезаря и его войск, в которой он развил свои высокие природные военные дарования и уже достиг степени великого полководца, а армия его – так же разнообразно развила свои военные и боевые способности и особенно нравственные силы, усовершенствовалась во всякого рода военных движениях и действиях и, под предводительством его, вполне ему покорная и преданная, явилась готовым и могущественнейшим военно-политическим орудием в его руках.

Как начинавший свое военное поприще и учившийся ведению войны, притом большой, трудной, опасной и чрезвычайно важной для него, Цезарь не чужд был многих ошибок в ней. Но все они послужили на пользу ему и его войскам, и их далеко превосходили, и в количестве, и особенно в качестве, искусные соображения, движения и действия Цезаря, в 8 лет превознесшие его на степень первостепенного великого полководца, уже вполне уверенного в себе и создавшего себе из войны в Галлии прочные и надежные основание для дальнейших своих действий и ступень для будущих своих успехов – с личными своими политическими целями. И превосходство его в этой войне одинаково во всех военных отношениях – и в управлении, и в начальствовании войсками, и в тактическом, и в фортификационном, и в полиорцетическом, и в стратегическом, и особенно в нравственном, т. е. нравственного влияния и на свои войска, и на своих неприятелей.

Об армии его в Галлии невозможно отзываться иначе как с чувствами истинного удивления и глубокого уважения. Она, во всем своем составе – высших и низших частных начальников и рядовых воинов, всеми своими отличными военными качествами: тактическим устройством, способностью к движениям и действиям всякого рода, сносливостью в трудах и лишениях, стойкостью и храбростью в боях, мужеством и преданностью, уважением и доверием к своему любимому полководцу – подлинно была образцовою, в эти смутные времена Рима, уже крайне развращенного во всех отношениях! И таково было могущественное влияние Цезаря на свои войска, что не только римские легионерные, но и другие, всякого рода и племени, и галльские, и германские, и иные, не уступали легионерным в означенных выше отличных качествах, преданности и доверии к Цезарю. И прав он был, говоря, что с такими войсками можно было все небо перевернуть!

Противников его, галлов, германцев и британцев, и вождей их – Верцингеторикса, Ариовиста, Кассивелауна – по всей справедливости, нельзя не признать достойными его. Напрасно некоторые новейшие военные писатели отзываются о них с пренебрежением и даже с презрением, которых не обнаруживал к ним и сам Цезарь. Пусть они были полудикие или и дикие народы (галлов же нельзя назвать даже и полудикими), но они и их действия заслуживают полного уважения. Народы искони свободные и независимые, выше всего ценившие свою свободу и независимость, они мужественно, храбро, не щадя ничего, упорно воевали за них и за свой родной край, против всесветных римских завоевателей, которых все опасались и еще более ненавидели. И естественные, возвышенные побуждения их, при всем несовершенстве военного искусства с их стороны, далеко превосходили в этом отношении личные, своекорыстные побуждения Цезаря (а не его армии, бывшей только послушным орудием его), при всем превосходстве его военных дарований и искусства.

Этими двумя противоположными отношениями можно определить и общий характер, и общие результаты войны в Галлии. Естественное и законно-справедливое, сильное нравственное одушевление галлов и небольшой части германцев и британцев, при необыкновенном напряжении их материальных и нравственных сил, но при одной грубой силе, не руководимой ни единством, ни согласием, ни правильным искусством, неминуемо должно было, рано или поздно, уступить столь же необыкновенным напряжению сил и нравственному одушевлению такой отлично устроенной армии, какова была римская, руководимая таким первостепенным полководцем, как Цезарь, и таким высоким искусством, каким обладал и какое проявил он в войне завоевательной, но несправедливой с его стороны и оборонительной, но справедливой с другой.

Конечными же результатами ее были покорение Галлии власти Рима и особенно – превознесение в могуществе и славе того, который предпринял и совершил этот подвиг и приобрел как этим, так и в отличной армии своей, средства, необходимые ему для приобретения верховной власти в Риме и в целой Римской республике, доживавшей последние дни свои, согласно с тайными замыслами Цезаря.

Глава V
Третья римская междоусобная война Цезаря с Помпеем и его партией (49–45 гг. до P. Х.)

Причины войны; политическое и стратегическое положение обеих противных сторон, Цезаря и Помпея

Намерения Цезаря исполнились: он образовал себе независимую и грозную силу, а положение дел в Риме и римских владениях доставило ему удобный случай употребить ее.

Восемь лет ведя войну в Галлии, он не упускал, однако, из виду Рима, но зорко следил за всем происходившим в нем и деятельно действовал там чрез посредство приверженцев своих, особенно трибуна Клодия, а потом трибуна и знаменитого оратора Куриона. Вожди сената Катон и Цицерон были удалены из Рима, первый – для обращения о. Кипра в римскую провинцию, второй – в ссылку в Македонию. Это было сделано по влиянию Цезаря, еще до отправления его в Галлию – для прочного утверждения власти триумвиров. Но по удалении Цезаря в 58 году в Галлию Помпей и Красс увидели, что такого отважного демагога, как Клодий, невозможно было употреблять как орудие единственно честолюбия Цезаря. И потому Помпей, для собственного самоохранения, вызвал Цицерона из ссылки, хотя лишь после жестоких смут и беспорядков, возбужденных по этому поводу в Риме трибуном Милоном. Однако влияние Клодия было мало ослаблено тем, так что Помпей, для прекращения беспорядков и восстановления своей популярности, заставил назначить себя префектом продовольствия (praefectus annonae), или интендантом республики.

Но отсутствовавший Цезарь умел поддерживать такую деятельность своих приверженцев в Риме, что Помпей и Красс, завидуя ему, помышляли только о поддержании своего влияния приобретением таких же уступок, какие были сделаны Цезарю. Однако на этот раз согласие между триумвирами стараниями Красса было еще сохранено и обеспечено в 56 г. уговором между ними в Лукке, по которому Цезарю было продолжено его управление еще на 5 лет (56–51 г.), с 8 легионами, а Помпею и Крассу было обеспечено консульство на 55 г. и после того управление Испанией – первому и Сирией – последнему.

В 55 г. Помпей и Красс достигли своих целей, но только после новых и жестоких смут и беспорядков в Риме, за обладание – тем или другим – Форумом (Forum) в Риме, в чем Катон, уже воротившийся с о. Кипра, оказал со своими приверженцами сильное сопротивление обоим.

В 54 г. Красс, желая, подобно Цезарю, образовать себе в Сирии опытное и преданное ему войско, положил открыть войну с парфянами, царем которых в это время был Ород I, или Арзак XIV. Но Красс встретил со стороны парфян не одну только храбрость, но и совершенно новый для римских войск образ ведения войны. В 53 г. он проник за Евфрат, но, послушавшись изменников, двинулся на равнины, где парфянская конница действовала так искусно и нанесла римской армии такой урон, что Красс был принужден предпринять отступление. Но это еще более увеличило трудность, опасность и вред движенья его армии, так что наконец Красс вступил в переговоры. Во время этих переговоров и происшедших притом беспорядков между парфянами Красс был убит, а армия его частью истреблена, частью взята в плен, так что из 100 т. войск ее едва 10 т. под предводительством Кассия воротились в Сирию. Парфяне же заняли всю Мессопотамию, вторглись в Сирию и с этого времени вступили в войну с римлянами, продолжавшуюся очень долго и кончившуюся только с падением их царства (в 226 г. по P. X.).

Красс при жизни своей поддерживал еще согласие между Цезарем и Помпеем и при всяком случае препятствовал соперничеству между ними. Но, по смерти его, в 53 году триумвират в Риме превратился уже в дуумвират, и Цезарь и Помпей стали лицом к лицу. И между тем, как Цезарь действовал лично, постоянно деятельно, и политикой, и оружием, и происками, и кознями, и подкупами, Помпей управлял своими провинциями чрез посредство своих легатов, сам же оставался в Риме и, среди продолжавшихся в нем и поддерживаемых самим Помпеем смут и беспорядков, наконец, после сильного мятежа, происшедшего вследствие убиения Клодия Милоном – орудием Помпея, заставил признать себя, несмотря на сопротивление Катона, единственным консулом, почти с диктаторскою властью.

Вскоре и последняя, родственная связь между Цезарем и Помпеем была прервана смертью дочери первого и жены последнего, Юлии, браком Помпея с Корнелией, дочерью Метелла Сципиона, важнейшего из сенаторов и заклятого врага Цезаря, и влиянием Корнелии на Помпея. Аристократия, в надежде на Помпея, начала действовать смелее и всячески искала случаев к разрыву между Помпеем. и Цезарем. Не размыслив, что последний уже давно и долго готовился к тому, она составляла одно за другим сильные постановления против него и сама дала ему повод принять вид несправедливо притесненного в своих правах и защитника закона и народа.

В 52 г., после 7‐месячного консульства. Помпей назначил товарищем себе, другим консулом, тестя своего, Метелла Сципиона, и заставил продлить срок своего управления в Испании и Африке еще на 5 лет (52–47).

Тогда уже междоусобная воина сделалась неизбежною, тем более, что не только Помпей и Цезарь, но и приверженцы их желали ее. Приближение срока управления Цезаря должно было решить ее. Хотя с обеих сторон и были делаемы попытки к сближению и соглашению, но только потому, что каждая сторона хотела избежать почина в войне. А между тем как Цезарь продолжал деятельно действовать, полагаясь только на собственные силы и средства и избегая вида незаконного захвата власти, а показывая, что он только защитник народа от врагов его, Помпей, напротив, в своей непомерной уверенности в себе и в своей диктаторской власти пренебрегал всем необходимым для собственной защиты.

Началом явных несогласий между ним и Цезарем послужило требование последним, в 52 году, назначения его, в отсутствие, консулом. Значительными подкупами, особенно трибуна Куриона, Цезарь еще более увеличил число своих приверженцев в Риме. В 51 г. Курион внушил ему мысль – отказаться от своего управления и согласиться на назначение ему преемника, но с тем чтобы и Помпей сделал то же самое. Этим Курион дал делам Цезаря самый выгодный для него оборот. Следствием этого были обоюдные предложения, которые с обеих сторон были, однако, только притворными, пока наконец сенат не произвел решительного разрыва.

7 января 49 г. он издал постановление, в силу которого Цезарь был обязан к назначенному дню сложить с себя начальствование войском и уехать из армии, под опасением быть объявлену врагом республики. Тщетно трибуны М. Антоний и Кв. Кассий, приверженцы Цезаря, восстали против этого: на них не обратили внимания и даже предложили Помпею начальствование над двумя легионами (1 Помпея и 15 Цезаря), назначенными в Сирию и удержанными в Риме. Тогда трибуны М. Антоний, Кв. Кассий и др., защищавшие дело Цезаря, бежали к нему в Равенну, где он находился тогда с одним 13-м легионом и с 300 ч. конницы, и это бегство их придало партии его вид законности и необыкновенную популярность.

Тогда уже Цезарю не оставалось ничего более, как или покориться и погибнуть бесплодно для республики и для самого себя, или восстать с оружием в руках против Помпея, сената и аристократов, в защиту республики, законов ее и прав народа. Так как все зависело от быстроты и внезапности действий, то Цезарь послал другим своим легионам приказание поспешно идти в Италию, а сам, выйдя к 13‐му легиону, произнес перед ним речь, на которую легион восторженно отвечал готовностью защищать оскорбленных: полководца своего и народных трибунов. Цезарь прежде всего положил внезапно овладеть городом Ариминием (Rimini), назначил для того отряд войск, передал начальствование войсками Гортензию, с нужными приказаниями, а сам целый день показывался публично в Равенне, присутствовал на бое гладиаторов и вечер провел в веселом обществе. Но поздно ввечеру он тайно сел в наемную повозку и окольными путями поехал к Ариминию. На следующее утро, прибыв к речке Рубикону (ныне Fiumicino), он нашел уже там 13‐й легион и 300 ч. конницы и, прежде нежели подать знак к переходу через Рубикон, по свидетельству Плутарха, задумался и поколебался в виду того важного шага, который предпринимал… Но это колебание для такого человека, как Цезарь, и в тех обстоятельствах, в которых он находился, было лишь мгновенное – и с словами: alea jacta est! (жребий брошен!) подал знак к переходу – и началу междоусобной войны…

Далеко несоразмерны были силы, средства и способы с обеих сторон в это время. У Цезаря были только 12 его легионов и собственные средства и способы, и вовсе не было флота. У Помпея же в полной власти находились не только его легионы в Испании и Африке, но и все остальные вооруженные силы, сухопутные и морские, и все военные средства и способы республики в Италии, Греции и на Востоке. Цезарь господствовал только в трех Галлиях (Цизальпинской, Нарбонской и только что покоренной Трансальпинской) и в Иллирии, а Помпей – во всей остальной, обширной территории республики в Европе, Африке и Азии. Вид защиты свободы республики от самовластия одного лица был одинаково и на стороне Цезаря, и на стороне Помпея; но Цезарь стоял одинок, имея за себя только своих приверженцев и подвластный народ, а Помпей – сенат, всю аристократию и первейших людей республики, занимавших высшие и почетнейшие должности. Но что значили все эти преимущества Помпея перед далеко превосходившими их другого рода преимуществами Цезаря! Последний войною в Галлии доказал, что он был необыкновенный человек и великий полководец. У него было только 12 легионов, но, под его предводительством, победоносных, непобедимых, закаленных в трудах и боях, восторженно преданных своему императору (Imperator – так уже давно называли римские войска своих полководцев) и на все готовых за него. Да и не все они еще были при нем (как объяснено ниже). Но, как все великие полководцы, он сам лично стоил целой армии! Слава его уже приводила в восторг всех римских воинов и граждан, а имя его наводило страх на его врагов. Ему стоило только явиться в Италии – и войска, и народ несомненно стали бы на его сторону, а враги его, власть имевшие, с Помпеем во главе, рассеялись бы в ужасе, предоставив ему и и власть, и силы, и средства, и способы республики, по крайней мере в Италии, а это было главное. Являясь защитником республики, ее законов и народа, он имел бы на своей стороне полное законное право, громадную силу нравственную. Наконец – он действовал сам, лично, с необыкновенными умом и энергией и был совершенно свободен в своих действиях, никому не подчиняясь, но повелевая всеми, под влиянием его слепо повиновавшимися ему. Помпей же, напротив, имел за себя лишь меньшинство – сенат и аристократию, хотя и знатные, и сильные, и богатые, но против себя большинство – народ и партию его и Цезареву. Да и самый сенат и аристократия, окружавшая Помпея, были скорее несчастьем, нежели силой для него. С их побуждениями, видами и мнениями необходимо было ему вполне сообразоваться и невозможно было действовать совершенно свободно, по своим усмотрениям и воле. К тому же сенат, аристократия и приверженцы Помпея, враги Цезаря, были до того ослеплены своею силой и слабостью Цезаря, что нимало не сомневались в своей победе и, пренебрегши заблаговременными мерами собственной защиты, в решительную минуту – перехода Цезаря через Рубикон – были захвачены совершенно врасплох.

Итак, без сомнения, материальный перевес был на стороне Помпея, но перевес нравственный, значительно превосходивший его – решительно на стороне Цезаря.

В заключение следует сказать несколько слов о числе легионов у Цезаря в Галлии перед началом междоусобной войны. Выше уже было сказано, что при назначении своем в 59 г. консулом он получил 3 легиона и вслед за тем еще 1, итого 4. Вступая вслед за гельветами в Галлию, он набрал еще 2 легиона в Цизальпинской Галлии и позже, постепенно, еще 7, да Помпей (когда они были еще в добрых отношениях) прислал ему из Италии 1 легион (1‐й). Таким образом у Цезаря были сначала 4, потом 6, 8, 10, 12 и наконец 14 легионов (средним числом по 5 т. – 70 т.) во всех провинциях под его управлением, из них 12 (60 т.) в 51–50 гг. находились в Галлии по ту сторону Альп, а в Цизальпинской Галлии и в Иллирии 2 легиона (10 т.), из которых 15‐й – в Равенне. По окончании войны в Галлии сенат постановил, чтобы Помпей и Цезарь дали каждый по 1 легиону для отправления их в Сирию против парфян. Исполняя это, Цезарь отослал в Рим 1‐й легион Помпея и 15‐й свой, а на место последнего отправил в Равенну 13‐й, и затем у него осталось 12 легионов (60 т.). Но когда взаимные отношения между ним и Помпеем стали враждебными, 1‐й и 15‐й легионы вовсе не были отправлены в Сирию, а были удержаны в Риме, и оказалось, что это было лишь коварною хитростью сената и аристократов с целью ослабить армию Цезаря и усилить собственную. Но эта хитрость вовсе не достигла цели, потому что 1‐й и 15‐й легионы были вполне преданы Цезарю и, при вступлении его в Италию, первые перешли бы на его сторону.