Текст книги "Путешествия Никласа"

– Скорей бы под землю… – сказал 79-Дот. – Эта пыль меня достает.

– Еще взвоешь возле своих ЭГД-обмоток.

В приземистом ангаре прибывших уже поджидала команда утомленных бездельем капралов, которые накинулись на солдат, как на воду после марш-броска. Оказалось, что все еще в космосе были поделены между различными техническими службами полигона, и только для 52-Тима будто не нашлось своей команды.

– Прощай, брат! – крикнул ему 79-Дот. – Найди меня в 105-м взводе роторной поддержки! В город сходим!

– Кому тут в город захотелось? – осадил его сержант, и всю кое-как построенную колонну увели через ворота ангара, к поджидающим аэробусам. Снаружи уже напирала вторая волна новобранцев. 52-Тим остался в одиночестве у стены, рядом с разобранной ракетной ступенью, и уже начал откровенно нервничать, как из подсобного помещения за пыльным стеклом к нему вышел седой роњош в расстегнутом кителе, с потертым капитанским значком истребителя на лацкане. Он развернул листок бумаги и прочитал:

– В-роњош6-Эф-52-Тим? – Ветеран поднял тяжелый взгляд на окаменевшего солдата. – Откомандирован с базы 38°23′97'' для проведения испытаний?

– Точно так.

– Идем.

Они вышли из ангара, преодолевая встречный поток растерянных и возбужденных роњош, и завернули за его угол. Тут стоял легкий ионно-ракетный вездеход, как будто побывавший под метеорным дождем. К тому же на одном из боков его зияла явно свежая, глубокая ссадина, содравшая очередной кусок защитного покрытия. Очевидно, когда-то это была настоящая боевая машина, побывавшая не в одном планетарном учении и даже космической десантной операции (ее скобы для крепления парашюта хранили следы активного использования).

52-Тим влез в башенный люк, смахнул со второго сиденья песок и вцепился в трубу на потолке, отполированную тысячами солдатских рук. Удивительно, но механический «старец» исправно взвыл ионным двигателем, выбрасывая плазму в камеру с рабочим телом. Раскаленный воздух под огромным давлением вырвался из сопел на днище, и вездеход поднялся над кочковатым полем. Приборная панель высветила десяток индикаторов – высоты, уровня масла и давления, скорости, температуры рабочего тела и другие, незнакомые 52-Тиму.

– За что это тебя так выделили, парень? – сухо спросил капитан. Поднявшись на высоту в 10–11 метров, вездеход на высокой скорости летел сквозь пыльную мглу. Но пилота это не смущало – он отлично ориентировался по приборам.

– Не знаю, – панически помолчав, ответил солдат.

– Так уж и не знаешь? Приказ о твоем переводе подписан адмиралом…

Вездеход как будто нырнул вверх, но в действительности перед ним провалилась поверхность планеты, изъеденная параллельными каньонами. Пыльная буря оказалась позади, и боковое освещение выхватило внизу черные провалы и трещины, наполненные красными скалами. 52-Тим до боли в когтях вцепился в трубу над головой, а ветеран невозмутимо заложил вираж, ввинчивая машину в узкий каньон. Наверное, ссадину она получила именно в результате такого лихого вождения по расселинам… Неясно, что заставляло капитана гнать именно таким образом – возможно, так он компенсировал отлучение от испытательных полетов. Его небрежный вид как-то не вязался у 6-Эф с обликом действующего испытателя техники.

– Ладно, дело твое, – сказал ветеран и до самой базы не вымолвил больше не слова.

Самого полигона солдат так и не увидел: наверное, он находился гораздо выше, чем жилые и служебные помещения. Их разместили в толще скалы, и сотни метров базальта висели над головой с ощутимостью могильной плиты. 52-Тим надеялся, что со временем он привыкнет, хотя и на родине, и тем более на погибшей базе ему еще не приходилось оказываться в такой давящей атмосфере.

Массивные ворота ангара бесшумно встали на место, отсекая прибывших от тускло-коричневых, косо освещенных скал. Впрочем, внутри ангара было вполне светло. Тут во множество суетились техники в шестом звании, видны были два-три офицера и даже один человек в обычной гражданской тунике. Он что-то раздраженно втолковывал сержанту в промасленном кителе, показывая на обрывок торчащего из кубического блока провода.

– Этот, что ли? – весело осведомился некто, показавшийся из-за кормы вездехода.

– Он самый, 03-Жак.

– А ты быстро домчался, погляжу. – Майор в чистой, идеально отглаженной форме, нелепо смотревшейся в этом царстве смазок, краски и металлических опилок, на секунду отвлекся на товарища. – Не даешь застояться сердцу, 09-Ном? – И он как-то очень по-доброму усмехнулся. Но ветеран не оценил такой заботы, окаменел лицом и буркнул:

– Принимай груз.

И майор 03-Жак повел солдата по низким коридорам базы, порой тыкая когтем в указатели, написанные краской на шершавых стенах. Однако 52-Тим, как ни старался, скоро уже не мог вспомнить, какие надписи видел в начале пути. По обе стороны разветвлявшегося хода тянулись двери складов, лабораторий, аппаратных, архивов, электрощитовых и даже цехов, выбивавшихся из общего ряда габаритами и лязгом вместо гула кондиционеров или стрекота печатающих устройств. Повороты, лифт, гулкие переходы по эстакадам – и всюду деловитые военные с бумагами или техники с инструментами. Попадались даже женщины, в основном секретарского вида, в легких комбинезонах.

Одна из них сидела в захламленном кабинете с табличкой «Кадровая служба», на «бумажно-компьютерном» этаже.

– Оформи новичка, 28-Гея, – сказал майор с приторной улыбкой на толстых губах. Даже уши у него замерли и вытянулись в струнку, всячески подчеркивая внимание офицера к даме. Та бросила затачивать когти изящным рашпилем с настоящей деревянной ручкой и распушила ресницы, словно не замечая новобранца.

Конец ассоциации 13

Ошалевший Никлас освободился от череды чуждых образов только к шестнадцати часам. Никакого просвета в понимании смысла этих кассет у него так и не возникло, и чем глубже он погружался в них, тем меньше общего со своим миром обнаруживал. «Война! Полигоны и летающие в пространстве крепкие корабли с атмосферой и тяготением, – подумал он. – Неизменные формы людей, стальная служебная иерархия. И откуда столько фантазии у неизвестного автора записи?»

Быт налаживается

4/221. Гемма-19 задумала оживить мою углекислую пустыню с помощью особых бактерий, а заодно вырастить сад вокруг дома. Она выписала из ГК бактериальную культуру и поместила ее в бокс, имитирующий условия на Бете. Пока организмы мутировали, Гемма-19 проглядела кое-что из моего астрономического архива и наткнулась на живописные кадры Омеги.

– Здорово снято, – восхитилась она. – Ты не пытался изготовить на этой основе динамические картинки?

– Была такая мысль, – припомнил я.

– Этот восход солнца над спутником выглядит так традиционно. А что может быть лучше элементарной красоты, особенно когда она смотрит на тебя со стен?

Она верно рассудила, аскетичный образ моей прежней «научной» жизни естественным путем привел к тому, что все в моем доме подчиняется приземленным задачам. То есть попросту обязано надежно функционировать – будь то газовая распределительная колонка, очистные фильтры или система теплообмена. Все это и работает, а чтобы нанести на какой-нибудь силовой щит хотя бы слой люминесцентной краски, я и не подумал.

Мы по-прежнему много общались и нагружали эротические контуры: Гемма-19 находила забавным приобщать меня к новым веяниям в этой области. Например, за последние триста лет в моду вошел способ полимодального возбуждения – это когда наряду с эротическим участком мозга работают и некоторые остальные, и человек при этом погружается в зрительные или слуховые галлюцинации. Некоторые эстеты предпочитают использовать обоняние, но я не слишком оценил такой вариант игры. Вообще, как я тайно себе признался, древние способы сексуального контакта нравились мне больше всего.

На третий день бактерии в боксе настолько мутировали, что их можно было смело выпускать на волю. Скорость их размножения так велика, что уже через пару тысяч лет атмосфера Беты станет пригодной для жизни кислородных существ. К тому времени тут разольются полноводные реки и расцветут густые леса (так написано в памятке к бактериям), если вовремя озаботиться этим вопросом и запустить соответствующие природные процессы. Не знаю, что уж в этом такого замечательного, но Гемме почему-то нравится. Наверное, сказывается «сухое» детство на песчаной планете ее отца, где кислорода было в избытке, зато воды – полный ноль.

– Ты изменяешься, – удивилась утром Гемма-19, когда мы проснулись от дождя, устроенного автоматикой в спальной комнате. Я поглядел на грудь и заметил несколько горизонтальных прорезей. Капли тугого дождя всасывались в них, и внутри разливалась странная свежесть. Видимо, в жидкости имелась примесь эфира.

И уши у меня удлинились, стелясь вдоль черепа. Того и гляди, завяжутся бантиком возле макушки – и на кого я стану походить? Однако выглядел я забавно, и мы рассмеялись. Пусть, сейчас не античные времена, когда любого непохожего на всех человека называли уродцем и выставляли для обозрения в особой камере. Теперь любой, ностальгируя по форме генетического предка, может стать ракообразным или даже членистоногим, не опасаясь насмешек в обществе. Останется только сыскать себе понимающего полового партнера.

– Может быть, тебе стоит модифицировать нервную ткань? – предположила Гемма. – Тогда бы ты наверняка смог оценить полимодальный секс.

Я вспомнил о своем замысле подобной операции, возникшем после вояжа негэнтропа в пламя квазара. Таким образом, появилась и вторая причина для ее проведения… Я время от времени возвращался мыслями к кремнию, когда просматривал готовый к отправке пакет данных, заодно проверяя качество работы «Хаоса». Тот пыхтел рядом, ожидая моих критических замечаний. А информация в целом была любопытной, потому что пришла от самой границы пространства, где вещество движется по великому кругу со скоростью света. Там наш 3-мерный мир, возможно, смыкается с другим, не в силах преодолеть границу между Вселенными. Хотя я не верю в такую нелепую структуру мироздания, однако своей модели у меня нет.

В центре довольно старой пограничной галактики взорвалась сверхновая, что само по себе – порядочная редкость. Причем взрыв произошел всего в десятке парсеков от древней и оттого крайне тяжелой черной дыры в центре галактики.

– Я читал, что потоки гравитонов могут провоцировать взрывы сверхновых, – гордо заявил энтроп. – У нас тот самый случай. Ударные волны от дыры затолкали вещество вглубь звезды, и она не выдержала нагрузки.

– Ну-ну, – сказал я.

– А что?

К вечеру я уже готов был провести на себе небольшой опыт. И даже выдал команду нанороботам, чтобы они подкорректировали мне нервную систему – для начала немного, всего один атом кремния на десять углеродных. Процесс это непростой, займет не один день, и к тому же придется подкидывать нанороботам нужное вещество. Избыток углерода выделится в форме углекислого газа, через легкие.

Песчаный плен

8/252. С самого утра, когда Никлас еще питал организм микроэлементами, плавая в бассейне с бензолом, к нему явился «Динго».

– Я нашел спецификацию на телескоп всего трехсотлетней давности, – сказал он. – Затрат потребуется немного, только на монтаж солнечных батарей. Апертура – восемнадцать метров, диапазон субмиллиметровый. Предмет изучения – зеркальное вещество.

– У меня крыша провалится, – проворчал историк и выбрался из жидкости. От кожи повалил пар, и стало жарко, будто завис над озером магмы. – Что там еще записано? Форматор не пережжешь?

Из биоформы удалось выжать, что детектор должен состоять из тысячи двухсот чувствительных болометров. Затраты на монтаж телескопа, по расчетам «Динго», превышали один грамм антинейтронов! Но в перспективе, если все будет работать как надо и в окрестностях Галилеи окажется достаточное количество газовых облаков, телескоп способен принести доход не меньше десяти граммов АМ. Вот биоформа и пришла посоветоваться с хозяином дома.

– Святой Зельдович! – простонал Никлас. – Неужели все космологи сталкиваются с такими ужасными дилеммами? Никаких нейронов не хватит.

– И вот еще что, – продолжал неумолимый негэнтроп. – Лучше всего поставить телескоп на Южном полюсе, там атмосферные помехи меньше.

– Но там же Земля! Ладно, поступай как знаешь, а то Ирина мне потом все антенны обломает. Считай, что ты меня не видел и не слышал. Только не обрывай ветки с деревьев и не выкапывай кусты, понял? И не осушай водные потоки без нужды. Да, и постарайся замаскировать этот восемнадцатиметровый прибор, чтобы он никогда не попался ей на глаза.

«Динго» помрачнел, но ничего не сказал на это жесткое условие, а историк для успокоения надел на голову переносной блок транслятора и выдвинулся в пустыню. После бензольной ванны его всегда тянуло зарыться в песок, чтобы восстановить потерю «строительной» химии в кожном покрове. К тому же этим Никлас заметно экономил нанороботов.

Пятая кассета послушно ждала его в библиотеке и включилась, как только он дал на то мысленную команду.

Ассоциация 14 (из коллекции Деева NGC 69307-3 Леонида-1)

Положение В-роњош6-Эф-52-Тима среди новых сослуживцев было странным. Он не оканчивал нормальных летных курсов, вместо них пройдя ускоренную подготовку второго пилота истребителя на своей погибшей базе. Следовательно, в его специальном образовании зияли откровенные пробелы. Единственное, что он умел – завести и поднять состоящий на вооружении корабль, а также не мешать автоматике вести огонь по целям и выставлять в нужный момент магнитное поле, чтобы блокировать заряд плазмы (конечно, бортовые программы справлялись с этим гораздо лучше). И все-таки ему выделили комнату на жилом уровне испытательной базы полигона и собственное полетное время. Скорее гипотетическое, потому что реально допускать его к боевому истребителю вряд ли кто-то собирался.

Остаток первого дня на новом месте 52-Тим посвятил обустройству, то есть размещению казенного имущества на предписанных местах. Ему выдали стандартный комбинезон, пока без нашивок, и стальную фляжку на пол-литра воды, которую он недоуменно закинул в тумбочку. У него появилась даже номерная ухочистка, записанная в программе интенданта. Его личные вещи (несколько голограмм, медальон с фотографией девчонки – почти забытой всего за полтора месяца, – темные очки и детский погремец в качестве талисмана) остались на разбитой базе 38°23′97'', и надежды на их спасение, пожалуй, у солдата не было. Правда, теперь его следовало называть вторым пилотом В-роњош5-Эф-52-Тимом, но он еще не осознал резкого восхождения на одну ступень по воинской лестнице.

На следующий день 03-Жак, как и обещал, вызвал его по внутренней связи в полетный центр базы. Пользуясь монокуляром, связанным с компьютером базы, 52-Тим за десять минут добрался до высокого, светлого помещения с множеством приборов и локальных карт, расставленных повсюду в диспетчерской. На входе у него проверил карточку доступа обычный солдат с ультразвуковой дубинкой. За столами сидело несколько офицеров с напряженными лицами, они время от времени водили пальцами по планшетным картам и отдавали короткие приказания в микрофоны. В общем, никакой суеты и кавардака тут не наблюдалось, разве что рядом с корзиной для мусора валялся треснувший погремец, да одна из люминесцентных ламп горела вполнакала.

– Ознакомительная экскурсия, – сообщил 03-Жак, кивая на деловую обстановку.

Кажется, он и сам не очень разбирался в этом хозяйстве, поскольку порой пропускал вполне заметные предметы – например, металлический шкаф с матовым окошком из жидкокристаллического стекла, связанный с прочей аппаратурой толстыми кабелями. Те опутывали весь потолок, будто черные засохшие лианы.

– Отсюда будут следить за техническим состоянием машины во время полета, – сказал майор. – Выполнение всех команд безусловное, даже если тебе кажется, что оператор городит полную чушь и ты сейчас врежешься в скалу, – зачем-то выдал он.

Потом он отвел 52-Тима в библиотеку и вручил ворох дисков с технической документацией, от одних названий которых у бывшего солдата помутилось в хрусталиках. Он обреченно подумал, что не поймет в этих файлах ни одного предложения. Затем они переместились в тренажерный зал, где сейчас как раз проходила тренировка одного из пилотов. Тот сидел в невидимой силовой паутине, очерченной лазером, манипулировал незримыми рычагами и нажимал фантомные кнопки. Гравитационные нагрузки жестоко трепали его тело – настолько, что комбинезон бедняги местами промок от кожных выделений. 52-Тим представил себя на месте этого страдальца и вздрогнул.

– Все, можешь возвращаться к себе, – выдал майор, явно торопясь отделаться от подчиненного. – Пользуйся терминалом при любых затруднениях, и вообще… Особенно советую изучить график приема пищи в столовой и не опаздывать. Через неделю приступаешь к тренировкам…

Документация походила на развернутые файлы с описаниями технических характеристик боевой летной техники, какие 5-Эф мимоходом, во время групповых занятий изучал на базе 38°23′97''. Краткий исторический экскурс вводил в этапы развития космической авиации – от простейших многоразовых челноков до современных кораблей на вакуумной тяге, способных передвигаться в пространстве квантовыми скачками, сбрасывая в промежутках мультизарядные бомбы. Таких даже на передовой, откуда случайно выбрался 52-Тим, не было. На его удачу, тексты снабжались яркими картинками и не пестрели схемами каких-нибудь гидро– и пневмоузлов, иначе продираться сквозь них было бы невыносимо. Очевидно, файлы составлялись для практиков-пилотов – пусть знают, что пользуются надежной и мощной техникой, а не летающими жестянками.

Он рассчитывал ознакомиться с новейшими разработками по искусственному протонному распаду, о котором толковали озабоченные адмиралы, но таковых на дисках не нашлось.

Зато, вопреки утверждению майора, тренировки начались уже через два дня, а вовсе не через неделю. 52-Тим, конечно, бывал один раз в центрифуге, когда готовился в учебном центре сразу после призыва во флот, но такого зверства он не ожидал. Его сунули в подвижную кабину с шестью степенями свободы и запустили ее неуправляемое движение. Смещенный центр тяжести кабины под действием сил инерции так растрепал чувства капрала, что его потом шатало, как травинку ветром – и присесть-то не позволили! Вернуться после такого ужаса к документации показалось чуть ли не счастьем.

Но еще спустя два дня выяснилось, что подвижная кабинка была только развлечением. Оператор пригласил 52-Тима в другой кабинет с высоким потолком и пояснил:

– Этот совсем не страшный аппарат – центрифуга с кардановым подвесом. Она моделирует «физиологическую невесомость», то есть у тебя немножко расстроится вестибулярная система. Это не опасно! Кабина центрифуги движется по особому закону, а скафандр немножко прижмет нижнюю часть туловища, чтобы жидкости в организме распределились как надо.

– Прижмет? – испугался 52-Тим. – Немножко?

– Чуть-чуть. В общем, тебе может показаться, что ты сейчас окочуришься, но это только иллюзия, не больше.

В этой «невесомости» капралу порой казалось, что он оказался под многотонным прессом и готов испустить последний вздох. Но почему-то обошлось, а оператор сразу после выпадения жертвы из кабины даже удивился стойкости 52-Тима. Но он всего лишь очень старался притворить бодрячком, чтобы не упасть в глазах этого вежливого парня.

Новые коллеги, с которыми капрал познакомился в столовой, приняли его без всякой опаски или недовольства.

– В каком году Академию окончил? – спросил его 4-Ка-20-Соз, по виду настоящий ас. Глядел он доброжелательно, уши у него профессионально замерли – видно, давно служил не только ведущим в связках, но и просто наставником молодежи.

– Меня с передовой призвали, – сказал 52-Тим. – Я не учился в Академии…

– Ого! – всерьез заинтересовался лейтенант. – На какой базе служил? – Сидевшие неподалеку пилоты и кое-какие техники, оказавшиеся свободными от вахт, повернули к ним головы и стали прислушиваться к разговору, и 52-Тим на минуту растерялся. Никаких инструкций на этот случай он не получил, но очень хорошо помнил стычку в кают-компании линкора. – Что, служебная информация? – пришел ему на выручку офицер.

5-Эф облегченно кивнул, и от него отстали, хотя персона пилота-«самоучки», разумеется, не могла не привлечь повышенного внимания коллег.

На обратном пути из кафе 52-Тима занесло в неизведанным им рукав базы, где он около часа бродил по открытым помещениям с противопожарной техникой и аварийно-спасательным инструментом. Видя его летную форму, техники молчали, а капрал надеялся, что ему не придется увидеть эти аппараты в действии. Уровнем выше располагались лаборатории, где озабоченные роњош в грязноватых халатах со смехом и шутками чинили приборы радиационной, химической и биологической разведки. Тут же нашлась и метеорологическая служба, напрочь изолированная от поверхности планеты – им хватало информации со спутников.

При мысли о сложности полигонного хозяйства у молодого капрала немел хвост, и он даже проникся некоторым сочувствием к адмиралу-технарю, отдувавшемуся на совещании в штабе.

Тренажеры для 52-Тима, конечно, не закончились – его погнали на статические, для «закрепления познаний» в части управления истребителем. Ему пришлось с огрехами и под вопли наставников продираться через отработку сближения и стыковки с палубным авианосцем, шлюзование и выход из истребителя в космос. «Зачем мне это нужно?» – не раз хотелось взвыть капралу, но он держался. У военных же просто – есть утвержденная в штабе программа обучения, и новичок должен выполнить ее без всяких сомнений и раздумий о ее пользе.

На шестой день мучений он прошел комплексный тренажер – и выбрался из кабины живым. Программа неожиданно для оператора выдала бодрую зеленую надпись: «Учебное задание выполнено!» Всего-то и надо было взлететь с закрытой палубы, вручную расстрелять подвижную мишень, устранить утечку ксенона («выйдя в космос») и вернуться на базу, увернувшись от перекрестного огня десять плазменных орудий.

– Ну, парень! – удивился чернявый оператор с седым гребешком волос на макушке. – Все бы так управлялись. Талант у тебя, что ли?

На другой вечер к нему в комнату постучал такой же второй пилот в компании с приятелем в куртке старшего техника. Оба напустили на себя вид ветеранов космической авиации (а было им лет по 45, не больше), но 52-Тим и таким был рад. Лезть в друзья к выпускникам Академии казалось ему бестактным и самонадеянным, хотя, в общем, снобами они не выглядели.

– Пойдем, развеемся! – бодро вскричал техник и заговорщицки хлопнул ресницами. – В городе поди и не был ни разу?

– Работы много…

– Да какая работа за терминалом? – поразился второй. – Ты читаешь всю эту муть, что ли? Не будь таким простофилей, парень!

– Ну ладно, – сдался 52-Тим.

– Да дебет-карту не забудь! На что гулять будешь? И монокуляр свой оставь, так доведем до места и вернем в целости.

Но 52-Тим все же незаметно сунул в карман кителя удаленный микро-терминал от сервера базы, а то вдруг окажешься в одиночестве где-нибудь в дальнем переходе или шахте? По дороге к станции познакомились. Техника звали 21-Бобом, и работал он на полигоне уже лет 10, у него была жена и трое детей разного возраста. Они жили в городе – дети учились, а жена трудилась в продуктовом магазине фасовщицей. Пилот (его звали 43-Гек) оказался давним выпускником Академии, однако по службе продвинуться не сумел, зато сделался знатоком всех самых примечательных мест планеты. В разговоре он вскользь упомянул майора 03-Жака, и 52-Тиму отчего-то стало понятно, что именно по просьбе начальника 43-Гек и позвал нового коллегу на прогулку.

Они миновали несколько ремонтных мастерских и заводиков с шумными станками, из которых несло запахами перегретого масла и металлических стружек, цех по тестированию двигателей и редукторов, склад агрегатов несущих систем… Словоохотливый техник непременно находил комментарий к встречавшимся помещениям и людям, порой там попадавшимся. Поскольку рабочий день на базе закончился, тут оставались немногие. Например, лаборатории радиоэлектронного и светотехнического оборудования были закрыты, а вот в мастерской по ремонту эвакуационной техники что-то увлеченно латали. Возле химического склада, несмотря на глухую бронированную дверь, воняло чем-то едким, и троица поспешила спуститься на витому трапу на транспортный уровень. Даже тут пространство использовалось с толком – между релейными станциями и развилками воздуховодов и труб для перекачки горючего нашлось место для прачечной и складов вспомогательного инвентаря типа лопат и пневматических молотков.

– Наш-то городишко получше прочих, у научников да испытателей денег всегда как снега на полюсе, – устав от роли экскурсовода, сообщил 21-Боб.

52-Тим подумал, что на его дебетке не так уж и много монополей. Очевидно, у ветеранов и заслуженных ученых их гораздо больше… На входе в пневмотрубу их остановил пост, состоящий из двух грозного вида солдат. Офицерам выдали по магнитному жетончику с номером. К тому же они светились, что сразу стало заметно в полутьме вагонетки.

– Ну, с ветерком! Пристегнулись?

21-Боб лихо дернул рычаг турбонаддува, и вагонетка покачнулась, терзаемая токами жидких газов. Давление за кормой подскочило, назад вырвалась тугая струя раскаленного азота, и тесная капсула рванулась вперед почти без разгона. По бокам замелькали редкие огоньки служебных ламп, они на мгновение выхватывали лица попутчиков, чтобы моментально пропасть во мраке тоннеля. Из-за скрипа металла по стыкам рельс разговаривать можно было только с помощью жестов.

Дверь на выходе, когда спустя десять минут вагонетка прибыла к станции назначения, пискнула – стерла с дебеток пассажиров по монополю.

– Ты не смотри, что тут так темно и грязно, – утешил 52-Тима пилот. – Вспомогательная ветка! Еще до войны тут было, как на столичном вокзале, я помню! А теперь народ кто куда подался. Что поделать, персонал полигона в пять раз сократили, всех лучших асов на границы послали.

– Это ничего, – сказал бывший солдат. – У нас в окружном поселке на окраинах нисколько не лучше. А тут хотя бы места побольше.

Впрочем, жизнь теплилась и в этом заброшенном квартале – видны были свежие царапины на публичных дощатых панелях, предназначенных для стачивания когтей, ползали покалеченные роботы-уборщики и даже перемигивались остатки брошенной кем-то карнавальной гирлянды. Под ногами хрустели сломанные погремцы подозрительного вида, напомнившие 52-Тиму его рискованные развлечения в поселке – они возбуждали чувствительные рецепторы на нёбе и под языком. По трубам с шелестом бежали технические жидкости, и сквозь вентиляционную шахту вырывался вполне приличный по качеству поток воздуха. Как и все на этой планете, город упрятали под землю – не только по причине военного характера большинства построек, но и ввиду суровых условий жизни: постоянные ураганы и жесткий ультрафиолет сутками терзали полигон.

Из-за поворота слышна была грубая, механическая смесь звуков.

– Мы туда не пойдем, – уверенно произнес 21-Боб. Вагонетка за спиной дрогнула, выполняя программу, и втиснулась в свободную ячейку. Их оставалось, впрочем, не так много, всего несколько. И к тому же из схемы коммуникаций, изученных 52-Тимом еще вчера, он уяснил, что эта дорога в город и в самом деле была вспомогательной, предназначенной для использования в аварийных и прочих особых ситуациях.

– Эх, не те уж времена нынче, что до войны, – вздохнул 43-Гек, когда они стали взбираться по крутому трапу на более высокий уровень города. – Всех «лишних» переловили да переправили на родные планеты, и доступ закрыли. То-то весело было! Хотели вообще поселение прикрыть, а семьи вывезти, да тут на счастье баржа в переделку попала, где-то в секторе 198°…

– На счастье?

Но лейтенант не ответил на недоуменный вопрос коллеги, поскольку угодил в объятия лысой девицы. Она не только выбрила голову и шею, но и обрубила когти, оставшись с незащищенными руками! 5-Эф только клацнул зубами от удивления.

– Наконец-то! – взвизгнула девица и повисла на офицере, вцепившись в него всеми четырьмя конечностями и хвостом – тот юлил и поглаживал кисточкой макушку офицера. У 52-Тима так все внутри и оборвалось – он впервые так близко видел взрослую женщину с не удаленным хвостом. В родных краях бывшего солдата ни одна роњош старше 10 лет не могла выйти из дому с открытым хвостом, пусть даже самым маленьким его кусочком. Поэтому они всегда, при наступлении удобного момента, обрывали отросток. А эта?.. Неужели здесь у всех такие свободные нравы? Уши у 52-Тима запылали от смущения, а ноздри с шумом раздувались, прокачивая стоячий воздух, будто он публично разделся. Девушка заметила его отчаянное смущение.

– Гляди-ка, наш парнишка какой робкий! – взвизгнула она, отскочила от 43-Гека и обвила окаменевшего 52-Тима хвостом, притягивая его к себе.

52-Тим наконец очухался и принужденно присоединился к повизгиваниям коллег. Он даже подумал, что с шерстью эта смелая девица, возможно, выглядела бы вполне симпатично. Рядом с ней, как оказалось, крутился ржавый кибер с тесаком, красноглазый и многорукий. «Так вот кому она доверила свою красу и мощь!» – догадался молодой пилот. Кибер добродушно урчал, даже не пытаясь ощупать гостей города гибкими вибриссами, чтобы опознать в них недоброжелателей.

43-Гек представил подруге нового знакомого, и они двинулись по относительно оживленному, высокому коридору катакомб. Фонари тут имелись в достаточном количестве, и даже роботы выглядели целыми. Редкие музыкальные автоматы порой ошпаривали гостей ультразвуковыми пассажами. Поддавшись на уговоры приятелей, 52-Тим купил в автомате четыре погремца и раздал три из них. Себе он оставил зеленый, с веером крошечных иголок по периметру. Подруга 43-Гека, быстро оглядевшись, обломала несколько и смазала их из пипетки, наказав перекатывать погремец под языком, не касаясь им щек.

Скоро в ушах у пилота зазвенели колокольчики, а огни под потолком поплыли в разные стороны. Мелодии из автоматов показались настолько причудливыми и волнующими, что слышать их здесь, в тоннелях, было странно. Им бы скорее пристало звучать на балах и приемах высшего чиновничества, или в клубе для высших офицеров. Техник по ходу дела куда-то испарился (кажется, со словами о жене), а рядом с 52-Тимом вместо него очутилась смазливая девица в черном эбоните, уже с тремя хвостами. Или это у него троилось в зрачках? Погремца во рту у него уже не было.

– Коктейль? – очнулся от вязкого танца с потиранием молодой пилот. Терпкие запахи обволакивали носоглотку, а гибкое тело безымянной девушки ласково царапало его молодыми чешуйками. С десяток посетителей потягивались на кособоких топчанах в полутемном, низком помещении, раздавался скрежет когтей по доскам и камню.