Текст книги "Пока ещё жив"

111

Дома Эрика Уитли, номер 117 по Тейт-авеню, стоял почти на вершине холма, посреди лабиринта улиц, застроенных послевоенными домами и бунгало, построенными почти вплотную друг к другу. Тихий район, с променадом по верху морского утеса, примерно в миле к югу, и широкими лугами и холмистыми пастбищами всего через две улицы к северу.

* * *

Дом номер 117 смотрелся довольно печально, подумал Гай Батчелор. Это был скромный, застройки пятидесятых годов двухэтажный кирпичный домишко со встроенным гаражом и небольшим пятачком палисадника перед входом, правда довольно унылым. Объявление над въездом в гараж, выполненное огромными красными буквами на белом фоне, гласило «Даже не думайте парковаться здесь».

Он ждал на тротуаре вместе с Николлом и Ривз, когда к дому подъедет местная группа поддержки. Из машины выскочили двое из шести прибывших и бросились по боковому проулку, мимо мусорных баков, чтобы занять позицию позади дома. Все шестеро были в синих комбинезонах, в «латах» и военного образца шлемах с опущенным забралом.

Один тащил цилиндрической формы таран. Двое других – гидравлический домкрат и аккумулятор к нему, – с помощью этого устройства открывались железные двери, которыми все чаще и чаще обзаводились наркоторговцы с тем, чтобы во время облавы полиция не могла быстро проникнуть к ним в дом. Четвертый участник, сержант, он же командир, сжимал в руке ордер на обыск.

С криками «Откройте, полиция!» первый офицер принялся колотить кулаками в дверь, звонить в звонок, а затем снова стучать кулаками.

Подождав пару секунд, он обернулся к сержанту в ожидании сигнала. Тот кивнул. Тогда первый офицер ударил по двери тараном и со второй попытки выбил дверь. Вслед за ним с криками «Полиция!» внутрь устремились еще трое. Сержант остался стоять снаружи, на тот случай, если хозяин дома попробует спастись бегством через гаражную дверь.

Гай Батчелор, Эмма Ривз и Ник Николл оставались снаружи до тех пор, пока ситуация не прояснилась. Когда все помещения в доме были проверены и стало понятно, что угрозы нет, они вошли внутрь. И тотчас замерли в немом изумлении.

Ничто во внешности дома не намекало на то, что ждало их внутри. Мраморный пол под их ногами скорее подошел бы итальянскому палаццо, а не скромному домику в пригороде Брайтона. Зеркальные стены от пола до потолка, украшенные ацтекским орнаментом и плакатами с портретами Геи. Батчелор уставился на черно-белый плакат, на котором она была изображена в черном неглиже – пожалуй, самый знаменитый из ее образов. Кстати, с автографом. Он был весь исполосован ножом. Отдельные полоски бумаги оторвались от стены и свисали вниз. Через весь плакат жирными красными буквами было написано: «Сука».

Он вопросительно посмотрел на Эмму Ривз. Та указала влево, поверх белого кожаного кресла. Там висел еще один постер, взятый в рамку. На нем Гея была в топике и кожаных джинсах. Поверху надпись «Турне Откровений». Через весь постер, теми же красными буквами, пролегли другие слова: «Люби меня или умри, сука».

Над камином, на самом видном и почетном месте, висело увеличенное изображение губ, носа и глаз – в зеленой гамме. Подпись гласила: «Лицом к лицу с Геей». Этот плакат тоже украшал автограф. И, как и первый, этот тоже был исполосован ножом. Жирными красными буквами на нем было выведено слово «Дура».

Батчелор смотрел на эти плакаты, на свисающие полоски бумаги, на красную краску, и ему с каждым мгновением становилось все тревожней на душе. Он выглянул в окно: за стеклом был унылый, серый день. На соседском дворе перед гаражом на веревке болталось белье. Где-то внутри шевельнулось дурное предчувствие. За время работы в полиции он бывал в самых разных ситуациях, но в данный момент это было нечто новое. Он едва ли не кожей ощущал присутствие зла. И это страшило его.

Рядом метнулась какая-то тень, и он отпрыгнул в сторону. Тень оказалась бирманской кошкой, которая подозрительно разглядывала его, выгнув спину.

– Вы только взгляните, что здесь! – крикнул им сверху второй офицер, производивший обыск.

Батчелор, а вслед за ним Эмма Ривз и Ник Николл тотчас бросились наверх, в направлении комнаты, на которую он указывал. Едва переступив порог, они оказались в чем-то вроде музея или святилища. Впрочем, здесь тоже недавно кто-то дал выход своему гневу.

На полу валялись манекены, какие обычно выставляют в витринах, завернутые в прозрачный пластик и перемазанные красной краской. Постеры с автографами на стенах порваны и испещрены надписями. Диски, билеты на концерты Геи, бутылки ее фирменной минеральной воды, разбитый стакан из-под мартини и сломанная пополам удочка – все это в числе прочего мусора валялось на полу, на котором, словно кровь, растеклась красная краска.

Кое-какие вещи оставались в стеклянных витринах, хотя и их было почти невозможно рассмотреть из-за намалеванных красной краской по стеклу ругательств: «Сука, дура, умри, люби меня, я тебя проучу, стерва гребаная».

Эмма Ривз обвела изумленным взглядом комнату.

– Ну и коллекция! Даже не верится.

– Ты тоже фанатка Геи? – спросил ее Ник Николл.

Эмма энергично кивнула.

– Сэр!

Все трое как по команде обернулись. Их позвал Бретт Уоллес, один из участников обыска. Лицо его было пепельно-серым. Эти офицеры видели всякое, так что испугать их чем-то практически невозможно. Но этот явно был чем-то напуган.

– Этот дом только что стал местом преступления, – сказал он. – Мы обязаны его закрыть, опечатать и ничего здесь не трогать.

– Что вы нашли? – спросил Батчелор.

– Сейчас покажу, – ответил Уоллес.

Они спустились вниз и проследовали за ним в кухню, идеально чистую, но с устаревшей мебелью и домашней техникой. Там стояли два других офицера, причем вид у обоих был явно растерянный. Уоллес указал на открытую дверь, и Батчелор, а за ним и эти двое подошли к ней ближе. За дверью была крошечная кладовка, которую почти полностью занимал морозильный ларь. Крышка его была поднята. На полу лежало несколько готовых замороженных блюд из супермаркета, пара пакетов замороженных сосисок и три куска льда в ванночках, какие обычно берут на пикник.

– Загляните внутрь, – сказал Уоллес и поманил, мол, подойдите ближе.

Гай Батчелор осторожно сделал пару шагов вперед и заглянул в ларь. И тотчас в ужасе отшатнулся.

– О господи! – прошептал он.

112

– Черт возьми, где ее носит? – рявкнул Ларри Брукер на Барнаби Каца, отвечавшего за актерский состав. Они стояли рядом с дверным проемом в Банкетном зале Павильона. Тридцать актеров, включая всех остальных звезд – а это Джадд Халперн, Хью Бонневилль, Джозеф Финнс и Эмили Уотсон, – сидели вокруг стола, томясь ожиданием и исходя потом в старинных многослойных костюмах и париках. Все софиты были включены, придавая сидевшим некое загадочное свечение, а заодно грозя поджарить их до румяной корочки.

Стол на время сколотили заново. А над ним, в потолке зияла пусть небольшая, но дыра – в том месте, где еще двадцать четыре часа назад висела люстра.

Кац беспомощно вскинул руки и пожал плечами. За последние несколько дней постоянной нервотрепки, казалось, его залысины сделались еще заметнее.

– Я двадцать минут назад постучал ей в трейлер, и чей-то голос крикнул мне, что она выйдет через пару минут. – С этими словами Кац оправил наушники и спросил: – Джо, ну как там, случайно, не видно Гею?

Брукер посмотрел на часы.

– Не двадцать минут назад, Барнаби, а тридцать. Ох уж мне эти примадонны! Убить их мало! Чертовы актриски! Это надо же, заставлять нас ждать целых полчаса! – И он повернулся к режиссеру, Джеку Джордану: – Джек, ты представляешь, во сколько нам обходятся эти тридцать минут?

Джордан философски пожал плечами. Он уже давно привык иметь дело с гордецами и себялюбцами по обе стороны объектива, и потому воспринимал такие вещи с непробиваемым спокойствием. С гривой выбивающихся из-под бейсболки седых волос этот ветеран съемочной площадки был похож на древнего прорицателя и ясновидящего и, верный этому образу, оставался невозмутим. Потому что без этого никак. Им предстояло снять самый важный эпизод фильма, а поскольку в нем были задействованы все до единой их звезды, то и самый дорогой. Можно сказать, на вес золота.

* * *

Брукер стукнул кулаком о кулак.

– Но это же курам на смех! Она что, сегодня на кого-то дуется или как? – Он со злостью посмотрел на Джордана. – Признавайся, не иначе как вы в очередной раз повздорили с ней из-за реплик.

– Милейший, я не видел ее со вчерашнего дня. Когда мы с ней разговаривали в последний раз, она была как шелковая. Гея должна понимать, что косметики на ней будут тонны, плюс парик, который щекочет ей лицо. Бедняжка. Но что поделать, придется потерпеть.

Бедняжка, цинично подумал Брукер. За семь недель съемок эта бедняжка положит себе в карман пятнадцать миллионов баксов. За такие бабки он сам бы с удовольствием согласился, чтобы парик в течение семи недель щекотал ему лицо.

– К черту этот дурацкий парик, – сказал Брукер. – Из-за него почти не видно ее лица. В нем она похожа на овцу в корсете. Я плачу сумасшедшие деньги за то, чтобы снимать Гею, а ведь мы с тем же успехом могли бы засунуть в этот костюм кого угодно.

Он снова посмотрел на часы.

– Пять минут. Если через пять минут ее не будет на площадке, я… я…

Брукер не договорил. Не хотелось бы выставить себя дураком и заодно обидеть звезду. А все потому, что, когда снимаешь скромный, независимый фильм с участием актрисы такого масштаба, как Гея, нужно быть предельно осмотрительным. Стоит погладить ее против шерстки, как она в отместку начнет тянуть резину, срывая всякий график. И тогда съемки растянутся еще на несколько дней, если не недель, и тогда жди неприятностей.

Уже и без того дважды за последнюю неделю Гея взбрыкивала, показывая характер, и Брукер понял, хотя и оставил свою догадку при себе, что ей отлично известно, что существует лишь одна-единственная причина, почему он сумел протолкнуть идею этого фильма. Что все они участвовали в этих съемках по этой одной-единственной причине.

Потому что она, Гея, сказала «да».

113

Гаю Батчелору потребовалось какое-то время, чтобы набраться мужества и подойти ближе, а затем заглянуть в холодильник. От дохнувшего на него морозного воздуха ему показалось, будто в его жилах застыла кровь.

На дне холодильника, между пакетами замороженного горошка и капусты брокколи лежала лицом вверх человеческая голова. Плоть посерела и покрылась пятнами изморози, так же как и волосы. Глаза зримо уменьшились и напоминали два мраморных шарика.

Несмотря на то что цвет головы изменился, он мгновенно узнал лицо по фотографии, которую видел раньше: Майлз Ройс, победитель аукциона, на котором продавался желтый твидовый костюм Геи. Батчелор отвернулся и быстро вышел из кухни.

– Это та самая недостающая часть «неизвестного мужчины из Берика»? – спросил Бретт Уоллес.

– Она самая, – ответил Гай Батчелор.

Полицейский, который фонариком подсвечивал низ раковины, поднял голову:

– Мамочка Бретта рассказывала, что ее сынок в детстве хорошо складывал мозаику.

Уоллес улыбнулся и, достав телефон, позвонил начальству.

* * *

Грейс внимательно выслушал сообщение Гая Батчелора, стараясь мыслить ясно, несмотря на охватывающую его панику, пытаясь принять какие-нибудь быстрые решения. Старшего констебля и его заместителя необходимо известить прежде, чем они окажутся в щекотливой ситуации, узнав о находке головы Ройса из новостей. Но прежде чем сделать это, Грейс должен кое в чем убедиться.

Он позвонил по мобильному начальнику службы безопасности Геи Эндрю Галли.

– Эндрю Галли слушает, – ответил тот почти мгновенно, как будто ожидал звонка.

– Это Рой Грейс.

– Инспектор Грейс… э-э-э… – Голос в манере актера Джеймса Кэгни прозвучал чуть встревоженно.

– У нас возникла экстренная ситуация, мистер Галли. Я получил распечатку графика киносъемок и увидел, что ваша клиентка снимается сегодня вечером в Павильоне. Я очень беспокоюсь за ее безопасность. У меня имеются серьезные основания полагать, что некий злоумышленник намерен причинить ей вред. Он уже убил по меньшей мере одного человека. Мы знаем, как он выглядит и как может загримироваться. Я считаю, что у нас есть возможность быстро его поймать, но не желаю рисковать жизнью вашей клиентки. Поэтому я хочу с вашей помощью удалить ее со съемочной площадки и проследить, чтобы она с сыном оставалась в ближайшие сутки в гостиничном номере под охраной. Это возможно?

– Послушайте, инспектор, мы с вами все одинаково понимаем. Но я ничем не могу помочь вам. Меня сегодня утром уволили.

– Уволили?

– Да. Завтра я вылетаю в Лос-Анджелес.

– Кто уволил? Гея? Гея уволила вас? В такой сложной ситуации?

– Да. Дело в том, что я заявил своей клиентке, что настаиваю на том, чтобы она немедленно покинула Англию, прямо сегодня, и вернулась обратно в Штаты, наплевав на все, расторгнув контракт. Она не послушалась. Поэтому мы и оказались в безвыходном положении. Гея сказала мне, что если я не изменю своего мнения, то она уволит меня. Я сказал ей: «Мисс Лафайет, я не хочу рисковать вашей жизнью и жизнью вашего сына. Вы что, сошли с ума? Наплюйте на контракт».

Возникла короткая пауза, затем Галли продолжил:

– Скажу вам честно, инспектор, она получает сущие гроши, участвуя в этом фильме, по сравнению с тем, что зарабатывает концертами. Так что посылайте их подальше, сказал я ей, пусть судятся с вами, если хотят. Лучше заплатить неустойку по суду, чем быть мертвой. Она и слушать меня не захотела. Я заявил, что не выпущу ее на съемочную площадку. Поэтому она уволила меня.

– Хотите, я попробую поговорить с ней?

– Гея Лафайет делает то, что хочет Гея Лафайет, инспектор. Она никого не станет слушать.

– Я прямо сейчас ей позвоню, – пообещал Грейс.

– Удачи вам. Удача вам еще пригодится.

Он закончил разговор с Галли и сразу же позвонил Энди Киллу, обрадовавшись тому, что тот еще находится на дежурстве.

– Мы нашли голову Майлза Ройса, – сообщил он ему. – И нашли подозреваемого, который может причинить вред Гее. Я приказал раздать всем патрульным отпечатки со снимками Эрика Уитли и Анны Галишии. Нужно немедленно отправить всех незанятых полицейских к Павильону, который следует взять в плотное кольцо. Чтобы туда даже комар не пролетел.

– Могу отправить туда нескольких спецназовцев, – пообещал Килл.

– Всех, кого сможешь, – ответил Грейс. – Нужно взять этого мерзавца в коробочку.

– Присваиваю операции индекс «критического происшествия», – сказал Килл. – Дежурству Грэма Баррингтона даю «золото», а Нику Слоуну – «серебро».

Грейс поблагодарил его и посмотрел на часы. Пятнадцать минут седьмого. Согласно графику съемок Гее в четыре часа дня нужно было находиться в трейлере и приступить к гриму и работе с костюмером – за два часа до появления на съемочной площадке.

– Гайдн, я хочу, чтобы вы отправились в комнату видеонаблюдения, – попросил он криминалиста-ортопеда. – Мне нужна помощь всех, кто сейчас свободен. Проследите, пожалуйста, за камерами видеонаблюдения вокруг Павильона. Если заметите Эрика Уитли или Анну Галишию, то немедленно сообщи мне. Договорились? Мы будем искать его. – Он огляделся по сторонам. – Белла, я хочу, чтобы ты поискала его там, а потом дождалась меня у входа в Павильон. Все, давай, в путь!

Белла Мой и Гайдн Келли встали и торопливо направились к двери. Грейс повернулся к присутствующим:

– Мы все знаем, как Уитли выглядит в обоих обличьях. Хочу, чтобы вы все внимательно выглядывали его в толпе. Я не уверен, что он попадется нам на глаза, но удивлюсь, если мы его не увидим. Помните, мы не имеем права упустить его.

Он пробежал глазами список звонков и нашел время звонков Ларри Брукера, которые тот сделал прошлым вечером, и снова позвонил ему.

– Мистер Брукер, это суперинтендент Грейс.

– Вы позвонили в неудачный момент, – ответил продюсер. – Мы приступаем к съемкам главного эпизода. Могу я перезвонить вам позднее?

– Нет! – возбужденно произнес Грейс. – Гея сейчас на площадке?

– Нет, черт побери, ее еще нет! Мы как раз ждем ее!

– Мистер Брукер, окажите мне великую любезность. Мы полагаем, что в данный момент возникла серьезная угроза ее жизни. Я хочу, чтобы полицейские проводили ее в гостиничный номер и охраняли там до тех пор, пока угроза не минует. Вы сегодня можете снимать какие-нибудь эпизоды без ее участия?

– Детектив Грейс, она нас и так изрядно задержала. Будьте реалистом. Звезды регулярно получают угрозы от всяких психов. У нее, черт побери, есть собственная охрана, и еще там присутствует охрана Павильона и охранники съемочной группы. Да и полиции тут рядом с нами хватает. Это место охраняют почище Форт-Нокса. Сюда мышь не проскочит без пропуска. Сейчас это самое безопасное место во всем Брайтоне.

– В таком случае почему же вчера в Банкетном зале свалилась люстра, мистер Брукер?

– После этого здесь навели чуть ли не армейский порядок. Мы заколотили все люки. Обыскали все уголки Павильона. На площадке Гея будет в полной безопасности. Если мы, конечно, сможем дождаться, черт возьми, когда она соизволит выйти из трейлера.

Грейс сердито отключился.

– Что случилось, шеф? – спросил Гленн Брэнсон.

– Извини, я думал, тебе уже рассказали. Нашли голову Майлза Ройса.

Гленн удивленно посмотрел на Грейса:

– Нашли? Где?

– В холодильнике Эрика Уитли.

– Вот черт!

– Да, да. И у меня предчувствие, что его следующая цель – Гея. Судя по состоянию его жилища, он ума лишился. В клочья разорвал все сувениры, изрисовал все стены мерзкими надписями с угрозами в адрес Геи и исчез.

– Как ты думаешь, где он может быть? – спросил Брэнсон.

– Я сегодня разговаривал с психологом, доктором Тарой Лестер. Она занимается изучением тех одержимых фанатов, что охотятся за знаменитостями и нередко воображают себе, будто общаются с ними. Им кажется, что та или иная знаменитость только и ждет того момента, когда может проявить взаимность. То есть, по мнению такого фаната, знаменитость тоже влюблена в него. Когда знаменитость отвергает его, он может не на шутку взбеситься. Похоже, что мы имеем дело как раз с таким случаем. Я думаю, что он непременно появится возле нее – либо в отеле, либо в Павильоне.

Брэнсон кивнул.

– Вечернее совещание отменяется. Нам с тобой надо срочно найти Гею.

114

– Гея вышла из трейлера, сейчас будет, – доложил Ларри Брукеру и Джеку Джордану Барнаби Кац и, услышав голос сопровождавшего звезду третьего помощника режиссера, добавил: – С ней Джо и двое полицейских. Передадут с рук на руки.

– Скажи им, чтобы включили сирену и пошевеливались, – нетерпеливо бросил Брукер.

Триста ярдов, отделявшие стоянку от Павильона, черный «ренджровер» прошел в сопровождении полицейской машины. Полицейские торопливо выскочили и замерли в сторонке. Один из телохранителей распахнул дверцу, и знаменитость, нагнув голову, чтобы не зацепиться за что-нибудь париком, платьем или высоким воротником, медленно, осторожно сошла на землю.

Собравшаяся за стеной, на Нью-Роуд, внушительная толпа зевак приветствовала ее восторженными, хотя и разрозненными криками. В серой хмари наступающего вечера замелькали вспышки. Неторопливо, как будто неуверенно, Гея проследовала по дорожке, вошла, по-прежнему в сопровождении третьего помощника, в здание, повернула вправо и направилась по коридору в Банкетный зал.

Прямо в море лиц.

Вздох облегчения прошелестел по залу. Сидевшие за банкетным столом актеры повернулись к ней. Художник по гриму побежала между стульями, промокая блестящие от пота носы и лбы; одна из парикмахерш поправила парик на голове Хью Бонневилля. Сами собой вдруг грянули аплодисменты.

Дело дрянь, подумал Брукер. Дрянь дело. Ей это точно не понравится.

Ни теплым приветствием коллег, ни знаком восхищения эти аплодисменты не были, а были они язвительной демонстрацией недовольства тридцати раздраженных и уставших от ожидания собратьев по профессии.

И тут, к полнейшему изумлению Брукера, Гея улыбнулась и присела в реверансе перед собравшимися за столом. Потом отвесила поклон оператору и его команде. Звукорежиссеру и его группе. Монтажнице. Режиссеру и продюсеру. Всем остальным. Поклонилась так, словно от этого жеста зависела вся ее карьера.

Горделиво, с достоинством улыбаясь, она как будто не понимала, что случилось, она наслаждалась вниманием, чувствуя себя объектом поклонения и восхищения, которых здесь не было и в помине.

Брукер нахмурился. Гея никогда не вела себя так, это было не в ее характере. И вообще с ней творилось что-то странное.