Текст книги "Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг."

Мама достала с самой верхней полки большой красочный альбом под названием «Чеченцев древняя земля» и отдала тому, кто был Сашей. Капитану она предложила книгу воспоминаний Аллы Дудаевой – вдовы первого президента Чеченской Республики. Русские военные оказались довольны.

– Не слушайте античеченскую агитацию! – сказала мама. – Не думайте, что тут живут безграмотные чурки. Почитайте стихи! Посмотрите картины! Интересны темы и исполнение! Вот, например, брошюра с выставки детского рисунка. Дети-чеченцы прекрасно рисуют! Они склонны к танцам и спорту. Очень музыкальны!

Военные наконец смутились, пообещали:

– Вещи, что мы у вас забрали, поищем! – Они закашлялись. – Спросим у своих ребят.

Потом оба порылись в рюкзаке и синхронно достали по банке тушеного коровьего мяса! При взгляде на него мне стало плохо – затошнило и закружилась голова. Я сразу поняла, что мама не хочет брать у них еду. Но промолчала.

А Саша и Капитан сказали:

– В части всем внушали: в городе мирных жителей нет! Есть только бандиты! Нужно уничтожить всех! Мы были так поражены, когда вошли в город и увидели, сколько в разбитых домах и подъездах проживает стариков и детей! И как вы только уцелели?! Мы же долбили прямо по вам?!

– Сами не знаем, – вместе с ними удивилась моя мама. Наконец подвела итог встречи: – Ладно! Возвращать нам ничего не надо. Эти книги – вам память. Что раньше унесли – того нет! Мы не в обиде. Пусть у нас с вами будет товарообмен! – Она указала на две банки с консервами.

Я облегченно вздохнула и вышла в квартиру тети Марьям. Но тут меня начало странно трясти. Озноб. Пришла слабость от мыслей о еде. Я услышала, как мама сказала Капитану и Саше:

– Не обижайтесь! Но не надо к нам больше заходить!

Военные что-то поняли, потому что кивнули, хотя, возможно, не совсем то, что имела в виду моя мама. Они вежливо попрощались и вышли. В подъезде их уже караулила бабка Стася.

– Родненькие! Сыночки! Дайте бабушке что-нибудь! – раздался ее громкий голос. – Кушать или денежку!

Мы с мамой расхохотались. «Надо же! Опять у нее родные дети!» – веселились мы. Будур

10.02.

Мы счастливые! Поели вчера после долгой голодовки. А потом пошли искать бесплатную столовую. Упорно идут слухи – такая есть! С остановками на отдых – каждые два квартала – мы за полтора часа пути добрались до остановки «Катаяма». Обещанной столовой не нашли.

На шоссе были чьи-то окровавленные куртки. Кто вытряс из них их хозяев? Или военные, не разобравшись, покидали их после зачистки в БТР, а когда пригляделись, то побрезговали и выкинули. Поняли: лучше идти между домами. Хоть какое-то прикрытие! На трассе военные посты. И возможен внезапный бой, куда мы попадем, как мелкие камешки в мельницу. Мы передохнули. Полежали на снегу. Мои ноги болели так, что идти дальше я не могла и чуть не потеряла сознание. А потом, замерзнув в сугробе, все же поднялась и поплелась домой вслед за мамой, подталкивая себя мыслями о горячем кипятке.

Оказалось, пока мы ходили, у нас неизвестные опять сломали замок на двери. Он валялся в коридоре. Соседки сказали нам, что спали и ничего не слышали. Мы обнаружили, что унесли наш большой магнитофон (спрятанный под дрова).

Саша и Капитан зачастили к подругам Азе и Лине, в дом напротив, как раньше осенью 1999 года совсем другие люди. Мы видели книги в руках федеральных военных. Видели коробки с солдатскими пайками. Аза и Лина благородно угостили такими консервами бабушек Стасю и Нину.

А мы все-таки узнали: бесплатная столовая уже неделю работает на остановке «Автобаза». Рядом с ней расположился госпиталь МЧС, где помогают мирным жителям!

Еще есть новость: сегодня незнакомая девушка шла в район частного сектора проведать своих родственников. Одета хорошо, но в домашних тапочках. Ноги промокли на снегу. Мама ей предложила:

– Пойдем к нам! Дам тебе калоши и сухие носки.

Девушка поблагодарила, но зайти отказалась. Она разговорилась и показала нам фотографию своего брата. Рядом с ее братом со снимка на меня глядел Аладдин! Девушка радостно сообщила:

– В январе оба были живы! Ребят вместе выводили из города!

Ура-а-а! Мы обнялись как сестры и простились. Мама плакала на улице. Вспоминала, как под бомбежкой Аладдин принес нам черный хлеб! Царевна Полина-Будур

11.02.

Вчера к нам явился Вовка, муж Ольги. Пьяница и грубиян. У него горе! При ночном орудийном обстреле погибла его старенькая мама, жившая на остановке «Автобаза». Снарядом срезало угол дома. Его мать была в своей угловой квартире одна. Она лежала и перед сном смотрела фотографии родных. Сын похоронил ее сам. Во дворе своего сгоревшего дома, в яме. Пропали все документы на квартиру матери и паспорт погибшей. Видимо, как и у нас во дворе, там побывали ближайшие соседи!

Вовка сильно напился с горя и неожиданно явился к нам, поговорить. Было поздно. Около девяти. Мама забыла ссоры и обиды. Зря! Она раскурила с ним сигарету! Налила Вовке в стакан одеколона из флакончика, и он выпил! Ругал сам себя за то, что не забрал свою мать к себе. А я подумала, что ему грабить чужое было куда интереснее, чем заботиться о собственной матери.

Тут пьяный русский сосед обнаглел и стал протягивать ко мне руки, приставать и говорить, что я выделываюсь. А куда можно уйти в ночное время? По двору стреляет снайпер. Видны трассирующие пули. Я отшатнулась от этого человека и от его пьяных слез. Вышла из комнаты. Час сидела одна в своей разрушенной кухне. В темноте, с крысами. Я молча молилась, чтобы Всевышний помог мне и Аладдин вернулся! Я решила, что соглашусь стать его женой! И второй, и третьей! Лишь бы жить чисто, а не так, как живут остальные люди здесь, вокруг меня.

«Аладдин! Приди и спаси меня! Забери меня отсюда, поскорей!» – беззвучно звала я, вспоминая свой сон. Мне снилось, что Аладдин погиб и лежит среди развалин. Не дай Аллах, чтобы это оказалось правдой!

В комнате слышался мат Вовки и глупые разговоры. Свою мать в этот момент я почти ненавидела. Наконец Вовка пошел к себе в дом напротив – спать. Было слышно: на него кричит женский голос. Обзывает его грязными словами. Это его родная жена.

P. S. Сегодня утром при посторонних людях во дворе Вовка придрался к моей маме. Он послал ее на три буквы. А я не вступилась, не стала ее защищать. Так ей и надо! Нечего дружбу с грязью водить! Нечего пускать эту свинью к себе в дом! Будур

12.02.

Приехала мама Хавы. Кинулась к нам. Спросила, где ее муж Султан. Мы рассказали:

– Султан после похорон брата соседки Азы пошел проведать ваш дом, в частный сектор. Утром 19 января нас выселили на зачистку. Но с нами твоего мужа не было!

Мама красавицы Хавы сразу заплакала. Ее настойчиво позвали Аза и Вовка. Сказали, что знают, где лежит Султан, и увели.

Как потом выяснилось, Аза, Ольга, Вовка и Лина, блуждая в поисках наживы, давно нашли отца моей подруги. Его расстреляли, и не одного. Рядом с ним на снегу лежали еще два человека.

– По этой улице и выше, – рассказывали местные жители, – шли федеральные части с осетинами. Это был кошмар! Ингушей они особенно ненавидели после конфликта 1992 года из-за спорных земель. Расстреляли их втроем. Были: местный русский парень, чеченец, и привели этого ингуша. «Чтоб был интернационал», – смеялись российские военные. А хоронить тела не отдали.

Недалеко от этого места расстреляли старую женщину, в ночной рубашке и в теплом платке на плечах, и ее дочь. Дочь была полностью раздета, лет тридцать. Примерно через два квартала и выше, если подниматься от нас по частному сектору в гору, расстреляли девочку-чеченку семи лет с ее матерью и теткой. Люди с этой улицы рассказали, что старшую сестру расстрелянного ребенка, девушку примерно моего возраста, военные увели с собой.

В подвал общежития от хлебозавода военные бросили гранату. Погибли и чеченцы, и русские люди, которые прятались там от обстрелов. Много людей! Были дети. Мать одной из убитых женщин по имени Галина мы встретили на базаре «Березка». Вероятно, там и погибли молодые чеченки, у которых однажды мы прятались от бомбежки в районе «Березки». Во всяком случае они втроем собирались именно в этот подвал.

19 января нас вывели из родных домов. Мы скитались девять дней на территории, где уже закрепилась часть федеральных войск. Тогда мы все считали: с нами поступили жестко и несправедливо. А на самом деле нас спасли! Я вспомнила фразу одного из военных: «Другие части идут. У них – жестче!» Значит, мы ошибались! Они только играли с нами, уже зная, как будет с теми, кто останется в своих домах. Их прикончат те, кто придет потом.

Голодные собаки давно перешли на мертвечину. У Султана, примерного семьянина, мирного жителя, отца двоих детей, были обгрызены лицо и рука. Его завернули в большой ковер и увезли на тачке. Вдову проводили Лина и Аза. Вернулись и рассказали, что на военных постах спрашивали:

– Что, ковры везете?

А жена показывала ноги мужа в ботинках. Случайно им встретились иностранные журналисты. Взяли интервью, пообещали: «Будет документальный фильм!»

Бедная Хава! Она так любила своего отца! Жутко! До чего дошли люди!

В голове моей звучит музыка и слова песни Виктора Цоя:

 
Две тысячи лет война!
Война без особых причин.
Война – дело молодых,
Лекарство против морщин.
 

P. S. Мы, наверное, уедем куда-нибудь – нельзя же жить в руинах. Мне нужно окончить школу. На зеленом заборе сгоревшего детского сада я обязательно напишу: «Аладдин! Будур уехала…» и свой примерный адрес. Если он жив, найдет меня. Я его люблю. Царевна

13.02.

Постоянно ругаюсь с мамой. Она говорит гадости, кидается с кулаками. У меня с ней были сложные отношения с младенчества. А в последнее время, видимо в связи с войной, ее душевное состояние ухудшилось и надломилось.

Вчера к вечеру я почувствовала себя плохо: болели печень, желудок, сердце. Я ведь одна делаю всю работу – рублю дрова, готовлю, стираю, несмотря на ранения. А едва я падаю от слабости или боли в ногах, она кидается ко мне и кричит, что поднимет меня за волосы, если я не буду все делать по дому. Бьет меня по лицу и ругается.

С тех пор как я стала взрослеть, она просто свирепела с каждым днем. Думаю, а я редко ошибаюсь, что у нее была очень сложная и печальная женская судьба и теперь, видя мою молодость, она втайне боится, что мне повезет и я найду свое счастье, любовь. Я очень прошу Бога дать мне терпение и мужество это все пережить. Мне не так страшна война, как конфликт с матерью. Я боюсь за ее рассудок. П.

14.02.

Были на остановке «Иваново». Люди говорили – там дают гуманитарную помощь, но это оказалось неправдой. Зато нам встретились тетя Таня и ее дочь Юлька. Мы были конкурентами по продаже печатных изданий на рынке. Рыдая, они пересказали нам подробности гибели отца. Их сосед успел спрятаться за кирпичную стену, лежал там и все видел! Их отца военные убили потому, что он, несмотря на то что был пожилым русским человеком, не сбрил бороду в суматохе войны и был причислен к боевикам. Таня осталась одна с тремя детьми! Ее старший сын под обстрелом нес на себе тело отца почти двенадцать часов через небольшой двор в несколько десятков метров. Дело в том, что двор обстреливали и он полз медленно, часами лежал на щебне, прячась за руинами!

Мама забыла о былых конфликтах. Пригласила их в гости. Советовала приходить летом за фруктами в наши сады. Мы долго стояли на шоссе.

Таня и Юлька уже побывали в бесплатной столовой. Они посоветовали сходить и нам. Взять с собой бидон. Объяснили:

– Очередей несколько. У каждого котла – отдельная. Поэтому путаница! Можно плотно поесть там. И взять кашу домой!

Едва мы вошли в свой двор, Аза и Лина позвали нас помогать собирать вещи Султана. Объяснили так:

– Нам поручила все подготовить вдова погибшего.

Первым делом мы вынесли кухонную мебель и сложили ее в другой квартире, рядом. По словам наших соседок, именно так распорядилась хозяйка. Лина и Аза аккуратно сняли хрустальную люстру. Унесли ее.

– Иначе украдут! Мы спасаем! – уверяли они.

Явилась помогать Ольга. Я увидела, как под ее курткой исчезла красивая кастрюля, стоявшая на полу в ванной комнате. Я спросила ее:

– Ты что это?!

Тогда притвора Ольга произнесла: «Жалко Султана» – и выскочила во двор, делая вид, что плачет.

Я попросила, если хозяевам не нужны, дать мне старые учебники по разным предметам, чтобы заниматься вперед. Ведь школьная программа не сильно изменяется. Аза и Лина разрешили. Мне понравились деревянные книжные полки, но Лина отказала мне. Она заранее договорилась о них с мамой Хавы для себя. Нам эти женщины дали полбаллона искусственного меда. За помощь. Он стоял открытым, засох, и никто на него не польстился. Какая-никакая, а сладость! П.

16.02.

Мы были в госпитале МЧС на «Автобазе». Там такой интересный рентген! Меня положили на стол, и я смотрела на большой белый экран вверху – там все сразу видно. Смотрели осколки. Один просто огромный. А почти вся мелочь вышла сама.

– Надо срочно его удалить, тот, что в правой ноге, наверняка уже начал окисляться! – настаивал хирург.

Мне стало страшно. Но я подумала: рядом со мной Аладдин. И он говорит: «Надо!» Я согласилась на операцию. Пусть Бог мне поможет. Мне назначили операцию. Я очень боюсь. И анестезию вводить не надо, кажется, что я замру от страха, потеряю сознание и ничего не почувствую. Врачи посмотрели мою маму. Послушали ее сердце. Сделали укол и бесплатно дали несколько таблеток валидола и валерьянку. Царевна Будур

17.02.

Утром попили чай с лепешкой и пошли в сторону госпиталя на мою операцию. Но, когда мы уже проделали большую часть пути, оказалось, что русские военные перекрыли дорогу. Заявили:

– Сегодня проход закрыт! На весь день! Без возражений! Пошли прочь!

Пришлось поворачивать. Я в душе даже обрадовалась.

Я в аду! Началось все с того, что мама меня ударила. Я спросила ее:

– Что случилось?

Она принялась лупить меня веником и заодно пояснила:

– Ты вчера делала на столе лепешки и не убрала за собой муку!

Но я вчера делала лепешки не на столе, а подстилая на стол бумагу. Значит, муки там быть не может! Я пошла посмотреть на стол: там правда есть пятна от чая, но муки нет. Взяла тряпку и вытерла.

– Ты подняла такой скандал вместо того, чтобы вытереть стол? – спросила я ее.

– Ах ты тварь! – раздалось в ответ, и, схватив нож, она кинулась ко мне.

На меня вдруг такое равнодушие нашло от человеческой подлости, что я совершенно спокойно стояла и смотрела на нее с ножом. Она постояла так немного и отошла.

Пока я мыла тарелки в тазу, мама примостилась рядом, сложив на груди руки, как полководец, и кричала, что ненавидит меня за мою внешность (!), за мой голос (!) и вообще за все.

Я ее молча слушала и совсем не уловила тот момент, когда она этим воспользовалась и, подкравшись, со всей силы ударила меня по лицу. Я ее оттолкнула от себя со словами:

– Я тебя слушаю, как дочь, а ты!

Это ее разозлило еще больше, и она продолжила меня лупить, не переставая выкрикивать ругательства. Мне опять пришлось бежать. Я даже на несколько минут выскочила под обстрел с мыслью, что тут мне и настанет конец. Но потом вспомнила о тебе, Дневник, одумалась и зашла обратно. Мамаша кричала, что смерть – избавление! От голода и болезней. Избавление от недостатков и пороков! У нее случилась истерика! Она говорила чужим, незнакомым голосом:

– Не могу видеть людей. Никого! Никаких!

Твердила, что хочет в лес или на остров. Туда, где цветы, деревья и ласковые звери, песок, вода. И главное – нет людей! А у меня после всего еще сильнее заболели сердце и печень. Я еле двигаюсь. Сил нет! Очевидно, в госпиталь мы поплетемся завтра. Царевна

18.02.

Солнце. Тает снег. Настоящий весенний день! Я сделала зарядку: дышала по системе йогов. Для такой жизни нужны крепкие нервы. Страх словно рассыпался и пропал. Потом мы выпили чай с кусочком обгоревшей лепешки без масла. Я еле-еле прожевала ее, позавчерашнюю. Вчера не пекли. Лепешка твердая, как обувная подошва. Я взяла свою палку-клюку. Пора в путь! Будур

19.02.

Вчера, 18 февраля, мне сделали операцию. Врачи снова «фотографировали» мою ногу. Сделали метки-ориентиры зеленкой. Вокруг стреляли, где-то шел бой. Я чувствовала уколы, их было четырнадцать – блокада из новокаина. Но мне было больно, и я кричала. Поэтому, помучившись, не удалив осколок и разрезав ногу в нескольких местах, врачи МЧС все-таки решились на полный наркоз. Они боялись делать его первоначально из-за сердца, думали, что оно не выдержит. Операция длилась около двух часов.

Пока меня готовили к наркозу, я познакомилась с худенькой медсестрой Наташей и моим хирургом Сулейманом-Бауди. Он доктор из московской больницы № 9. Врач – чеченец. Медсестра – русская. Оба из Москвы.

Единственное, что оказалось плохо, – я требовала свой большой осколок. Но его мне не отдали. Зато дали справку о ранении с печатью МЧС. Потом нам немножко повезло: «скорая помощь» везла какую-то женщину в город Моздок, в госпиталь. Больную спасали. Врачи на ходу делали ей уколы. Поэтому на обратном пути машина подвезла нас ближе к дому. Высадили за три квартала – дальше не могли проехать из-за завалов. Мы передохнули на скамье под горячим солнышком и поплелись домой.

Доктора предупредили:

– Через день следует приходить менять повязку!

Дали салфеток и бинтов. Бесплатно! Сказали:

– На случай боев, если не сможете добраться к нам.

К ночи обезболивание ушло. Горели раны! Я принимала лекарство. Мама одна пошла за кашей. Она попросит для меня питание – домой.

Все в порядке. Мама пришла. Еда еще теплая. Можно не греть. Бабушкам мы дали в честь моего выздоровления какао с молоком, а соседу Валере – немного каши на тарелке. Будур

21.02.

Сынишка пожилой чеченки, которая учила Раису молитвам, оказался русским! Он усыновленный. Ему двадцать три года. Принял ислам в 1993 году. Работал на стройках. Этот парень слышал от дворовых кумушек об Аладдине. Рассказал, что никогда не думал обо мне, но однажды я явилась в его сон и представилась: «Я – царевна Полина-Будур!» Его ночное виденье особенно поразило меня. Об этом имени знали четверо: Аладдин, я, Джинн и мама.

Алкаш Вовка сегодня отколол такую штуку: взял и поцеловал мою маму в макушку. Какой позор! Невыносимо терпеть такое нахальство! Мама рассмеялась и почесала это место. Подруга Аладдина

24.02.

Швы мне не сняли. Сделали перевязку. Доктора посмотрели ногу и сказали:

– Там большая пустота. Нельзя поднимать тяжести, много ходить опасно.

В другой палатке пластырем на указательный палец руки приклеили маленькую батарейку, как от часов. Объяснили:

– Она ускорит заживление. Точка на твоем пальце соответствует ране на ноге!

Мне сделали укол с сердечным лекарством, и мы отправились в столовую. По справке получили четыре баночки паштета. Они очень маленькие! Но как раз по две, удобно делить.

О моем новом друге позволь, Дневник, замолвить слово: Алик – его чеченское имя. Он человечен. Много рассказывает о себе. О прошлом. О наркотиках. Тюрьме. Алик признался, что несколько раз был доведен до крайнего отчаяния отношением в семье своих русских родителей. Пытался покончить с жизнью. Вскрывал вены. Вешался. Его чудом спасли. Будур

26.02.

Вчера у нас сидел Алик. Мне было скучно! Временами жаль его.

Сегодня я поссорилась с мамой. Вернее, не ссорилась. Просто так получилось. Мама долго искала ручку. Не могла ее найти. А «писатель» в доме – только я. Она рассердилась! Сразу покрыла меня матом. Когда мы вышли за кашей – продолжила свою ругань на улице. Я прошла с ней рядом немного, потом плюнула и повернула назад, домой. Полезла под кровать, ища проклятую ручку, а там здоровенная дохлая крыса! Но ручку я нашла!

Сосед Алик проследил – мамы нет. Явился в гости и заговорил со мной про «замуж». Я честно сказала:

– Нет! Но приходить и общаться можно.

Алик заявил, что не настаивает. Будет проведывать нас как сосед. Хорошо, что он есть. Мне не так одиноко. Спасибо ему за это.

Мама «прогулялась» в столовую. Устала и не цепляется ко мне. Еду принесла. Опять пришел Алик. Мы, перебивая друг друга, рассказали Алику мой сон. Снился сказочный гном. Он был серьезным и строгим. Вошел и сказал: «В одном из брошенных садов лежит убитый. При нем есть клад. Если вы найдете его – клад будет ваш. Но вы обязаны человека похоронить. Не обнаружите убитого (молодого мужчину) – его отыщут Аза с Линой. Они ценность заберут. Хоронить погибшего не станут. Человек, лежащий в садах, хочет, чтобы вы нашли его».

Мы с мамой ходили. Искали. Но не обнаружили. Правда, в глубину сада, к железнодорожным путям идти побоялись. Там можно напороться на выстрел или растяжку, и тогда – конец! А самое худшее – конец, который наступит не сразу.

– Сон есть сон! – ворчала мама. – Зря мы восприняли все буквально.

Но попросила Алика, чтобы он осмотрел сады.

– Дело не в кладе. Человеческой душе помочь надо! – убеждала его она.

– Сделаю! – пообещал Алик. Будур

28.02.

Сегодня день рождения бабушки Галины. Она умерла. Я жила когда-то у нее в городе Ростове-на-Дону. Первая мысль: как помянуть сегодня бабушку – художницу и актрису? Это она научила меня любить хорошие книги! Дарила мне радость общения с театром!

– Вот! Ты добрым словом уже помянула свою бабушку! – заглянула ко мне через плечо мама.

Алик никого не нашел в садах.

Завтра я точно иду снимать швы, а сейчас буду варить суп.

Сегодня еще был черный юмор у наших соседок, в квартире Марьям. Бабка Стася вставала со стула и оперлась на ножку от чугунной печки. И в этот миг поржавевшая ножка хрустнула и надломилась. Стася плюхнулась задом на горячую печку! Она сильно обожглась и стала кричать:

– Караул! Спасите! Пожар!

Ее подруга бабка Нина взялась ее тушить. А дым валит! Усиливается! Старые кофты на Стасе тлеют. Тогда больной, сумасшедший внук Нины оттолкнул свою бабулю, схватил ведра с ледяной водой и вылил их с размаха на Стасю. Как она визжала! Завоняло старой шерстью. Стася матюкалась и лупила чужого внука из последних сил. Ее подруга Нина орала как бешеная на обоих:

– Идиоты! Воды в доме больше нет! Ни капли! Мы три часа под обстрелом ее несли домой, паразиты!

Повсюду растеклись лужи. И возникла острая перепалка между спасенной и спасателями. Мы слышали отборный мат, звуки крепких шлепков и обиженное ойканье.

Мама подарила соседкам полный чайник воды. Помогала бабкам разгонять дым полотенцами. А я смеялась и не могла остановиться.

Ходили за кашей. В меня стрелял снайпер. Снайпер расположился в пустой сгоревшей пятиэтажке в трех домах от нас, к перекрестку. Я услышала свист пули и мгновенно нагнулась. Если бы я этого не сделала, то в тебя, мой Дневник, я ничего не смогла бы уже написать. Пуля прошла слева от меня. Уже на излете. Пролетев несколько метров, камешком стукнула по асфальту за моей спиной. Мама и бабка Нина были рядом в тот момент и очень испугались. Даже говорить об этом на посту запретили. А я хотела подойти и спросить: зачем так делать? Царевна Будур

01.03.

Мы были на остановке «Иваново» в администрации. Это от нас очень далеко.

Мне срочно нужен паспорт! Паспорта теперь с четырнадцати лет. А мы жили себе тут спокойно и не знали. К моему свидетельству о рождении придираются. А на паспорт и на фотографию к нему деньги нужны. Где же мы их возьмем? Как заработаем? На брошенных пустых бутылках из-под водки? Разве на этом заработаешь?

Ходили за кашей. В большущей очереди я познакомилась с девочкой Наташей, которая учится во Владикавказе. Она стала беженкой в 1999 году. Их семью обстреляли при выезде из города вертолеты. Они бросились под свою машину, забились под нее и лежали там, прячась за колесами, пока машина превращалась в металлолом. Потом улучили момент, скатились с дороги на обочину. Пробыли там несколько часов. Дождались ночи. А в темноте отползли к лесу. Уцелели! Наташа не хочет жить в разрушенном Грозном. Она не любит его. Решила: окончит обучение, сразу поступит в училище еще раз, на другое отделение. Чтобы продолжать жить в общежитии. Потом она постарается выйти замуж. Все равно за кого, лишь бы не возвращаться сюда.

Русские солдаты убили черную собаку в нашем дворе, пока меня не было. Аза показала им собаку и попросила ее убить. Сказала, что та людоедка. Она злая ведьма, а не женщина! Разве так можно?! А баба Нина сказала:

– Выдумки! Вранье на собаку! Трупы она не ела. Она бросалась на мародеров. Не пускала чужих людей в пустой дом в частном секторе, где раньше жила. Большая, круглая ходила.

У нее должны были родиться щенки. Застрелили солдаты ее у нашего подъезда. Говорят, Алик пришел и убрал, чтобы я на нее не смотрела. Он меня пожалел. Не могу прийти в себя после этой смерти. Пытаюсь отвлечься, а мысли упрямо возвращаются к очередному негодяйству нашего двора.

05.03.

Я с мамой последнее время не ругалась. А тут ей стало плохо с сердцем. Она не может встать. Говорит, что когда ночью сильно стреляли в садах, то у нее возникла сильная боль в груди. Кладу бутыли с горячей водой к стопам ее ног и к рукам. Я делаю укол лекарством кордиамин каждый час. У меня осталось шесть ампул. Есть лекарства валидол и нитроглицерин – их дали в госпитале.

Вечер. Я очень боюсь! Дождемся ли утра?

Сейчас нашла книги профессора В. Нунаева. Читаю. Тут сказано, что нужны витамины для мышцы сердца. Уколы следует делать каждые три часа. Я завтра обойду все палатки госпиталя МЧС! Решила: в настоящий момент главное – разговаривать с мамой. Не дать ей замолчать, потерять сознание. Иначе я могу не увидеть в полутьме комнаты, когда ей станет хуже. Мама едва слышно рассказывает мне о том, что она видит.

– Говори! – прошу я ее.

Мама рассказывает:

– В нашей квартире несколько прозрачных существ. Они пришли за мной. Я вижу женщину в тюбетейке, в бархатном платье. На ней надет короткий жилет. Она сидит на коврике. Рядом черная кошка. Волосы женщины заплетены в косички.

А прямо напротив, у своих ног, мама видит мужчину. Описывает:

– Волосы темные. До плеч. Он в белом. Лицо, глаза закрыл руками. А сейчас он убрал свои руки от лица, но стоит. Боком. Не поворачивается. Так хочется рассмотреть! Мужчина одет в просторную одежду. Подпоясан.

По правую руку от кровати моей мамы – трое. Она объясняет:

– Знакомые силуэты. Мама, бабушка. Стоят очень близко друг к другу. Все в длинных одеждах. Цвета их нарядов едва различимы.

У самой кровати мама видит, как крутятся гномы. Они в черных костюмах и черных шляпах с полями.

Мама отключилась. Я испугалась и стала молиться. Прогонять смерть. Мама едва слышно шепнула:

– Не вижу ничего.

Я сделала маме два укола. Мама пришла в себя. Я заставила маму выпить очень горячую воду с сахаром. Сейчас я все записала, чтобы не забыть.

Рассвело.

Мама сказала:

– Он ушел!

Я наклонилась и услышала:

– Мужчина в белом. Тот, что стоял у кровати. Ушел, – повторила мама.

Мама говорила с трудом. Но мне она смогла объяснить, что, когда молилась, увидела: из угла комнаты, там, где наша дверь, на нее стал струиться золотистый поток лучей. Она почувствовала – свет вошел в нее. И в эту же минуту наступило облегчение!

Я попросила соседей, чтоб они посидели с мамой. Показала им, где лекарства. Почти бегом, минуя посты, я направилась в госпиталь. Меня могли пристрелить. Был комендантский час. Но проскочила. Я вернулась с пакетом лекарств и с медицинской сестрой. Врача в госпитале не было. Сестра маму послушала, посмотрела, сказала:

– Надо вас везти в город Моздок! Там реанимация. Там специалист! Необходимы электрокардиограмма и снимок сердца. У вас, скорее всего, микроинфаркт!

Но мама отказалась. Сказала:

– Мне уже лучше.

Без сна я провела три дня и три ночи. На четвертые сутки я уснула сидя и грохнулась вместе со стулом. Чем всех в нашем подъезде испугала. В садах через дорогу началась бешеная стрельба.

Бабушки приносили суп. Жалко, пропали талоны! Нине тяжело нести, потому наши порции она в столовой не взяла. Я сходить туда не могу. Маму опасно оставлять одну. Сосед Валера пришел. Принес четыре картошки! Посидел минут десять и ушел. Будур

08.03.

Маме еще плохо. Не может сидеть. Даже облокотившись спиной на две подушки. Спасибо, Алик помогает. Пилит и колет мне дрова.

Иногда я думаю, что мама умрет. Соседи притихли. Люди не верят, что моя мама поправится. Некоторые приносят еду, понемножку поддерживают нас. Спасибо!

Мама почти не ест. А когда ест – теряет сознание. «Боже, сделай так, чтоб мама поправилась! Пришли свою помощь! Спаси нас от голода! Ты правишь миром. Ты знаешь, как тяжело жить на земле!» – твержу я свою просьбу несколько раз за день. Будур

20.03.

Сегодня мой день рождения! Мне исполнилось пятнадцать лет.

Мы с мамой были на остановке «Иваново». Собрались идти пешком, но проезжали знакомые с рынка на машине. Предложили подвезти. Конечно, мы обрадовались и поехали. Я получила удостоверение в комендатуре. Жуткая очередь, но мы пролезли через забор, объяснив солдатам, что у мамы плохо с сердцем и еще сегодня мой день рождения. Документы и фотографии я сдавала заранее. Мне объяснили, что вначале выдадут временное удостоверение. Затем, через шесть месяцев, мне вручат постоянный, мой первый в жизни паспорт! Надо на него еще найти денег. На дорогу обратно мы потратили четыре с половиной часа.

Вчера, 19 марта, приехала соседка с третьего этажа. Это бабушка моей подружки Патошки. Она дала мне куртку, светло-голубую. Видит, что надеть мне нечего. Спасибо! Привет, март! Патошка-Будур

21.03.

Был Алик. Он сказал, что я ему очень нравлюсь. И он будет ждать моего решения целый год. Сегодня Алик был особенно внимателен из-за моего дня рождения. Он нашел в развалинах маленького зайца. Игрушка. Приятно, что хоть кто-то подумал обо мне.

Вчера, 20 марта, в село Знаменку тетя Аза увезла огромный рефрижератор с какими-то вещами и мебелью. Но это еще не все! Она вернулась и сказала, что много вещей у нее осталось!

Алик только ушел. Он признался мне, что у него нет документов. Потому он не может уехать из этого истерзанного города. Сейчас Алик прибился к объединенной войной группе людей. Они проживают в том доме, где погибла армянка Раиса. В настоящее время там же ютятся русские пожилые женщины Лида и Галя с крохотной комнатной собачкой.

Там же живет старушка чеченка, что учила Раису мусульманским молитвам. И два ее сына: родной – Бауд и приемный – Алик. В другую квартиру переселились мужчина-чеченец и его русская жена. Прибились в эту «компанию» два неизвестных парня. Имен их не знаю. Парни часто пьяны.

Скелет, оставшийся от четырехэтажного соседнего дома, опасен, он едва стоит. Часть балконов верхних этажей повисла, как гирлянда, над пропастью, а квартиры давно рухнули вниз. Пенсионерка Галя перед войной жила на самом верхнем, четвертом этаже и очень благосклонно относилась к вторжению федеральных войск.