Текст книги "Тайна"

41

На следующее утро, вскоре после того как Том встал с постели, в дверь постучали. Том выглянул наружу, в надежде, что это Сара Спенс, сумевшая ускользнуть от родителей, и увидел полицейскую машину, из которой вылезал человек в синей форме. Мужчина лет тридцати с прямыми черными волосам, пожалуй, чересчур длинными для полицейского, посмотрел на Тома через дверь и спросил:

– Мистер Пасмор? Том Пасмор?

Мужчина держался весьма дружелюбно и почему-то казался Тому смутно знакомым. Впустив его в дом, Том вдруг понял, что полицейский очень похож на Джо Трухарта. Вблизи мужчина выглядел лет на десять старше, чем показался Тому на первый взгляд, – у глаз виднелись морщинки, а в волосах – седая прядь.

– Я – Тим Трухарт, шеф местной полиции, – сказал он, пожимая Тому руку. – Я прочитал отчет о выстреле, который прогремел здесь прошлой ночью, и подумал, что мне стоит приехать сюда и осмотреть все самому. Несмотря на то впечатление, которое могло сложиться у вас после разговора с офицером Спайчаллой, мы тут вовсе не любим, когда стреляют в наших гостей, приезжающих на лето.

– Ваш подчиненный не считает это чем-то сверхъестественным, – сказал Том.

– У моего заместителя есть свои достоинства, хотя, конечно, страсть к расследованиям, к сожалению, не является одним из них. Он неплохо справляется с пьяными и с магазинными воришками, к тому же Спайчалла – настоящее бедствие для водителей, превысивших скорость, – произнося все это, Трухарт с улыбкой оглядывал гостиную. – Я бы приехал вчера сам, но меня почти всю ночь не было в городе. В этих местах шеф полиции получает не так много денег, и мне приходится подрабатывать на стороне.

– Я видел вас в аэропорту, когда прилетел на Игл-лейк, – вспомнил Том. – Вы сидели у стены рядом со стойкой таможенников в коричневой кожаной куртке.

– Из вас получился бы отличный свидетель, сказал Трухарт, улыбаясь Тому. – Вы были в доме, когда раздался выстрел? Том кивнул.

– Хорошо, что здесь не было Барбары Дин – несколько недель назад с ней уже произошла неприятность, и выстрел в ночи вряд ли помог бы ей оправиться от пережитого. Как вы себя чувствуете?

– Со мной все в порядке.

– Вы имеете полное право быть недовольным моим заместителем – так же, как и всеми остальными. Вы держитесь молодцом. – Трухарт рассмеялся. – Покажите, пожалуйста, куда залетела пуля.

Том проводил его в кабинет, где Трухарт внимательно осмотрел разбитое окно, лампу и дырку в стене, откуда вытащил пулю его заместитель. Затем он вышел из дома и стал внимательно смотреть да другую сторону озера, на холм, возвышавшийся за пустующим домом Харбингеров. Трухарт вернулся в дом.

– Покажите мне, где вы сидели в момент выстрела, – попросил он.

Том сел за стол.

– А теперь расскажите, как все произошло. Вы что-то писали? Читали? Смотрели в окно? Или делали что-то еще?

Том объяснил, что разговаривал по телефону с дедушкой, что выстрел прогремел сразу после того, как Том нагнулся, чтобы досмотреть из окна на озеро и описать его дедушке.

– Вы ничего здесь не трогали? – поинтересовался Трухарт.

– Только убрал разбитые стекла.

– Лампа была единственным источником света в комнате?

– Скорее всего, она была единственным источником света на этой стороне озера.

Кивнув, Трухарт обошел вокруг стола и внимательно осмотрел окно и лампу, а потом вернулся к тому месту, где врезалась в стену пуля.

– Покажите мне, как вы наклонились, чтобы разглядеть озеро. – Трухарт отошел от стола и уселся на стоящий у стены диван. Том сделал то, что он просил. – И вы наклонились как раз перед тем, как прозвучал выстрел?

– Как только я стал разглядывать озеро, взорвалась лампа.

– Хорошо, что вы нагнулись, – заметил Трухарт. Тому вдруг стало не по себе, у него было такое ощущение, словно он только что проглотил кусок мыла. – Что-то мне все это не нравится, – Трухарт задумчиво смотрел прямо перед собой, будто бы прислушиваясь к чему-то такому, чего не мог расслышать Том. – Думаю, за последние несколько дней вы не видели ни у кого из местных жителей охотничьих ружей?

Том покачал головой.

– И вы наверняка не знаете никого, у кого были бы причины желать вашей смерти?

– Но мне сказали, что случайные пули из охотничьих ружей попадают в чей-нибудь дом один-два раза в год, – почти испуганно произнес Том.

– Что ж, не так часто, как вы сказали, но это действительно случается. В прошлом году кто-то прострелил окно клуба с холма на другой стороне озера. А за два года до этого теплой июньской ночью пуля попала в стену дома Джейкобсов. Люди, находившиеся внутри, здорово переполошились, и их трудно в этом обвинить, но все они находились далеко от того места, куда попала пуля. А вы сидели в окне, подобно живой мишени. Не хочу пугать вас, но мне это не нравится. Очень не нравится.

– Меня терпеть не может Бадди Редвинг, потому что его девушка явно считает, что я гораздо лучше, – сказал Том. – Он собирался жениться на этой девушке. Его семья тоже ненавидит меня. И семья девушки. Но не думаю, чтобы кто-нибудь из них мог попытаться убить меня. Вчера Бадди попытался побить меня, и ударил его в живот, и на этом дело закончилось. Вряд ли Бадди забрался на холм с ружьем, чтобы пристрелить меня через окно.

– Для этого надо быть трезвым, – сказал Трухарт. – Так что Бадди Редвинга мы можем исключить. Я послал Спайчаллу прочесать лес. Может, он найдет что-нибудь вроде гильз или окурков в том месте, откуда предположительно стреляли. Но самое большее, на что мы можем рассчитывать, это то, что удастся примерно установить тип ружья, из которого стреляли. На холме такая почва, что вряд ли удастся обнаружить следы.

– Так вы не думаете, что это была случайная пуля? – спросил Том.

– Странная, странная история, – произнес Трухарт. – Впрочем, на Игл-лейк случается последнее время много странных вещей. А вы ведь не просто дачник, приехавший сюда на лето.

«Эти люди хотят того, что тебе подносят на блюдечке», – вспомнил Том слова Глена Апшоу.

– Не стану делать вид, что я понимаю все происходящее здесь в последнее время, но здесь стало очень неспокойно. Словно кто-то разворошил осиное гнездо. Могу только предположить, что кто-то решил отомстить твоему дедушке...

– Мы с дедушкой не слишком близки друг с другом.

– Это не так уж важно. Я не могу предложить вам охрану, но думаю, лучше держаться подальше от окон. И вообще ведите себя осторожнее. Спайчалла сказал мне, что в прошлую пятницу кто-то предположительно пытался толкнуть вас под машину. Наверное, не стоит гулять одному. И, пожалуй, Барбаре Дин следует почаще ночевать здесь. Хотите, я поговорю с ней?

– Я могу попросить ее сам.

– Барбара любит одиночество, но как раз сейчас ей, возможно, лучше не быть одной.

– Я хотел сказать вам еще одну вещь, – произнес Том. – Это связано с Барбарой Дин. В этом районе периодически происходят кражи со взломом. Не знаю, известно ли вам, что телохранители Ральфа Редвинга, которые свободно разгуливают по вечерам, где хотят, были когда-то членами банды под названием «Уличные мальчишки» и часто совершали кражи на Милл Уолк. И я думаю... – Том запнулся, решив, что лучше не упоминать Уэнделла Хазека. – Я думаю, Джерри Хазек, старший над всеми телохранителями, любит убивать животных. Я видел убитую им собаку, когда мы были детьми, а пса Барбары Дин ведь тоже убили. Когда я ехал с этими ребятами в машине, я слышал, как Джерри орал на Робби Уинтергрина из-за того, что тот произнес при мне слово «собака».

– Ах вот что, – задумчиво произнес Трухарт. – А эти ребята живут в усадьбе Редвингов?

– Да, в отдельном доме.

– Я не могу войти на территорию усадьбы – только если меня пригласят или если удастся уговорить судью выдать мне ордер на обыск. Но они вряд ли рискнуть хранить награбленное в усадьбе – ведь им пришлось бы таскать туда вещи под носом у Ральфа Редвинга и его многочисленной родни.

– Мне кажется, – сказал Том, – я знаю, где они хранят вещи.

– Дела идут все лучше и лучше. Так где же они их хранят?

Том рассказал ему о свете фонарика, удалявшегося в сторону леса за домом фон Хайлица. О том, как он побежал туда, заблудился в лесу, а потом пришел на то же место на следующий день. Тим Трухарт слушал его со слегка растерянным выражением лица. А когда Том описал домик на опушке и костлявую старуху, угрожавшую ему ружьем, шеф полиции закрыл лицо руками и откинулся на спинку дивана.

– В чем дело? – удивленно спросил Том.

Трухарт отнял руки от лица.

– Придется мне спросить свою мать, не занимается ли она случайно укрывательством краденого для парня по имени Джерри Хазек, – он улыбался. – Но в ответ она скорее всего огреет меня по голове сковородкой.

– Ваша мать, – тихо произнес Том. – Миссис Трухарт. Та, что когда-то убиралась в домах дачников. О, Господи!

– Да это она. Мама наверное решила, что вы хотите ограбить ее дом.

– О, Боже, – повторил Том. – Извините меня.

– Вам не за что извиняться, – Трухарт громко расхохотался – ситуация явно забавляла его. – Ведь я на вашем месте подумал бы то же самое. Но все же я рад, что вы не рассказали всего этого Спайчалле. Он разболтал бы по всему городку. – Трухарт встал. – Что ж, думаю, на сегодня все. – Он по-прежнему улыбался. – Я сообщу вам, если мы найдем что-нибудь в лесу. И вам действительно надо вести себя осторожнее. Все это очень серьезно.

Они вышли из кабинета и прошли через гостиную к входной двери.

– Позвоните мне, если увидите, что этот самый Джерри Хазек ведет себя как-то необычно. Вполне возможно, что ваши подозрения не беспочвенны. И старайтесь проводить как можно больше времени среди людей.

Трухарт протянул юноше руку, и Том крепко пожал ее.

Достав из кармана темные очки, полицейский надел их и стал спускаться по ступенькам. Сев за руль, он доехал задним ходом до клуба, как это сделал накануне Спайчалла. Стоя на крыльце, Том смотрел ему вслед. Тим Трухарт продолжал улыбаться.

42

Родди и Баз неожиданно решили провести последнюю неделю отпуска База с друзьями на юге Франции. Обедая с ними в клубе за день до их отъезда, Том понимал, что это – последнее дружеское застолье, на которое он может рассчитывать на Игл-лейк. Редвинги пришли в клуб поздно, а ушли рано. Они не замечали никого, кроме Марчелло, который был любимцем Катинки. Спенсы сидели за своим столиком и старались все время занимать Сару разговором, чтобы она не могла повернуться лицом к Тому. Они разговаривали нарочито громкими голосами, демонстрируя окружающим, что прекрасно проводят время, лето еще только началось, и все еще обернется к лучшему. Нейл и Битси Лангенхайм внимательно посмотрели на Тома, который вошел в клуб вместе с Базом и Родди, и стали заговорщически перешептываться.

– Все знают, что полиция нанесла в твой дом несколько визитов вежливости, – сказал Тому Родди. – Они все надеются, что ты попал в неприятную историю и им будет о чем перешептываться остаток лета.

– Случайная пуля какого-то охотника угодила мне в окно, – пояснил Том.

Баз и Родди обменялись удивленными взглядами.

– Тебя всю жизнь преследуют подобные неприятности? – спросил Родди.

Том ответил, что в последнее время ему кажется, что это именно так. Они поговорили немного о других случаях, когда охотники подходили слишком близко к домам дачников, потом обсудили напряженные отношения между местными жителями и приезжими с Милл Уолк и наконец перешли к предмету, который больше всего волновал Родди и База, – предстоящему путешествию во Францию. Йо, о чем бы они ни говорили, чувствовалось, что все избегают упоминать о неприятностях Тома.

– У Марка и Бриджит шикарная вилла прямо у Средиземного моря возле Антиба, а Ивз и Паоло живут всего в нескольких километрах. Еще туда приедут наши друзья из Лондона. Их дети неожиданно решили стать последователями одного индийского гуру из Пуны, и, хотя всем это кажется немного экстравагантным, мы хотим устроить для них прием. Потом мы с Базом летим на Милл Уолк, чтобы разобраться там с кое-какими делами, а спустя две недели я отправлюсь в Лондон, чтобы послушать Монсеррат Кабалье и Бергонци в «Травиате» в Ковент-Гарден. Думаю, я не вернусь на остров до августа.

Баз сообщил, что ему придется пропустить Кабалье и Бергонци в Ковент-Гарден, зато он успеет в Париж на «Кармелиток», а потом, в октябре, присоединится в Кадаке к Гектору, Уиллу, Нине и Гаю, март проведет с Артуром в Форментере, а после этого...

А после этого их ждет еще множество интересных вещей, потому что у Родди Дипдейла и База Лейнга (а для своих сослуживцев и пациентов больницы Сент-Мэри Нивз, ничего не знавших о его жизни в нерабочее время, он был доктором Лейнгом) было множество друзей по всему земному шару, и везде они были желанными гостями, получали ото всюду информацию о последних новостях культуры и даже имели собственные кресла в своем любимом театре Ла-Скала, где слушали все оперы Верди, кроме «Аролдо» и «Стиф-фелио». У них были любимые блюда в самых известных ресторанах разных городов, они наслаждались полотнами Вермеера и автопортретом Рембрандта в галерее Фрика, знали в Лондоне одного психиатра, который считался вторым человеком по эрудиции на всем земном шаре, а в Нью-Йорке – одного поэта, который считался третьим, они любили своих друзей, а друзья любили их. Рядом с ними Том чувствовал себя безнадежным провинциалом, невежественным и неуклюжим, какая-то тень, мелькнувшая во взглядах, брошенных друг другу Родди я Базом, отделила его от них так же окончательно и бесповоротно, как история с Сарой Спенс – от Редвингов.

Они как раз поднимались из-за стола, собираясь уйти, преисполненные, как всегда, сознанием собственной значимости.

Однако, Кейт Редвинг, прежде чем уйти, подошла к столику, за которым сидели Баз, Родди и Том, чтобы поздороваться и тут же попрощаться – она тоже покидала Игл-лейк – двухнедельный срок ее пребывания в усадьбе Редвингов подошел к концу, и Кейт возвращалась в Атланту к своим внукам. Она обняла по очереди всех троих и, когда услышала об обширных планах Родди и База, сказала, что они должны взять с собой Тома. Родди и Баз вежливо улыбнулись и ответили, что им очень жаль, что это невозможно, но они надеются, что будут часто видеться с ним на Милл Уолк. Том попытался представить себе, что сказали бы эти двое о Викторе Пасморе и что сказал бы о них Виктор. Кейт Редвинг снова обняла Тома и прошептала:

– Не сдавайся! Будь сильным! Затем она попрощалась и пошла к лестнице вслед за остальными Редвингами, едва задержавшись взглядом на пустом столике Спенсов. Через некоторое время Родди подписал чек, поданный ему Марчелло, и все трое поднялись из-за стола.

Они проводили Тома до дома и пообещали пригласить его на обед, как только вернутся на Милл Уолк.

Том позвонил Леймону фон Хайлицу, но телефонистка снова сообщила ему, что абонент не отвечает. Он читал несколько часов, а потом лег в постель, чувствуя себя чудовищно одиноким.

На следующее утро, выглянув из окна, Том увидел, что огромные окна дома Дипдейла закрыты шторами. Чуть позже пришел стекольщик, чтобы вставить разбитое стекло.

– Парень вроде тебя наверняка неплохо развлекается один в таком месте, – сказал он, уходя.

По утрам Том плавал, затем читал. Он закончил «Убийства по алфавиту» и перешел к романам Айрис Мердок. В клубе он ел теперь один. Во время ленча Саре Спенс удавалось иногда бросить на него украдкой несколько взглядов, но кто-нибудь из родителей тут же одергивал ее и заставлял отвернуться. Днем он снова плавал и дважды видел, как Бадди Редвинг выписывает «восьмерки» на своей моторной лодке. В первый раз рядом с ним сидел с полуоткрытым ртом Кип Карсон, а во второй на заднем сиденье были все тот же Кип и Сара Спенс. Том снова сходил в город и обнаружил на лотке с сувенирами несколько книг в мягких обложках. Он принес домой целую стопку, затем прошел в кабинет и позвонил матери. Глория сообщила ему, что почти не выходит из дома, но доктор Милтон заботится о ней подобающим образом. Виктору предложили работать на Редвингов – Глория не знала точно, в чем будет состоять эта работа, но ему придется много путешествовать. Виктор был на седьмом небе от счастья. Она надеется, что Том хорошо проводит время и знакомится с нужными людьми. Том сказал, что все, конечно же, обстоит именно так.

Он вдруг понял, что в каждом разговоре с матерью руководствуется определенными правилами. Том никогда не говорил ей правды.

Дни шли за днями. Леймон фон Хайлиц так и не подошел ни разу к телефону. Барбара Дин приходила и уходила, слишком занятая своими мыслями, чтобы обратить внимание на Тома. Том никак не мог выкинуть из головы Сару Спенс, и некоторые слова, сказанные ему Бадди, снова и снова всплывали в сознании, чтобы мучить его. В ту ночь он плавал так долго, что, едва добравшись до постели, погрузился в глубокий сон без сновидений.

На пятый день после того, как в окно Тома попала пуля, он сидел на камне у самого края дороги, там, где она вливалась в шоссе, и вдруг увидел приближающегося к нему Кипа Карсона с рюкзаком за плечами и дорожной сумкой в руках.

– Привет, парень, – сказал он. – Уезжаю. Здесь было чертовски здорово, и все такое, но я решил, что хватит.

– И куда же ты направляешься? – спросил Том.

– В аэропорт. Придется ловить тачку. Ральф не дал мне машины, а Бадди даже не обратил на это внимания.

Том предположил, что Кип, видимо, летит обратно в Таксон.

– Таксой? Только не это, парень, только не это. Я лечу в Шенектеди – моя старушка оплатила билет. Не знаешь, есть ли в аэропорту парикмахерская – я должен постричься, прежде чем полечу домой.

Том сказал, что, возможно, есть, но он не заметил.

– Пока, парень. Здесь было здорово, – Кип поднял вверх два пальца и, перехватив дорожную сумку, направился к шоссе. Водитель второй из остановленных Карсоном машин согласился его подвезти.

Том вернулся в дом.

В субботу невозможность повидаться с Сарой Спенс стала совершенно невыносимой. Том чувствовал себя одновременно несчастным, забытым и униженным. Он вдруг понял, что с нетерпением ждет того момента, когда появится Тим Трухарт и расскажет ему, удалось ли Спайчалле обнаружить что-нибудь в лесу. Тому нравился Трухарт, и, плавая туда-сюда мимо пустых пирсов, он даже подумывал о том, чтобы позвонить ему. Хотя, конечно же, Спайчалла наверняка ничего не нашел в лесу, а у Трухарта много других дел. Том вдруг понял, почему все время думает о начальнике полиции Игл-лейк. Все дело в том, что он очень скучает по Леймону фон Хайлицу. Том вылез на пирс, вошел в дом, переоделся и, усевшись на диван в кабинете дедушки, стал записывать все, что ему известно об убийстве Джанин Тилман. Через какое-то время он перечитал написанное, вспомнил новые факты и стал переписывать заново.

Тоска ненадолго покинула Тома, и мысли его словно ожили.

События сорокалетней давности вдруг стали для него наваждением и одновременно спасением. Он по-прежнему плавал по утрам и днем, после обеда, но, плавая, видел перед собой Джанин Тилман, стоящую на пирсе в лучах лунного света, ковыляющего к ней Антона Гетца в белом клубном пиджаке, который медленно подходил в Джанин и кланялся ей, опираясь на трость – Том представлял его похожим на Хэмфри Богарта в «Касабланке». Прогуливаясь вокруг озера, Том представлял себе членов клана Редвингов в белых платьях и теннисных костюмах, обсуждающих юную девушку из Атланты, на которой решил жениться Джонатан. А сидя на мостках купальни, Том ясно видел коренастого молодого вдовца, который медленно прогуливается взад-вперед, крепко сжимая маленькую ручку кудрявой девочки в матросском платьице.

Одни и те же события кажутся совсем другими, если постоянно прокручивать их в своем мозгу. Том много раз переписывал летопись событий. Он писал в третьем лице, потом в первом, представляя себя то Артуром Тилманом, то Джанин или Антоном Гетцем, а потом собственным дедушкой. Он даже попытался увидеть события глазами охваченного ужасом ребенка, которым была когда-то его мать. Том играл с временем и датами, потом наконец решил забыть все, что знал о мотивах поведения каждого, и попробовать разобраться с фактами, которые не вписывались в цепочку, выстроенную Лей-моном фон Хайлицом. Он обнаружил множество пробелов и непонятных мест и стал двигаться по лабиринту фактов, полагаясь на собственные интуицию и воображение, подобно тому, как двигался вслед за Хэтти Баскомб по дворам и лабиринтам «Рая Максвелла». Том представлял своего дедушку, который только начал устанавливать прочные отношения с Редвингами, обеспечивая свое будущее как в материальном, так и в социальном плане. Антона Гетца – обаятельного мошенника, умевшего очаровывать женщин и мужчин рассказами о своем романтическом прошлом и помогавшего скрывать связь Гленденнинга Апшоу с отелем «Сент Алвин». Представлял неизвестные ему части острова Милл Уолк, Леймона фон Хайлица, пробуждавшегося к жизни после пережитой им трагедии.

По ночам ему снились трупы, поднимающиеся со дна озера, потрясая полусгнившими руками. Однажды ему приснилось, что, гуляя по лесу, он вышел на поляну, на которой увидел огромного волосатого зверя, такого огромного, что Том выглядел рядом с ним маленьким ребенком, зверь этот откусывал голову от белого тела женщины, потом поворачивал к Тому пасть, полную крови и костей, и говорил: «Я твой отец, Томас. Ты понял, кто я?»

Однажды ночью Том проснулся с мыслью, что это его мать взяла со стола возле пирса Тилманов револьвер и застрелила Джанин Тилман. Именно поэтому отец спрятал ее в доме Барбары Дин, именно поэтому она кричала по ночам, именно поэтому Глен купил ей за деньги мужа, который согласился выполнять при ней роль сиделки. Еще одна бессонная ночь, а утром он перестал верить выстроенной им версии.

Или не перестал?

Если его мать убила Джанин Тилман, Глен Апшоу без малейших колебаний сам пошел бы на убийство, чтобы защитить дочь. «Я – твой отец. Ты понял, кто я?»

* * *

Почти всю следующую неделю Том провел в одиночестве, вовсе не чувствуя себя одиноким. Он представлял себя в роли разных мужчин и женщин, живших на Игл-лейк летом двадцать пятого года, видел вокруг тени этих людей, у каждого из которых была своя история, свои желания и фантазии. Он снова стал сидеть по ночам за письменным столом, забыв о советах Тима Трухарта. В окно больше не стреляли, в конце концов это ведь действительно могла быть случайная пуля какого-то охотника. И Том вовсе не был потенциальной жертвой. Размышляя, он вдруг понял, кем был. Он был Леймоном фон Хайлицом.

Однажды вечером в клубе за обедом, не обращая внимания на неприязненные взгляды, он подошел к столику Спенсов и спросил отца Сары, как зарегистрированы в списках компании Редвинга Джерри Хазек и другие охранники.

– Оставьте нас в покое, – потребовала миссис Спенс, а Сара послала ему полный мольбы и раздражения взгляд, смысла которого Том никак не мог понять.

– Не знаю, какое тебе до этого дело, – сказал Спенс. – Но не вижу большого вреда в том, чтобы ответить на твой вопрос. Они числятся помощниками по связям с общественностью.

Том поблагодарил его и, повернувшись спиной, услышал, как миссис Спенс зашипела на мужа:

– Зачем ты вообще разговариваешь с ним!

В пятницу, через две недели после того, как уехали во Францию Родди и Баз, Барбара Дин, вернувшись с конной прогулки, обнаружила Тома лежащим на диване в гостиной. Засунув ручку в рот на манер сигары, молодой человек внимательно смотрел на листок бумаги, исписанной его почерком.

– Надеюсь, ты не очень расстроишься, когда услышишь, что придется тебе отправиться на ленч в клуб, – сказала Барбара. – Я забыла купить припасы для сэндвичей, а у нас как раз все закончилось.

– Ничего страшного, – успокоил ее Том.

Барбара поднялась наверх. Том слышал, как закрылась дверь ее комнаты. Через несколько секунд в ванной полилась вода. Потом скрипнула дверца гардероба. Минут через пятнадцать Барбара спустилась вниз в черной юбке и темно-красной блузке, которую Том видел впервые.

– Раз уж мне все равно надо по магазинам, – сказала она, – я могу купить продуктов к обеду.

– Это было бы замечательно, – отозвался Том.

– Я хотела сказать, что сегодня вечером ты можешь прийти ко мне пообедать, Том.

– О! – Том резко встал, уронив несколько листочков рукописи на пол. – Спасибо. Я очень благодарен вам за приглашение.

– Так ты придешь? – Том кивнул головой. – Я буду занята сегодня весь день. Поэтому, если не возражаешь, тебе придется прогуляться до города пешком. А вечером я отвезу тебя обратно.

– Хорошо.

Барбара улыбнулась ему.

– Не знаю, чем ты занимаешься, но, судя по виду, тебе пора сделать перерыв, – сказала она. Я живу на Оук-стрит – это первый поворот направо с главной улицы. Четвертый дом от угла – номер пятнадцать. Приходи к шести часам.

Слова Барбары напомнили Тому о том, что другие люди обедают вместе, живут нормальной жизнью, общаются с друзьями, и только он должен изнывать от одиночества. Плавая утром от пирса к пирсу, Том видел отца Сары, прогуливающегося с Ральфом Редвингом около клуба. Говорил в основном Редвинг, а мистер Спенс время от времени снимал свою ковбойскую шляпу и отирал со лба пот. Том медленно плыл вдоль купальни, наблюдая за Спенсом и Редвингом. В клубе во время ленча Спенсы и Редвинги сидели за одним столом. Сара дважды посмотрела на Тома тяжелым взглядом, хмурясь с таким видом, словно пыталась передать, ему на расстоянии какую-то мысль. Бадди Редвинг схватил ее руку и с отвратительным урчанием прижал к губам. Это привело в настоящий восторг мать Сары. Том вернулся домой и снова стал перечитывать свои записи в надежде что его посетит какая-нибудь свежая мысль.

Он видел их всех, видел воочию высокого, молодого фон Хайлица с сигаретой в зубах. Интересно, что это была за сигарета – «Мюред»? «Кубеб»? Своего дедушку в белой рубашке с открытым воротом, опирающегося о сложенный зонт, Антона Гетца, опирающегося о трость; видел их разговаривавшими перед клубом. Но он не мог расслышать слов, как не мог сегодня утром расслышать указаний, отдаваемых Ральфом Редвингом отчаянно потеющему Биллу Спенсу.

* * *

Барбара Дин жила в небольшом коттедже из четырех комнат с уродливой коричневой обшивкой. На крыше домика виднелась огромная телевизионная антенна. Комнаты были расположены по две по обе стороны от входной двери. Вокруг дома росли в изобилии анютины глазки, люпины и ирисы.

– Заходи, – сказала Барбара стоящему на пороге Тому. – Конечно, здесь не так, как в клубе, но все же попытаюсь накормить тебя хорошим обедом. – На ней снова была черная шелковая блузка и жемчужные бусы. Том заметил, что Барбара немного подкрасилась. Он понял вдруг, что Барбара так же одинока, как он, и отметил про себя, что сегодня она прекрасно выглядит. Барбара больше не казалась моложе своих лет, как при их первой встрече, но она, как и Кейт Редвинг, была молода душой и обладала врожденным шармом. Том подумал, что шарм вовсе не имеет отношения к деньгам и шикарным нарядам и что Барбара Дин напоминает ему одну актрису – Патрицию Нил.

– Жалко, что ты не видел мой дом до того, как здесь побывали грабители, – сказала она, показывая Тому гостиную. – У меня было много вещей, и теперь я пытаюсь научиться обходиться без них.

Одной из вещей, без которых училась обходиться Барбара Дин, был телевизор, стоявший прежде на тумбочке возле камина. Высокие стеллажи по другую сторону камина теперь тоже были пустыми, так как Барбара лишилась антикварного хрусталя, доставшегося ей в наследство от матери, проигрывателя – она уже заказала новый, его должны доставить через несколько дней, – а также серебряных приборов и фарфора, поэтому им с Томом придется обедать на дешевых тарелках, которые давали бесплатно на бензоколонке, если ты покупаешь десять галлонов бензина – ну разве это не странно? – и пользоваться приборами из нержавеющей стали, которые Барбара купила сегодня в городе, – ей нестерпима была мысль о том, чтобы заставить Тома есть пластмассовыми ножами и вилками.

Несмотря на все потери Барбары Дин, гостиная выглядела светлой и уютной. Том сел на потертый диван, Барбара протянула ему бокал вина и прошла на кухню посмотреть, как готовится обед. При этом она продолжала засыпать Тома вопросами о школе, друзьях и вообще о жизни на Милл Уолк.

Том рассказал ей о скандале, связанном с Фридрихом Хасслгардом, не упомянув, однако, о собственных действиях и умозаключениях.

– Если они сообщили об этом публике, – сказала Барбара Дин. – То представляю, сколько всего там было намешано на самом деле. Иногда я думаю, что единственный способ прожить на Милл Уолк – это закрыть глаза и притвориться, что ты слепой.

Через несколько минут Барбара объявила, что обед готов, и провела его к столу, накрытому на двоих, в дальнем углу гостиной, поближе к кухне. Том сел на складной стул – хорошие стулья Барбары также унесли грабители, – она принесла из кухни и поставила на стол поднос с дымящейся едой.

Барбара приготовила очень вкусные рулеты из телятины с какой-то непонятной начинкой, рис, картофель, вареную морковь, салат из свежих овощей – всего этого хватило бы, чтобы накормить четверых.

– Молодые люди любят поесть, а я рада любой возможности приготовить что-нибудь вкусненькое, – сказала она. Обед был гораздо вкуснее того, что подавали в клубе, и Том поспешил сообщить об этом Барбаре Дин. А распробовав все как следует, он сказал, что это – самый вкусный обед в его жизни, и это тоже было правдой.

– А как вы познакомились с моим дедушкой? – спросил Том через некоторое время.

Барбара улыбнулась, словно ожидала этого вопроса.

– Это случилось в больнице. В Шейди-Маунт. В год открытия им требовались медсестры, а я как раз получила новенький диплом. Твой дедушка был членом больничного совета и заботился о делах больницы куда больше, чем остальные. Его часто можно было увидеть в коридорах и в кабинетах врачей, он знал в лицо почти каждого сотрудника Шейди-Маунт. Это был один из его больших проектов – первый после «Райских кущ», и Глен построил его на собственной земле. Он хотел, чтобы Шейди-Маунт стал лучшей больницей на всех Карибских островах.

– Помните, тогда, в машине, вы сказали, что дедушка выручил вас однажды в трудный момент.

– Да, так и было. Это был очень смелый поступок со стороны Глена. Наверное, ты хочешь узнать об этом подробнее.

– Вы вовсе не должны рассказывать мне то, о чем не хотите говорить.

Барбара разрезала нитку на одном из рулетов.

– Это было очень давно, – произнесла она, глядя в тарелку. – В перестрелке ранили одного молодого полицейского. После операции его положили в отдельный бокс, и я была его медсестрой.

Думаю, не стоит вдаваться в медицинские подробности. – Барбара подняла глаза. – Он умер. Неожиданно. Как раз во время моего дежурства. Я даже не знала об этом, пока не вошла в бокс посмотреть, как он себя чувствует. До этого он проявлял все признаки выздоровления, и я надеялась, что через пару дней он заговорит. В общем, он умер, и во всем обвинили меня. Они обнаружили, что в тот день больному дали не то лекарство, а поскольку все лекарства давала ему я... Они собирались отобрать у меня диплом медсестры, и я боялась, что мне придётся предстать перед судом. Мое имя и фотографии попали в газеты.