Текст книги "Юлий Цезарь. В походах и битвах"

В тактическом отношении

Тактические строй и образ движений и действии войск Цезаря в междоусобной войне имели те общие и главные черты, которые изображены выше. Но так как римские войска Цезаря сражались уже против таких же римских, таким же образом устроенных тактически, то весьма естественно, что в тактических строе, движениях и действиях их нередко усматриваются разнообразные, смотря по обстоятельствам, но согласные с духом римской тактики особенности. Так, например, при Илерде, в самом начале, целых 5 часов кряду когорты сражались против когорт, то наступая, то отступая, исключительно метательным оружием (полукопьями, pilum) и лишь под конец только мечами. Перед началом сражения при Фарсале Помпей не без причины приказал своей пехоте выжидать, стоя на месте, атаки пехоты Цезаря, дабы тем ослабить и даже уничтожить первое ее действие метательным оружием на бегу. Поэтому-то и Цезаревы легионеры, увидав, что Помпеевы стояли на месте, а не шли им навстречу, сами остановились, чтобы перевести дух, устроиться, сомкнуться и снова броситься на Помпеевых легионеров с полукопьями в руках, дабы вернее попасть ими в неприятелей. Иначе им пришлось бы бежать слишком далеко и долго и тем значительно утомиться и расстроиться.

При атаках римской пехоты против римской же пехоты атаковавшие когорты бросались не в интервалы неприятельских когорт, но прямо на целый фронт их, и не на отдельные фланги когорт, а на фланги целой неприятельской линии. Причиною этого было то, что строй римской пехоты имел хорошие, хотя и простые, средства противодействия такого рода атакам, независимо от того, что тактический образ действий римской пехоты вообще был вполне рассчитан на прорыв неприятельского строя.

Строй в массе (orbis) был оборонительным боевым порядком против атак неприятеля с многих или всех сторон. Так в сражении при Никополе 36‐й легион отступил с боем к подошве высот и там построился в оборонительный боевой порядок в массе. Так и Цезарь, на обратном движении от Зеты в Африке в свой лагерь при Уците, принужден был наконец построиться и идти в этом же порядке.

В отношении к строю и образу действий римской конницы сражение при Фарсале представляет, со стороны Помпея, пример употребления большой массы конницы, составленной и устроенной так, как было означено выше, т. е. колоннами из конных крыл (ala), примерно из трех турм (24 ряда) во фронте и четырех турм (16 шеренг) в глубину. У Цезаря также бывало в совокупности до 10 крыл или полков конницы, силой до 4 т. чел., и Цезарь умел отлично употреблять конницу как в бою, так и в поле для охранной и разведывательной службы, как при отступлении, так особенно при преследовании неприятеля. Вообще следует сказать, что тактика и образ действий римской конницы в это время были значительно развиты и усовершенствованы против прежнего.

Междоусобная война представляет также много примеров прямых, наступательных и отступательных, и боковых или фланговых движений армий Цезаря и порядка движения при этом легионов, конницы, легкой пехоты и тяжестей. К числу наиболее замечательных принадлежит превосходное отступательное и фланговое движение от Диррахия к Аполлонии и оттуда в Фессалию, а также движение от Руспины к Агару и потом к Тапсу и мн. др. Замечательно также наступательное движение армии Цезаря при Илерде на р. Сикоррисе, против лагеря Афрания и Петрея – в боевом порядке (acie instructa), что обыкновенно производилось только на коротких расстояниях – не свыше 16 т. шагов или около 3 часов времени.

При отступлениях Цезарь иногда строил армии или отряды свои в большой четвероугольник (agmen quadratum) и даже в сомкнутый кругом порядок (orbis), как, например, при отступлении от Зеты к Уците и Руспине в Африке в 46 г.

Во фланговых движениях, на коротких расстояниях, всегда в боевом порядке (acie instructa) легионы его следовали по линиям, или в три (acie triplic), или в две (acie duplic), как означено выше. Так, например, шли они в Испании, при Илерде на р. Сикоррисе, в 49 г., при Диррахие в 48 г. и в Африке несколько раз при Руспине и Уците и от Руспины к Агару и Тапсу, в 47–46 гг. При этом на открытой местности, как между Руспиной, Агаром и Тапсом, на фланге колонны, обращенном к неприятелю, следовал особый охранный отряд, подобный передовому (авангарду) или заднему (арьергарду).

При выступлении армии из лагеря в дальнейший поход, в виду неприятеля, хотя можно было обойтись без сигнала для того, но это считалось противным чести, и Цезарь не упускал случая, двинув уже всю армию из лагеря, подавать обычный сигнал, дабы гласно возвещать о том неприятелю, как, например, при движении от Диррахия к Аполлонии и оттуда в Фессалию и т. п.

При переходах через реки вброд Цезарь ставил две линии конницы поперек рек, против течения, а между ними проводил пехоту. При Илерде он поставил поперек р. Сикорриса, выше – вьючных животных, а ниже – конницу.

Мосты через реки он строил, смотря по обстоятельствам, или на судах, как через реку Сикоррис при Илерде, или на, плетнях, наполненных каменьями и погруженных на дно реки и выше уровня воды, как, например, на р. Бэтисе в Испании в 45 г.

В наступательных сражениях 3‐я линия, или резерв, была употребляема или с наступательною, или с оборонительною целью. Так, например, при Фарсале, когда 1‐я и 2‐я линии уже поколебали линию Помпея, но еще не оттеснили ее, 4‐я линия (или 6 фланговых резервных когорт) обеспечила правый фланг Цезаря и атаковала левый фланг Помпея, 3‐я линия Цезаря, по его собственному распоряжению, прошла сквозь интервалы 1‐й и 2‐й и своими свежими силами нанесла окончательный, решительный удар линии Помпея.

При всех атаках, с целью напасть на неприятеля внезапно, на всех пунктах его линии в одно время и решить дело одними ударом, в 3‐й линии, или резерве, не было надобности. Так Цезарь атаковал старый или прежний лагерь Помпея при Диррахии только двумя линиями. Помпей, после отбитой атаки его против южных укреплений Цезаря, укрепился вне последних, дабы иметь опорный пункт и более свободы в добывании продовольствия. Цезарь с своей стороны укрепился очень близко против него, дабы воспрепятствовать ему в том, и узнав, что войска Помпея – по-видимому, около одного легиона – двинулись к старому Помпееву лагерю, повел против них 33 когорты, т. е. втрое более войск, дабы атаковать их и с фронта и с флангов, окружить и взять в плен или разбить. Для этого ему нужен был длинный фронт, а в 3‐й линии, или резерве, надобности не было. При этом Цезарь не ошибся ни в чем, исключая только то, что не ожидал, чтобы резервы Помпея подоспели так скоро на помощь, отчего атака Цезаря и не удалась.

4‐ю линию образовали: при Фарсале – 6 правофланговых резервных когорт Цезаря, при Уците – 5‐й легион на левом фланге боевого порядка Цезаря и при Тапсе – тот же легион, поровну разделенный на обоих флангах, против слонов Сципиона.

Если неприятель усиливал одно крыло свое гораздо более другого, то и Цезарь строил против первого 4, а против последнего – 3 и даже 2 линии, как, например, при Уците, где на правом фланге было только 2 линии, а на левом – 3 и кроме того 6‐й легион, как сказано, образовал 4‐ю.

Конницу Цезарь строил различно, смотря по обстоятельствам: или поровну на обоих флангах, или всю на одном (как например при Фарсале – на правом, а при Уците – на левом), в тесной связи с 4‐ю линией, или впереди нее, как при Фарсале, или позади, как при Уците, или наконец всю позади линий пехоты, как, например, при атаке старого лагеря Помпея при Диррахии.

Легкая пехота была малополезна при решительных атаках легионерной пехоты, но очень полезна в тех случаях, когда, хотя и с целью атаки, имелось, однако, в виду прежде выждать, что предпримет неприятель, как, например, при расположении Цезаря против Афрания при Илерде на р. Сикоррисе и против Сципиона при Уците, где произошел частный, а не общий бой.

Боевые порядки армий Цезаря в междоусобной войне, когда у него уже бывало в совокупности до 10 и 12 легионов и ему невозможно было, как в Галлии, каждый легион особо поручать одному из своих легатов, разделялись преимущественно уже на центр и два крыла, каждые были под начальством легата, как например Антония, Суллы и Домиция при Фарсале. При этом следует заметить, что в записках Цезаря 1‐я, 2‐я и 3‐я линии (в глубину) всегда называются aeies prima, secunda, tertia, а крыло и фланг – одинаково cornu (dextrum, sinistrum, правые – левые). Так, например, Цезарь изображает расположение свое и Афрания между их лагерями при Илерде на р. Сикоррисе.

Бой начинали иногда правое крыло и на нем лучший, 10‐й легион – преимущественно, как при Фарсале и Тапсе, а иногда – левое и на нем также лучший или лучшие легионы, как при Утике. На фланге атакующего крыла становился сам Цезарь и подавал 1‐й сигнал к бою.

В отношении к оборонительному бою в открытом поле, во время движения вперед и назад, сказанное выше можно применить к бою Цезаря против Лабиена при Руспине в Африке, в 47 г. В этом бою Цезарь, видя против себя большие массы конницы и легкой пехоты в длинной линии, хотел сберечь свои сравнительно более слабые силы и до их появления замедлить бой и потому признал более выгодным для себя построить свои когорты не с интервалами, а без оных. Следовательно, 30 когорт, бывших у него, построенные в 2 линии, по 15 когорт в каждой, без интервалов, занимали только 1800 футов во фронте. Это побудило Цезаря, по объяснению Гишара, средние 3 шеренги когорт вывести направо и налево, дабы удлинить фронт, а по объяснению Рюстова – 15 когорт 2‐й линии ввести в интервалы 15 когорт 1‐й, что составило одну линию длиною в 3600 или до 4 т. футов, удлиненную еще на 1 т. футов построением 400 чел. конницы поровну на флангах, а 150 стрелков распределить впереди фронта пехоты и конницы. Таким образом, по объяснению Рюстова, Цезарь построил свои войска в одну линию (acies simplex). Но неприятель (Лабиен), будучи гораздо сильнее числом и имея более длинную линию фронта, все более и более охватывал линию Цезаря и угрожал совершенно охватить ее с флангов и тыла. Тогда Цезарь признал необходимым предупредить это переходом к наступлению и атаке следующим образом: всем четным когортам 2‐й линии он приказал обратиться назад и выйти из интервалов нечетных когорт 1‐й линии; затем когортам 2‐й, 4‐й, 6‐й, 8‐й, 10‐й, 12‐й и 14‐й правого крыла 2‐й линии зайти направо и атаковать неприятельскую конницу, оттеснившую правофланговую конницу Цезаря, которая и отступила за эти когорты; когортам же 16‐й, 18‐й, 20‐й, 22‐й, 24‐й, 26‐й, 28‐й и 30‐й левого крыла 2‐й линии зайти налево и атаковать неприятельскую конницу, оттеснившую левофланговую конницу Цезаря, которая также отступила за эти когорты. В то же самое время 1‐я, 3‐я, 5‐я, 7‐я, 9‐я, 11‐я, 13 и 15‐я когорты правого крыла 1‐й линии зашли направо, а 17‐я, 19‐я, 21‐я, 23‐я, 25‐я, 27‐я и 29‐я когорты левого крыла 1‐й линии – налево. Между тем как пехота Цезаря, в двух отдельных линиях, двинулась направо и налево в атаку против левой и правой фланговой конницы неприятеля и опрокинула ее в противоположных направлениях, Цезарь собрал всю свою конницу (400 чел.) в два отделения (по 200 чел.), атаковал ею центр неприятеля и опрокинул его в третьем направлении. Когда таким образом неприятель был опрокинут и на флангах, и в центре, Цезарь собрал свои войска, снова построил их в боевой порядок и отступил в свой лагерь. Это объяснение Рюстовым искусной эволюции Цезаря против Лабиена понятнее и целесообразнее объяснения ее Гишаром, приведенного выше и которое, должно признаться, малопонятно и маловероятно.

В фортификационном и полиорцетическом отношении

Полевые лагери и полевые укрепления устраивались и все фортификационные и осадные работы при обложениях и осадах производились Цезарем в междоусобной войне вообще согласно с нормальными правилами, изложенными выше. К некоторым исключениям из них, сообразно с обстоятельствами, относятся следующие.

Когда Цезарь занял при Илерде свой лагерь очень близко от лагеря Афрания и Петрея, то приказал сначала не возводить вал в вышину, но вынутую из рва землю рассыпать в ширину, потому что у него не было под рукою лесных материалов для одежды вала плетнем, посылать же людей за ними вдаль он не хотел, пока войска его в таком близком расстоянии от неприятеля не были достаточно обеспеченны от него по крайней мере рвами.

Цезарь часто употреблял обложение (блокаду) неприятельских армий в открытом поле, и в междоусобной войне, как и в войне в Галлии, иногда с успехом, как против Афрания и Петрея между Илердой и Ибером, а иногда без успеха, как против Помпея при Диррахии, где полное обложение было невозможно, потому что Помпей имел в тылу за собою море и большой флот на нем.

Неболыпие города, не очень сильно укрепленные и с незначительными гарнизонами, как например Гомфи в Фессалии, Тиздру и др. близ Тапса в Африке, Цезарь брал открытою силой приступом (oppugnatio repentina). Города же сильно укрепленные, достаточно снабженные войсками и продовольствием и которых нельзя было взять ни открытою силой, ни обложением, он брал правильною осадой (oppugnatio). Но в междоусобной войне такие примеры редки, и осадные работы против Александрии, единственная большая осада Массилии и небольшие осады Тапса, Мунды и др. составляют лишь исключения, далеко не равняющиеся частым и большим осадам городов Цезарем в Галлии. Зато частые и большия фортификационные работы, по устройству обширных укрепленных линий и сомкнутых укреплений, разного рода и вида, встречаются со стороны Цезаря в междоусобной войне, во всех его походах, особенно в Испании, Греции и Африке, еще чаще, нежели в Галлии.

Из числа осадных работ Цезаря в междоусобной войне можно отметить следующие особенные.

Выше было сказано, что нижняя ширина осадной насыпи (agger), вышиною в 80 футов, имела обыкновенно около 60 футов, а верхняя – около 50, и с этим вполне согласуется ширина в 60 футов насыпной земляной черепахи (testudo), которая при осаде Массилии подвигалась впереди осадной насыпи. Из построения каменной башни, которою при Массилии заменили сожженную деревянную, можно уже заключить, что осадная насыпь имела лишь умеренную ширину.

Сила различных способов прикрытия осадных работ, как то черепах, крытых ходов, щитов и т. п., зависела от действия неприятельских метательных орудий. Стены крытых ходов были обыкновенно устраиваемы из толстых и крепких плетней; но при осаде Массилии это было недостаточно и все прикрытия нужно было устраивать из больших и толстых брусьев и бревен.

Башен (turres) на каждой осадной насыпи устраивалось по крайней мере по одной: так при осаде Массилии на каждой из двух насыпей было по одной башне.

Насыпи требовали много деревянного материала и потому часто были сжигаемы. По этой причине и при осаде Массилии, по сожжении первых насыпей, когда нигде более в окрестностях нельзя было достать деревянного материала, Требоний был принужден построить каменную насыпь или по крайней мере с каменными боковыми стенами, и притом не сплошную или глухую, а с внутренними, большими или меньшими, пустотами, для предохранения от подземных работ неприятеля, и наконец – возводимую не разом во всю вышину, но постепенно или поярусно.

Приступ к осажденному городу с вершины насыпи, подведенной к самой городской стене, случался редко: обыкновенно город сдавался до того, как например Массилия – прежде нежели насыпь была доведена до стены, и именно по причине совершенной безнадежности жителей и крайнего недостатка в продовольствии у них.

Заключение

Из всего изложенного выше можно составить себе общее понятие об образе и искусстве ведения Цезарем междоусобной войны, о личном искусстве его как полководца, о свойствах его войск и противников в ней и о характере самой войны этой и походов ее – во всех означенных выше отношениях.

Рассмотрев, в своих местах выше, каждый из походов Цезаря в междоусобной войне, равно Александрийскую войну и поход против Фарнака – в частности, здесь бросим общий взгляд на них. Руководствуясь преимущественно сочинением генерала Лоссау: Ideale der Kriegführung etc. I 6. II Abth. Caesar.}

Весьма естественна и понятно, что необыкновенные военные успехи, приобретенные Цезарем в Галлии, не могли не возбудить и действительно возбудили зависть его врагов в Риме и что единственный человек, который мог противостать ему как политический противник, именно Помпей должен был прийти в такое положение, в котором, если только он не захотел бы добровольно отказаться от власти, все сводилось к вопросу: быть или не быть? Уступить Помпею для Цезаря, конечно, не было никакой возможности, и потому последний был увлечен неизбежною и непреодолимою судьбою. Если бы даже предположить, что Помпей, вполне осознав взаимные отношения между ним и Цезарем, скорее, нежели последний, был бы в состоянии отказаться от власти, то и в таком случае Цезарю предстояло бы вступить в войну с теми из римских республиканцев, которые видели бы в нем только похитителя власти и врага свободы и, может быть, вскоре избрали бы другого на его место. Цезарь же, напротив, если бы захотел отсрочить исполнение своих замыслов и уступить место своему видимо слабейшему противнику, должен был бы или подвергнуть отрицанию несомненные, касавшиеся его, Цезаря, факты, или предать их забвению. Кажется, что Помпею предстоял еще свободный выбор, Цезарю же, напротив, никакого иного, кроме смерти, если бы он не захотел сражаться за свою жизнь, т. е., по его понятиям, за верховную власть. {Цезарь чувствовал и понимал это, когда, по словам Плутарха, вступив во взятый при Фарсале лагерь Помпея, сказал: «И я, Цезарь, после стольких побед и с честью оконченных войн, если бы распустил свои войска, то был бы приговорен к смерти!»} Помпей в своем выборе рано или поздно не мог бы избежать своего падения, какие ни пережил бы события. Цезарю же, напротив, могло угрожать только одно насильственное прервание судьбою планов целой его жизни. Может быть, он имел предчувствие того, когда незадолго до своей кончины на вопрос: «Какая лучшая смерть?» – тотчас же громким голосом отвечал: «Наименее ожиданная».

Если рассмотреть вообще поступки Цезаря и Помпея, то очевидно, что последний вовсе не был приготовлен к взрыву событий и сам не понимал ясно, чего хотел. Цезарь же, напротив, не только видел приближение решительной минуты, но и ясно сознавал все побудительные причины своих поступков. А это должно было иметь совершенно различное влияние на волю каждого из противников. Время напряжения сил давно прошло для Помпея, и целый ряд годов, проведенных им в мире и среди политических козней, мог подействовать на него лишь вредным во всех отношениях образом. Цезарь же, напротив, только что вышел из войны, которая 8 лет держала его в напряжении всех его сил. Наконец, если присоединить к этому дарования и силу воли обоих противников, в чем Цезарь, без сомнения, превосходил Помпея, то едва ли будет сомнительно, что первый из них приступал к делу с полным сознанием и был подкрепляем в том силою своего характера и значительною, приобретенною им опытностью.

Энергические действия Цезаря от Рубикона до Брундизия; были именно такого рода, какими долженствовали быть против слабого противника и против народа, большею частью уже расположенного в пользу его, Цезаря. Внезапность нападения уже довершила победу, когда вся партия Помпея еще не понимала ясно, что с нею произошло. Всего замечательнее то, что свидетельствует о совершенном бессилии духа Помпея, именно – что он мог оставаться в бездействии и дозволить Цезарю завоевать Испанию. Неразрешенным остается также вопрос, почему Цезарь отсрочил нападение на Помпея в Греции. А между тем нет, кажется, сомнения, что если бы победа при Фарсале последовала тотчас после удаления Помпея из Италии в Грецию, то последующие войны и походы Цезаря были бы значительно облегчены и ускорены. Враги Цезаря лишились бы главы и вождя своей партии, и хотя Помпей сделал очень мало или ничего для приведения к единству всех своих средств сопротивления и действий, но даже и эта малая доля должна была в таком случае совершенно отпасть, и Цезарь мог с большим правом признавать себя верховным властителем всех сил Рима, противники же его – лишь вождями политических партий.

В 1-м походе Цезаря против Афрания и Петрея в Испании особенно замечателен конец его, когда Цезарь преследовал этих легатов к Иберу и обратно, действуя против них маневрированием и фортификационными обложениями и являя свидетельства необыкновенных деятельности и уверенности в своих действиях, а также и великодушие – из личных, политических побуждений своих. Если бы он имел против себя не римлян, то едва ли поступил бы с ними так великодушно.

В походе против самого Помпея в Греции особенно резко и сильно проявляются смелость, сила воли и высокие военные дарования Цезаря. Высадка его в Эпире не более как с 20 т. войск была таким смелым, даже отважным подвигом, что удаче ее можно было бы даже приписать последующую столь же, если не еще более смелую и отважную мысль Цезаря – по соединении его с Антонием обложить Помпея обширными укрепленными линиями при Диррахии, к чему его побудила также и бездеятельность Помпея, доколе неудача в частном бою с ним не поколебала доверия его, Цезаря, к обложению и не обратила его опять на истинный путь действий. Но раз обратясь на него, он уже продолжал действовать с энергией и без малейших колебания и промедления.

Отступление его от Диррахия к Аполлонии, движение оттуда в Фессалию и соединение с Домицием, между Сципионом и Помпеем, принадлежат к превосходнейшим и замечательнейшим действиям его. Но затем совершенно непонятно, по какому случаю он дозволил Помпею соединиться со Сципионом. Ожидая первого при Метрополе, он, вероятно, стал бы действовать против него маневрированием, до удобного случая к бою, если бы Помпей сам не двинулся против него. Цезарь сблизился с ним и, усмотрев его построение к бою, тотчас угадал слабейшую и опаснейшую для себя часть своего боевого порядка – правый фланг – и превосходными тактическими распоряжениями, особенно расположением 6 резервных когорт за конницею правого фланга, обеспечил себе верную победу. Ни рано, ни поздно, но в самую настоящую минуту подал он сигнал к атаке, и нельзя ничего возразить против удовольствия, им самим выраженного в своих записках, касательно целесообразности принятых им мер. Вообще в продолжении всего времени с отступления от Диррахия до и после сражения при Фарсале, способы воззрения Цезаря, его прозорливость, деятельность, искусство соображений, распоряжений, движений и действий и наконец мгновенная решимость являются в полном блеске и изобличают великого полководца в ярком свете.

В том же самом роде и духе преследовал он, с крайним напряжением сил, разбитого Помпея, даже до Египта. Но тут, вследствие именно этого, он сам, с своими слабыми силами, очутился в очень трудном и опасном положении. Однако вспомогательные средства, развитые его неистощимым гением, его доверие к себе и геройские отважность и храбрость достойно становятся наряду с прежними, лучшими военными подвигами его. Египет легко мог бы сделаться пределом его военной славы, если бы он, Цезарь, хотя на минуту усомнился в своем счастье, т. е. в самом себе. Тем не менее прибытие его в Александрию с слишком слабыми силами, происшедшие оттого продолжительность Александрийской войны и особенно 2‐месячное бездействие его после нее в Александрии нельзя не признать ошибками, которые только продлили междоусобную войну и стоили ему новых походов и много усилий, трудов и пожертвований.

Поход его против Фарнака был хотя и политическою необходимостью, но по другим, еще более важным политическим обстоятельствам в Риме и Африке – весьма несвоевременным и еще более замедлил и затруднил довершение междоусобной войны. Скорую же и легкую победу над таким жалким противником, как Фарнак, и над его варварскою, азиатскою армией сам Цезарь не считал особенно важным военным подвигом, хотя она была очень важна в политическом отношении.

Велико, без сомнения, было впечатление, которое Цезарь производил на людей своего времени, но едва ли не еще значительнее были глубоко укоренившиеся понятия многих римлян о республиканской свободе. Они видели в Помпее мученика своих политических верований и теснее соединили сильные еще остатки его партий. Они нимало не принимали в уважение, что Цезарь не менее пяти раз предлагал Помпею мирные переговоры и получал решительные, обидные отказы. Они вероятно придавали этим предложениям неблаговидные побуждения. Но, с какой бы стороны ни рассматривать их, нельзя не признать, что Цезарь не мог поступить сообразнее с целью и что если с его стороны и скрывалась какая-нибудь хитрость, то по крайней мере трудно было открыть ее. Все, что можно было бы заметить в этом отношении, ограничивается тем, что Цезарь, при своих попытках к примирению с Помпеем, считал наиболее сообразным с своими выгодами самому первому предлагать мирные переговоры.

Все это может послужить к объяснению причин Африканской войны. Цезарь, потеряв много времени в Александрийской войне и в походе против Фарнака, думал вознаградить это поспешною переправою в Африку, с частью своих сил, осенью, в самое бурную на море пору года и вследствие бури, рассеявшей его флот, в третий раз очутился в таком же трудном и опасном положении, как в Эпире и Александрии. Хотя, с одной стороны, медлить ему действительно было невозможно, но, с другой стороны, судя по предшествовавшим примерам и последовавшим обстоятельствам, можно полагать, что ему лучше было бы или переждать осеннее и зимнее время, или по крайней мере отправиться в Африку со всеми своими силами вместе, приняв надлежащие, лучшие меры на случай бури. Мнения в пользу и против этого были уже изложены выше. Высадка Цезаря близ Гадрумета, с небольшим числом войск, была совершена с необыкновенными отважностью и счастьем в том отношении, что против Цезаря был Консидий и что Цезарь принял все возможные меры предосторожности во все время пребывания своего при Руспине. Действия его при этом городе и Уците, с целью выманить Сципиона на равнину, обложить его и принудить к бою, отличаются таким искусством, которое ясно само по себе и не требует доказательств. Только одни огромные фортификационные работы Цезаря составляют загадку, тем труднее разрешимую, что Цезарь при Диррахии испытал невыгоду таких работ, именно в том отношении, что с слабейшими силами хотел обложить сильнейшего неприятеля, владевшего морем и флотом на нем. Но его морская экспедиция из Лепты в гавань Гадрумета особенно замечательна своими смелостью, энергией и быстротой. Все остальные затем действия Цезаря в Африке, до сражения при Тапсе включительно, являют сильного волей и опытностью полководца, а экспедиция его к Зете в тылу Сципиона – столько дерзкой отважности, что военная история представляет очень мало примеров подобного рода действий, не с отрядом, а с большим числом войск, почти с половиною армии, да и сам Цезарь ни прежде, ни после не совершал такого отважного подвига.

Наконец последний поход его в Испании, хотя менее обилен подвигами, однако весьма замечателен действиями Цезаря на р. Бэтисе, посредством которых он постепенно оттеснил Секста, а потом Гнея Помпея, последнего – до Мунды, близ моря, тылом к нему, и здесь, после упорнейшего боя, начатого собственным порывом войск его, Цезаря, и в котором он сражался за сохранение своей жизни, успел наконец, вследствие случайного обстоятельства, одержать победу и нанести Помпеевой партии последний удар.

Вообще в междоусобной войне Цезарь как полководец является уже в полных развитии и силе своих военных дарований и искусства, начала чему были положены в войне в Галлии. Если внимательно проследить все его войны и походы от начала (в 58 г.) до конца (в 45 г.), то легко заметить, что он постепенно, из года в год, восходил от силы в силу, все выше и выше, и встал наконец на ту степень, которая доступна лишь величайшим полководцам. Сообразно с тем возвышалось и искусство его как полководца во всех отношениях, и стратегическом, и тактическом, и фортификационном, и полиорцетическом, и нравственном, т. е. необыкновенного нравственного влияния Цезаря на свои войска и на своих противников.

Войска его, подобно как и в Галлии, отличались превосходным тактическим устройством и необыкновенными способностью ко всякого рода движениям и действиям и в поле и в бою, терпеливостью и сносливостью в трудах и лишениях, стойкостью и храбростью в боях, преданностью и доверием к нему самому – словом, всеми качествами отлично устроенного и одушевленного, опытного и боевого войска, приносившего честь этим последним временам Римской республики и даже достойного лучших времен ее, но в особенности самому Цезарю, которому исключительно было обязано тем. Доказательством этого служит то, что такие же римские войска Помпея и потом его партии далеко не могли равняться с Цезаревыми в означенных выше достоинствах. Предводители же их – Помпей, Афраний, Петрей, Вар, Лабиен, Сципион, сыновья Помпея и др. – еще менее могли как полководцы равняться с Цезарем, хотя и обладали большою военного опытностью. И хотя одоление их стоило Цезарю немалого труда, но решительное личное превосходство его над ними доводило их всегда до лишения всякой сообразительности, упадка духа, малодушие и отчаяния. Между тем он, Цезарь, во всех трудных, опасных, даже отчаянных положениях, всегда пребывал тверд и непоколебим и, находя в своих уме и воле неистощимые средства пособлять себе, всегда окончательно выходил победителем.

По всем этим причинам действия Цезаря в междоусобной войне еще более, нежели действия его в Галлии, вполне достойны особенного внимания и тщательных исследования и изучения, тем более что были последними действиями последнего великого полководца древних времен.