Текст книги "Обратной дороги нет (сборник)"

– О, добрый вечер, дорогая мисс Уинстон! – застрекотал голос. – Я вас сразу узнала. Мать Катерина действительно занята, проводит с сестрами урок, они шьют кое-что для благотворительного базара, который состоится в пятницу, но я ей скажу, что вы звонили.

– Спасибо. Собственно, то, что я хотела спросить у матери Катерины, можете сказать и вы.

– Да? Спрашивайте.

– Вчера я приезжала в монастырь одна? Или в сопровождении мистера Данна?

Вопрос показался сестре Мергатройд настолько неожиданным и, видимо, глупым, что на некоторое время в трубке воцарилось молчание. Монахиня пыталась сообразить, чего на самом деле хочет мисс Уинстон.

– Ну… – протянула она.

– Одна или с мистером Данном?

– Одна, конечно, – извиняющимся тоном сказала сестра Мергатройд и, помолчав, добавила: – Если бы с вами был мистер Данн, я бы вряд ли вас впустила, это не принято. Мужчина… Нет, – сказала она твердо, – конечно, вы были одна, только я не понимаю…

– Спасибо, всех вам благ, – быстро сказала Кэрри и передала телефон Дэниелу. Он удивленно посмотрел на аппарат, будто не представляя, чего теперь от него ждать, и нажал на кнопку окончания разговора.

– Ну вот, – сказал он. – Ты слышала.

Кэрри вздохнула.

– Мне и самой вчера показалось странным, – сказала она медленно, – что тебя так легко впустили не только в монастырь, но в кабинет матери Катерины. Я понимала, что так надо… так мне хотелось… наверно, потому я выбрала такой вариант реальности.

– Выбрала, – повторил Дэниел. – Ты можешь…

– Я сама не подозревала, что могу! – воскликнула Кэрри.

– И сейчас можешь подумать о том, что меня нет в твоей жизни! – пораженно проговорил Дэниел. – И меня в твоей жизни не будет! А я? Вдруг увижу, как ты на глазах исчезаешь, подобно привидению?

Он не мог усидеть на месте, быстро ходил по комнате от стола к дивану, от дивана к двери, от двери к столу – по треугольнику, который становился все меньше, пока Дэниел не остановился перед Кэрри, наклонился и коснулся ладонью ее щеки. Жест показался Кэрри таким робким, таким естественным, что она прижалась щекой к его ладони, для верности положила свою ладонь поверх его, чтобы он не смог отнять руку, и поцеловала его пальцы один за другим. Дэниел опустился на колени, смотрел ей в глаза, молчал, но говорить и не нужно было. Если бы он произнес хоть слово, очарование нарушилось бы необратимо, и мир действительно мог измениться. Кэрри никуда не исчезла бы, но что-то, зарождавшееся в их отношениях, осталось бы в глубине души каждого, потому что не пришло еще время для слов – только для пожатий, взглядов… Время, которое для Кэрри вроде и не существовало.

– Я не исчезну, Дэн, – сказала Кэрри, поцеловав его мизинец. – Так просто это не получается. Я не знаю как…

Дэниел молчал.

– Наверно, это происходило со мной и раньше, только я не понимала. Это не было так… – Кэрри попыталась подобрать слово, не сумела и продолжила: – Записи твоего прадеда и сестры Изабель стали катализатором, наверно. То есть, не наверно. Точно. Я так чувствую. Знаю.

– Сестра Изабель могла выбирать эти, как ты говоришь, кадрики? Для нее не было проблемы выбрать себе мир, какой она хотела?

– Сначала это было проблемой, – задумчиво проговорила Кэрри. – Получалось не так, как хотела она, а так, как получалось. Сознание не способно сразу переключиться с последовательного режима на параллельный. Это происходит постепенно.

– Почему она не выбрала кадр, где осталась жива?

– Господи, Дэн, ты не понимаешь? Она знала, что будет пожар, она знала, что сестра Виннифред погибнет…

– Не то… не то… – бормотал Дэниел, приникнув губами к шее Кэрри. Она с трудом различала слова, ласкала его волосы, понимала скорее интуитивно, будто говорила с собой. – Она могла выбрать мир, где пожар не случился вообще.

– А был ли такой? – сказала-подумала Кэрри. – Возможно, не было. В почти бесконечно большом числе миров могло не оказаться такого, где пожара не случилось.

– Ты так думаешь? – с сомнением произнес Дэниел.

– Я не думаю, – вздохнула Кэрри. – Я знаю, что Изабель не нашла такого кадра.

– Она могла найти мир, пусть с пожаром, но такой, где она выжила!

– Наверно. Или нет. Господи, Дэн, у меня ощущение, будто я вообще перестала думать! Я знаю какие-то вещи, будто всегда знала. Как таблица умножения: вспоминаешь нужное число в нужный момент. Не представляю, как объяснить… Изабель могла кричать о пожаре. Могла побежать за помощью. Могла начать тушить, набрасывая на пламя одеяла. Много чего могла, она видела все варианты сразу. И во всех, кроме одного, сестра Виннифред погибала, понимаешь? Только в одном осталась жива.

– Может, если бы у сестры Изабель было время подумать, она сумела бы выбрать другой кадр?

– Дэн, при чем здесь время? Параллельное мышление, Дэн! Сестра Изабель одновременно видела все варианты.

– От этого можно сойти с ума! – вскричал Дэниел.

Кэрри посмотрела на Дэниела с сожалением, как на несмышленое дитя, не понимающее прописных истин, но смело рассуждающее о том, что скрыто от него и будет скрыто всегда, потому что последовательное мышление не предполагает озарений, внезапных идей и, тем более, взгляда "сверху" на мироздание, в котором не существует понятия времени.

– Да, – согласилась Кэрри, и в ее голосе, как показалось Дэниелу, прозвучала печаль. Он очень хотел, чтобы Кэрри сказала это короткое слово печально, не желая подчинять свою жизнь тому, что сейчас нарождалось в ней. Ему казалось, что только нарождалось, но Кэрри знала, что обратной дороги нет. Человек с параллельным мышлением не сможет вернуться к жизни в единственной Вселенной, где все предопределено законами природы и человеческого общежития. Не сможет вернуться в мир, где мышление последовательно и где, сказав "а", непременно надо говорить "b", но никак не "c", "m" или "z".

Кэрри всегда поступала интуитивно, но ей всегда казалось, что в нужный момент сумеет пойти наперекор тому, что подскажет подсознание. Ей мешало чувство, будто ею командуют, она хотела быть собой и только сейчас поняла, что именно собой и никем другим была всю жизнь. Просто раньше интуиция играла ею, а не она – интуицией. Ей и раньше доступны были если не все, то большинство (а может, малая часть, хотя она знала, что это не так) кадров безвременной вселенной. Она не выбирала, не умела, не знала как, потому что не видела мысленным взглядом того, что могла видеть в конце своих дней сестра Изабель.

Сейчас Кэрри видела всё. Всю свою жизнь в линейной реальности, где за причиной идет следствие, а следствие становится причиной нового поступка. Увидела свою жизнь в той реальности, где она оттолкнет Дэниела, попрощается с ним и покинет этот дом, чтобы никогда не возвращаться. Увидела свою жизнь в реальности, где осталась здесь еще на одну ночь, а Дэниел ушел на полчаса, и, вернувшись, преподнес ей огромный букет роз и сказал слова, которые нравятся девушкам, но ей показались фальшивыми, потому что она знала и другие слова, сказанные через пять лет, когда он полюбит Марту, продавщицу из супермаркета "Алекс", и уйдет к ней. И еще Кэрри увидела множество не соединенных друг с другом сцен из собственной жизни и еще чьей-то, и чьи-то другие жизни замелькали, хаотически сменяя друг друга. В какой-то момент возникла сестра Изабель, женщина с седой прядью волос и пытливым взглядом, в черном тяжелом монашеском платье, женщина, прожившая трудную жизнь, нашедшая себя и так страшно погибшая, выбрав окончательный кадр, потому что все другие не соответствовали ее моральным принципам. Изабель была феей, той, что в детстве явилась Кэрри то ли во сне, то ли в реальности детской спальни. "Ты отмечена Богом", – сказала она тогда, а Кэрри не расслышала. А может – расслышала, но не поняла. А может – поняла, но не захотела принять.

Сестра Изабель сидела за столом, еще не покрытым пылью лет, смотрела Кэрри в глаза и быстро, не глядя, писала в тетради. Пальцы сами бежали по строчкам, взгляд в этом не участвовал, взглядом Изабель приглашала Кэрри посетить ее обитель – не сейчас, но через много лет, – чтобы ощутить атмосферу места, понять, принять.

Именно тогда, поняла Кэрри, произошло переключение ее сознания с последовательного мышления на параллельное. Окончательно и безвозвратно.

Она тряхнула головой, отгоняя не мысли, которых не было, а реальности, и они посыпались в темное ничто, будто кубики в подставленный мешок, и исчезали там одна за другой. Мешок, в конце концов, заполнился, в мире остались несколько кадров, которые Кэрри не стала смотреть, потому что хотела в последний раз остаться там, где все было ясно, где время отсчитывало секунды, где сон был лишь искаженным воспоминанием, где будущее было скрыто, а прошлое исчезало в дымке забвения.

Она открыла глаза, расслышала, наконец, возглас Дэниела, поняла, что и секунды не прошло после того, как он сказал "От этого можно сойти с ума!", улыбнулась ему и, потрепав его густую шевелюру, повторила:

– Да.

И добавила:

– И нет. Сестра Изабель была нормальной женщиной в мире, до которого остальным еще жить и жить.

– Я не хочу ж-жить в та… ком мире! – от волнения Дэниел начал заикаться и прикрыл рот ладонью.

– Да, – улыбнулась Кэрри, подумав о том, что логика у Дэниела мужская, та самая, последовательная. Исключенное третье, причина-следствие, время, как мера всех вещей. Если бы не мужская логика, если бы не рациональное мышление, человечество, возможно, так бы и осталось на уровне каменного века. В матриархате. Природа интуитивно выбрала для человека рациональный путь развития, последовательное мышление, вертикальный прогресс. Но сейчас прогресс стал тормозом для развития, а зачатки параллельного мышления скорее свойственны женщинам – женская логика, женская интуиция. Мужская интуиция, – подумала Кэрри, – сильнее женской, но гораздо более редкое явление. Зато тогда миру являются гении.

Все в природе взаимосвязано. Может, сестра Изабель – редчайшее исключение?

А я? – подумала Кэрри.

Она знала, что произойдет с ней и с миром. Не только с ней-здешней, но еще с множеством ее "я" в почти бесконечном множестве миров, каждый из которых чем-то отличался от этого, где Дэниел сидел на полу у ее ног и хотел сказать ей слова, которые она хотела услышать, но боялся произнести их вслух, хотя мысленно уже проговаривал много раз.

Дэниел сидел на полу у ее ног, смотрел на нее так, как еще ни один мужчина не смотрел, и мысленно говорил именно те слова, которые не говорил ей еще ни один мужчина.

– Ты не хочешь жить в таком мире, но что делать, хороший мой, назад не вернешься. Все люди придут к параллельному способу мышления. Скоро или нет, но это неизбежно.

Дэниел прижался щекой к ее ладони и пробормотал так тихо, что лишь интуиция помогла Кэрри понять каждое слово:

– Кэрри… Я не могу представить, как жить человеку, способному видеть множество своих и чужих будущих.

– Не видеть, – мягко поправила Кэрри. – Ощущать. Понимать.

– Впрочем, – добавила она, – видеть тоже. Но это другое зрение. Не глазами. Даже не сознанием. Сознание включается, когда выбор уже сделан. Ты понимаешь, что нужно поступить так, потому что внутри… не знаю… какой-то эволюционный механизм… вроде третьего глаза у индуистов.

– Третий глаз, – оживился Дэниел, готовый перевести разговор, лишь бы не касаться темы, которой он очень хотел коснуться, но не знал того, что знала Кэрри.

И это лучше, – подумал он упрямо. Это привычнее, – поправил он себя. Я хочу жить в том мире, – подумал он, – где я и Кэрри… где мы вместе. Я хочу быть в таком мире. А каков этот – не знаю.

– Третий глаз. Может, с его помощью индусы воспринимали многообразие мира?

– Дэн, – сказала Кэрри, – посмотри вокруг.

Дэниел осмотрелся и пожал плечами. Его любимая гостиная. Кресло, которое приволок разводившийся с женой мужчина лет пятидесяти. Еле дотащил, думал, что хозяин не даст и фунта за эту рухлядь, но кресло оказалось времен Эдуарда Шестого, стоило фунтов десять, Дэниел заплатил пять и оставил кресло себе, а вот журнальный столик… за ним сидел сам Джон Данн. Дэниел не знал наверняка, но, скорее всего, столик стоял здесь еще с войны.

– Дэн, – сказала Кэрри, – ты ездил вчера со мной в монастырь?

– Конечно, – улыбнулся Дэниел. – Почему ты спрашиваешь?

– Причуды памяти. Можно сказать, что это причуды памяти. Каждый раз, оказываясь в другой реальности, нами же выбранной, мы списываем это на причуды памяти, помня мир немного иным.

– Кэрри, – Дэниел поднялся, пересел на диван и взял ее руки в свои, – я не знаю, о чем ты говоришь. Мир меняется, когда мы смотрим на него другими глазами. Для счастливого человека существует одна реальность, для несчастного – другая, а если смотреть со стороны, то реальность не менялась, а всегда была одной и той же.

Кэрри покачала головой. Бессмысленно, – подумала она, – объяснять человеку, живущему в потоке времени, что существует мир, где время – лишь выбор, который не обязательно делать.

Скажи, – подумала она.

Во множестве миров она выбрала тот, где Дэниел поднял взгляд, посмотрел ей в глаза и сказал тихо, но уверенно: "Кэрри, я полюбил тебя с первого взгляда".

Дэниел поднял на нее взгляд, посмотрел ей в глаза и тихо произнес:

– Кэрри… Ты не будешь сердиться, если я скажу?

– Что? – Она знала, что он скажет, но хотела услышать.

– Понимаешь… так получилось… с первого взгляда… как только увидел тебя в магазине… ты была такая…

– Ты не то говоришь, – прошептала Кэрри, подумав, что не могла ошибиться и выбрать не тот мир, что хотела.

– Да… Я волнуюсь. Кэрри. Я тебя люблю. Ты выйдешь за меня замуж?

Тысячи, десятки тысяч, миллионы миров осветились и показали себя. В одном из них у нее родился Макс, в другом, возможно, – дочь, а где-то двое, она хотела двух, да… Как правильно выбрать?

Кэрри прислушалась к голосу интуиции. Не нужно думать, не нужно рационально выбирать варианты. Прислушаться к себе…

– Конечно, – сказала она. – Ты сомневался?