Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том 3"

Видел я все дела, какие делаются под солнцем,

и вот – всё суета и томление духа.

Екклесиаст

2004, апрель

Братск

Позавчера встречался с представителями местного отделения партии «Родина». Были руководитель городской организации, старый знакомец Большаков, седовласый улыбчивый крепыш, из рабочих-энергетиков, и двое предпринимателей – бывшие мои ученики. Они предложили дать согласие на выдвижение моей персоны кандидатом в депутаты городской думы. Сегодня с такой же миссией приходила от горкома партии коммунистов Рындина, которую я знал со времен её работы в аппарате Братскгэсстоя. Она обещала полную поддержку моей кандидатуры на выборах.

– Я же беспартийный, – отнекивался я.

– Вы человек, преданный интересам народа. Вас в городе хорошо знают, – высокопарно увещевала меня коммунистка. – Дайте только согласие. И люди за вами пойдут.

До сих пор я был достаточно независимым в своих убеждениях и высказываниям, чем немало гордился. Но, поскольку время от времени имел привычку анализировать проблемные ситуации, в памяти возник забавный рассказ Марка Твена «Как меня выбирали в губернаторы». Там автор тоже гордился независимостью, но, не послушав свою мудрую бабушку, ввязался в предвыборную борьбу и тут же был обличен в лжесвидетельстве, плутовстве, шантаже, многоженстве, беспробудном пьянстве. Автор был потрясен бесстыдным враньём, травлей и изощренным вероломством своих конкурентов, но всё терпел. Выдерживал. До тех пор, пока по чьему-то наущению во время предвыборного собрания девять малышей всех цветов кожи и в самых разнообразных лохмотьях не вскарабкались на трибуну и, цепляясь за ноги бедного кандидата в губернаторы, стали кричать: «Папа!»

Я подумал, что порядки, бытовавшие в Америке в XIX веке, очень похожи на то, что происходит в моем отечестве сегодня, и поэтому, поблагодарив уважаемых ходатаев за оказанную честь, отклонил их предложения. Мой ответ в обоих случаях был категоричным: нет!

В наши дни в депутаты идут в основном люди корыстные: либо ангажированные ставленники каких-то сил (сегодня эти силы покровительствуют выдвиженцу, вкладывают в него деньги, но, прорвавшись к власти, он должен будешь отработать кредиты доверия), либо состоятельные буржуины, желающие приобрести повышенный политический авторитет и дополнительные возможности для получения власти и денег. Истинные патриоты, борющиеся за интересы народа и отечества, среди депутатов, конечно, есть, но их немного.

12 июня

Люба просится на дачу. Иногда мы ездим с нею вместе. Но хождение босиком по земле и прополка грядок ей пока противопоказаны.

27 июня

Сегодня – выборы в городскую думу. 159 кандидатов борются за 25 депутатских мандатов. Как всегда – нанятые имиджмейкеры, команды пиарщиков из разных мест России, залепленные портретами претендентов заборы и стены домов, почтовые ящики забиты листовками и газетами, содержащими компромат на многих кандидатов, особенно, на сторонников действующего мэра Петренко, его сподвижника гендиректора малого предприятия «Объединения городских рынков» некоего Кочаряна (ничего себе «малое» предприятие, владеющее большей частью рыночной сети города!), и, конечно, так называемых независимых кандидатов. Всем досталось. Все заляпаны грязью с головы до ног.

28 июня

Выборы в думу признаны состоявшимися: проголосовало около 25,4 % избирателей. Избраны такие «темные лошадки», как Кузаков (правая рука мэра), Кочарян (хозяин всех рынков), Молотков (по слухам, руководитель городской братвы). Последний получил даже самое большое количество голосов – больше 50 %. Прошли в думу и несколько крикливых левых. Трое из них – ничем не примечательные, бритоголовые бизнесмены. Лысые в моде. Возлюбил их народ, возможно, потому, что многие косят под умных.

Из независимых в думу не попал никто.

Похоже, что во многих округах здравый смысл не смог победить. Масса, называемая «электоратом», в очередной раз обнаружила свою неспособность к системному мышлению и элементарному предвидению. Несколько лет назад мой покойный сват Лукашевич, алкоголик и матерщинник, обладавший, однако, большими личными связями, здравым умом и злым языком (земля ему – пухом!), об этой массе говаривал: «Рабы! Всю жизнь были рабами и подохнуть рабами». В какой-то мере он был прав, однако рабство массы выражается сегодня не только в неприятии очевидных истин, но и образе жизни и способе существования. Например, если меня обокрали и украденные вещи за бесценок продают моим соседям или прохожим на улице, то не надо быть человеком высокой морали, чтобы понять, что нельзя покупать ворованное. Однако раб покупает: он не хочет думать о том, что своими действиями он поощряет вора к тому, чтобы тот завтра обворовал и его.

Но, думаю, во время выборов дело было не столько в бестолковости электората, сколько в хорошо организованном расчете тех, кто задумал всех облапошить. Конечно, манипулировать мнением большинства избирателей трудно: большинство – это примерно человек 1500–1700 в каждом округе (из общего числа избирателей 2,5–3 тыс. человек), для их подкупа нужно большие деньги. Но если твердо известно, что голосовать регулярно приходят не более 30 %, а также известно, ктоот выборов к выборам постоянно «исполняет свой гражданский долг» и кто «не выполняет», то совсем нетрудно найти людей, готовых за небольшие деньги проголосовать за нужного человека и придерживать язык за зубами. Причем в этом случае большинством (из 30 %) будут всего 600–800 избирателей; и, чтобы их купить нужно каких-нибудь 1,5–2 млн рублей, а то и меньше. Сделать это совсем нетрудно через группу верных людей. Механизмов, как сделать, множество.

Кроме того, в последнее время (судя по эпизодическим сообщениям СМИ) довольно успешно применяется также практика подкупа самих участковых избирательных комиссий, и тогда фальсификация выборов производится за счет написания ложных итоговых протоколов. В них просто заносятся цифры, заранее спущенные сверху «заказчиком».

Таким образом, учитывая устойчивую пассивность подавляющего большинства населения, манипуляторы всегда могут найти такую тактику подкупа некоторой его части, а также самих организаторов выборов, которая способна привести к победе любого проходимца. И тогда опять пассивное большинство будет после таких «выборов» ошарашенно хлопать ушами и говорить, что всё было заранее предрешено.

2004, 15 июля

Братск – Москва

Моя Люба весела и чувствует себя хорошо. Мы решили рискнуть. Набрали полчемодана таблеток, мазей, и – на самолёт.

Полетели в Москву. К сыновьям.

16 июля

Москва

Центр. В огромном книжном магазине «Библио-глобус» в отделе литературы по истории и философии разговаривают две продавщицы. Молодая спрашивает у другой постарше:

– Тут покупатель интересуется, нет ли у нас литературы по филологии? Что ему ответить?

Старшая, подумав, говорит:

– У нас ничего нет. Филология – это что-то, связанное с медициной.

Да-а, подумал я невесело. Еще недавно нас называли самой читающей страной в мире! Быстро же мы опускаемся.

Июль

Москва – Хургада (Египет)

Летим дальше.

И вот, в кои-то веки мы с женой оказываемся вдвоем вдали от родины, в Египте, на курорте Хургада. Две недели здорового, активного безделья, беззаботного отдохновения в скромном трехзвездном отеле, на берегу теплого Красного моря должны вернуть нас к жизни.

После обильного утреннего шведского стола мы идем на пляж, берем у мальчишки-арапченка по одеялу и растягиваемся на топчанах. Впитывая щедрые лучи египетского солнца, вдыхая солоноватый бриз, мы, как в молодые годы, наслаждаемся свободой бытия. Потом идем к морю: Люба, как всегда, плавает неустанно и ненасытно, но долго мочить в воде искалеченную ногу побаивается, залезает под грибок из пальмовых листьев, дремлет. А я, побарахтавшись немного в прозрачных водах, сажусь на желтый песок и смотрю на розоватые облака, густо облепившие горизонт, на проплывающие вдали белые кораблики, на немногих отдыхающих.

На пляже нашего отеля несколько женщин загорают с голыми грудями. Топлесс. На молодые груди смотреть любопытно. Но одно дело лицезреть белые груди с розовыми сосками, совсем другое – загорелую грудь, которая смотрится просто как часть тела, не выделяющаяся среди других частей. А уж когда напоказ выставляются старые, плоские дряблые груди – это совсем не интересно.

Особенно шокирующе выглядит рослая, плотно сбитая, с крепким задом и плоским животом сильно загорелая чешка. Груди у неё небольшие, сгоревшие до угольной черноты. Девушка, не смущаясь, разгуливает по пляжу, подолгу плещется в волнах недалеко от берега. Если б разрешили ходить совсем голой, она, я думаю, тут же сняла бы узкий треугольник ткани, прикрывающей промежность.

Совершенно потрясают груди, именно, груди, а не грудь, одного мужика, серба, обремененного, кроме того, невероятно огромным свисающим животом. Ничего подобного я никогда не видел: огромные полушария его грудей колыхаются при движении, их размеры намного превышают размеры грудей дородной тётки средних габаритов.

Среди немногих новых русских выделяется и странный качёк – жертва культуризма. Маленькая стриженая ёжиком головка, сверхнакачанные торс и коротенькие ручки, как культяпки, болтающиеся по бокам. Качёк окунается в воду, быстро по-собачьи перебирая культяпками, плавает несколько минут и, довольный собой, выходит из моря, переваливаясь с одного столба ноги на другой …

Что ж, как говорят немцы: каждому – своё.

Кем-то сказано: «Мир не создан, чтобы соответствовать твоим ожиданиям». Сказано немного лукаво, но так ли это?

Мне кажется, что не так. Просто, твои ожидания должны быть естественными и созвучными с внешней средой. Если же ты оказываешься не в гармонии с миром – приготовься к борьбе. Копи силы. И борись. Доказывай. Утверждай себя. Но никого не порабощай.

Днем мы ходим в лавку напротив отеля, где молодой веселый парень продает овощи и фрукты. Покупаем виноград, персики, ананасы, душистые и кислющие плоды манго и всякие диковинные фейхоа. Всё очень дешево. Вечером, после захода солнца, жара спадает, и мы с любопытством бродим по шумным улицам, заглядывая иногда в тесные лавчонки, кофейни и большие магазины. Бродим недолго: Люба быстро устает.

Тысячи аборигенов здесь, в Хургаде, работают за грошовую плату и живут в скотских условиях.

По вечерам мужчины сидят в дешевых кафе, позволяя себе чашечку кофе, игру в домино или просто – коллективный просмотр телепрограмм.

За фасадной, лицевой частью зданий присматривают, по утрам кое-где перед магазинчиками моют тротуар с шампунем. А сзади – жалкие лачуги. Грязь, нищета, убогость.

Бессмысленность такого существования бросается в глаза…

Такой жизнью живут миллионы людей. Но разве для этого создан человек?

Голуби, вероятно, горлицы, здесь маленькие, меньше наших, крылышки и хвосты у них сизые с белыми кончиками перьев по краям, а головки и спинки красновато-коричневые. По утрам они призывно воркуют, и их воркование навевает покой и нирвану.

Люба слушала-слушала, нежась в белой постели и сказала:

– Они поют так же, как в моем детстве… после войны… в Крыму…

Ездили в Каир. Очень утомительно: почти 9 часов пути на автобусе туда. Выезд ночью из отеля в 2.40, потом в течение часа заезд за другими туристами в другие отели, формирование колонны (или, как здесь говорят, конвоя) из примерно полусотни автобусов и, наконец, в 3.50 трогаемся в путь. То и дело то наш автобус обгоняют другие, то мы обгоняем других, хотя за пределы колонны никто вырваться не может: впереди и в хвосте идут машины сопровождения с автоматчиками. И так 440 км. Справа – Красное море, слева – Аравийская пустыня. Дорога ровная, хорошо обустроенная, почти на всем протяжении двухрядная. Населенных пунктов очень мало, однако везде отлично действует мобильная связь. (А у нас на пути из Братска в Иркутск, – более 700 километров, – помимо конечных пунктов мобильник работает только в Тулуне, на полпути.)

Посреди пути – заправка, прохладительные напитки. И платный туалет – относительно чистый, за один египетский фунт…

В Каире пирамиды, конечно, впечатляют. Нижние, венечные, огромные камни, местами выше моего роста, плотно пригнаны друг к другу. Последующие ряды – меньше, ступенями уходят к вершине. По этим ступеням, вероятно, можно было бы взобраться на вершину. Хочется постоять, подумать. Но приставучие торговцы сувенирами, пекло за 30 градусов, невероятная ограниченность во времени осмотра (40 минут на пирамиды и 40 – на сфинкса) не располагают к размышлениям.

Зато на посещение демонстрационного зала египетской парфюмерии (с целью ознакомления и, главное, покупки местных духов и масел) и дорогостоящего магазина сувениров – полтора часа…

В Каире большая часть жилых домов (семейных) строится, как обычно, снизу вверх на каркасах из монолитных колонн и простых ригелей, однако после трех-четырех, иногда после пяти этажей можно видеть недострой – торчащую из колонн арматуру и плиты перекрытия, несмотря на то, что на нижних этажах живут. Оказывается, это так называемые «строящиеся семейные дома». Когда большая семья пополняется новой парой новобрачных, молодые сами надстраиваю дом дальше. Вверх. Кроме того, за недостроенный дом и дополнительную застройку не платят налоги. Замечательно!

В Каирском национальном историческом музее, в центре зала на первом этаже – исполинская древняя скульптурная группа, изображающая фараона, его жену, а также маленького ребенка. Фараон изображен сидящим, он держит руки на коленях, его отрешенный, очень спокойный взгляд устремлен вперед. Жена сидит рядом с ним, положив свою правую руку мужу на спину: она чему-то улыбается, у неё чуть скуластое лицо, немного курносый нос с широкими ноздрями – типичная русская красавица; у неё нет ничего общего с другой августейшей египтянкой – аристократичной Нефертити, с её тонким породистым носом на удлиненным лице.

Я не удержался:

– Любаня, посмотри на эту даму – фараоншу. Это же русская женщина.

– Ну, что ты, Павлуша! Откуда в древнем Египте могла быть русская?

Но я всё смотрел и смотрел, и думал: нет, такая простота и величавая стать характерны именно для наших.

Здесь, в Египте мы не встречали ни одного пьяного, ни одного наркомана, хотя и те, и другие, наверное, есть. Никаких уличных дебошей.

Но также нам ни разу не попался книжный магазин.

Стоят жаркие дни. Мне захотелось съездить в Луксор, древний город фараонов – город мертвых. Поездка предполагалась дальняя, утомительная. Мы решили, что Любе на сей раз ехать не стоит.

Всё также задолго до восхода солнца выезжаем из Хургады. Снова за городом все автобусы сбиваются в колонну примерно из полусотни машин. Спереди и сзади колонна конвоируется легковыми машинами с вооруженными полицейскими и военными. Гид пояснил: это – меры защиты от терроризма. Часть пути проходит через невысокие, абсолютно голые скалы, на которых ни былинки. Нагромождение больших рыжих камней называется горами Красного моря.

Все автобусы с кондиционерами, в основном «мерседесы». Километров через 160–170 горы остаются позади, и мы едем по пустыне. Дорога превосходная, местами с односторонним движением. Рядом с автострадой – железная дорога, которая тоже устроена отлично: бетонные шпалы, боковые стенки насыпи, по-видимому, для предотвращения осыпания, покрыты кладкой из известняка с аккуратными швами, разделанными под выпуклую расшивку. Рядом с шоссе тянется высоковольтная ЛЭП. И снова на всем протяжении нашего путешествия везде отлично работает мобильная связь.

Египет вроде страна слаборазвитая, однако туристский сервис здесь организован намного лучше, чем в России. Не зря около четверти своего национального дохода египтяне зарабатывают за счет туризма.

Но есть и кое-что другое.

Обратно из Луксора мы выезжаем в 18 часов и снова колонной. Несколько десятков километров едем вдоль каналов, которые запитываются водами Нила. На многих полях работают феллахи. Иногда можно видеть работающих и после захода солнца.

Вдоль каналов бесконечно тянутся справа так называемые «строящиеся семейные дома», двух– трехэтажные строения из обожженного кирпича или кирпича-сырца с неизменно торчащей вверх арматурой колонн. В тесных двориках разгуливают ослики, козы, овцы. А с левой стороны канала по ходу движения через небольшие пространственные интервалы в течение примерно полутора часов хода можно видеть несколько другую картину: убогие (другого слова не подберу) глинобитные приземистые хижины, во дворах играют чумазые детишки, женщины подметают пыльные подворья перед хижинами, мусор сваливают тут же на берег канала. Жилища внешне выглядят очень неопрятно.

Если справа на домах изредка можно видеть спутниковые антенны, то на левобережье ко многим лачугам не проведено даже электричество.

И там, и там во дворах кое-где видна крестьянская техника: колесные трактора, молотилки, изредка – автомобили. Техники крайне мало.

По-видимому, здесь, на берегах нильских каналов воспроизводится традиция тысячелетий: те, кто трудится на земле в поте лица, никогда не разбогатеют.

Всё же нужно признать, что социализм, даже в той предельно жесткой административно-командной форме, которая имела место у нас в Союзе, или в той примитивной форме, которая была при Насере в Египте (многие египтяне говорят о своем социалистическом прошлом с гордостью), – социалистический базис давал каждому человеку значительно большие стартовые возможности в организации собственной жизни и социального развития, чем «свободное» капиталистическое общество…

И ещё кое-что. Современные жители Египта эксплуатируют древнейшую историю, которая им не принадлежит. Являясь наследниками арабов, завоевателей Египта, с VII века, нынешние египтяне, по сути, никак не наследуют космическую мудрость, научные знания и искусство Древнего Египта. Они восхищаются загадочной культурой древних жителей долины Нила, но не вполне понимают её.

Многое в культуре древних фараонов было попросту уничтожено арабами. Новая идеология мусульманства, которую они несли, не просто отрицала язычество завоёванного народа. Язычники считались «неверными» и потому подвергались уничтожению вместе с величайшими достижениями своей ментальности и духовности.

* * *

Комплекс Карнакского храма (Луксор) впечатляет своим величием и красотой, торжественностью архитектурных форм, обилием мощных колонн, статуй-колоссов и аллеи сфинксов. С трудом укладывается в мозгах, что вся эта красота была создана более трех тысяч лет назад.

Очень много туристов. Слышится разноязычная речь: немецкая, чешская, сербская, польская, испанская, французская, английская и, конечно, русская. То же – во время получасовых остановок колонны автобусов в пути. Испытываешь радостное ощущение единства со всем этим пестрым миром людей, не озабоченных никакими стратегическими задачами, кроме задачи – отдохнуть и вобрать в себя новые впечатления.

Да, наш мир един. Мы – большая разноязычная и разная по цвету кожи, толпа. Но всё же мы живем под одним солнцем, дышим одним воздухом, ходим по одной земле. Мы все существа одного разумного вида.

Похоже, что мы – одна семья.

2004, 1 сентября, День знаний

Братск

Всё же это наш день. Именя, и Любу поздравляли с праздником. Я-то работаю, и мы в этот день устраиваем всевозможные торжества. Но то, что бывшие воспитанники не забывают Любу, радует.

10 сентября

Люба чувствует себя неважно: болит левая ступня. Боли резкие, дёргающие. К вечеру начинается озноб.

16 сентября

Её снова оперировали: ампутировали большой палец левой ноги и часть сустава. Во время операции было обнаружено сильное нагноение в культе сустава, удаленного в позапрошлом году пальца, говорят – остеомиелит. Отсюда и высокая температура, и боли.

Всё-таки диабет в последнее время начал её доставать всё более и более жёстко.

28 сентября

В пятницу, 26-го, я привез Любу из больницы домой. «На побывку», на выходные дни. Сегодня, в понедельник, она уже с пяти утра была на ногах: копошилась со своими вещами, что-то искала и не находила. Была не в духе, не хотелось возвращаться в больницу, к тому же у неё почему-то расстроился живот. На улице лил, не переставая, сильный дождь. В 7 часов я стал вызывать такси, и тут выяснилось, что раньше, чем через двадцать пять минут ни одно агентство нашу заявку выполнить не обещает. Люба стала нервничать и давать мне разные советы, вроде: «Позвони ещё туда-то», «Позвони Олиному мужу, он таксист» и т. д. Я тоже понемногу стал заводиться. Наконец, примерно без двадцати пяти восемь позвонили и сказали, что за нами выехала серая «волга». Я замотал Любину забинтованную ногу в целлофановые мешки (на улице был потоп) и мы погрузились в лифт. Поехали. Прошло несколько секунд, и вдруг что-то резко щёлкнуло, свет погас и лифт остановился. В кабине стало совсем темно, и мы поняли, что застряли между этажами. Как потом оказалось, не доехали до первого этажа с полметра. Люба немного запаниковала: она не только опаздывала в больницу, но и не успевала сдать анализы и вовремя попасть на перевязку. В кабине становилось всё жарче, казалось, не хватает воздуха. Жена жаловалась на растущую головную боль и слабость. Ещё бы: после операции она была ещё совсем слабой. Я стал изо всех сил тянуть створки дверей в разные стороны и орать в щель: «Соседи, на помощь!», «Люди, помогите, спасите!» Минут десять не было слышно никакого движения. Наконец, кто-то издалека стал громко нас спрашивать: «На каком этаже вы застряли?» «Не знаю!» – кричал я.

Потом я услышал голос соседки из 4-й квартиры, Тамары Макаровны: «Да они около первого этажа». Пришел Олег, хозяин моего «приятеля», кобелька Чипа, принес топор и начал расширять щель. Дышать стало легче. Вызвали дежурных лифтеров, они оказались почему-то далеко от нашего дома и очень сердито отвечали на телефонные просьбы соседей прийти к нам. Наконец, явились две тетки, в щель я их видел: пожилые толстухи в синих халатах. Они сказали, что через третий подъезд им нужно подняться на крышу, потом спустить лифт немного пониже. Прошло ещё полчаса, пока они сделали то, что обещали. Но в нашем положении ничего не изменилось. К тому же лифтерши почему-то исчезли. Я попросил, чтобы позвонили начальнику участка, обслуживающего лифты. Позвонили, и тот сказал, что лифтерши ему доложили, что они выпустили людей из лифта. Это неслыханное враньё ошеломило всех, но никто из соседей не знал, что делать дальше. В просвет щели я посмотрел на часы: было девять тридцать пять. Наше «сидение» продолжалось уже два часа. Люба тихо постанывала, я утешал её как мог. Голова у неё была совсем мокрая. Подошла соседка из ближней к нам квартиры Наталья, учительница, с собаками, постояла минут пять, порасспросила, что к чему и удалилась. Без пятнадцати десять появилась ещё одна лифтерша лет сорока: её вызвала Наталья. Она стала энергично, что-то тянуть в пространстве над дверями и чуть не плача говорила, что у неё не хватает сил. Что же это за беда такая, лифт, что трое лифтерш не смогли открыть створки дверей!

Наконец, около десяти незнакомый мужчина встал на стул и, немного пошарив над дверьми, нашел какие-то рычажки и, поднатужившись, быстро открыл створки.

Я с трудом поднял жену с пола, она была в полуобморочном состоянии и выбиралась из кабины уже на пределе сил. Мы были спасены…

Однако, спрашивается: какой же бестолочью надо быть так называемым лифтершам, чтобы не уметь делать главного, для чего их держат на работе – обслуживать лифты и высвобождать людей из застрявших кабин? Второй вопрос: какими мерзавками надо быть, чтобы, не справившись со своими обязанностями, доложить начальству о том, что людей освободили? Третий вопрос: каким безответственным должно быть начальство, которое допускает неподготовленных людей к работе?

Всё время с нами было трое соседей, которые, как могли, пытались нам помочь. Особенно Тамара Макаровна.

А жена моя была почти молодцом: всё выдержала лучше, чем я ожидал. Когда мы прибыли в больницу, она была достаточно подвижна. Вечером она уже была весела.

30 октября

Ходил по приглашению на открытие школьного музея в школу 9 (в новом здании), где мы с Любой когда-то начинали. Казалось бы, всё в этой школе должно быть родным: четыре года моего директорства в первые годы существования школы должны бы что-то значить. Но я пожалел о том, что пришел сюда, как только поднялся на грязное, заплеванное жвачкой крыльцо, прошел по унылому коридору мимо аляпистых «стендов» в один из классов, где встретился с бывшими коллегами – неработающими старушками.

Во всем – налет бедности.

Ждали прибытия местного депутата, который где-то заседал. Прождали два часа. Нервная директриса прибегала к нам каждые полчаса и говорила, что вот-вот приступят к церемонии открытия музея. Но кроме общей суматохи ничего так и не происходило. Депутат не появлялся. В 14 часов, несмотря на уговоры, я ушел, ещё раз убедившись, что нынче в школах обычная человеческая деликатность не в почете.

13 ноября

Жизнь – штука полосатая. Вчера было плоховато, сегодня – всё намного лучше.

В нашем профлицее очень людно и суматошно. Со всей области к нам приехали 58 человек: директора училищ, лицеев, техникумов и областное начальство. Разместили мы всех в нашем общежитии, которое вылизали до последней соринки. Директора приехали на совещание, которого, наконец-то, удостоился наш лицей. Это, конечно, большая честь. Последние три месяца мы усиленно готовились.

14–15 ноября

Актовый зал всё ещё в ремонте, поэтому пленарные заседания пришлось проводить в читальном зале. Немного тесновато: мы не ожидали такого наплыва гостей.

С докладами по проблемам мотивации учащихся выступили я и мои замы. Многие преподаватели давали открытые уроки, мы показали гостям выставку наших методических разработок, которая ввиду большого числа работ, располагалась в трех залах. Показали обновленные мастерские и лаборатории, испытательные стенды и механизмы, созданные руками педагогов и учеников.

Со всех сторон слышались восхищенные возгласы и благодарности. Мои педагогини, завлабы и мастера производственного обучения впитывали всё это, скромно потупя взоры. Похвалами мы не избалованы.

Думаю, что пережитый успех надолго прибавит нам сил.

16 ноября

Вечером, придя с работы, вдруг уснул и проспал с 19 до 21 часа.

Во сне я летал. Летал долго. Парил на высоте метрах в десяти над землей, широко раскинув руки, привычно, как и раньше, когда летал. Иногда взмывал выше и, поглядывая на пребывающих внизу людей, удивлялся, почему они не обращают на меня никакого внимания. Я поднимался все выше, делал крутые пируэты, и всё летал и летал. Но никто этого не замечал. Невнимание людей меня не беспокоило, однако удивляло. Мне было хорошо и покойно на душе. Как будто я обрел то, что искал.