Текст книги "Путешествия Никласа"

– Да вот, солдатик нализался и упал, – пренебрежительно отозвался лейтенант. – Узнаете нашего дорогого гостя, господин полковник?

– Это правда? – Офицер решительно приблизился и воткнул в 52-Тима тяжелый взгляд. 6-Эф поднялся, стараясь не покачнуться, и тщательно оправил смятую одежду. На бедре расплылось компотное пятно, оставившее на ладонях липкий слой влаги.

– Я поскользнулся, – хмуро сказал он.

Полковник повел тонким носом, пошевелил в раздражении ушами и наконец поглядел на ветерана, ожидая от него пояснений. Но тот равнодушно натирал уже помытую колбу – лужа со стойки успела исчезнуть – и негромко насвистывал в такт бодро звучавшему маршу.

– Разрешите удалиться? – спросил 52-Тим.

«Надутые пижоны! – зло думал он, шагая извилистым коридором к общей спальной каюте на корме. – Они все думают, что я отсиделся в укромном уголке, когда убивали моих товарищей! А разве это не так?.. Нет, я хотел им помочь! Хотел!» Он стиснул зубы, вминая их в челюсти, и ударил по гулкой гофрированной, в маслянистых потеках стене лифтовой шахты. Боль почему-то не почувствовалась, словно она вся, незаметно и целиком ушла в нематериальные, душевные сферы.

Конец ассоциации 12

«Что же это все-таки такое?» – озабоченно думал Никлас спустя четыре часа после того, как включил транслятор с записью. Голограмма, немо заполнившая библиотеку (одна из тонизирующих заставок), вошла в анти-резонанс с его настроем и постепенно приводила нервы историка в равновесие.

Ветреное признание

4/212. Дни бежали незаметно, утекая словно антинейтроны из ловушек – по часу, двум… Мы путешествовали от галактики к галактике, задерживаясь у молодых сверхновых и катаясь на гравитационных качелях в окрестностях черных дыр, обжигаясь излучением пульсаров и отдыхая под спокойным светом коричневых карликов. Центр велик, в нем есть любой тип организации материи и любой твой запрос (кроме самого нелепого) достоин исполнения, знай только отстегивай от пояса капсулы с АМ. Несколько раз мне пришлось слетать домой, чтобы пополнить их запас, но Гемму я с собой не приглашал, давая ей возможность принять независимое решение. Зачем давить на девчонку? Все-таки она еще слишком молода, чтобы связывать себя семейным контрактом.

В последний визит на Бету я какое-то время побыл в лаборатории, глядя на чистый, недавно протертый от пыли 7-дырокол. Ни один диод на его панели не светился… Неужели я больше никогда не вернусь к своему детищу? Сколько же лет потратил я на его разработку и аппаратную реализацию, сколько месяцев отстаивал его преимущества на разных симпозиумах транспортников? Даже от собственного клана отказался. И что теперь? Я провел ладонью по кожуху микродыры, чувствуя ее дремлющую, запаянную в пространственную свёртку мощь, царапнул ногтевым отростком пучок волноводов, опутавших 7-дырокол. Нет! Все это обязательно оживет, ведь я не до конца прошел свой путь, начатый сотни лет назад.

В гостинице, когда я вернулся к нашей последней планете, мне на глаза попался яркий плакат с рекламой: «Вы давно не выражали свои чувства вслух? Нет, лучше сказать: ВСЛУХ! Тогда вам сюда». Я хмыкнул и завернул в прозрачную дверь, за которой скучала стандартная биоформа одной из массовых моделей.

– У вас созрело признание! – обрадовалась она.

– Пожалуй… Что вы предлагаете?

– Облака на газовом гиганте. Наша компания установила там ветряные генераторы, с их помощью вы сможете написать на планете любой текст в пределах двадцати символов. Очень недорого!

Я поглядел на объемную голограмму, вывешенную сбоку от секретаря, – на ней действительно крутился колоссальный планетоид, покрытый густой облачностью. Видно было, что мощные ветры превратили его атмосферу в систему широких, текучих полос (изъеденных мелкой ажурной вязью). На боку гиганта то и дело всплывало и опять расползалось название корпорации: «Ветродуевъ и дочь».

– И сильные там ветры?

– То есть как долго продержится ваше признание? Не волнуйтесь, достаточно долго, чтобы ваша избранница успела его прочитать! Расстояние этого гиганта от звезды не так велико, чтобы турбулентности в его атмосфере сметали все начисто за секунду, поверьте. Планета хорошо освещена, довольно спокойна… Три минуты полной ясности букв гарантируется!

«Почему бы и нет?» – подумал я и купил тур. Он стоил всего два грамма антинейтронов – после колоссальной траты на карликовую галактику это казалось невероятной мелочью. Гемма-19, если и догадывалась о цели нашей поездки к газовому гиганту, изображала недоумение, хотя и улыбалась с загадочным видом. Впрочем, не догадаться она не могла, Гемма очень сообразительная женщина.

Газовый монстр транслировался в таком же впечатляющем масштабе, занимая своей голограммой почти половину всего помещения тур-оператора. Изображение передавалось через несколько высоких спутников. Я с таинственным видом уселся за пульт управления ветрогонными станциями и набрал под присмотром скучливой биоформы три простых слова, тысячелетиями повторяющихся всеми людьми Вселенной: «Я тебя люблю!»

Конечно, я произносил их не в первый раз… И на коротких волнах, и световым кодом, и простой акустикой – я не так молод и успел узнать много женщин, каждая из которых вызвала у меня нешуточный всплеск положительных эмоций. Могучие ветры, повинуясь моим командам, приобрели отличный от общего вектор движения, закрутились турбулентными смерчами, обнажая голую, жидкую поверхность планеты. Наверное, если бы волны имели глаза и разум, они удивились бы пронесшимся над ними прорехам чистого, глубоко фиолетового неба, где-то на котором плыл и наш обитаемый сателлит. Чистые, незамутненные облачностью буквы проступили на диске гиганта.

Я выдержал минуту и повернулся к Гемме-19, как всегда смущенный собственным признанием и готовый на его шуточное восприятие. Шерстка на руках девушки встопорщилась, так же как и короткие волосы на голове: по ним пробегали голубые искорки статического электричества. Вихревые токи постоянно возникали в Гемме, когда мы были наедине и предавались эротической стимуляции, и они всегда наполняли меня странной внутренней свежестью.

– Лео, ты первый признаешься мне в такой сильной форме, – тихо радировала она в длинном диапазоне частот. – Можно мне тоже что-нибудь написать? – спросила она служительницу. Та деликатно глядела в угол операторской.

– Буква будет стоить вам… – ожила биоформа.

– Я расплачусь, – перебил я.

Гемма-19 мягко отодвинула меня от простой сенсорной клавиатуры. Ураганы на поверхности планеты уже начали разрушительное дело – хвостики моих букв расплылись, бледнея, и с каждой секундой надпись теряла четкость. Девушка вернула систему в начальное состояние и быстро отстучала несколько слов. Сначала они были, естественно, не видны, пока маховик смерчей не привел массы воздуха в коллективное движение… Затем, на фоне моей тускнеющей надписи, стала проявляться ее: «Мы любим, Лео и Гемма».

В этот же вечер мы отбыли ко мне домой.

Ночная феерия

8/250. Кассета три не повергла Никласа в такое же нервозное состояние, как предыдущая и особенно первая. Наверное, он успел притерпеться к непривычным ситуациям, в которые попадает герой записей с чудовищным именем. Припоминая картинки на обзорных мониторах, попадавшиеся 52-Тиму внутри линкора (конструкцией, кстати, нимало не похожего на музейные экспонаты из древней истории Земли), Никлас даже приближенно не мог опознать на них не только звезды – что было бы странно – но даже Галактики характерной формы. Например, Спирограф или Вуаль, Муравей или Розетка… Он специально скопировал эти экраны в постоянную память и увеличил, чтобы разглядеть на них знакомые звездные скопления, но тщетно.

Поэтому место действия записи так и оставалось для историка загадкой.

Миссия Ирины на новую планету проходила успешно, жена прислала уже два подробных отчета (снятых с ее мнемографа). Никлас потратил два часа, бегло изучая их. Раса головоногих жителей при виде неуязвимых пришельцев со звезд в панике удалилась в глубины, и пришлось выманивать этих ребят с помощью крепкого акустического сигнала на их языке. Образовательная программа (про структуру Вселенной и человечество), которую показывают детям на втором году жизни, почти подходила к концу, когда самые храбрые «кальмары» осмелились всплыть на поверхность.

Так что настоящий «переговорный процесс» там только начинался. Старик Иан-1 поворчал, конечно, в адрес вероломного историка, но помощь Ирины принял с удовольствием. Всего в миссии трудилось шесть сотрудников из разных ведомств, и кроме ветерана ДК Петрова, кажется, никто не пылал энтузиазмом. Рутина… Наверное, кроме Иана-1 только Никласу было понятно, что по сравнению с проблемой «ложных детей» задача включения новой цивилизации в общественную жизнь гораздо интереснее.

Остальное же время он гулял по ночным барханам, слушая вой ветра в бездонных расселинах, или погружался в воспоминания Деева. Кассеты «U2» были отложены в сторону, а в дело пошли обычные записи мнемографа. Блюдя некоторую деликатность (Никласу пришлось уверять себя, что он выполняет служебный долг историка), он не вживался в биографию Леонида-1 полностью. Тем самым Никлас оставлял себе возможность для внешней оценки событий. За полных три дня он прожил с автором записи семьдесят пять суток и добрался до путешествия негэнтропа в сердце квазара.

Размышляя об увиденном, он прогуливался по ночной пустыне и глядел на звездный спектакль, случившийся в окрестностях его системы. Массивное и очень молодое солнце, расположенное в семидесяти парсеках от Галилеи, недавно сбросило внешний слой, но взрыва сверхновой при этом не произошло, потому что внутренние области звезды остались при ней. Газовую туманность, образовавшуюся с той поры, лучше всего было наблюдать в инфракрасном диапазоне – можно было различить детали, закрытые плотной пылью. Пустыня и кольцевая туманность светились почти одинаково ярко, и Никласу казалось, будто он зависает в туманной мгле между далекими, причудливыми светильниками.

Так же, наверное, чувствовал себя и негэнтроп, заброшенный в квазар. Интерес Леонида-1 к этому объекту, подумалось Никласу, как будто не связан с транспортировкой посредством 7-дырокола. Но давняя теория, так до сих пор никем и не проверенная на практике, трактует квазар как место встречи трех привычных измерений с какими-то другими, в которых сосредоточена антиматерия. В момент образования Вселенной произошло расслоение девяти пространственных измерений на две или три несовместимых части. Историк когда-то давно, в период младенчества, изучал механику мироздания – и в том числе природу квазарных «перемычек» (доставшийся от древних времен термин, совсем не отвечающий реальности). И что же вырисовывается из имеющихся данных? Неужели исчезновение Деева, его нежданные визиты домой, невидимый «сгусток» гравитации, пропажа целой звезды с двумя планетами, наконец – все это… Тут Никлас прервал размышления, поскольку они уводили его в фантастические области. Наверняка существует нормальное, здравое толкование нелепиц, сопровождающих Леонида-1, просто историку оно неизвестно ввиду его «неподходящей» квалификации. Будь он космологом, уже применил бы знания и все объяснил с позиций известной науки…

Испытательный срок

4/215. Проглядев краткую гелиодезическую сводку по моей системе, Гемма-19 необыкновенно удивилась:

– Вот это да! Я все-таки не до конца тебе поверила, когда ты сказал мне об имени своей звезды. Это удивительное совпадение – словно само мироздание намекнуло тебе о предстоящей встрече. Тьфу, как я выспренно выражаюсь, будто древние поэты…

– Очень красиво, – возразил я удивленно. В самом деле, совпадение было незаурядным.

Интересоваться перспективами своего зародыша, ждавшего активации внутри нее, я деликатно не стал, чтобы у Геммы сложился в сознании окончательный выбор. Все-таки она еще совсем молодая девчонка, а у меня тут порядочная дыра… Даже родственников нет ни одного, погостить не у кого. Можно было бы слетать к Жану-6, однако я не думаю, что этот увалень ей понравится.

А вот мои простоватые помощники, «Нептун» и «Хаос», порадовали ее своей готовностью к общению.

– Велика привлекательность ваша, госпожа хозяйка, – серьезно молвил негэнтроп. – Радость снизошла на сию прохладную обитель, давно ожидающую украшений и прочих безделиц, глаз радующих, как то: стеклянных фигур, травянистых растений, водных бассейнов за прозрачными стенами, живности разной и мохнатой, с подвижными усами и хвостами.

– А уж как я рад! – поддакнул энтроп. – Будет кому похвалить наше радение. А то и на свершения подвигнуть – например, расписать стену красками или напылением каким. Вдохновить на оду или музыкальный опус.

– Ты еще и музыкой увлекся? – сердито спросил я. – Эстет! Данные «Зеницы-88» сортировал? За интерферометром следил? Что с «Ежами»? Стартовый мини-комплекс от пыли чистил? Сколько я времени потратил, оптимизируя его память, а он об искусствах толкует. Небось еще и рассылки мои по монументальным скульптурам читал, признайся.

– Ну… – промямлил «Хаос».

Мы расположились в библиотеке, самом приспособленном для вечернего общения месте дома, и слушали гудение плазмы в вертикальной аэродинамической трубе. От огненного потока текло приятное тепло и к тому же настоящие альфа-частицы, от которых согревалось не только тело, но и душа. Гемма-19, отдыхавшая после ознакомления с системами жилища, слушала биоформ благосклонно. А вот моя отповедь вызвала у нее протест:

– Зачем же так жестко регламентировать деятельность этих славных ребят?

Пришлось мне сдаться и признать за биоформами некоторую свободу действий. Хотя, наверное, я скорее противник вольного отношения к этим продуктам человеческого разума – того и гляди, от безделья примутся плодить «художественные» произведения, когда и человеческие-то девать некуда, особенно интерактивную литературу и 3-мерную фрактальную живопись.

– А можно мне почитать вам оду, госпожа? – воодушевился «Хаос».

– Почитай, братец…

Кажется, она уже переняла некоторые обороты из лексикона этих оболтусов. Пока они занимались «искусством», я решил провести инспекцию добытых аппаратами данных. Энтроп, хвала Зельдовичу, не мешал программе автоматически сортировать и паковать информацию, а вот кассеты к почтовому дыроколу он таскал не слишком регулярно. Я прогулялся на склад и убедился, что учиненное мной разорение запасов АМ постепенно сходит на нет: плата из Гелиодезической Комиссии по-прежнему превосходила затраты на аренду галактики.

Там же нашел пакет из ГК, не замеченный мной раньше (он валялся на нижней полке стеллажа с оптическими приборами). Я рассердился и хотел позвать энтропа, но камера в библиотеке показала, что он декламирует Гемме-19 нечто поэтическое. Хорошо хоть «Нептун» занимался делом – прочищал от пыли стыковочный узел на стартовом мини-комплексе, подняв «Пионер» гравитационной распоркой. Станция выглядела так, словно готовилась вот-вот придавить негэнтропа, и покачивалась под сильным ветром.

В записи говорилось о проекте «Лупа», задача которого – обследовать ближние звезды на наличие планет. Также прилагалась программа обработки данных. Уж и не знаю, зачем это понадобилось делать именно сейчас, когда до полноценной экспансии еще сотни лет (если не тысячелетия)… Ну да ГК виднее, тем более и антинейтронов за проект заплатят прилично. Проект рассчитан на двадцать три года непрерывной автоматической работы, и за это время специальный широкоугольный телескоп проверит все восемьдесят пять миллиардов видимых звезд моей галактики и составит полный каталог ее планет – от крошечных до гигантских. Но пока он не смонтирован и не заработал, никакой антиматерии мне не поступает!

– «Нептун», бросай эту чепуху, двигай на склад и вытащи из него коробку с номером… – Я глянул на почтовую ведомость, приложенную к кассете, и зачитал надпись с «телескопной» упаковки. Кажется, собиралась небольшая сухая гроза, и мой коротковолновый сигнал пробился к негэнтропу изрядно искаженным. – Помести ее на крыше лабораторного блока и распакуй.

– Хорошо, – тут же откликнулась биоформа. Видимо, вычищать пыль из узла было крайне скучным занятием, и все же «Нептун» предпочел его прослушиванию оды соратника.

Я тоже отправился на склад, но уже другой, с энергетическим оборудованием. Там у меня всегда хранится переносной противометеоритный пакет, который при случае можно подключить не к себе, а к постоянному источнику энергии. Очень удобная штука, прикрывает зону диаметром до трех метров. Когда я пришел со своим грузом на крышу, «Нептун» уже переминался там, распаковывая гелиодезическую посылку. Диаметр у телескопа оказался два с половиной метра (как я и думал), поле его зрения достигало ста сорока квадратных градусов, а входной зрачок – полутора метров.

– Ты почему не остался в библиотеке, послушать поэзию?

Мы стали вынимать из отдельного отсека CCD-матрицы и тут же лепить их на каркас телескопа.

– Мне больше нравится музыка, – ответил «Нептун», – ибо звуки ее куда более гармоничны и насыщенны эмоционально, нежели странные слова моего коллеги, зачастую с трудом распознаваемые мною как элементы языка.

– Понятно, – пробормотал я. – Значит, мы с тобой одинаково понимаем стихи.

Враг неумолим

8/251. Утром Никлас получил от Ирины открытку с видами «головоногой» планеты и письмо. «Все-таки хорошо, что я туда не поехал, – подумал он. – Пришлось бы жабры отращивать». Воды там было слишком много, но жене, разумеется, только ее и подавай – тут же перестроила организм и стала плавать где попало, смущая аборигенов. Судя по ее письму, такое поведение серьезно способствовало сближению человечества со своим новым подвидом.

Поразвлекшись с Ирининой посылкой, историк всерьез задумался о своих дальнейших поступках. Конечно, бросать это расследование на полпути было бы глупо, но все же нечто смутное грызло Никласа, словно предупреждая его о неведомой, пока не проявившейся опасности. Кто смог распылить звезду так, что от нее не осталось и следа? Что это был за прозрачный враг, чуть не убивший Никласа? Вопросы стояли неоднозначные, тревожные и необычные – за все восемь тысяч лет тихой, размеренной жизни историку еще не приходилось решать такие задачи. «Вселенского масштаба вопросики, скажем прямо», – подумал он.

И при этом еще одна тема крепко взволновала его: неужели благодаря банальному сотрудничеству с гелиодезистами можно заработать такую кучу антинейтронов, какой обладал Деев? Зачем тогда Никласу нужны бедные демографы? Это следовало проверить.

Историк прогулялся в самый дальний склад, где не был уже лет двести. Автоматика поддерживала там нужные параметры среды – нулевую влажность и сверхнизкое давление. При появлении Никласа, конечно, атмосфера там установилась нормальная. Он изучил содержимое стеллажа с космическими аппаратами и телескопами, около двух тысяч лет назад поставленными из ГК. Какое-то время телескопы даже стояли на крыше дома, но потом «Динго» свернул их (накануне особо мощного метеорного потока), и обратно эти штуки уже не встали… Аппараты же вообще валялись без дела, не проработав на орбите ни секунды.

Никлас позвал биоформу и сказал:

– Проведи тестирование вот этого прибора. – Ему чем-то понравился «Пылесос-10». Это был простой и неприхотливый аппарат, какими их всегда изготавливали в старину, и потреблял он сугубо солнечную энергию (после выхода в космос, конечно). А значит, мог работать на хозяина десятки лет. – И запустим его по гелиоцентрической орбите. Надеюсь, ГК все еще нужна информация от этого устройства.

– Что-то случилось, Никлас-9? – встревожился «Динго». – Вы переквалифицируетесь в космологи?

– Размышляю над этим.

Пока биоформа проверяла комплектность «Пылесоса-10» и гоняла его в холостом режиме, историк изучил спецификацию аппарата и выяснил, что тот призван собирать космическую пыль с помощью аэрогельной ловушки (она тоже имелась в коробке). Химический состав пылинок будет подвергаться изучению спектрометром, а узконаправленная антенна будет передавать данные на домашний сервер.

– А это зачем? – «Динго» вынул из ящика линялый блок с пучком волноводов.

– Чип с нейронной сетью и эволюционным вычислительным движком, – авторитетно ответил Никлас, сверившись с руководством. – Он способен обучаться и делать умозаключения в миллион раз быстрее тебя. Ладно, дальше справишься сам?

Теперь он начинал понимать, что потакать запросам гелиодезистов совсем не так забавно, как кажется. Один лишь простой аппарат по сбору идиотской пыли – а потребовал порядочного погружения в документацию. А ведь надо еще реанимировать стартовый комплекс, поработать с форматором для получения топлива и так далее! Да, нелегок антинейтрон космолога…

«Динго» в некотором сомнении пошевелил антеннами на макушке. Ладно, если у него возникнут вопросы – он всегда сможет нарастить обучающую микросхему и выполнить задачу. А Никласа уже влекла библиотека.

– Потом погляди тут, поищи другие исследовательские комплексы, – попросил он. – Что они зря простаивают? Пусть приносят АМ, верно?

– Конечно, Никлас-9…

Историк бодро вышел со склада, стараясь не замечать унылого вида помощника. Придя в библиотеку, он вынул из стопки кассету «U2» № 4 и скормил ее транслятору.

Ассоциация 13 (из коллекции Деева NGC 69307-3 Леонида-1)

Этап торможения в окрестностях цели прошел еще более скучно, чем этап разгона. Эти массивные корабли настолько неуклюжи, что поедают тонны горючего, и к тому же им запрещено появляться из омута ближе чем в миллионе километров от места назначения. В-роњош6-Эф-52-Тим после стычки в кают-компании оказался, как ни странно, в более благоприятных социальных условиях, чем раньше. Техники уже почему-то не избегали его и даже порой общались, давая понять, что они бы тоже были не прочь надавать заносчивым офицерам по лимфатическим узлам.

Один из новобранцев, В-роњош6-Ай-79-Дот, вообще стал проводить с 52-Тимом свободные минуты перед отдыхом, стараясь поделиться с ним тревогами и мелкими радостями.

– Как-то там моя девушка? – вслух думал он, морща надбровия. – Это еще хорошо, что меня на полигон призвали, а не на боевую базу, как тебя…

– Моей базы уже нет.

Они передвигали пирамидки по расчерченному полю, пристроившись за облупленным столиком в углу комнаты отдыха для младшего персонала. Тут отчаянно воняло техническими жидкостями (из невидимой щели между обечайками стены), и повсюду, в промежутках между картой государства и портретами выдающихся военачальников прошлого, висели сомнительные постеры с девчонками. Капралы и офицеры делали вид, что не замечают их.

– Зато ты с самим В-роњош1-Эр-03-Гором разговаривал, – оттопырил уши 79-Дот. – Как ты думаешь, чем меня заставят заниматься?

– А здесь ты чем занимаешься?

– Роторы ЭГД-двигателей учусь смазывать.

– Значит, и там тем же самым… Я сейчас раздавлю твою пирамидку, не видишь?

Сам 52-Тим не слишком рассчитывал на то, что ему удастся занять хорошую должность. Все-таки адмирал приказал поставить его на испытание новой системы вооружений, и ослушаться приказа никто, даже начальник технической службы флота, не осмелится. Хотя… Что значит один 6-Эф в колоссальном военном механизме? Забудут, потеряют в миллионах таких же вчерашних пацанов из глубинки… Родина оказалась перед ужасной опасностью, все ее силы сейчас направлены на борьбу с противником, и какой-то незаметный солдат для нее – что фотон в солнечном ветре, подгоняющем парусную яхту.

Хитрость на родине 52-Тима ценилась никак не меньше бравады, но по обоим пунктам он, совсем не отстающий в отчем доме, на войне пока проигрывал. Зато в живых еще почему-то оставался.

Карта, управляемая с бортового компьютера, обновлялась почти каждый час, и по ней было отчетливо видно, как красная «ржавчина» разъедает окраины страны. Обитаемые звездные системы одна за другой погибали под натиском неумолимого врага. Ему совсем ни к чему были кислородные планеты роњош.

6-Эф читал (еще во время занятий на базе), что Лљвву – отвратительные трехногие моллюски, одержимые страстью к экспансии, и живут они на планетах с атмосферой, состоящей из азота с примесями метана и угарного газа. Конфликт разгорелся несколько тысяч лет назад, когда один из исследовательских судов роњош вывалился из омута слишком близко к обитаемой планете Лљвву. Технологии свертывания из 6-мерного пространства в 3-мерное в те годы еще допускали крайне малую вероятность резонансного возбуждения трех сворачиваемых измерений (сейчас-то они полностью надежны) – в результате на месте объекта возникал плазменный шар колоссальной мощи.

Колонии Лљвву не повезло: взрыв маленького корабля роњош уничтожил ее. Но записи об этом событии сохранились, и по следам возмущений пространства Лљвву вычислили точку входа корабля роњош в омут. Война стала неизбежной… Так она и тянулась сотни лет, сведясь к опустошительным вылазкам эскадр к окраинам государства противника. Однажды армада Лљвву пробилась к соседней со Столицей звездной системе и успела сбить десяток защитных спутников, пока ее не обстреляли из «блазаров» – орудий-спутников черной мини-дыры, крутившейся по орбите планеты. Жесткое гамма-излучение вкупе с зарядами плазмы, пробившей полевую защиту, превратило эскадру Лљвву в гробы для спекшихся моллюсков. «Блазары» хороши тем, что взять их с собой в омут невозможно, и поэтому они идеальны для обороны целых планет. Сооружать такую защиту для обычных форпостов типа базы 38°23′97'', конечно, не имеет смысла.

– Что, карту изучаешь? – спросил 52-Тима квадратный капрал в сальной майке двигателиста, незаметно очутившийся рядом с солдатом. Тот пробурчал что-то неразборчивое. – Откуда родом-то, парень?

52-Тим ткнул когтем в зеленую точку на крайнем срезе, на расстоянии 220 световых лет от Столицы. Соседняя звезда уже светилась красным. Капрал присвистнул и сочувственно потрепал 6-Эф по макушке.

– Мужайся, солдат! – мрачно сказал он, придавил китель прессом, разглаживая его, и ушел к своим двигателям.

Торможение вступало в завершающую фазу, и многие свободные от вахты техники, пневматики и оптики предпочли наводить на себя глянец перед короткой увольнительной. Рядом с гарнизоном, разумеется, имелся городишко со своими небогатыми развлечениями. 79-Дота призвали на плац (нижняя палуба), где он в компании с такими же новобранцами, собранными со всех служб линкора, получал инструктаж и распределение на новое место службы.

Наконец к концу третьих суток путешествия линкор вышел к точке либрации между планетой и местным солнцем. Короткими корректирующими импульсами двигатели принялись водить судно по стационарной траектории. К полигону между тем устремились десятки челноков – от вице-адмиральского, изящного и быстроходного, до тяжелых грузовиков с солдатами и ящиками с техникой. В команде из роты новобранцев 52-Тим, как будто и не послуживший на разгромленной базе вторым пилотом, с худым вещмешком и дурными предчувствиями преодолел шлюзовую камеру. Лязг люка за спиной отделил его от спокойного мирка корабля, искусственная гравитация сошла на ноль, оставив взамен тянущее чувство потерянности и огромной удаленности от родины.

– Пристегнуть ремни! – скомандовал рыхлый сержант.

52-Тим протолкался к боковому зацепу, торчавшему рядом с иллюминатором. Тот еще был темным, непрозрачным, потому что челнок находился этим боком к красному гиганту. На стене рядом со щелью выдвижной шторки иллюминатора кто-то выцарапал: «45-Ром».

– Эй, 6-Эф! – услышал солдат возглас 79-Дота. Новый знакомый, оказывается, ввалился в нутро челнока вместе с новой партией живого «груза», и гулкое пространство наполнилось топотом сапог, стало еще более тесно, а от терпкого запаха немытого солдатского тела засвербело в носу.

– Молчать! – заорал сержант от люка. – Ремни пристегнуть! Кто получит травму – пристрелю…

79-Дот кое-как протолкался к 52-Тиму. Того сразу можно было отличить от обычных новобранцев-техников по сине-зеленой форме боевого пилота. Почему-то начальство не удосужилось нивелировать 52-Тима до уровня низшего технического персонала. Наверное, боялось, что он постарается затеряться в толпе… На солдата косились, но не трогали.

– Ты был прав, – возбужденно прошептал молодой техник. – Вот повезло так повезло. Двигатели обслуживать будем, генераторы всякие. Маслом их протирать.

Интерком что-то неразборчиво хрюкнул, в трюм втиснули (через грузовой люк) еще два огромных металлических ящика на колесиках. К счастью, их пристегнули к напольным скобам магнитными зажимами, иначе при старте челнока они могли бы попросту передавить новобранцев. Сержант, конечно, исчез следом за автоматическим погрузчиком (наверное, двинул в каюту для персонала челнока).

Все в трюме перемешалось – многие не слишком умело пристегнулись и потому приобрели излишние степени свободы. Вектор силы тяжести поминутно менял направление вместе с маневрами челнока, выходившего из «объятий» стыковочных ферм в открытое пространство. Минут через пять его полет стабилизировался, и содержимое трюма также утряслось. Кто-то несдержанно ругался, кто-то стонал сквозь зубы, но живы остались все…

– Ну что, посмотрим на место назначения?

– А можно? – испугался 79-Дот.

– Если автоматика позволит. – 52-Тим повернул рычаг шторки, и та со скрипом отъехала в сторону. Сквозь поцарапанный каким-то вандалом иллюминатор был виден гигантский, закругленный край щербатой планеты в тонкой газовой оболочке. Облака почти не скрывали голые, сероватые пустоши и редкие пятнышки глубоко синих водоемов. В одном месте воздух закрутился в могучую спираль, и 52-Тим вздрогнул, представив, что именно там построен порт. Тогда челнок будет так трясти, что без травм не обойдется.

В спину друзьям стали толкать любопытные новобранцы, в трюме сквозь гудение двигателей пронесся гул голосов. Прочие исправные и разблокированные иллюминаторы наверняка тотчас открылись, но место назначения, конечно, можно было увидеть далеко не из всех. Тут ускорение резко сменилось невесомостью, и неопытные солдаты затрепыхались в своих креплениях, словно марионетки на веревочках. Кого-то затошнило, раздалась смачная ругань и гогот. К вони масел и тел добавился кислый дух желчи. Выдать личному составу бумажные пакеты никто, разумеется, не озаботился.

Спустя два часа такого взвешенного состояния, когда почти все спали, пилот челнока врубил тормозные движители, и солдаты опять кубарем полетели бы вдоль вектора ускорения, если бы не ремни. На этот раз солнце било в правый борт, поэтому поглядеть на планету вблизи 52-Тиму и его соседям не удалось. Посадка прошла в мучительной, выворачивающей болтанке, так что когда трюм наконец открылся, даже пыльный смерч не обескуражил новобранцев. Подгоняемые хриплым рыком сержанта, они вывалились через люк шлюзовой камеры и нестройной толпой двинулись через бугристое посадочное поле. Вскоре позади взметнулся еще один ураган – садился очередной челнок. Из него также высыпали молодые солдаты. А сквозь мутную пелену в небе просматривались мелкие, пухлые тушки заходящих на посадку кораблей.