Текст книги "Юлий Цезарь. В походах и битвах"

Восстановив спокойствие в Риме, укомплектовав старые легионы и набрав несколько новых, Цезарь приказал нанять и снарядить в гаванях Италии перевозные суда, двинул войска к сборному пункту – Лилибею в Сицилии, откуда до мыса Меркурия (ныне Бон) в Африке было около 24 миль (около 34 верст) и куда он и сам прибыл 30 сентября 47 г. В нетерпении скорее посадить войска на суда он приказал тотчас посадить на них находившийся в Лилибее новонабранный легион с 600 чел. конницы. А для того чтобы иметь личный надзор за этим и показать, какую особенную цену он придавал тому, хотя ветер был противный и вообще время года для мореплавания было не совсем благоприятное, он приказал разбить свою ставку у самого края моря и не позволял никому сходить с судов на берег.

Между тем каждый день подходили и военные и перевозные суда и легионы, и когда Цезарь собрал и посадил на суда 6 легионов и 2 т. конницы, то приказал им плыть вперед к острову Апониана (ныне Favagnana), одному из Эгатских, и ждать там прибытия других судов из всех гаваней Сицилии. Затем, дав претору Сицилии нужные приказания о перевозе остальных войск, он сам отправился 8 октября к о. Апониана и оттуда со всеми судами и войсками на них прямо к мысу Меркурию. Переезд туда не был благополучен: осенние равноденственные противные ветры рассеяли флот Цезаря до такой степени, что он потерял из виду почти все перевозные суда и сохранил при себе только несколько военных. На беду он на этот раз не дал начальникам эскадр, как обыкновенно делал, письменных приказаний, куда им направляться, потому что сам не знал расположения неприятеля на берегах Африки и не мог назначить общего сборного пункта на них. Однако наконец подул попутный ветер, и через 4 суток Цезарь увидал мыс Тафитис (Taphitis), к юго-востоку от мыса Меркурия. Не признав удобным высадиться здесь, он направился вдоль берега к югу и стал на время на якорь против гавани Герклы, или Гадрумета, дабы собрать тут свои суда. Разведав берег и не найдя на нем неприятеля, он решился высадиться тут. При нем было всего только 3 т. чел. пехоты и 150 чел. конницы, которые и были высажены благополучно, хотя в Гадрумете были 2 Сципионовы легиона (10 т.) под начальством Консидия, а на берегу вскоре показался Гней Визо с 3 т. мавров и городской конницы. Цезарь расположился лагерем против Гадрумета и укрепился – без всякого препятствия со стороны неприятеля. Он произвел лично обозрение местности вокруг Гадрумета, Консидий же не только не атаковал войск его, но, вероятно, считая их очень сильными числом, сам принял оборонительные меры. Таковы были противники Цезаря, встреченные им с первого шага его в Африке! Тем не менее высадка Цезаря была делом очень отважным, а положение его очень трудным и даже опасным, особенно в первую ночь по высадке. Ни одного из судов рассеянного флота его еще не было видно. Несмотря на то, ему необходимо было иметь надежную гавань и убежище для своего флота, и потому он решился двинуться вдоль берега далее к югу, в надежде найти там преданные ему города и менее неприятельских войск. Консидий вышел из Гадрумета и последовал за ним с пехотой и конницей. Цезарь остановил свои войска, и высланная им конница опрокинула мавританскую, так что Консидий отступил обратно в Гадрумет, а Цезарь продолжал свое движение. Многие города и поселения снабдили его продовольствием и изъязвили ему преданность свою. 2 января 46 г. по римскому календарю, или 15 октября 47 г. по теперешнему, он дошел до города Лептиса, или Лепты, в 2 милях (около 3 верст) от города Руспины.

Город Лепта не был занят неприятелем, и жители его приняли Цезаря очень радушно. Последний расположился лагерем близ города, и сюда наконец прибыли большая часть его перевозных судов и несколько военных, с известием, что остальные суда, вероятно, отправились отыскивать его около Утики. Вследствие того он положил не удаляться от морского берега и послал 10 военных судов собрать остальные рассеянные суда и, под своим прикрытием, привести их к нему. Вместе с тем он принял строгие меры, чтобы войска его отнюдь не выходили из лагеря внутрь страны. Когда высадка была совершенно докончена, он послал несколько судов в Сардинию и ближайшие провинции, с приказанием правителям их немедленно прислать ему войск и продовольствия; другие отправил в Сицилию для перевоза остальных войск; наконец поручил претору Саллюстию овладеть неприятельскими складами на о. Церцине; все это он приказал исполнить с величайшими деятельностью, поспешностью и точностью. Сам же он положил занять Лепту и Руспину и даже, в случае надобности, оборонять их до сбора всего флота. Сципион, как он узнал, находился в это время еще в Утике – в 24 милях (около 34 верст) от него.

Оставив в Лепте Сарсену с 6 когортами, с остальными войсками (9 т.) он занял Руспину и на другой день произвел большую фуражировку и привез в город большое количество зерна и сена.

Чрезвычайно озабочиваясь, однако, об остальных судах своего флота, он оставил в Руспине П. Сарсену (брата того, которого оставил в Лепте начальником войск), а сам с 7 когортами отборных ветеранов двинулся к одной гавани поблизости, где ввечеру один, без войск, тайно отправился морем для отыскания судов своего флота. Но, к счастью для него, почти все эти суда (за исключением немногих) на другой же день прибыли к Руспине. Высаженные с них войска Цезарь немедленно ввел в Руспину и приказал устроить укрепленный лагерь между городом и морем. Если с одной стороны он был успокоен сбором своих судов и войск, то с другой стороны был очень затруднен и озабочен добыванием продовольствия. На сухом пути край был истощен неприятельскою иррегулярною конницей, а с моря в эту пору года было трудно получать подвозы. Поэтому положение Цезаря было хотя и лучше прежнего, но все еще не вполне обеспечено.

Когда лагерь был совершенно укреплен и войска расположены в нем, Цезарь снова предпринял с 30 когортами большую фуражировку. Но на этот раз, совершенно неожиданно для него, неприятель преградил ему путь.

Сципион, получив от Консидия известие о высадке Цезаря, тотчас начал. собирать свою армию, в чем успел, однако, не ранее как через три дня, так как она была расположена на большом протяжении края, а от того пункта, где она собралась, ей нужно было пройти еще около 20 миль. (28 верст). Впереди шел Лабиен с частью пехоты, 1600 чел. галльской и 8 т. нумидийской конницы, а Петрей, Афраний и др. следовали за ним. Вся армия Сципиона состояла из 40 т. чел. тяжелой и легкой пехоты, большего числа стрелков и пращников, 8 т. чел. нумидийской и 1600 чел. галльской и германской конницы, перевезенных Лабиеном в Африку после сражения при Фарсале, и кроме того 1100 чел. конницы Петрея, следовательно, более нежели из 50 т. войск. Лабиен уже предрекал Цезарю участь Куриона и умел так скрыть свое движение, что Цезарь ничего не знал о нем и не успел еще начать свою фуражировку и даже отойти на ¼ мили от своего лагеря, как получил от передового отряда своего известие о приближении неприятеля. Местность, где он находился, образовала равнину, окруженную горами. Он думал, что против него шла только нумидийская конница, и хотел продолжать свое движение, приказав только присоединиться к нему из лагеря коннице с несколькими сотнями стрелков. Но, разведав лично неприятеля и увидав его силу, он остановил свои когорты и приготовился к бою. Лабиен развернул свои войска так, что линия их была значительно длиннее линии войск Цезаря. Имея в виду охватить последнего с обоих флангов, он поставила часть своей нумидийской конницы между пехотой, а другую часть – на флангах, вместе с тяжелою конницей, все рода войск в глубоком строе.

Цезарь, по малочисленности своих войск, мог построить их только в одну линию, пехоту в середине, а конницу по флангам, примыкая левым флангом (а Лабиен – правым) к ряду холмов.

По сближении обеих сторон пехота Цезаря двинулась против неприятеля и отразила нумидийцов, бывших между пехотой Лабиена, но они тотчас же обратились назад и пошли снова в атаку. Между тем на обоих флангах конница Цезаря была принуждена уступить коннице Лабиена, тесно примкнув к пехоте, а все вообще войска Цезаря – построиться фронтом во все стороны и продолжали бой, но еще не врукопашную. Положение Цезаря было крайне трудное и опасное, так что он ежеминутно ожидал быть совершенно окруженным и видеть строй свой прорванным. Но в эту опасную минуту он, с необыкновенным присутствием духа, приказал исполнить одну эволюцию, которая спасла его и решила участь боя в его пользу. Именно – он приказал 3 средним шеренгам когорт правого фланга сделать поворот направо, а левого – налево и двинуться, первым – направо, а вторым – налево, дабы удлинить линию фронта. В то же время коннице на обоих флангах он приказал прогнать нумидийцев и тем прикрыть означенные выше движения пехоты, затем прогнать и нумидийцев перед фронтом своей линии и построиться перед когортами, с интервалами для прохода пехоты, в шахматном порядке. Когда все это было исполнено как спереди, так и сзади, со всею возможною скоростью, тогда обе линии, разом бросились бегом на неприятеля и обратили его в бегство. При этом должно быть, что правый фланг Цезаря ранее или сильнее атаковал неприятеля, потому что последний уклонил свой левый фланг и отвел его к ряду холмов, к которому примыкал его правый фланг. {Изложение всех этих эволюций Цезаря в его записках очень темно и неудобопонятно, несмотря на все старания Гишара разъяснить его. Должно быть, что войска Лабиена слишком растянулись и разорвались и не могли выдержать удара старых римских когорт в тесно сомкнутом строе.} Результатом этого жаркого боя (происшедшего 4 января 46 г. по тогдашнему календарю или 17 октября 47 г. по юлианскому) было то, что войска Лабиена отступили поспешно на ряд холмов вправо от них, а Цезарь преследовал их только до этих холмов и затем отступил в свой лагерь при Руспине, успешно отразив последовавшего за ним Лабиена. Если принять во внимание, что накануне этого боя он хотел отправиться в море для отыскания остальных судов своего флота, но не исполнил этого, потому что суда эти в то же самое время прибыли к нему, то нельзя не признать этого особенным счастьем для него. Если бы Лабиен атаковал его войска в его отсутствие, то, в случае поражения их, мог поставить его в отчаянное положение. Счастьем для Цезаря было и то, что он успел отразить превосходные силы Лабиена, но странно и непонятно, как мог он ничего не знать ни о силах Сципиона, ни о наступлении его и Лабиена в превосходных силах, почему и наткнулся на последнего совершенно неожиданно.

Лабиен отступил к Гадрумету, на соединение с приближавшимся туда Сципионом. На холмах, окружавших лагерь на значительном расстоянии, он расположил отряды легкой конницы, дабы перехватывать подвозы продовольствия из внутренности края. Главною целью Сципиона было напасть на Цезаря со всеми своими силами и разбить его еще прежде, нежели он успел бы утвердиться при Руспине. Но ему следовало бы исполнить это гораздо ранее и скорее, потому что Цезарь успел уже укрепиться и собрать армию и флот свой при Руспине. Не отваживаясь выступить в поле с своею армией, силы которой не простирались еще даже до 30 т. войск, Цезарь укрепил свой лагерь как можно сильнее, соединив его с Руспиной и с морем укрепленными линиями, с башнями на них, и принял все возможный меры для отражения атаки Сципиона. Между прочим он образовал из гребцов и воинов с судов флота отряд легкой пехоты, перевез с некоторых лишних судов военные машины на валы укреплений, учредил разного рода мастерские, послал в Сицилию за разными необходимыми ему потребностями и пр., – словом, не пренебрег никакими, даже малейшими, мелочами и лично входил во все. Вместе с тем он в строгости соблюдал всю лагерную и особенно караульную службу. Только продовольствование войск очень озабочивало его, потому что на море было множество Сципионовых судов, которые перехватывали подвозы его из Сицилии. Он старался помочь тому употреблением запасов продовольствия купцов Руспины, но это не могло надолго обеспечить продовольствования армии.

Между тем Сципион прибыл наконец к Гадрумету, но остался при нем 2 суток, а затем соединился с Лабиеном и Петреем и на другой день прибыл на равнины Руспины. Кажется, что он признал слишком отважным атаковать лагерь Цезаря и предпочел обложить его и принудить Цезаря покинуть его по недостатку в продовольствии, – словом, сделать, то, что Цезарь сделал против Помпея при Диррахии. Но он нисколько не исполнил того, чего от него можно и должно было ожидать. Во-первых, он расположился на расстоянии более одной мили (около 1 ½ версты) от Руспины, а потом не занял многих пунктов, занятием которых мог вполне обложить лагерь Цезаря и отрезать ему сообщения с внутренностью края, не соблюдал в строгости лагерной и полевой службы, особенно между иррегулярною, легкою конницею своею, которая очень плохо исполняла свои обязанности.

Цезарь же, напротив, употреблял все возможные средства для того, чтобы вредить неприятелю. С этою целью он привлек к себе одного бывшего римского частного военного начальника, именем Сития (Sitius), замешанного в заговоре Катилины, бежавшего в Африку, собравшего в ней толпу вооруженных сельских жителей и служившего с ними за деньги мелким владетелям края. Сиций уговорил мавританского царька Бокха (Bocchus) вторгнуться в Нумидию, дабы принудить тем Юбу отделиться от Сципиона. Это имело желанный успех: Юба действительно воротился в Нумидию, оставив Сципиону только 30 слонов. Этим армия Сципиона была ослаблена, хотя все еще превосходила силами Цезареву. Кроме того Цезарь послал во все важнейшие города края окружные послания с извещением, что он прибыл к Руспине лично с армией, а не один только легат его с отрядом, как сначала ходили слухи. Это произвело общее и выгодное впечатление и побудило многих почетнейших жителей края отправиться в лагерь Цезаря, уверить его в своей преданности и заявить, что только страх Сципиона удерживал их открыто объявить себя в пользу его, Цезаря, так как край был истощен и жестоко разорен неприятелем. Наконец, Цезарь послал еще новые и настоятельные приказания прислать ему столько войск, сколько можно было собрать.

Между тем Сципион каждый день выводил свою армию из ее лагеря и снова вводил в него, так как Цезарь не обращал на это никакого внимания и был так уверен, что Сципион не атакует его, что однажды, когда последний подступил к самому лагерю его, он даже не вышел из своей ставки. Лабиен пытался было напасть на Лепту, но был отражен, потому что гарнизон был настороже, а город хорошо укреплен.

На сторону же Цезаря каждый день стали переходить многие города, пример которым подал город Ахилла. Так как последний был очень выгоден для Цезаря во многих отношениях, то он и занял его войсками под начальством Мессия, предупредив в том же Консидия. Даже в самом лагере Сципиона он имел лазутчиков, и к нему переходили много переметчиков.

Наконец в исходе января к нему благополучно прибыли морем, сначала – претор Саллюстий с запасами продовольствия, собранными на о. Церцине, а потом – Алиен с двумя легионами (13-м и 14‐м), 800 чел. галльской конницы, 1 т. чел. стрелков и большими военными и продовольственными запасами из Сицилии. Сверх того Цезарь узнал, что остальные суда его флота носились еще ветрами по морю, но ни одно из них не было взято неприятелем.

Прибытие к Цезарю подкреплений поставило его в возможность предпринять наступательные действия, хотя он был все еще слабее Сципиона. Всего важнее для него было владеть равниной, на которой Сципион расположил свой лагерь и мог обойти Руспину и лагерь Цезаря и затруднить ему сообщения с Лептой и внутренностью края и всякие его движения. Морской берег, при котором лежали Руспина и Лепта, имел направление с севера на юг, так что, при расположении Цезаря правым флангом к морю, а левым к Руспине, означенная равнина находилась к северу от него. Она была дугообразно окружена холмами, начинавшимися у берега моря к северу от Руспины и на протяжении 1 мили (около 1 ½ версты) снова примыкавшими к морю, там именно, где Сципион расположил свой лагерь, имея на середине дуги холмов, на западе, передовой конный караул. В самой же середине равнины, несколько тысяч шагов впереди лагеря Сципиона, лежал город Уцита, сильно занятый Сципионом.

Оставив в лагере 2 прибывшие легиона, Цезарь со всеми остальными и конницей двинулся ночью, в величайшей тишине, левым флангом вперед, через Руспину и вдоль по холмам к северу от нее, до тех пор, пока шедшая в голове левофланговая конница не приблизилась к означенному выше Сципионову конному караулу. Здесь он остановил эту конницу, а пехоте приказал тотчас устраивать вдоль гребня холмов укрепленную линию.

Когда рассвело, лагерь Сципиона пришел в движение и Сципион построил свои войска в боевой порядок, но так, что конницу выдвинул вперед и с нею положил произвести первое нападение, вероятно, для того, чтобы напасть врасплох на армию Цезаря, утомленную ночным движением и работами по укреплению линии. Лабиен взял на себя повесть конницу, пехота же осталась позади на месте.

В это время Цезарь, не прекращая работ, приказал напасть на передовой конный караул, который и был легко сбит. Лабиен с головною конницею своею поспешил на помощь ему, причем отделился от остальной конницы. Между тем Цезарь расположил свою конницу в засаде за небольшим селением, в лощине между двумя холмами, там, где прежде стоял Сципионов конный караул, и противоположным ему. Как только Лабиен с конницей спустился в лощину и левым флангом проходил мимо селения, конница Цезаря ударила ему во фланг и в тыл, опрокинула его конницу и привела ее в расстройство, которое сообщилось и остальной коннице Сципиона, и вся она, а с нею и сам Лабиен, бросились назад к своей пехоте. Последняя, при виде этого, потеряла всякую охоту сражаться и поспешно отступила или, лучше сказать, бежала в свой лагерь.

Такого рода удачное начало наступательных действий Цезаря доставило последнему большие выгоды и нравственный перевес. Он достиг равнины и привел в страх и расстройство всю Сципионову армию. Затем он ввел свои войска в новый лагерь или укрепленную линию, которая вскоре была совершенно докончена, имела до 6 т. шагов длины и вполне прикрывала и обеспечивала сообщения с Руспиной и Лептой. Расположась в ней, он уже встал в угрожавшее армии Сципиона положение.

На другой день он вывел всю свою армию из укрепленной линии, в боевом порядке спустился на равнину и двинулся прямо к Уците, желая видеть, что предпримет Сципион после дела предыдущего дня, и овладеть, по возможности, Уцитой, к которой и приблизился на 1 т. шагов.

Сципион двинулся ему на встречу, имея конницу в 1‐й линии, а пехоту за нею в 3 линии, почему и лишил себя выгоды охватить Цезаря с обоих флангов. Обе армии простояли так одна против другой, имея Уциту между собою, до самого вечера. Может быть, что Сципион не очень надеялся на свои войска, а Цезарь не признавал выгодными пройти мимо города, занятого неприятелем, и атаковать последнего войсками, которые были утомлены передвижениями и работами и в этот день еще ничего не ели. По захождении солнца обе армии отступили в свои лагеря.

В то же время Консидий был принужден отказаться от осады города Ахиллы и отступил очень неискусно и с уроном.

Три дня после выступления Цезаревой армии от Руспины (около 4 декабря по юлианскому календарю), ночью она много пострадала от сильной бури с градом. Это остановило на несколько дней и работы, и действия ее, а к этому присоединилось между тем другое, невыгодное для Цезаря обстоятельство, именно – прибытие к армии Сципиона Юбы с большим числом войск. Хотя вторжение Бокха в Нумидию и отвлекло часть сил Юбы, но у него было сверх того еще много войск, и он привел к Сципиону 3 легиона, 800 чел. тяжелой конницы, большое число иррегулярных легких, пеших и конных войск и 30 слонов. На другой день Сципион и Юба вышли из лагеря, но Цезарь остался в своем, помышляя не о бое, а о том, чтобы овладеть всеми холмами, которые окружали равнину. Этим он мог достигнуть многих выгод: 1) прогнать стоявшие на этих холмах неприятельские передовые конные войска, которые затрудняли ему добывание воды на равнине, 2) воспрепятствовать неприятелю охватить левый фланг его, Цезаря, при наступлении его на равнине, 3) проникнуть в край по другую сторону холмов и наконец 4) стеснить неприятеля в его лагере так, чтобы он не мог спокойно ни оставаться на месте, ни отступить. Этих целей Цезарь, по своим воззрениям, признал возможным достигнуть устройством новых укрепленных линий и укреплений и потому положил продолжить линию своих укреплений далее влево. Но тут был перерыв цепи холмов и между двумя из них находилась лощина, по другую сторону которой, на высоком холме, Сципион поставил сильный отряд пехоты и нумидийской конницы, а в лощине Лабиен устроил засаду для нападения на Цезаря в то время, когда он двинется для атаки холма. Но Цезарева конница открыла засаду, и войска, находившиеся в ней, начали отступать на вершину холма, сильно преследуемые Цезаревою конницей. Нумидийцы обратились в бегство, помешали своей пехоте защищаться и увлекли ее за собою. Цезарь двинул за своею конницею пехоту, которую усилил еще несколькими когортами из лагеря, устроил на занятом холме отдельное сомкнутое укрепление и поставил в него гарнизон.

Но Сципион владел еще Уцитой и, следовательно, равниной. Поэтому Цезарь положил подступить посредством двух продольных, укрепленных линий к Уците и осадить ее. И он снова прибегнул к тем громадным фортификационным работам, которые так часто производились в это время вообще и им, Цезарем, в особенности, во всех странах, где он ни вел войны. Сверх того, что это было в духе тогдашнего образа ведения войны, Цезарь в настоящем случае признавал это необходимым против превосходного в силах неприятеля, так, чтобы, стесняя его, и себя сколько можно более обеспечивать, словом, действовать наступательно-оборонительно, до благоприятного случая для перехода к решительному наступлению.

Вследствие того в следующую же ночь он устроил правую продольную укрепленную линию от подошвы холмов, вдоль которых была устроена 1‐я поперечная линия его. К утру она была готова и в нее введены войска правого крыла армии. Сципион вышел из своего лагеря, но остановился по другую сторону Уциты. А в следующую затем ночь Цезарь устроил и левую продольную линию и утром ввел в нее левое свое крыло. Между тем ежедневно происходили с обеих сторон между конницей более или менее значительные стычки, в которых успех был почти всегда на стороне Цезаря. Конница его была хотя и малочисленнее, но гораздо лучше устроена, предводима и употребляема, нежели многочисленная конница Сципиона, которой ни он сам, ни Лабиен, ни частные начальники не умели употреблять как следовало. В одной важнейшей из этих стычек конница Сципиона сначала опрокинула было конницу Цезаря, но потом последняя, поддержанная пехотой, в свою очередь опрокинула и разбила конницу Сципиона и нанесла ей большой урон. После того Сципион сделался еще осторожнее, тем более что узнал о прибытии к Цезарю новых подкреплений.

То были 9‐й и 10‐й легионы, прибывшие из Сицилии в гавань Руспины. После высадки их Цезарь произвел им смотр и, в присутствии всех трибунов и центурионов армии, без суда разжаловал двух трибунов и трех центурионов 10‐го легиона (прежде столь любимого им, но потом, в Риме, навлекшего на себя крайнее неудовольствие его за возмущение) и немедленно выслал разжалованных из армии и Африки. Этот пример строгости доказывает, какую власть римские полководцы имели еще в это время в республиканских армиях.

По присоединении к Цезарю 9‐го и 10‐го легионов силы обеих сторон уже почти сравнялись: у Сципиона было только более легких войск и одним легионом более, нежели у Цезаря; но последний ожидал еще двух легионов из Сицилии, а Юба, вследствие смут и беспорядков в Нумидии, отослал туда 6 когорт.

Между тем две продольные, параллельные, укрепленные линии Цезаря уже были доведены на расстояние полета стрелы до стен Уциты, замкнуты со стороны последней поперечною линией и заняты 5‐ю легионами из большего лагеря. При этом достойно замечания и удивления, как Цезарь расположил свою армию на таком обширном пространстве, не подав, однако, Сципиону случая напасть на нее в каком-нибудь слабом пункте. Но это легко объясняется необыкновенными деятельностью, осторожностью и прозорливостью Цезаря и существовавшим тогда мнением о неодолимости сильных, хотя и обширных укреплений.

Сципион, с своей стороны, так же, как Цезарь, укреплял все пункты, которые признавал выгодными для себя вокруг своего лагеря. Впрочем, несмотря на производство фортификационных работ, обе армии ежедневно выходили из своих укреплений и строились одна против другой. Однажды Сципион построил свою армию даже в открытом поле, левым флангом к Уците, а правым – к холмам. Цезарь при виде этого построил и свою армию напротив Сципионовой, правым флангом к Уците, а левым – к холмам, не далее как на 300 шагов от фронта линии армии Сципиона. Только один неглубокий овраг разделял обе армии, и с обеих сторон все ожидали наконец решительного сражения, но оно снова не состоялось, потому что ни та, ни другая армия не была намерена первая перейти через овраг. Все ограничилось только стычкой левофланговой конницы Цезаря с нумидийцами, и не в пользу первой, после чего обе армии воротились в свои линии и продолжали укрепляться, а Цезарева сверх того и готовиться к осаде Уциты.

Вскоре Цезарь узнал, что Сципионов легат Вар с 50 судами явился на рейде Лепты, сжег многие суда и взял одно из самых больших военных. Это было очень важным для Цезаря известием, так как он, ежедневно ожидая прибытия двух легионов из Сицилии, для обеспечения его расположил одну эскадру, под начальством Аквилы, перед Гадруметом, а другую, под начальством Циспия, перед Тапсом, и потому полагал, что Вар разбил Аквилу. Дабы разъяснить это, он сам лично отправился к Лепте и узнал, что Вар прибыл от Утики к Гадрумету нарочно для того, чтобы преградить путь 2 легионам его, Цезаря, что эскадра Аквилы была отброшена бурей от Гадрумета и некоторые суда ее даже занесены к Лепте. Цезарь, нимало не медля, сел на одно из военных судов в Лепте и, приказав всем прочим, находившимся в ее гавани, следовать за ним, вышел в море, настигнул Вара, преследовавшего Аквилу, и отбил у него взятое им большое военное судно и еще одно из его судов. Вар спасся от него за ближайшим мысом, откуда вошел в гавань Гадрумета. Цезарь за противным ветром не мог последовать за ним и провел ночь на якоре у означенного выше мыса, а на следующее утро направился к Гадрумету, в гавани его сжег, без всякого препятствия со стороны Вара, все найденные там суда его и затем воротился в свой лагерь. Этими быстрыми решимостью и личными действиями на море Цезарь предотвратил большие беды для себя, именно истребление обеих эскадр своих при Гадрумете и Тапсе, и той, которая должна была привезти 2 легиона из Сицилии, и наконец большого транспорта, которого он ожидал оттуда же. А всего этого он, может быть, не достиг бы, если бы малейше промедлил или поручил исполнение другому.

Тем не менее положение его все еще было очень невыгодно тем, что зависело от подвозов подкреплений и запасов морем, на котором в это время года (зимой) были частые и сильные бури, а на сухом пути край, в котором так долго находилась его армия, был уже совершенно истощен и в продовольствии ощущался крайний недостаток. Это заставило его послать отряд войск для отыскания запасов зернового хлеба, которые туземные жители имели обыкновение сохранять в земляных ямах. Отряд этот успел найти и привезти в лагерь большое количество зернового хлеба. Лабиен, узнав об этом, поставил 2 легиона с конницей в засаду, дабы при следующем предприятии подобного рода напасть врасплох на Цезаревых фуражиров. Но Цезарь взял 3 лучшие легиона свои с конницей, повел их к Лабиеновой засаде, напал и разбил бывшие в ней войска.

Однако все это мало помогало крайней нужде в продовольствии, так что наконец Цезарю не оставалось уже ничего более, как переменить место расположения своей армии либо атаковать неприятеля. Последнее средство было пока еще довольно отважно и трудно, и потому Цезарь решился идти далее на юг к Тапсу, где надеялся найти край менее истощенный и города, хорошо расположенные к нему. Эти соображения превозмогли в его глазах упрек, которому он мог подвергнуться в том, что не довершил до конца своего предприятия, сопряженного с такими трудами, лишениями и пожертвованиями.