Текст книги "Путешествия Никласа"

Долой науку

4/140. Все больше задумываюсь над тем, чтобы на время оставить Бету и вернуться в Центр, потратить немного заработанной АМ. Может быть, найти какую-нибудь интересную женщину и пригласить ее погостить на моей планете… Я основатель клана или кто? Может быть, действительно озаботиться ребенком? Странная пустота в голове, будто это погружение в 10-мерные глубины квазара выдуло из нее всякий интерес к моему прежнему увлечению.

Что-то замкнуло во мне, не имеющем между живыми нейронами кремниевых вставок… Неужели я болен? Вернулся к старым конспектам, которые я делал еще в первые годы жизни, когда только мечтал о своем открытии – тогда я еще не знал, в чем будет его суть, и жадно поглощал данные из учебных кассет. Одна из них выскользнула из архивной упаковки мне на ладонь, и я воткнул ее в транслятор.

«Зеркальная материя – вот тот невидимый клей, что держит вместе миллиарды звезд в галактиках…» Мои первые, азбучные знания. Кстати, те два телескопа, что когда-то установили биоформы, уже дали кое-какие результаты. Они выяснили, что в окрестностях моей «нормальной» галактики находится около девяноста темных. А «залежи» невидимой материи тут в десять раз превосходят массу обычных звезд. Впрочем, их число невелико, и они давно разбежались бы в стороны, если бы их не удерживал «клей». В темных галактиках живут мертвые звезды и черные дыры, там плавают хиггс-бозоны и сверхтяжелые вимпы…

Частицы в холодном веществе движутся медленно, лениво и равнодушно, сами собой объединяясь в малые галактики-спутники. В них совсем нет звезд, ни живых, ни мертвых. И я стал таким же – не живым и не мертвым, словно превратился в сгусток зеркальной материи.

Дуэль с невидимкой

8/239. Компьютер дома по-прежнему не отзывался на запросы.

Никлас заглянул в следующее ответвление и наткнулся на еще один склад, на этот раз почти неповрежденный. Из развороченного дьюара, похоже, не так давно вытек азот – температура здесь была ниже средней. «Ну и силища», – в ужасе подумал Никлас, наклонившись к дьюару. Под треногой с атомной горелкой он увидел тонкую силовую сеть – такими обычно затягивали панели солнечных батарей, уберегая их от крупных метеоритов. Рядом валялся аргон-урановый аккумулятор.

Движимый неясным импульсом, историк скатал сеть в комок и прицепил весь набор на пояс – вдруг поможет спеленать неведомого противника.

Напротив склада находилась еще одна дверь, и она была сорвана с магнитных петель. Но внутри, как ни странно, почти ничего не пострадало: вычислительный комплекс был цел. Только несколько кассет выпало из ячеек стеллажа и веером лежало на полу. Никлас медленно шагнул внутрь и вынул из спинной складки собственный носитель информации, еще вчера сконструированный с помощью форматора. Этот 6-мерный архив позволял записать на молекулярные цепочки не меньше ста терабайтов информации, свернутой по трем пространственным измерениям.

Вот только все силовые кабели были намертво пережжены, стена топорщилась оголенными и оплавленными пучками волноводов… Система лазерных источников света, благодаря которой формировался 3-мерный образ данных, беспорядочной грудой валялась под столом.

– Серьезно, – тихо сказал историк, в основном из желания хоть что-нибудь услышать. – Здесь неплохо порезвились.

Он вызвал на сетчатку глаз консультанта и получил решение. При разрушении компьютера тот наверняка автоматически закапсулировал данные, и теперь становилось возможным извлечь их (или хотя бы часть) с помощью внешнего источника энергии. Никлас вернулся за аккумулятором и поместил его в стойку резервного питания, затем вставил накопитель в блок внешних устройств. Диод на его панели мигнул несколько раз, и почти полная упаковка со многими терабитами данных выскочила в подставленную ладонь историка.

Сервис практически восстановился – подсказка со схемой дома работала, вот только отображала она не все помещения. Некоторые казались мертвыми (видимо, ведущие к ним коммуникации были попросту перерезаны неведомым разрушителем), но лаборатория, к счастью, пока функционировала… Вот только как-то странно расплывалась при попытке навести на нее резкость.

За очередным поворотом коридора Никлас замер, чуть не наступив на ажурную фигурку автоматического инспектора. Прибор был мертв, индикатор питания на его панели черен, а кассета вывалилась из паза и треснула. Капсула с антиматерией, впрочем, оказалась нетронутой и даже помаргивала зеленым глазком. «Великий Галилей! Что тут случилось?» Историк намотал сеть на палец, чтобы моментально метнуть ее при необходимости, и прислушался. На радиочастоте около двух гигагерц что-то тихо и прерывисто попискивало. Растянув сигнал во времени, Никлас явственно различил два слова – «прозрачный» и «смерть», они чередовались без всякой системы, разбавленные бессмыслицей.

На пути у него была лаборатория, и уже издали историк увидел, что в ней горит видимый свет. Тут же он вспомнил, что там должен находиться 7-дырокол, и слабая теплая волна облегчения на секунду захлестнула его. Только бы это устройство Леонида-1 работало! Действие химии на нервы заканчивалось, и Никлас повторил впрыскивание, удвоив дозу и полностью исчерпав запас. При такой нагрузке на нанороботов они протянут от силы три-четыре дня… Ну и Белл с ними. Зато ему удалось успокоиться и с холодной расчетливостью прикинуть, как лучше заглянуть в лабораторию.

Его там ждали. Пространство вокруг Никласа закрутилось мертвой спиралью, выжимая из него энергию, дыхание застряло в груди, лишь слабым хрипом вырываясь наружу. Он инстинктивно переключился на бескислородный цикл питания, перетряхнул нервную систему электрическим импульсом и отпрыгнул в сторону, ударившись о стойку с аппаратурой. Прозрачный кокон откатился от него, словно собираясь с силами, но Никлас уже приготовился к атаке, напружинив внутренний каркас. Мышцы скрутило, кости пришли во взаимное движение, а суставы скрипнули, компенсируя нагрузку – и он выдержал. Палец вдавил кнопку на панели силовой сети, та развернулась и окутала тело историка. Линии поля пришли в равновесие с источниками гравитации, пляска огней прекратилась, и мир замер на месте.

Думы о семье

4/144. Меня преследуют мысли о семье и ее производных. Правильно ли, что я блокировал эрогенные зоны тела и никак не стимулирую соответствующие участки мозга? В общем, на здоровье тела это никак не отражается, но давать какую-нибудь разрядку нервной системе тоже необходимо… Вот Хаббл, еще недавно вся моя разрядка состояла в работе над 7-дыроколом и его применением, а сейчас будто какая-то непостижимая сила отгородила мою любимую тему ментальным силовым коконом, сделав ее «бледной» и малозначительной. Подозреваю, что это защитная реакция на недавнюю перетряску сознания – повторно переживать такое организм не желает. Ладно, пусть пока отдохнет, а я займусь чем-нибудь не таким экстремальным.

«Еж-2» снял единственный спутник Омеги во время солнечного затмения. Снимки и видео получились великолепными, я даже подумываю изготовить пару подвижных картин и повесить их на пустых стенах…

Ледяная ловушка

8/239. Ничего не болело, хотя Никлас был уверен, что у него не осталось ни одного неповрежденного органа. Все растяжения и вывихи, очевидно, были внушены ему обманутым подсознанием. Локальное искажение пространства неспособно причинить прямой вред организму – а вот опосредованный…

Его жертва находилась тут же, под опрокинутым шкафом с туннельным микроскопом. Одна из полок выскользнула из пазов и придавила живот человека, который лежал на боку, подвернув ноги словно эмбрион. К счастью, сам микроскоп не задел его, упав в стороне. Никлас свернул сеть, метнулся к пострадавшему и аккуратно перевернул его на спину, поддерживая затылок ладонью.

– Эй! – воскликнул он. – Вы живы?

Пострадавший не отзывался, поэтому историк выхватил из складки на животе ампулу с нанороботами и прижал ее к вене на шее человека. Ампула выяснила схему метаболизма – она не слишком отличалась от той, что использовал Никлас – выдала «жучкам» программу и впрыснула всю партию. Очевидно, собственные нанороботы жертвы не сумели справиться с внезапной атакой и захлебнулись в противоречивых командах от организма, зато сейчас, когда общие процессы в нем стабилизировались, можно было надеяться на успех.

Через несколько минут человек вздохнул и пошевелился.

– Что?.. – пробормотал он, открыв маленькие, глубокие глаза, сидящие в центре огромного лысого черепа, между локаторами всеволновых ушей. – Что это было?

– Искажение пространства, – сказал историк. – Вы в порядке?

– Не думаю. Святой Гагарин! Я едва не погиб!

Все-таки пострадавший приподнялся на локте, и с его помощью Никлас отодвинул стеллаж в сторону. Человек поднялся, недоуменно оглядел лабораторию и воззрился на историка.

– Вы не Деев NGC 69307-3 Леонид-1, – обвиняюще заметил он. – Как вы тут оказались и как вас зовут?

– Давайте потом разберемся, – не вытерпел историк. Ему не хотелось выкладывать первому попавшемуся чиновнику детали своего частного расследования. А что это чиновник из Демографической комиссии, Никлас не сомневался – только они имеют склонность повсюду таскать за собой автоматического инспектора. – Мы должны бежать отсюда, пока вас опять не придавило.

– Вы не понимаете? Я гелиодезист! Я расследую дело о пропаже звезды! Звезды! Не какой-то там планеты!

Историк сухо сглотнул и связался с компьютером дома. Ему показалось, что еще одно помещение окрасилось черным, отделившись от энергетической станции. Неужели это прозрачное «нечто» ухитряется орудовать чем-то разрушительным, по частям отсекая дом от источников питания? Но почему тогда сразу не вывести из строя энергостанцию, тычась всюду словно вслепую? Вслепую! «Оно нас не видит, так же как и мы его!» – осенило Никласа.

– Ну? – требовательно дернул его за рукав чиновник. Несмотря на недавнюю клиническую смерть, выглядел он бодро и, кажется, совсем ничего не боялся. – Кто вы такой, я спрашиваю? Что вы знаете об исчезновении звезды? Вам нужно подтверждение моих полномочий, чтобы ответить? Мое имя – Сакки NGC 4320 Чанг-33, а ваше?

Он вынул из нагрудного кармашка ви-кей и бесплодно покатал его в ладони, но никакого изображения не возникло. «Совсем идиот, что ли?» – раздраженно подумал историк.

– Надо бежать отсюда, пока еще хоть что-то функционирует, – сказал он, хватая рьяного гелиодезиста за локоть и подталкивая к 7-дыроколу. – Живо в камеру, во имя Хаббла, эта проклятая аномалия сейчас все тут обесточит! Быстро вводите координаты.

– Это запрещено! – жестко отрезал чиновник и вырвался. Свет внезапно моргнул, но восстановился, однако этот сбой, кажется, нисколько не поколебал решимости Чанга-33 во что бы то ни стало разобраться с Никласом и хозяином дома. – Я не закончил дело, которое привело меня сюда, слышите? Представьтесь наконец!

– Да вы обезумели, сударь.

Историк оттолкнул Сакки от 7-дырокола и на мгновение прижал ладонь к панели настройки, вводя в аппарат координаты своего дома и его смещение. Он не собирался торчать тут, ожидая полной разрухи – короткая стычка со сгустком искривленного пространства порядком выбила его из равновесия, сведя на нет действие химии. Да еще и этот псих из комиссии! Мало его травмировали, лучше бы ему на череп стеллаж уронили – глядишь, и поумнел бы.

– Я арестую вас! – вскричал внезапно Чанг-33 и оттолкнул Никласа от приемного бокса 7-дырокола. Силовая дверца вновь встала на место, а загудевшие было черный дыры по углам конструкции утихли. – Это нелицензированное устройство запрещено к применению Гелиодезической комиссией! В пределах обитаемой Вселенной! Вы направляетесь в NDG-08873, там живут люди!

– Да, Галилей вас окрути, – озлился историк. – Я там живу, я человек и я не собираюсь оставаться в этой дыре годами. Понятно вам?

Но вырваться ему не удалось – из карманов чиновника внезапно молниями выпорхнули силовые захваты и крепко прижали конечности Никласа к стойкам ближайшего стеллажа. Никлас в ярости дернулся, почувствовал движение конструкции и затих – ему не хотелось быть погребенным под грудой металла.

– А теперь мы спокойно поговорим, – ухмыльнулся Сакки NGC 4320.

Историк чуть не взвыл от бессилия, но сдержался. Свет опять моргнул, а затем и вовсе погас, рассеявшись во мраке звездочками индикаторов. Лабораторные приборы, в том числе и 7-дырокол, омертвели и растворились в полной темноте. Никлас, как и Сакки, переключился на инфракрасное зрение.

– Что это значит? – без прежнего задора проговорил чиновник.

– Все, конец нам пришел, – злорадно ответил Никлас. – Застряли мы тут, ясно? Энергостанция наверняка разбита, коммуникации перерезаны, компьютер обесточен, легальный дырокол выведен из строя навсегда. Доигрался в законника, пыль ты гелиодезическая?

– С чего вы взяли, будто дырокол поврежден?

– Я видел это собственными всеволновыми глазами, – наклонившись к чиновнику, медленно сказал историк. – Как тебя сейчас, кретин. Отцепи меня сейчас же, метеор ты потухший, Лысенко клонированный.

Чанг-33 как-то неприятно съежился, теряя весь свой следовательский запал. Он осмотрелся, будто только сейчас начиная осознавать обстановку – увидел и кассеты на полу, и придавивший его стеллаж, и побитую тушку туннельного микроскопа.

– Ладно. – Сакки NGC 4320 подал команду на силовые зажимы, и те вернулись в ячейки на его одежде. – Только вы не исчезайте, пожалуйста. У меня есть к вам множество вопросов.

– Нет, таких идиотов я отродясь не встречал. Мы можем застрять тут на месяцы! Неужели тебе это не понятно?

Никлас устало сел в кресло и потер запястья. Нанороботы живо приступили к восстановлению работоспособности тела, но запас их энергии, увы, был не так велик. А новой дозы не получишь еще несколько месяцев или даже лет, если все действительно так плохо, как представляется. Разве что поискать их на местных складах… Если приемная камера дырокола в самом деле повреждена, в чем Никлас почти не сомневался, вычислить их местонахождение будет очень непросто. Одна надежда – гелиодезисты не бросят в беде своего сотрудника.

– Меня будут искать, – убежденно заявил Чанг-33, подогнул ноги и уселся на полу компактной горкой. Видимо, устал от собственных подвигов.

– А кстати, про какую звезду ты толковал?

– Про эту, – прошептал чиновник и скукожился еще больше. Кажется, какая-то мысль настолько поразила его, что напрочь выбила из него внутренний каркас. – Звезда этой системы пропала, и теперь мы летим в открытом пространстве по прямолинейной траектории. Другие планеты отсутствуют. Белый карлик этой системы исчез, словно никогда не существовал. А значит…

– Понятно, можешь не объяснять. Раз нет ориентира и все гравитационные поля в ближнем космосе перестроились, искать нас по следам бесполезно. Планета летит неведомо куда, без всякого освещения и обогрева, черная и невидимая почти во всех диапазонах. Да ты оптимист, дружок, если думаешь, что ее найдут хотя бы за два месяца. Потом еще будет сканирование поверхности, чтобы обнаружить дом Деева – а для этого нужно перебросить сюда один-два спутника…

Допрос биоформы

4/150. Встретил в пищевом блоке «Нептуна» и спросил его:

– Как ты думаешь, дружище, не пора ли нам увеличить численность нашей колонии?

– Это как? – насторожился он. – Верно ли понимаю я предложение сие, что намерены вы произвести еще множество полезных в хозяйстве биоформ, дабы затруднений, даже малейших, уж вовсе ни в чем не испытывать?

С каких-то пор я с трудом понимаю своего старинного помощника.

– Нет, неверно. Хватит и вас двоих, какие еще биоформы? Если помнишь, я стал главой клана. В целях упрочения своего господства в этой галактике мне нужно произвести нормальное человеческое потомство. Святой Белл, ты не можешь выражаться без архаичных словечек?

– Выражаюсь я адекватно моменту времени, сударь мой, – ответил этот безумец. – Значит, женщина? Иного способа обзавестись детьми не мыслите?

– Ладно, подумай пока на эту тему. Можешь провести анализ моих предпочтений, чтобы выбрать оптимальную форму женского тела и ее психическую матрицу… Считай этот вопрос решенным, брат.

Поиски в стылом доме

8/239. Никлас прислушался, расширив диапазон восприятия до предела, и вновь уловил слабый сигнал на частоте два с половиной гигагерца. На этот раз он просто бессвязно ныл, нимало не напоминая нормальную речь.

– Ты видел тут биоформы? – спросил историк. – Что вообще случилось? Кстати, меня зовут Антонов NDG-08873 Никлас-9, я клановый историк сектора 7H Галактики NGC 69307-1. Если это так важно.

Молодой чиновник – Никлас успел разглядеть, пользуясь огромным опытом, что тому от силы полторы тысячи лет – потерял задор и пребывал в унынии, бессильно привалившись к стене. То ли нанороботы не очень хорошо подстроились под его метаболизм, то ли быстро отдали весь ресурс на восстановление функций тела, но Чанг-33 казался разбитым и апатичным.

– Да, я видел негэнтропа, он сидел в шлюзе и ковырялся с атомной дрезиной. Тогда еще компьютер работал, и этот парень у меня на сетчатке отразился. Я его позвал, но он не пришел…

– Нам нужно найти его и разобраться в структуре дома. Надеюсь, монстр свалил, и мы сможем найти что-нибудь неповрежденное. Медицинский блок, пищевой и так далее. Обязательно нужно поддерживать в доме нормальную температуру, хотя бы двести Кельвинов. Если повезет, продержимся в анабиозе до прибытия спасателей из Центра. – Никлас скептически оглядел невольного напарника и хмыкнул: – Обессилел, бедняга? Зачем хватал за кожу, отпихивал от 7-дырокола? Сидел бы сейчас в своем офисе и анализировал данные.

– Он запрещен к применению…

– Просто неловко слушать! Самоубийца.

– К тому же у меня нет данных. Но я их получу!

– Ну-ну.

Историк и не думал задаром делиться с Комиссией результатами своего расследования. По правде говоря, знал он совсем немного. А новость о пропаже локальной звезды и вовсе стала для него неожиданностью. И ведь пропала она наверняка не вчера и даже не три дня назад, а по меньшей мере дней шесть-семь! Сначала космические аппараты выдали что-то несуразное, потеряв главный ориентир в пространстве, и принялись гнать на планету серии диких кадров с голым черным космосом вместо белого карлика. Затем автоматика в Комиссии выделила аномалию в океане информации и сбросила ее описание главным космологам… Пока те совещались и формулировали проблему, пока чиновники принимали решение – да уж, времени прошло немало!

– Ладно, ты как хочешь, а я собираюсь заняться делом, – сообщил Никлас. – На одном из складов найдешь энтропа, а я пойду к шлюзу. Ну? Или ты так и будешь тут валяться, пока не загнешься от истощения? Тогда лучше сразу впадай в кому и не мешай.

– Нет, я уже иду. – Чанг-33 с трудом поднялся, держась за стеллаж, принял эргономичную форму шара и покатился к выходу из лаборатории.

Никлас проследил за ним взглядом и отправился в противоположном направлении, прислушиваясь к электромагнитной активности среды. Но все было тихо, и пространство больше не искажалось, будто на горизонте событий черной дыры, как говаривали наивные предки. С каждым шагом историк избавлялся от страха нападения прозрачного врага, но проникался отчаянием. Осознание того, что они с гелиодезистом очутились на окраине необитаемой Галактики, в миллионах парсеков от ближайшего клана, без света и тепла звезды… От перспективы провести в таких сложных условиях не один месяц кто хочешь впадет в уныние, особенно без поддержки нанороботов. «Постой-ка, – сказал себе Никлас. – А вот эти ребята тут, может быть, имеются». Он перестроил речевой аппарат на короткие волны и выдал в эфир:

– Чанг! Чанг-33! Слышите меня? Сакки NGC 4320!

– Да, – устало отозвался чиновник.

– Найдете энтропа, пусть он проводит вас в медицинский блок, или что тут есть похожего. Нам нужна свежая доза нанороботов. И пусть найдет что-нибудь пожевать, а то у меня уже каркас размягчается…

– У меня он уже давно размяк, – проворчал гелиодезист. – Нашли этого дауна с атомной дрезиной?

– Пока нет.

Никлас вывернул к шлюзу и остановился перед массивной стальной дверью, глубоко упрятанной краями в скальную породу. Взглянув на анализатор атмосферы за пределами дома, он поежился: температура там не превышала ста двадцати Кельвинов, и судя по всему, по мере остывания планеты весь углекислый газ должен был выпасть в виде снега. Наружная дверь шлюзовой камеры была открыта.

– Во имя Белла, – пробормотал историк. – Где этот парень?

– Что, нигде нет? – лениво откликнулся Чанг-33.

Никлас понял, что произнес последний вопрос вслух. Также до него дошло, что температура в этом коридоре на пять Кельвинов ниже, чем в лаборатории, и продолжает неумолимо опускаться. Вместе с выходом из строя энергостанции заодно с прочим оборудованием отключился и обогревательный контур дома.

– Скоро мы замерзнем тут, как азотные сосульки, – сказал он.

Чанг-33 промолчал, и Никлас мимолетно удивился его выдержке. «Надо же, такой взбалмошный тип, а умеет не поддаться панике», – подумал он. Сам историк едва держался, чтобы не ударить по двери шлюза в бессильной ярости и страхе, причем боялся он в основном почему-то не за себя, а за Ирину. Ему было страшно представить ее реакцию, когда ей покажут заиндевелый труп Никласа. Получится ли после такой длительной и непрофессиональной заморозки целиком восстановить его многотысячелетнюю память?

Все-таки ему быстро удалось совладать с нервами и подключить локальный источник питания к обзорной камере шлюза. Снаружи было темно, и даже в инфракрасном диапазоне контуры скал вдали, за внешними створками, едва просматривались. Дрезина стояла рядом, буквально в паре метров от историка, а на ней, скорчившись, сидел негэнтроп. Температура его тела равнялась ста пятидесяти Кельвинам. Наверное, он уже собрался смыться из дома, но испугался ледяной каменной пустыни, и обратно войти тоже не решился. Или автоматика заблокировала дверь? Нет, скорее ее заклинило банальным обесточиванием. Так или иначе, негэнтроп очутился в трудном положении, попытавшись покинуть дом Деева.

– Чанг-33, у вас есть возможность перейти на пониженное потребление кислорода? – спросил Никлас.

– Зачем?

– Я собираюсь спасти вторую биоформу. С тем психом, что достался вам, мы отсюда не выберемся. А этот парень может оказаться нормальным.

– Да, конечно. Недаром он предпочел смыться в вакуум. – Наверное, чиновник хотел вложить в свою реплику немало сарказма, но коротковолновым диапазоном он владел не очень хорошо, и фраза прозвучала нейтрально. – Я против.

– Идите к Беллу, – буркнул Никлас. – Давление снаружи больше семи килопаскалей.