Текст книги "Обратной дороги нет (сборник)"

Кэрри посидела, держа руки на рулевом колесе и глядя перед собой не для того, чтобы уложить в сознании услышанное, но чтобы сосредоточиться и ехать дальше.

Всё. Теперь можно.

* * *

– Всё, – заключила Кэрри. – Я вернулась и очень хотела, чтобы тот Дэниел, который меня встретит, был вчерашним, а не сегодняшним.

– Я такой же, каким был, – пробормотал Дэниел и взял ее руки в свои.

– Ты не ездил со мной вчера?

– Нет, – покачал головой Дэниел. – И хотел спросить, как тебе удалось поладить с настоятельницей. Но вечером ты была…

– Да, – напомнила о себе Кэрри, потому что Дэниел замолчал и замкнулся в себе. Видно было, как опустились шторки в его зрачках, закрылись ставни, взгляд не то чтобы потух, но перестал быть взглядом в понимании Кэрри. Взгляд – это когда смотрит душа, когда светится мысль, когда греет чувство.

– Дэн! – вскрикнула Кэрри и коснулась его щеки.

Дэниел вздрогнул.

– Прости, – пробормотал он.

– Вчера вечером, – напомнила Кэрри, – ты пересказывал мне дневник сестры Изабель, который прочитал, когда мы были в монастыре.

– Ты ездила одна.

– А ты…

– Что я?

– Где был весь вчерашний день?

– В магазине, – ответил Дэниел с легким удивлением. – Продал два пуфика времен Георга Седьмого, взял на комиссию три стула, очень красивых, девятнадцатый век, но точную дату изготовления я пока не смог определить, хотя и проверил по трем каталогам

– У тебя есть об этом запись в компьютере?

– Конечно. Хочешь посмотреть?

– Хочу, – твердо сказала Кэрри.

Дэниел подал ей руку, когда они спускались по лестнице. Ладонь была мягкой, теплой, Кэрри не хотелось ее отпускать, ей было приятно не столько то, что Дэниел поддерживал ее, сколько то, как он это делал. Если по пожатиям пальцев можно судить о чувствах человека, то Кэрри было очевидно, что Дэниелу больше всего на свете хотелось остановиться, повернуть Кэрри лицом к себе… а потом… Фантазии Кэрри хватило и на то, чтобы представить, что могло произойти, но эту мысль, скорее чувство, она отогнала и мягко освободилась от поддержки Дэниела, когда они спустились вниз и прошли к прилавку.

Дэниел нажал несколько клавиш и удовлетворенно произнес:

– Пожалуйста.

Кэрри бросила быстрый взгляд. Она не сомневалась, что увидит названия, предложенные цены, номер кассового чека, выданного за купленные пуфики.

– Поднимемся наверх, – попросила она. Ей стало неуютно в магазине, среди вещей, вчера вызывавших совсем иные чувства.

Дэниел подал ей руку, и на одной из средних ступенек Кэрри не подумала, а поняла, не поняла, а почувствовала, не почувствовала даже, а просто повернулась лицом к Дэниелу, а он, стоя на ступеньку ниже, поднял лицо, будто глядел из-под воды на звезды, и в глазах его Кэрри увидела собственное отражение, хотя на лестнице было темно, и увидеть можно было разве что слабые тени. Кэрри наклонилась, ей никогда в жизни не доводилось целоваться с карликами, а сейчас будто так и происходило. Она наклонилась еще ниже, и Дэниел подхватил ее за талию, опустил на свою ступеньку, а потом на ступеньку ниже, глаза их оказались, наконец, на одном уровне, и взгляды сказали друг другу что-то такое, чего они не осмелились бы произнести вслух, а потом были губы и фраза, прозвучавшая так отчетливо, будто в воздухе пронеслись звуковые волны и застыли, сохранив три слова, вырезанных в прозрачной воздушной среде лучше, чем в самом крепком камне.

Какие слова? Кэрри не могла вспомнить, да это и не имело значения.

Когда они поднялись наверх? Как оказались в гостиной: Кэрри в кресле, а Дэниел напротив – на стуле времен королевы Виктории? Когда-то и как-то.

– Мы сможем жить в одном мире? – спросил Дэниел, разглядывая свои ладони. – Или будем постоянно ускользать друг от друга? Если у нас не получится…

– Погоди об этом, – сказала Кэрри. Будущее было ей открыто лучше, чем Дэниелу, хотя она понятия не имела, что ее ждет.

– Сестра Изабель была ясновидящей? Сны, что ее приучил записывать мой прадед еще тогда, когда Эшли была девочкой, – это были сны о будущем? Она еще в тридцатые годы знала, что умрет при пожаре? Как она жила все годы, зная это?

Кэрри покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Все не так.

– Ну как же! – Дэниел начал нервничать, в уме он соединил одни факты с другими, то, что читал в дневнике прадеда, с тем, что рассказала Кэрри, у него сложилась мозаика, которую он считал правильной, но элементы на самом деле плохо подходили друг к другу, и рисунок получился абстрактный, похожий на творения позднего Пикассо.

– Келья сестры Изабель, – сказала Кэрри, – эта пустая комната, которую не открывали, по словам матери Катерины, полвека.

– Да? – брови Дэниела поползли вверх. – Я слышал, об этом рассказывал Майк Вустер, его люди в прошлом году делали в монастыре ремонт, и им не разрешили работать в одном из крыльев здания. Он удивился и сказал, что там, наверно, водятся привидения или есть тайный ход, который монахини от всех скрывают.

– Там жила сестра Изабель, – пояснила Кэрри. – И потому вчера мать Катерина оставила тебя в…

Она запнулась, увидев вытянувшееся лицо Дэниела.

– Прости, – сказала она. – Я помню то, чего не помнишь ты, а ты – чего не могу вспомнить я. Сегодня я поняла, почему мать Катерина открыла для меня келью сестры Изабель.

Кэрри помедлила, собираясь с мыслями. Не нужно этого делать, – подумала она, – мысли мешают. Почему она вчера и сегодня позволяла мыслям вторгаться в сознание, почему пыталась анализировать вместо того, чтобы вернуться к тому, что всегда было ей близко? Когда Дэниел рассказал, как умер Джон Данн, Кэрри должна была закрыть глаза, не думать, а погрузиться в слова, будто в теплую воду реки, несущую тебя туда, где все ясно и нет вопросов. Может, она поняла бы еще вчера? Или нет? Для интуитивного прозрения нужна хоть какая-то информация или достаточно чувствования?

– Кэрри… Милая Кэрри…

Это сказал Дэниел или в ее душе кто-то его голосом произнес слова, которые она хотела услышать и которые он, возможно, сейчас проговорил мысленно, глядя на нее теплым, сочувствующим взглядом?

– Понимаешь, – сказала Кэрри. – Мистер Данн ошибался. Он так много и часто ошибался, что, когда это понял, то не смог жить. Ты показал мне его дневник, там все написано, но вчера я не поняла, интуиция молчала.

– Вчера, – пробормотал Дэниел.

– Ты принес из чулана папку с бумагами…

Кэрри не стала продолжать фразу, взгляд Дэниела сказал ей, что и этого вчерашнего эпизода он не помнил. Он не показывал ей записей прадеда. О чем же они говорили вчера, сидя здесь, друг перед другом?

Или…

– Но ты помнишь его теорию наблюдателей?

Вчерашний Дэниел помнил.

– Смутно, – поморщился Дэниел. – Извини, я не очень этим интересовался. Что-то о том, что сон возникает, когда я вижу не своими глазами, а глазами другого человека?

– Почему другого? Своими, но ты становишься наблюдателем второго уровня.

– Нет, – твердо сказал Дэниел. – Это не для моего ума, правда.

Он улыбнулся в ответ на растерянный взгляд Кэрри.

– Я не хочу сказать, что так уж глуп, – смущенно произнес он и, наклонившись, неловко поцеловал Кэрри в щеку. – Просто… не думал об этом. Расскажи.

Он готов был выслушать что угодно, лишь бы Кэрри говорила.

– Обычный человек – ты, я, сестра Изабель, сам Данн – это наблюдатель.

– Ну да, – пробормотал Дэниел. – Наблюдатель жизни. Знакомое слово. Помню.

– Но в нашем сознании или подсознании, в твоем восприятии мира живет второй наблюдатель, тоже ты, но другой, наблюдающий за тобой и твоими поступками.

– Совесть?

– Нет. Совесть из области морали, а я говорю о физике. Это чистая физика, как понимал Джон Данн. Твое второе "я", второй наблюдатель, находится в другом времени, для него вся твоя жизнь как на ладони, от рождения до смерти. Он видит все, иногда во сне ты воспринимаешь мир его глазами, и тогда тебе снятся сны о будущем. Ты не можешь их понять, но, если запоминаешь, то, возможно, через много лет случается событие, которое ты уже видел во сне, и ты его узнаешь. В книге "Эксперимент со временем" твой прадед описывал такие сны, они снились многим его знакомым. Люди чаще всего не запоминают…

– Вроде меня, – кивнул Дэниел. – Не запоминаю снов. Прости.

– Но есть третий наблюдатель, – продолжала Кэрри, – который наблюдает за вторым.

– И тоже в моей голове?

– Да. У третьего наблюдателя свое время, он может видеть всю жизнь второго наблюдателя.

– Понимаю, – сказал Дэниел. – А четвертый наблюдатель наблюдает за жизнью третьего. И есть еще пятый, шестой, двадцать третий…

– Ты читал книгу прадеда!

– Нет, – с сожалением произнес Дэниел. – Но если есть третий наблюдатель, почему не быть четвертому? Сколько их всего? Миллион?

– Огромное число. И на вершине самый главный наблюдатель. Тот, кто знает все обо всем. И, конечно, все о нашей жизни, которая для него проста, как азбука.

– Тот, кто знает все… Бог?

– Конечно.

– Прадед был не так уж религиозен, – раздумчиво произнес Дэниел. – То есть, так мне казалось.

– Он действительно был не очень религиозен, – согласилась Кэрри. – Но в Бога верил. А сны, по его теории, возникают, когда ты смотришь глазами второго наблюдателя. Тогда тебе открывается прошлое и будущее. Это возможно, только когда мозг отключен от реальности – во сне. А если получается так, что в твое сознание вторгается третий наблюдатель, то видишь не одно свое будущее, а несколько вероятных. У каждого наблюдателя свое время. Перемещаясь от одного к другому, мы можем видеть мир глазами наблюдателя, который во времени продвинулся далеко в будущее. Мы наблюдаем его реальность во сне. Проснувшись и записав сон, мы получаем возможность увидеть собственное будущее – только не знаем, какое именно.

– Да-да, – пробормотал Дэниел. – Вещие сны. Так они и возникают.

– Нет! – воскликнула Кэрри. – Вещих снов не бывает!

– Ну как же! – встрепенулся Дэниел. – Книгу прадеда я не читал, а дневник иногда брал в руки. Там был сон какой-то миссис Т. или К… Неважно. Женщина очень подробно описала комнату, увиденную во сне, – с деталями, которые вряд ли могла придумать: фигуры на обоях, цвет скатерти на столе, форма стульев… Двадцать два года спустя, совсем забыв о старом сне, она оказалась точно в такой комнате, с точно такими обоями, скатертью на столе, стульями. Я удивлялся: как она вспомнила? Я бы – ни за что! Вещий сон, верно?

– И этот сон тоже не был вещим!

Дэниел не стал повторять "Ну как же!", он только наклонил голову и расслабился – понял, что не должен анализировать, не должен думать, не должен сопоставлять факты и делать логические выводы. Закрыть глаза и слушать голос. Слушать и уходить туда, где все понятно, и где он опять станет мальчиком, которому открыты далекие страны и планеты. Он опять сможет путешествовать между мирами, и это будет не игрой фантазии, как он решил, когда ему исполнилось двенадцать.

– Сколько предсказателей предвидели будущее? – Это был голос Кэрри или сестры Изабель? Дэниел никогда не слышал и не мог слышать голос монахини, но сейчас понимал, точнее, чувствовал, точнее – просто знал в глубине подсознания, что Кэрри и Изабель говорят одним голосом. Кэрри и Изабель – одна и та же женщина.

– Ты слышал о Кейси? Американский ясновидящий. Он много чего предсказал правильно, а еще больше – того, что не могло осуществиться. Никак не могло – не было реальных предпосылок. Почему он это предсказывал, хотя должен был понимать, насколько его предсказания невероятны? А другие ясновидящие – в прошлом и сейчас! На два-три правильных предсказания приходится семь-восемь неверных. Когда ясновидец предрекает, что через десять лет дно Тихого океана поднимется на десять метров, вся Азия за считанные дни покроется водой, и сотни миллионов человек утонут, так и не поняв, откуда пришла гигантская волна цунами, затопившая целый континент, неужели он, предсказатель, не понимает, что такое невозможно? Тектонические плиты движутся медленно, и за двадцать лет не может произойти то, на что требуются десятки миллионов.

– Ну… – протянул Дэниел. – Я всегда думал, что ясновидцы предсказывают ужасы ради рекламы.

– Есть и такие, – согласилась Кэрри, – но я говорю не о шарлатанах, а о тех, кто искренне пересказывает только то, что видит сам – во сне или наяву. Они должны понимать, что этого быть не может, но все равно говорят!

– Может, не вдумываются в смысл?

– Конечно! Все эти люди – интуитивисты. Разум спит, когда они вещают свои пророчества. Слышен им только голос интуиции.

– Которая ошибается?

– Интуиция не может ошибаться! Это не разум, который вычисляет и может сделать в вычислениях ошибку. Интуиция всего лишь наблюдает, понимаешь? Это тот наблюдатель реальности, о котором писал твой прадед. Интуиция, а не какой-то абстрактный Икс, наблюдающий за действиями абстрактного Игрека, который, в свою очередь, следит, как поступит абстрактный Зет. Мир устроен совсем не так, как думал Джон Данн!

– Это ты уже говорила, – пробормотал Дэниел.

– Ты читал книгу Барбура "Конец времени"?

– Барбур? – пожал плечами Дэниел. – Нет, а кто это? Знаешь, я заплесневел в своем магазине, слежу за каталогами антиквариата, а не за новыми книгами.

– Физик, работает в Оксфорде, – пояснила Кэрри. – Он утверждает, что времени на самом деле не существует. Мы создаем это понятие в своем сознании, потому что наше сознание рационально. Мы мыслим, думаем, сопоставляем. Поэтому мы вынуждены перемещаться от причины к следствию, от прошлого к будущему. Мы не способны вернуться в собственное детство, поскольку причина не может в нашем сознании оказаться результатом следствия, понимаешь?

Дэниел покачал головой.

– Нет. Но это неважно. Ты хочешь сказать, это похоже на то, что произошло с сестрой Изабель?

– И со мной, – помедлив, сказала Кэрри. – Да, но не совсем. Джон Данн ошибался. Барбур ошибается тоже.

Дэниел нахмурился. Он потянулся к Кэрри, и ей показалось, что он хочет ее обнять, от чего-то защитить, она и сама к нему потянулась, но Дэниел то ли испугался своего порыва, то ли решил, что сейчас не время – отпрянул и пробормотал:

– С тобой, слава Богу, ничего не случилось. Ты в порядке, Кэрри. Ты в полном порядке. Ты даже не представляешь, в каком ты сейчас порядке.

Поняв, что сказал немного больше, чем хотел, Дэниел отвел взгляд и сцепил на груди пальцы, будто закрылся от внешнего мира.

– Да, – сказала она. – Сейчас… может быть. Впрочем, что называть порядком? Наверно, состояние, в котором сестра Изабель прожила последние годы жизни, было для нее наивысшим порядком, только окружающие так не считали. Блаженная. Не от мира сего. Оторвана от реальности. Мать Беатрис, беседовавшая в сорок девятом с твоим прадедом, все знала от самой сестры Изабель, но понимала ли? Сомневаюсь. И мать Катерина тоже. Не знаю, насколько ей понятен смысл. Возможно, она всего лишь привыкла и не спрашивает себя, почему ее мир такой, каким его создала сестра Изабель.

– Не понимаю, о чем ты, – пробормотал Дэниел. На лице его, однако, было совсем другое выражение: конечно, он понимал. Он понимал все, о чем хотела сказать Кэрри, только еще не понял, что понимает. Так бывает: ты уже ощутил, тебя уже коснулось нечто, чего ты, возможно, ждал всю жизнь, ты уже почувствовал прикосновение, подсознание откликнулось на слабый, но явственный зов неведомого, но сознание спит, до сознания еще не дошло, что ты изменился, ты больше не будешь таким, как вчера, неделю или год назад. Обратной дороги нет. Можно сколько угодно хотеть вернуться в себя-прежнего, но не получится, мозг изменил режим работы, время начало иной отсчет…

– Помню себя девочкой, – сказала Кэрри. – Мне было лет девять, я лежала в кровати и засыпала. Тебе знакомо состояние между явью и сном, когда мир становится нереальным. Ты еще не спишь, но тебе уже являются образы из снов. Когда уснешь, образ войдет в созданную для него реальность, а пока твои глаза еще открыты, образ живет сам по себе. Может говорить с тобой, а ты ему отвечаешь. Не мысленно – мысленно он не услышит, потому что на какое-то время… или в какой-то точке пространства… все равно… вы находитесь с ним в одной реальности. Настоящей, а не созданной воображением. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Не понимаю, о чем ты, – повторил Дэниел, но голос его прозвучал неуверенно.

– Наше сознание, – продолжила Кэрри, – создает время, потому что рациональное мышление движется от причин к следствию. Наука тоже – потому что наука создана разумными, рациональными людьми. Физикам кажется удивительным, что уравнения и законы природы не зависят от времени, все процессы обратимы. Почему уравнения обратимы, если в природе существуют причины и следствия? Я занимаюсь историей физики, и время для меня – не просто часы. Я вижу, как оно распоряжается людскими судьбами, судьбами открытых ими законов природы.

Она помолчала – не для того, чтобы собраться с мыслями. От мыслей, движущихся во времени, нужно было абстрагироваться, она могла это сделать, могла в единое мгновение сообщить Дэниелу все что хотела, но тогда он точно не только ничего не поймет, но и воспринять не сумеет.

– Человек расставляет события во времени. Так работает мозг. Это как последовательное соединение в электрической цепи. Причина – следствие – следствие следствия и так далее. В мире, описанном Барбуром, времени нет – там существует каждое мгновение прошлого, настоящего и будущего… то есть, того, что мы называем прошлым, настоящим и будущим. Нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего – в мире есть все мыслимые и немыслимые, возможные и невозможные варианты реального, и наше сознание, последовательно перемещаясь от одной реальности к другой – Барбур сравнил их с кадрами фильма, – выбирает те кадры, которые соответствуют представлению мозга о причинах и следствиях, о прошлом и будущем. Рациональное подсознание – а подсознание рационально у подавляющего большинства людей – очень аккуратно выбирает каждый следующий кадр. Последовательное соединение, понимаешь? Так сложилось в процессе эволюции, иначе жизнь погибла бы, не успев выбраться из океана. Живому существу нужно было реагировать на вызовы среды, подчас убийственные, и мозг научился прогнозировать – выбирать из огромного числа кадров-реальностей те, которые обеспечивали возможность выживания.

Дэниел кивнул, на лице его появилась слабая улыбка. Понял ли он, о чем говорила Кэрри, или все еще думал о своем? Она не знала, но это не имело значения. Слушал сейчас не Дэниел, не его застывшее в недоумении сознание. Слушало и понимало то, что он сам назвал бы душой. Душа – вне времени. Душа понимает то, что не способен понять разум. Понять бы еще, что такое – душа…

– Говори, – сказал Дэниел очень тихо, но Кэрри расслышала. – Говори, а потом я тебе расскажу о своем.

И Кэрри говорила. Она не уверена была, что говорит вслух. Она не уверена была, что даже мысленно произносила слово за словом. Единственное, что она знала сейчас, – мысль перестала быть рациональным движением от прошлого к будущему. Мысль стала свободным перемещением от одной реальности к другой, свободным выбором, не определяемым законом причин и следствий.

Она говорила и одновременно делала то, что давно собиралась, но не решалась. Играла реальностями, как умела это делать сестра Изабель. Она знала сейчас всю свою жизнь, вся жизнь хранилась не в памяти ее, а в почти бесконечном пространстве событий, которое и составляло вселенную без времени, потому что все, что можно назвать временем, определялось ее личным выбором.

Она могла увидеть, как выйдет замуж за Дэниела, как они будут стоять в церкви у алтаря, и преподобный Нортон благословит их и прочитает псалом о любви. И еще она могла увидеть и не только увидеть, но прочувствовать рождение Макса, о котором Дэниел не знал, а она ему, конечно, не скажет, пусть не знает. Для людей, чья жизнь проходит цепью последовательных событий, знание будущего чревато опасностями. Она могла увидеть, как на конференции по истории физики в Монреале познакомилась с доктором Пришвицем, и получилось, что они были вместе… может, потому, что ему тоже было знакомо осознание мира вне времени? Неважно… ничто не важно… и Дэниел смирился с новой для него реальностью, а Макс… он понял…

– Кэрри… Родная… Хорошая… Пожалуйста…

Она все видела и слышала, события опять распределились во времени, причина породила следствие, мозг сделал выбор по привычным для него законам рационального мышления, и Кэрри, лежа на диванчике и глядя в расширившиеся от страха глаза Дэниела, вспомнила все, что мгновенно промелькнуло в ее сознании, как мозаичная картина, в которой ясен и понятен каждый элемент, можно их соединить, и они окажутся плотно пригнаны друг к другу. Один за другим, один за другим… Как сейчас.

– Все хорошо, Дэн, – произнесла она непослушными губами и неожиданно (неожиданно? Она уже видела этот кадр реальности, он тоже был в мозаике) привлекла Дэниела к себе и поцеловала в чуть дрожавшие пухлые чувственные губы. Он опустился на колени, одна рука лежала у Кэрри на груди, а другой он поддерживал ее голову, потому что без подушки было низко, а положить голову на диванный валик – неудобно. Почему он думал о мелочах, когда происходило то, о чем он мечтал и был уверен, что этого никогда не произойдет?

– Кэрри… – бормотал он, отрываясь от ее губ и приникая к ним опять.

Когда миновала вечность и жизнь прочно утвердилась в новом качестве, Дэниел сумел подняться и укрыл Кэрри до плеч пледом, закутал, будто в кокон, а она смотрела на него изумленно-спокойным (если такое возможно) взглядом. Она знала, что произойдет в их жизни, но это знание ускользало, сметаемое потоком времени, в который Кэрри опять погрузилась, выбрав для себя одну – на какое-то время только одну – реальность.

– Все хорошо, Дэн, – повторила она.

– Тебе стало плохо? Сердце? Господи, как я перепугался! Вызвать "скорую"?

– Что ты! Все хорошо. Нет, это не сердце. Со мной все в порядке, Дэн, правда.

Кэрри выпростала руки из-под пледа и села, прислонившись к спинке дивана. Она чувствовала себя здесь, как дома, будто жила в этой квартире много лет. Смутно понимала, что так было… будет?.. и хотела запомнить то, что ускользало из памяти.

– Я говорила…

– Не надо, – быстро сказал Дэниел. – Тебя это слишком волнует. Посиди, я приготовлю чай. И дам таблетку. Ты успокоишься.

– Не нужно ничего, – улыбнулась Кэрри. – Ты очень заботлив, Дэн, спасибо. Но я начала говорить и хочу закончить. Мы живем в мире времени только потому, что мозг эволюционно приспособился к последовательному, логическому, рациональному мышлению. Мы переходим от причин к следствиям, и весь мир вокруг нас подчиняется этой воле… нашей воле, понимаешь? Но на самом деле…

– Ты это говорила…

– Да, – вспомнила Кэрри. – Прости, я еще не совсем вышла из состояния… Понимаешь, идеальный мозг мыслит не последовательно, а параллельно. Он воспринимает мироздание таким, каково оно на самом деле – почти бесконечное собрание одновременно существующих реальностей.

– Барбур, – пробормотал Дэниел. – Вселенная Барбура, понимаю.

– Не совсем. Вселенная Барбура подобна последовательно-параллельному соединению в электрической цепи. Человек разумно выбирает один кадр за другим, последовательно перемещается между ними и создает для себя то, что называется временем. Мозг в этом случае все равно мыслит последовательно. На самом деле иногда – и далеко не у всех! – мозг переключается на параллельное мышление, и тогда время для человека исчезает. Он видит, чувствует, понимает все сразу. Вряд ли бесконечное число кадров, для этого и мозг должен быть не человеческим.

– Бог, – подсказал Дэниел.

– Бог? – повторила Кэрри. – Может быть. Божественное всезнание – идеальный случай, Творец обозревает всю бесконечность существующего. Человеку далеко до Бога. Наш мозг способен охватить лишь малую часть мироздания. Наверно, только те кадры, в которых существует сам.

– Можно вспомнить всю жизнь от рождения и увидеть всю жизнь до смерти?

– Наверно. К счастью, мозг не может постоянно находиться в состоянии параллельного мышления, иначе…

Кэрри почувствовала, что слова даются ей труднее, во рту пересохло – хорошо бы выпить чаю. Крепкого, без сахара и лимона. Просто чай.

– Я сейчас принесу, – сказал Дэниел, поднимаясь с колен. Она произнесла вслух? Только подумала, а он понял?

Дэниел вышел, помедлив у двери. Он не хотел оставить Кэрри одну даже на минуту.

Она лежала, закрыв глаза, и заставляла себя ни о чем не думать. Думать ни о чем. Медитировать на темноту. Наверно, во Вселенной есть и такие пространства – пустые, где нет ни жизни, ни смерти. Может, там обитает душа человека, как после долгого фильма идут титры, а потом черные, ничего не содержащие кадры. Тоже реальность, поскольку и ноль – число…

Кэрри почувствовала: ей на колени опустилось что-то плоское и твердое. Открыла глаза, вернувшись из темноты небытия. На коленях у нее лежал поднос с чашкой крепкого чая. Такого, как она хотела – без лимона, молока, сливок. Пригубила. И без сахара. Дэниел догадался, или она все-таки сказала?

– Спасибо, мой хороший…

Дэниел терпеливо ждал, присев на край дивана и не спуская с Кэрри удивленного и влюбленного взгляда.

– Сестра Изабель, – сказал он, не выдержав молчания, – могла жить в параллельном времени?

– Нет параллельного времени, – поправила Кэрри.

– Я хотел сказать… Ее мозг работал в параллельном режиме?

– Не всегда. Думаю, в детстве это произошло случайно, а потом, когда твой прадед научил Эшли записывать сны, мозг ее постепенно перешел в параллельный режим. Сначала – в последовательно-параллельный. Последовательное мышление все чаще покидало ее, параллельное захватывало. Когда меняется способ мышления, обратной дороги нет. Это необратимый процесс. В последние годы или месяцы жизни сестра Изабель почти не возвращалась в рациональный мир. Ей это было неинтересно. Поэтому для многих она стала человеком не от мира сего. Блаженной. Она не понимала… то есть, другим казалось, что она не понимает… что с ней происходило.

– Тот пожар… Она знала?

– Наверняка. А все – и мать Беатрис – подумали, что она бросилась спасать сестру Виннифред, не подумав, чем это может кончиться. Душевный порыв.

– Это и был душевный порыв, – убежденно произнес Дэниел. – Интуиция. Вся ее жизнь была интуитивной, нерасчетливой.

– При параллельном мышлении расчетов и быть не может. Рассчитываешь варианты в мире с последовательным мышлением. А при параллельном – только эмоции, интуиция.

– Что такое интуиция? – спросил Дэниел в пространство.

– Связи с другими кадрами, аналогичными. Выбираешь свой путь не потому, что находишь оптимальный, рациональный переход от причин к следствиям. Выбираешь жизнь, в которой поступаешь самым естественным для тебя образом. В соответствии со своими представлениями о морали. О добре и зле.

– Поэтому люди с параллельным мышлением – праведники? – сделал неожиданный вывод Дэниел. – Святые, пророки, миссионеры? Такие, как сестра Изабель.

– Как твой прадед.

– Да, в последние месяцы его жизни. Это… – Дэниел помедлил, но все-таки сказал: – Твоя гипотеза? Очень красиво, да.

Кэрри покачала головой:

– Гипотеза – это рациональное предположение, сделанное на основе известных фактов. А у меня… Просто интуитивно… Догадка. Но я знаю, что это так.

– Физики, – улыбнулся Дэниел, – сначала о законе природы просто догадываются.

– Ты знаешь это высказывание Дайсона?

– Ты вчера его цитировала, – смутился Дэниел.

– Да? Возможно… Джон Данн всю жизнь шел к осознанию параллельного мышления. Его интерпретации снов, наблюдатели… Возможно, он так и не успел бы понять, но общение с сестрой Изабель сыграло роль катализатора.

– Прадед был рациональным человеком, – задумчиво проговорил Дэниел и добавил: – Собственно, я тоже.

– Джон Данн очень быстро осваивался с идеями, которые понимал интуитивно, – уверенно сказала Кэрри. – И то, что говорила сестра Изабель, он воспринял. И принял.

– Какая же версия его смерти верна? – вскричал Дэниел. – Неужели обе?

– Конечно. Джон не сумел выбрать одну смерть, его интуиция металась, он знал, что уходит, но не мог выбрать – как. И в памяти твоей бабушки сохранились обе версии. Память – странная штука, верно, Дэн? Ты ведь не помнишь, как ездил со мной в монастырь.

Дэниел поджал губы, стал похож на обиженного ребенка, который ничего от родителей не скрывал, а они почему-то были уверены, что у него есть от них страшная детская тайна.

– Я не ездил с тобой вчера в монастырь, – сказал он упрямо. – На кассовых чеках обозначено время продажи. Ты видела…

– Да-да, – прервала его Кэрри. – В мире множество разных вариантов вчерашних событий. Каждое наше слово имеет альтернативу. Два человека с последовательным мышлением всегда… или почти всегда… выбирают один и тот же кадр и помнят одно и то же… возможно, с мелкими вариациями, на которые мало кто обращает внимание.

– Ты выбрала не тот вариант, что выбрал я, – мрачно сказал Дэниел. – Ты выбрала интуитивно, а я – по логике событий, по расчету. И на какое-то время мы оказались в разных мирах, так получается? А мать Катерина? Если я позвоню ей и спрошу? В каком мире была вчера она? В том, где мы приехали вдвоем, или в том, где ты была без меня?

– Позвони, – согласилась Кэрри. Ей было интересно, что ответит настоятельница. Ответ мог оказаться неожиданным, потому что Изабель говорила с матерью Катериной во сне, а это означало, что и сама настоятельница была человеком, в какой-то, пусть и небольшой, степени, живущим в мире, где можно выбрать события не только будущего, но и прошлого – мгновение за мгновением.

Дэниел медлил, листал телефонную книгу, брал в руки телефон и снова клал его на стол. Смотрел на Кэрри, спрашивал совета и отводил взгляд.

– Звони, – сказала Кэрри.

Дэниел набрал номер и долго ждал ответа.

– Слушаю, говорите.

Голос был слышен так явственно, будто женщина находилась в комнате.

– Простите, – сказал Дэниел виновато, – я хотел бы поговорить с матерью Катериной.

– По хозяйственным вопросам обращайтесь ко мне, – твердо произнес голос. – Я сестра Мергатройд, а вы кто, простите?

– Мое имя Дэниел Данн.

– Мистер Данн, слушаю вас.

– Я звоню не по хозяйственному вопросу и потому хотел бы поговорить с матерью Катериной.

– Она занята, – отрезала сестра Мергатройд тоном, не допускающим возражений.

– Спроси, – сказала Кэрри одними губами. Дэниел понял.

– Вчера, – сказал он, – к вам в монастырь приезжала мисс Уинстон, говорила с матерью-настоятельницей о сестре Изабель.

– Верно, – голос сестры Мергатройд смягчился. – Сегодня она тоже приезжала.

Дэниел никак не мог заставить себя задать вопрос, и Кэрри отобрала у него телефон.

– Добрый вечер, сестра Мергатройд, – сказала она.