Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том 3"

Деньги? Власть? Да это одно и то же!

Егор Гайдар

2000–2001

Москва

На конференциях ЮНЕСКО, я слышал немало хвалебных речей иностранных специалистов из Франции, Германии, Великобритании, Чехии, стран СНГ в адрес тех инновационных проектов, которые рождались в наших профессиональных лицеях. Многим импонировала социальная защищенность наших учащихся (мы ведь работали с детьми из беднейших слоев), других восхищала преемственность и оптимальная продуманность интегрированных программ (НПО + СПО), плюс возможности интеграции с вузами. Третьи засыпали меня вопросами о формах мотивации учения лицеистов, и я с радостью отвечал, потому что на самом деле было о чем рассказать. Знатоки говорили, что наши профессиональные лицеи – это уникальный в мировой педагогической практике проект, которому суждено блестящее будущее. Мы понимали, что опыт передовых профлицеев России – большая удача в нашем коллективном творчестве. Едва ли нам удалось бы достигнуть высоких результатов, если бы этому не способствовали два важных обстоятельства: покровительственная политика советского государства в конце восьмидесятых годов и по инерции госаппарата в начале девяностых годов (когда советского государства уже не было) и ответный энтузиазм нашего профтеховского сообщества.

Мы потихоньку гордились собой, но знали, что под нас продолжают копать.

Через некоторое время на нас была предпринята атака.

2002

Москва

Вот как это было. К счастью, события происходили в рамках пока ещё соблюдаемых норм административной этики.

31 мая, Москва. Актовый зал министерства образования России на Люсиновской. С 10 до 13 часов идет Всероссийское собрание товаропроизводителей, представленных президентом союза товаропроизводителей Н. И. Рыжковым (бывшим председателем Совета министров СССР), еще кем-то, и директоров учреждений профтеха. В зале нас опять около четырех сотен. В нас есть нужда, и нам ещё говорят об этом. С нами ещё считаются и советуются.

Почти полностью повторилась история, произошедшая со мной более двух лет назад, 15 января 2000 года, в этом же зале. С той только разницей, что наше министерство на сей раз подготовило проект дополнений в закон России «Об образовании» о лишении профлицеев права на подготовку рабочих-техников, но с текстом проекта мы познакомились заранее. И снова в речах выступающих хвастливая говорильня: каждый о своем, и никто – о надвигающейся беде. Видя, что смельчаков говорить о проблемах профлицеев нет, а в ответ на мою записку в президиум собрания председательствующий замминистра Кислов предлагает рассмотреть поступившие предложения «в рабочем порядке» (а на часах уже без трёх минут 13 часов – скоро обед и конец нашего собрания), беру слово «для замечания». Громко говорю с места (микрофон – далеко, мне не дадут до него дойти) о том, что в рамках регламента я вынужден настаивать на процедуре голосования за мои поправки к министерскому проекту дополнений в закон. (Свою записку с поправками я давно послал в президиум, но читать её, по-видимому, никто не собирался. В записке я предлагал сохранить status quo лицеев и их право реализовать интегрированные программы (НПО+СПО).) Председательствующий Кислов не хочет ставить вопрос на голосование, говорит о том, что это очень «непростой» вопрос. Публика, которая приветствовала мою реплику аплодисментами, начинает роптать. И тогда, уступая, Кислов вынужден читать мою записку. Он медленно чуть не по слогам читает текст моих поправок и спрашивает у собрания: «Кто за данные поправки?» Лес рук (так прокомментировал потом при случайной встрече со мной Евгений Викторович, академик РАО, наблюдавший за событиями из президиума собрания). «Кто против?» Двое. Председательствующий подытоживает: «Большинство «за». Но он не говорит, что поправка принимается. Не исключено, что эти поправки, такие важные для меня и всех профлицеистов, чиновники будут игнорировать. Однако протолкнуть свои дополнения в федеральный закон они всё же не посмеют. И это – самое главное.

После собрания меня разыскал Окоёмов и, крепко обняв, своими мощными ручищами, радостно приветствовал:

– Ну, Васильич, ты дал… Решиться на такое… Ну, ты силен! Богатырь! Настоящий национальный герой!

Подошли Кононец, Кочетков, Темник, ещё несколько членов нашей Ассоциации, незнакомые люди, жали руки, обнимали, поздравляли. У всех настроение было победное.

Более пяти лет министерство пыталось прикрыть среднее специальное образование в профлицеях. Это кому-то очень нужно. Уже было много потерь. Я, честно говоря, долго не понимал, зачем это делается и усматривал в этом умысел врагов, которые стремились нанести урон моей стране. Многие из коллег, в том числе, люди весьма и весьма солидные, такие как профессор Смирнов, говорили: «Ну, что вы хотите от больших чиновников? Они – люди в мундирах и делают то, что им положено». «Хорошо, – смирялся я. – пусть люди в мундирах выполняют приказы тех, кто выше их. Но тогда – преступники те, которые отдают бездумные приказы или стремятся уничтожить всё лучшее, что есть в отечественном образовании». И снова со мной не соглашались.

Так кто же с таким упорством скрыто вредил моей стране, моему народу? Почему качество образования, точнее, качество образованности наших выпускников, заметно снизилось за последние двадцать лет и продолжает снижаться?

Терпение и труд всё перетрут.

Русская пословица

2002, 12 июля

Братск

Неожиданно случилось то, чего мы никак не ожидали. Не думали, что такое может произойти с нами.

Утром в больнице прооперировали Любу. Удалили средний палец на левой ноге, на котором уже началась гангрена.

Всё происходило быстро и не поддавалось осмыслению. В субботу на даче Люба полола грядку с луком. Она любила ходить босиком по теплой, влажной после дождика земле. И только к обеду, войдя в дом, заметила, что один из пальцев на ноге кровоточит: видимо, не заметила, как поранила. Боли Люба не чувствовала. Мы обработали ранку зеленкой, замотали бинтом, и до вечера Люба ходила в калошах. На ранку она внимания не обратила. Но на следующий день раненый палец посерел, и на нём образовался водянистый пузырь; мы снова обработали его зеленкой и прибинтовали к нему подорожник. Вдруг ночью вся левая стопа покраснела, и у Любы поднялась температура. На третий день боли в стопе стали резкими, дёргающими, к ночи температура тела была уже больше 39 градусов. Мы вызвали скорую.

Через два часа Люба уже лежала на операционном столе. Хорошо, что мы вовремя опомнились: ткани на пальце полностью омертвели, но гангренозный процесс удалось остановить. Теоретически мы знали, что закупорка сосудов и некроз тканей при диабете опасны, но мы не думали, что этот процесс может происходить очень быстро и почти лавинообразно…

Теперь её накачивают антибиотиками и кровезаменителями.

Дай Бог, чтобы рана зажила.

18 июля

Люба по-прежнему в больнице. Жалуется, что всю её искололи. Врач вчера сказала, что ухудшений нет. И то хорошо.

Сегодня моя жена была бодра и сильно озабочена тем, как там её огурцы, кабачки и цветы на даче.

22 июля

Любу выписали домой. Ей было предписано амбулаторное лечение. И никаких дач. Никаких грядок.

Рана на ноге немного затянулась.

6 августа

Вдруг вчераврач в поликлинике при очередном беглом осмотре Любиной раны закричал, что она не соблюдает предписанный режим лечения и обвинил в том, что она занимается самолечением. Возможны рецидивы и ухудшение состояния.

Врач сказал, что устраняется от лечения. Его можно понять: за день он принимает, наверное, не меньше ста больных. Поневоле занервничаешь.

Мы с Любой тоже заволновались. Постепенно и у меня, и у неё волнение переросло в тревогу, а к вечеру – в страх. Каждый понимал, отчего врач может отказываться брать на себя ответственность за выздоровление больного. И что это может означать, как не невольное признание ухудшения состояния больного и нежелание сказать об этом вслух? И как болезнь может развиваться дальше? Новая гангрена?

К ночи я уже не мог больше думать ни о чем, кроме раны моей жены. Я не мог уснуть: всё думал, думал, думал и ничего придумать не мог.

Часа в два я забылся коротким сном, и мне приснилось то, чего я после Джезказгана ужасно боялся – змея. Она была небольшая, сантиметров девяносто длиной, тонкая и чёрная. Но я знал, что она смертельно ядовита. Змея ползала по комнате, шипела и пыталась меня укусить. У меня в руках оказался кухонный нож, которым я начал махать перед змеей. На неё бросилась наша собачка Барсик (на самом деле у нас нет собачки, а есть кот Барсик). Змея ударила ядовитым зубом собачку, и та замотала головой, но не упала. Я понял, что для следующего укуса у змеи яда уже не так много. Она заползла под ковёр на стене и оттуда высовывалась и угрожающе шипела. Я подумал, что если ударю её своим коротким и тупым кухонным ножом, то она, пожалуй, сумеет меня укусить. Пошел в другую комнату, нашел ножик подлиннее и поострее и двинулся было обратно. В это время Люба закричала: «Я её убила!» (Как Люба оказалась в комнате со змеей, я не заметил.) В коридорчике мне попался кусок змеи, её хвостовая часть, которая, извиваясь, без головы выползала вон из комнаты. Я с ножом кинулся добивать, если понадобиться, ту часть, где была змеиная голова. Но проснулся…

Думаю, что сон вещий. Не сомневаюсь, что змея – это рана моей жены в той стадии, в которой она пребывает сейчас. Раз змею удалось убить, значит, и с раной удастся справиться…

Утром я отвез Любу в больницу для повторного осмотра раны врачицей, той, которая ампутировала ей палец. Любовь Алексеевна внимательно осмотрела ногу больной, прописала кое-какие мази и успокоила: в больницу ложиться не надо, идет вялотекущий процесс заживления, а то, что иногда кровит – не опасно.

Слава Богу!

Сентябрь

Люба чувствует себя хорошо. 1 сентября приходили её бывшие ученики: поздравляли с Днем знаний.

2002, октябрь

Москва

Участвовал в международной конференции ЮНЕСКО. Это третья конференция по тематике инноваций в профобразовании, самая слабая по уровню организации и представительству. Нет былого ощущения новизны, приподнятости, актуальности, яркости. Нет куража. Всё какое-то второстепенное, тусклое. Ощущается общая вялость. Нет напора идей. Нет задающего оптимистический тон начала. Это – то, что я бы назвал энтропией мысли, деградацией организации.

Мне в течение всей командировки нездоровилось. Жил в гостинице с коллегой из-под Брянска, у которого были странные привычки: утром, идя умываться или справлять нужду, он открывал настежь дверь нашей комнаты. Я подходил к двери и демонстративно её закрывал, но сосед снова открывал её и оставлял распахнутой. Я опять у него на глазах закрывал дверь, но через некоторое время сосед выходил в коридорчик, потом возвращался и снова оставлял дверь открытой. Так повторялось несколько раз. Создавалось впечатление, что мы ждём кого-то в гости. Трое хмурых от постоянного перепоя соседей по секции с удивлением разглядывали внутренность нашего жилища, дверь которого по непонятным причинам всё утро была распахнута.

2002, ноябрь

Москва

На заседании Госсовета РФ, проходившего ещё осенью прошлого года под председательством Президента Путина, подготовка рабочих кадров была признана приоритетной в образовательной политике государства. Все обрадовались: вот оно – то, что нужно всем нам! Сказали А, и мы, профтеховцы, стали ждать, когда будет сказано Б. Прождали год. И вот: недавно Госдума России опубликовала принятый на следующий год госбюджет, и что же оказалось? На 2003 год планируется прирост ассигнований: на высшее образование – на 29 %, на среднее профессиональное – на 22 %, на подготовку рабочих – аж на 13 % (!).

Учитывая, что с конца 90-х система профобра находилась на полуголодном финансировании, прирост на 13 % (т. е. по сути, на величину инфляции), едва ли обеспечит её бурное развитие. Неизбежно при таких «приоритетах» численность квалифицированных рабочих в стране будет сокращаться.

2003, декабрь

Москва

Ещё одна новелла в продолжение той же темы.

23-го мы с замначальника областного управления образования Витальевым приехали в Минобразования для участия в так называемой Всероссийской конференции социальных партнеров. Заседание проходило в знакомом зале на Люсиновской. Ото всех регионов присутствовало около 250 человек. Зал был заполнен примерно наполовину. Коротко выступил министр Филиппов и ушел. Доклад делал первый замминистра Кислов. Потом выступило человек 17–19, представители разных московских ведомств, управлений образования из регионов, предприятий. О передаче наших учреждений НПО в регионы министерские чиновники говорили походя, как о факте решенном, хотя перед этим нашего мнения никто не спрашивал. Молодой замначальника управления образования из Новгорода рассказывал, как им хорошо живется вот уже семь лет на областном бюджете.

Члены Совета директоров профлицеев России, в котором я состоял в то время, собравшись накануне вечером в гостинице, возмущенно высказались против позиции министерства и поручили одному из директоров, Казанкову, выступить на конференции и довести наше мнение до широкой аудитории. Мы считали, что передача профлицеев на региональное финансирование, не только нецелесообразна, но со временем приведет к их упадку. (Через три года наши пессимистические прогнозы полностью сбылись.)

К 17 часов в зале оставалось не более восьмидесяти человек, народ подрёмывал, и председательствующий Кислов предложил закончить прения, предоставив последнее слово нашему Казанкову. Ну, вот, подумал я, сейчас он скажет начальству то, что всех нас волнует. Но взойдя на трибуну, Казанков, который еще вчера кипел негодованием и рвался в бой, неожиданно стал очень громко рассказывать о том, как они вместе с московским начальником главка гостили на одном из заводов в Германии, где практику проходили его юноши из профлицея Старого Оскола. В заключение он нервно прокричал, что опыт связей с зарубежными партнерами надо расширять. О нашей проблеме – ни слова.

И тогда, вздохнув, я сказал своему начальнику Витальеву, что раз так всё поворачивается, я вынужден действовать. Кислов взял последнее слово, глянув почему-то в мою сторону. Мы с ним были знакомы, и он, вероятно, догадывался о моей оппозиции. Замминистра ответил на вопросы (кстати, по поводу профлицеев сказал, что в малых городах «их будут сохранять», – это звучало даже обнадёживающе), поздравил всех с наступающим Новым Годом и предложил: «Все дополнения к резолюции конференции передать в секретариат». Последние были его слова: «Спасибо всем, до свидания!». Кислов с высоты трибуны дружелюбно улыбнулся публике, а меня одарил персональным величавым кивком, как бы давая понять, что всё, спектакль окончен, шпагу можно вложить в ножны. Мне не оставалось ничего другого, как передать свои записки пожилой грузноватой тетке, которая держала в руках какие-то бумажки и как раз была «секретариатом». Разумеется, никаких последствий это не имело.

А ещё говорили, что на совещаниях такого уровня всё обязательно стенографируется. Похоже, что сегодня никто в наших ценных мыслях не нуждался. Высокое начальство – само по себе, мы – сами по себе.

Вот так нас кинули. Никакого голосования, никакого инакомыслия. И никакого базара. Просто и без шума.

Научились, однако.

Министерство, конечно же, делало то, что планировало.

«Да минует меня чаша сия», – сказал Иисус.

И ему случалось терять мужество и бодрость духа, но он не останавливался.

Паоло Коэльо

2004, февраль

Братск

Было совершенно ясно, что система профтехобразования, в первую очередь, её наиболее сильное звено – профлицеи – идет к разрушению. Точнее, её ведут к разрушению. И тогда в начале четвертого года в адрес Гаранта Конституции – Президента России – посыпались жалобы, письма отчаяния, открытые письма, печатаемые некоторыми газетами, – крики о помощи. Многие на что-то ещё надеялись.

Вот одно из таких писем.

Президенту Российской Федерации,

кандидату в Президенты России

В. В. Путину

Открытое письмо – наказ кандидату в Президенты России

Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!

Я – провинциальный педагог из Сибири. Обращаюсь к Вам с большой тревогой за судьбу нашего образования.

Дело в том, что в российском профессиональном образовании сложилась крайне опасная ситуация, угрожающая национальной безопасности страны. Государственный аппарат России, пытаясь копировать западные модели жизнеустройства, упорно игнорирует, а в ряде случаев и уничтожает положительный опыт российской педагогики. Сегодня начальное профессиональное (НПО) и среднее профессиональное образование (СПО), готовящее рабочих и специалистов среднего звена, поставлено реформаторами в такое положение, после которого неизбежно начнется процесс деградации.

Я помню, как четыре года назад, в январе 2000 года Вы, Владимир Владимирович, обращаясь к участникам Всероссийского совещания работников образования в Кремле, среди первоочередных проблем указывали на необходимость найти средства для «поддержки реально действующих педагогов-новаторов, которые умеют работать не с бумагами, а с живыми людьми». Пять тысяч делегатов – цвет учительства России, – затаив дыхание, вслушались в каждое Ваше слово.

Тогда на Совещании после дебатов была принята Национальная доктрина образования в Российской Федерации, как нам казалось – важный программный документ. Одобренная Вами, Доктрина была отправлена на доработку, однако после правительственных и думских согласований она так и не стала ни федеральным законом, ни мало-мальски серьёзным документом. Сегодня уже мало кто помнит о том, что Доктрина образования в России когда-то вообще существовала. Но горечь осталась.

Общеизвестно, что около 90 % вакансий на рынке труда России сегодня составляют рабочие должности. Российские предприниматели заполняют рабочие места неквалифицированной, но дешевой рабочей силой: китайцами, вьетнамцами, молдаванами, украинцами, узбеками т. д., что неизбежно приводит к падению производительности труда. А где же российские рабочие? Их подготовка, особенно по компьютерным и телекоммуникационным технологиям и особенно в индустриально развитых регионах явно недостаточна.

В августе 2001 года на заседании Государственного совета при Президенте России была провозглашена новая концепция, суть которой заключалась в том, что подготовка рабочих кадров должна стать приоритетным направлением в образовательной политике государства. Казалось бы, вот оно, то, что нужно! Однако во время доработки этой концепции в коридорах Правительства снова что-то потеряли и о приоритете НПО и СПО забыли. Почему так происходит – непонятно.

В настоящее время государство настойчиво пытается сбросить с себя бюджетное финансирование начального профессионального и среднего профессионального образования и переложить его на плечи региональных властей и неких «социальных партнеров» (предпринимателей, банкиров, профсоюзных органов, общественных организаций и т. п.), которые для этой роли пока явно не созрели. При этом умалчивается тот факт, являющийся неотъемлемой чертой нашей действительности, что сегодня главным социальным партнером профессиональных учебных заведений являются, и должны еще некоторое время оставаться, федеральные органы власти: Минобразования, Минтруд, отраслевые министерства и др. Резкий отказ от федерального бюджетного финансирования профобразования приведет его к почти немедленной гибели. Еще не сложившиеся отношения на рынке труда и формирующемся рынке образовательных услуг могут привести к разрушению самой образовательной системы.

В течение многих лет я пытаюсь и не могу понять, почему Министерство образования РФ так упорно игнорирует выдающийся опыт отечественной педагогики – опыт профессиональных лицеев России, которых всего около 800. При этом сами лицеи министерство преобразует в колледжи, а те, что противятся, стремится уничтожить. Но разве за 15 лет успешной деятельности в инновационном режиме профлицеи не успели доказать целесообразность своего существования? Разве есть ещё сомневающиеся в том, что эти учебные заведения в малых и средних городах пользуются у молодежи огромной популярностью? Ведь в том-то и дело, что профлицеи в отличие от техникумов позволяют молодежи реализовать себя и в получении вместе с общим средним образованием рабочих профессий (как правило – нескольких профессий), и в возможности получить на конкурсной основе – еще и дипломы техников. Именно в профлицеях сотни тысяч юношей и девушек из самых бедных слоев населения получают навыки непрерывного профессионального образования. Именно мы реализуем современную концепцию ЮНЕСКО: «Образование – не на всю жизнь, а – через всю жизнь». Мнение выдающихся ученых и педагогов-практиков, неоднократно высказываемое на самых высоких международных конференциях и защищенное в сотнях диссертаций, однозначно: опыт реализации в профессиональных лицеях России интегрированных учебных программ общего, начального профессионального и среднего профессионального образования – явление в мировой практике значительное и уникальное.

…Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Наша национальная система подготовки квалифицированных кадров, в первую очередь, подготовки рабочих – в опасности! Прошу Вас как кандидата в Президенты России принять наказ: оградить профессиональное образование от безответственных «реформаторов». В противном случае через 3–4 года пополнение рабочих в России будет происходить в основном за счет «гастарбайтеров».

Прошу извинить за несколько резковатый стиль письма.

С уважением

заслуженный учитель России, член Совета директоров профессиональных лицеев России, директор Профессионального лицея г. Братска П. В. Крёстный.

10.02.2004

Как положено, через полтора месяца в ответ на это письмо был получен из Москвы со Старой площади вежливый ответ за подписью представителя президентской администрации, который благодарил автора «за активную жизненную позицию».

А в апреле был получен и ответ – нет, конечно, не от Путина – из Минобразования России за подписью старого знакомого заместителя министра Кислова. Он подробно на двух страницах сообщал лично автору об образовательной политике правительства.

И ни слова по существу того, о чем писал я.

Итог всего этого был такой: уже с начала следующего года мы оказались на областном финансировании, сильно урезанном по сравнению с тем, что было раньше.

Наше министерство – теперь многие получили возможность в этом убедиться самостоятельно – железной рукой проводило в жизнь свои планы. Те самые планы, против которых мы пытались протестовать. Но от этого наша жизнь не становилась лучше. Постепенно становилось понятным, что дело не только в чиновниках, тех самых «людях в мундирах», бездумно и по-лакейски преданно служащих хозяевам новой формации. Дело в новых хозяевах, в чьих руках оказались основные богатства страны, и в тех горбачевых, яковлевых, чубайсах, гайдарах, бурбулисах, ельциных и их преемниках, которые облетев вокруг статуи Свободы и «дважды глотнув воздуха свободы», организовали ограбление России и дали новым собственникам сатанинскую власть. Их власть – власть денег.

Предполагается, что эта власть – беспредельна в пространстве и бесконечна во времени. Но так ли это?

Они, эти всесильные ребята, уже не очень-то и скрывают свои намерения. Как-то недавно я услышал интервью Егора Гайдара в программе «Намедни». Он прямо сказал: «Деньги? Власть? Да это одно и то же!» Вот так!

Стало быть, власть – это уже не ум, не профессионализм, не талант. Есть деньги – будет и власть. Ума не надо. Вот она, истинная правда первородного демократа.

Если бы Гайдар был так же откровенен в 92 году, когда он был руководителем правительства страны, возможно, народ раскусил бы демократов уже тогда, и им не позволили бы сделать со страной то, что они сделали.

2004, май

Всё сегодня покупается. Идеология – тоже. Попутно при помощи телеящиков обворованному и оболваненному народу вправляются мозги.

Вот, 1 Мая – красный день календаря, бывший День международной солидарности трудящихся. Раньше в этот день мы организованными толпами ходили на демонстрации и весело пели: «Утро красит нежным цветом/ стены древнего Кремля,/ просыпается с рассветом/ вся советская земля». Мы знали, что в этот день на улицах Праги, Софии, Пекина, Будапешта, Берлина, Парижа и Чикаго такие же дружные толпы весело будут распевать песни солидарно с нами.

Сегодня так уже не поют.

В телепередаче «С добрым утром» ведущие супруги Стриженовы поздравляют всех нас с праздником Первомая – днем весны, который, как они утверждают, не несет в себе никакой идеологии, и который каждый может праздновать так, как ему хочется. Тем самым устами очаровательных, любимых миллионами зрителей телеведущих Кати и Саши производится демократический плевок в наше социалистическое прошлое, которое, само собой, следует считать тоталитарно постыдным.

Телевизионным кукловодам, как любым фокусникам, неплохо известно, что капля камень точит, и со временем беспамятные массы поверят в то, что можно жить себе поживать без всякой идеологии. В действительности, тот, кто наивно верит в возможность свободы от идеологии, первым становится жертвой манипуляторов, которые ненавязчиво и технологично ввинчивают в его девственно чистые мозги всё, что им нужно. Ведь пропаганда независимости от идеологии сама по себе – тоже идеология. А тот, кто не хочет думать сам, рано или поздно обречен как попугай повторять чужие слова и мысли.