Текст книги "Зов Горящих Кораблей"

– Диодора! Диодора! Диодора! Если слышишь меня, то через пять секунд, пять секунд! Атакуй его снова! Через пять секунд! Атакуй через пять секунд! – повторял я, не жалея голос.

– Подсади меня, старина! – сказал я Марку. – Как подсадишь, хватайся за бур!

Марк кивнул и присев, выставил колени. По ним, я взобрался на его плечи и зацепился за выпуклые трубы лестницы, позволяющие взобраться наверх судна. Схватиться я схватился, но вот дальше мне не хватало сил поднять себя выше. Бег множества ног по палубе корабля вызвал дрожь в пятках. Куда-то подевалась вся сила в руках. Я начал нервничать, дрыгаясь как дохляк, попытавшийся понтануться перед красивой девочкой. Левой ногой, я случайно задел какой-то изгиб в обшивке судна и перейдя в горизонтальное положения, я двумя ногами оттолкнулся от этого изгиба, мне удалось закинуть на лестницу обе ноги, от удивления, я разжал руки, но прилив адреналина вовремя прилил к мозгу, по инерции руки вновь схватили железные прутья. Мой план поистине безумен, почему-то только сейчас я задумался об этом. Бумажнику, чтобы обстрелять нас и не повредить судно и колодки, требуется обогнуть судно, и оно будет на допустимой высоте, чтобы я спрыгнул с лестницы прямо на его крылья. Из экскурса в академии, я знаю, что бумажник не может набирать высоту в не попутный ветер, ведь со стороны прибоя, он начал бить так, что меня буквально вжимало в лестницу. Когда пулемётная очередь затихла, то мне стало… ещё тяжелее. В моём рюкзаке также присутствовал и парашют, кольцо которого лязгало о корабль. Мы должны были спрыгнуть в воду, где бы нас подхватил Брадшо на шхуне и доставил к пещере, в которой нас ждали Кайетан с Аей и грузовик, а там, со спокойной душой совсем недалеко до прохладной и мягкой кровати. Бумажник уже обогнул судно, а пулемётчик в то же время вставлял новую обойму патронов. Тело вдруг обмякло, кожа и волосы вспотели, рассудок помутнел, живот выворачивало. Я пытался вдыхать воздух, но я как будто бы находился в космосе… Нет! Воздуха было много! Так много, что я не мог вдохнуть его!

– Ты так и продолжишь плакать, боясь прыгнуть? – сказал голос в моей голове, принадлежавший Норрингтону и началу нашего обучения, когда я боялся перепрыгнуть пропасть в пещере.

Развернувшись спиной к кораблю, я закрепил автомат потуже и, расправив руки, сиганул навстречу бумажнику.

В какой-то миг, а может и сразу после прыжка, мои гляделки захлопнулись и распахнулись только после соприкосновения с мягким крылом бумажника. Я вцепился в каркас крыла, чтобы не слететь с летательного аппарата, который провис под моим весом. Бумажник был рассчитан на двоих, присутствие даже младенца, на его борту не позволило бы ему взлететь. Я выставил вперёд автомат, до этого находящийся за спиной и дал очередь в пулемётчика, тот сразу же скис с концами. Пилот в закрытом шлеме попытался скинуть меня, но сделав пару кувырков под воздействием воздуха, я нажал на кнопку активирующую клинок, который я выточил самостоятельно и сделал огромную дыру на крыле, сползая вниз. Лишившись, крыла, бумажник стремительно потянулся к земле, а я, выдернув кольцо, взялся за стропы мгновенно раскрывшегося парашюта. Только я и успел выдохнуть, как ветер спутал не только все карты, но и стропы. Парашют закручивался в форму тюльпана, а меня тормошило по кругу, скорость этого вращения ускорялась, как и скорость падения, в такой ситуации я ничего не видел, только гамму тёмных цветов ночи с проблесками белых полос. Я рефлекторно начал кричать от истинного страха, ведь я не так часто прыгал с парашюта, а подобная ситуация была впервые. На фронте говорили открывать запасной парашют, но его нет!!! Ещё говорили срезать тропы, но я не помню, какие тропы и в каком количестве, я жадно хапал воздух, мотая головой пытаясь узнать, сколько мне ещё лететь и где я приземлюсь. Тело казалось неподъёмным, одна из строп как я заметил, вращая головой, замотала левую руку, которая посинела возле кисти, оттого и онемела. Правую я поднимал, с таким трудом, будто делал махи гантелей или подъёмы к шее, я хотел срезать два стропа, но рука дрогнула и срезала сразу пять, но это сработало. Парашют развернулся. Я уже был рядом с землёй, летел прямо на берег.

– Merde! Merde! Merde! M-e-e-e-e-e-rd-e-e-e-e-e! – вырвалось из моих уст.

Перенеся весь вес на спину, отбросив корпус назад, я поднял парашют и миновал скалистую его основу и упал на твёрдый песок.

– Oui salope! Merci la chance7474
  Франц. – Да сука! Слава везению!


[Закрыть]!

Хоть песок и был жёстким, но я лежал на нём как на диване, спину подпирал небольшой бугорок, по форме схожий со спинкой, руки и ноги распластались по обе стороны. Весь мир словно остановился для того, чтобы я отдохнул. Ушла боль, мысли в голове превратились в поток ветра, который я толком не понимал и хорошо, что не понимал. Я просто лежал. Не было и особого чувства, поднимающего дух, присущего в подобные моменты.

– Ау – ау! Бить – бить! – доносилось снизу на ломанном английском, от произношения вяли уши.

Этот клич наводил страх на весь новый мир. Странно, что я давно не слышал, ведь он спартанский. Со спартанцами вернулась и присущая боль, словно те были предвестниками её скорого возвращения. Дробящий кашель щекотливо прошёлся по лёгким.

Небольшой отряд взошёл наверх, ведомый Эндохосом, озарявшим ночное время суток своим ратной бронёй и блестящей от масел кожей.

– Окружить недруга! – сонно произнёс он, чуть посапывая.

Спартанцы обступили меня с двух сторон. Находится за моей спиной, не имело абсолютно никакой необходимости, бежать я мог только на них или в сторону обрыва, который как раз таки и был позади меня.

– А ты всегда себя так намазываешь, да? Мне пожалуй тоже стоило… Нанести хоть чёрные заметины на щеках, подбородку, а то я чувствую себя крайне глупо! Ты весь такой блестишь, а я что?! Так… Просто невежда с автоматом.

Спартанец, державшийся отстранённо от своих братьев решимо намеревался приставить копьё к моей шее.

– Тихо, голожопый! Я повторюсь! Я невежда, но с автоматом ведь! Он стреляет!

Стон, нет… Крик… Или всё-таки больше скрип… Или всё сразу… Такой звук сопровождал падение колодок. Лицо Эндохоса в этот миг выглядело так, будто кто-то искалечил его лицо так, что оно съехало в сторону, напоминая больше ром, нежели овал или хотя-бы круг. Спартанец долго издавал лающие звуки. Его солдаты дождались приказа, двумя-тремя минутами позднее. Он отослал трёх человек из своего и так немногочисленного отряда в сторону корабля, а сам остался со мной. Видимо рассудив, что здесь и сейчас будет важнее вытрясти из меня информацию.

– Надеюсь, ты не думаешь, что тебе суждено пережить эту ночь? – спросил Эндохос, прекратив наблюдать за пожаром, возникшим под дном корабля.

– У вас металлические палки, а у меня автомат, так чьи же шансы на выживание больше? – отпустил я.

– Ты на земле отца нашего, Аполлона! То, что сделал ты, непростительно и мерзко! Тебя и тех, кто чуть не уничтожил лучших людей во всём мире – ждёт неминуемая кара!

– Я в этом не уверен. – ответил я, одной рукой нащупывая в пальто дымовую.

Конечно, я мог бы стрелять прямо сейчас и возможно убил бы почти всех, но только почти. Нужен отвлекающий манёвр, чтобы обезопасить себя.

– Кто твои союзники? Сколько их? Где ваша база! Цели… Цели не нужны! Ваши мотивы мне и так понятны!

Я нащупал кольцо и дёрнул за него. Дым рванул из-под меня.

– Убить! Убить его!

Но это было сказано слишком поздно, я укатился назад, между двумя спартанцами, те услышав шорох, насадили друг друга чётко в рёбра. Небо было необычно светлым для ночи и в алом тумане, я видел дерущиеся друг с другом силуэты. Отступив назад, я потерял равновесие и по-тупому свалился вниз. В этот раз кашель прошёл дрожью, поразив даже голову, свернув и сжав всё внутри неё. Я шатался по сторонам, не видя ничего вокруг, а парашют, который я так и не отцепил, ощущался как тяжёлый груз.

– Ау-ау! Бить-бить!

Я с трудом оттянул запавший на левую часть рюкзак с патронами и содрал с него стропы, взял в руки автомат, перезаряжать его я не стал, в магазине ещё должно остаться немало патронов, чтобы просто так от него избавляться. Свежий отряд спартанцев устремился в мою сторону, прикрывая свои туловища щитами, совершенно забыв про ноги, по которым я и сосредоточил перекрестие прицела.

Первое подкрепление в полном составе повалилось на землю, но на моей поимке было сосредоточено, по меньшей мере, ещё два, которые обступали меня как охотники жертву. Они могли бы закидать меня копьями, но в Спарте заправляют бывшие военные, которые делегировали своим «орудиям» важность таких аспектов как: чистоплотность оружия, чёткое расписание дня, улики, важность задержания свидетеля, дальнейший допрос, составление фактов и вывод. Может быть удивительным, но не все спартанцы язычники от мозга до костей, многим даже неприятны пытки, жертвоприношения, облавы, надругательства над провинившимися, скидывание детей со скалы и так далее по списку.

Спартанцы сокращали расстояние, смыкаясь друг с другом, чтобы образовать «живой загон». В моей голове совсем не было вариантов, как можно было бы выкрутиться из данной ситуации. Всего две обоймы, одна из которых пуста наполовину – этого явно не хватит, чтобы идти напролом.

– Только и с обрыва прыгать! – подумал я.

И тут меня осенило. Я помчался в сторону обрыва, автомат, рюкзак и вся форма замедляли меня, но и скинуть я их не мог. Спартанцы могли спокойно при их помощи выйти на нашего поставщика, в таком случае, нам было бы негде достать оружие и спец экипировку в виде брони. Когда я сдирал стропы, то, похоже, что содрал и регуляторы лямок, с отсутствием которых, рюкзак болтыхало как маленький плот во время шторма.

***

Последнее, что я помню это как заледенело сердце и пятки в момент бега, когда всё внутри меня искало возможность иного исхода. Прыгать со скалистого берега – априори не лучшая идея, шанс разбиться наиболее вероятен, но этого не случилось. Минуя острые скалы, я попал в воду, которая пронесла меня до ближайшего берега. Попутно я скинул с себя рюкзак, чтобы не утонуть, автомат погнулся о кораллы, одежда порвалась в паре мест, откуда сочились небольшие струйки крови, а в остальном броня справилась на отлично и я не переломал себе всё кости, пока ударялся во все, что только можно уносимый вдаль течением.

Берег, на который меня вынесло кишил стволами неизвестного мне вида деревьев оранжевого цвета, на один из таких брусков меня накинуло течение. Стволы разламывались при малейшем прикосновении. Думаю это и стало причиной, почему их здесь оставили. Уже с берега, я видел мачту корабля и дошёл до бухты по пустому полю за час с лишним. Даже ночью в этих краях было жарко. Я пересёкся с кучкой каких-то лысых созданий, напоминавших людей, но передвигающихся на руках и ногах. Моя снаряжение оказало на них устрашающий эффект и они зарылись в песок, после чего я их больше не видел. Предполагаю, что это был один из многочисленных миражей, которые я видел за всю дорогу, но этот выглядел в высшей степени реально.

Крамер ещё до своей смерти спроецировал потайной ход в земле, ведущий в отель, чтобы не поднимать ненужную шумиху среди будущих постояльцев. Люк возле одной из стен, позади наших жилищ, заброшенный ветками, его было нетяжело найти. Раскидав их, я поднял люк и запрыгнул вниз. Протиснувшись сквозь небольшое пространство, я вылез в старом номере. Он был абсолютно пуст, за исключением ковра, разбитых стёкол и кусков содранных обоев, а также пыли. Окна были забиты досками, а дверь отпиралась ключом, лежавшим за единственным плинтусом в комнате, позади которого я вылез.

Быстро скомкав одежду в своём номере, я потопал в отель.

На входе, я столкнулся с мисс Брукс, которая обняла меня за шею и показала на меня пальцем. У стойки тем временем разворачивался скандал.

– Алан, помоги, Вито. – взмолилась мисс Брукс.

Я одобрительно кивнул и пошёл прямо к разгоревшемуся очагу. Старый знакомый Никанор что-то предъявлял Жуан-Витору.

– Никанор! Какими судьбами? – хриплым тоном спросил я, протянув руку Жуан-Витору.

– Алан! – звонко ответил он, от чего я вспорхнулся. – Из-за вас! Я вынужден был бежать, оставив свой бизнес! – укоризненно продолжил он, стреляя в меня взглядом.

– Я сожалею, что так вышло, но не по причине утраты вашего бизнеса, вы – работорговец, да и костюмчик ваш, светоотражающий, в ночи светитесь ярче звёзд, да?

– Что за вздор!? Вы издеваетесь!? – набычился он.

– Нет. Просто ваш костюм стоит не меньше месячной аренды номера. Беру на себя смелость, заявляя, что ваше положение не так уж и плачевно, чтобы срываться на моих подчинённых. Они ни в чём не повинны, если уж и винить кого-то, то только меня.

– Не повинны?! Да что ты! Этот негр запачкал мой прошлый костюм!

– Жуан-Витор?

– Он хотел изнасиловать дочь семейства Барджман. Ему бы это и сошло с рук, если бы девочка не укусила его за руку и не кричала о помощи. – ответил он, сохраняя спокойствие.

– Ей всего лишь двенадцать, бедное дитятко! – ахнула мисс Брукс.

– Вот оно что, на малолеток потянуло? – прошипел я с отвращением к работорговцу.

Никанор, вспотев за секунду начал обхохатываться дрожащим голосом.

– Эт-то не то, что… Вы не так поняли! И вообще, она сама захотела получить тридцать кредитов. Я бы ей заплатил! Если бы не этот негр, никто бы и не узнал даже. Обучил бы девчушку аккуратно и нежно, а если бы захотела и пожёстче, особенно последнее. С девками всегда надо жёстко, чтобы до слёз и криков, иначе будут ходить недовольные, а так ещё и добавки попросят! Так и будут бросаться на твой член, как на конфету! Ты ведь меня понимаешь, мы с тобой большие шишки, да ведь!?

– О-о-о, да-а. Конечно, теперь я всё понимаю.

Мой взгляд рыскал по помещению, но оно ещё было не до конца обустроено, поэтому скудно обставлено. Когда мой взгляд остановился на столике возле дверей холла, где были расположены диванчики для клиентов, сидя за которыми, постояльцы могли подождать, когда их заявка будет обработана и но-мер будет готов к заселению. На нём стояла полупустая бутылка X7 со вкусом перца, жгущая лицо, но бодрящая.

– Вот оно! То, что нужно! – обрадовался я находке.

По ГОСТу, составленному Жуан-Витором, на каждом таком столе лежал сервант из пары тарелок, рюмок и бокалов для шведского стола, в один из стеклянных сосудов.

– Присядете? – спросил я, выдавив дерганую улыбку.

Никанор, не ответив сел рядом, справа, при этом потирая руки.

– Алан?! – крикнул Жуан-Витор.

– Я думаю, что мы с Никанором сможем решить этот вопрос, ведь так, друг мой!? – сначала я подмигнул Жуан-Витору, а за тем, хлопнул по спине Никанора.

– Алкоголь сближает! – поддержал он.

Жуан-Витор с трудом заставил себя уйти, подталкивая мисс Брукс, которая при этом жалобно верещала себе под нос, сморкаясь в платок. Я налил две рюмки X7. Свою рюмку я опустошил тут же, даже не поморщившись. Это подивило Никанора, который всё не решался отпить.

– Алкоголь сближает! – повторил я его фразу.

Его улыбка спала с лица. Поднеся рюмку, он как собака сделал язык лодочкой и аккуратно отпил немного напитка.

– Тьфу! Как вы это пьёте!? – сморщившись, объявил он. – Язык не чувствую! Жгё-ё-ё-ё-т! А-а-а-а-а-а-а-а!

– Сидя в слизких окопах, где каждый второй болеет чумой, провианта не хватает, где процветает каннибализм, люди, умирают в мучениях, не дожидаясь опиума, полагающегося только для тех, кто получил несерьёзное ранение. Знаешь, Никанор. – я прижал его голову к своей груди. – Там, на фронте, я познакомился с пацанёнком, хотел стать мастером-строителем, как отец, уши как у слона, а нос кривой трубой, смешной-смешной. Нас застали врасплох в первый же день, когда мы окопы копали, готовясь осесть, открывая новую линию фронта. Так вот, он получил небольшое ранение. Так, пару осколков гранаты застряло в ноге. Его контуженного доставили к медикам, те вкололи ему опиум и вставили пару скоб в ноги, чтоб удобнее было тут же бежать в бой. Он не отошёл от контузии, а его отправляют снова в пекло. Как вылез с окоп, сразу же получил, первой же, в голову.

Мой собеседник судорожно избавлялся от поступающих в рот слюней из-за жара, который отображался на его лице. Рассказываемая мной история повергла его в мрачное настроение, он даже немного побаивался меня, но изо всех сил пытаясь сохранять дружелюбную ноту, что наш диалог это так, хи-хи, ха-ха. Я получал удовольствие, глядя на его страх, мне хотелось помучить его.

– З-зачем вы мне это р-рассказываете? – подрагивая, спросил он.

– Перебивать невежливо! – осудил его я, не подавая виду, что я вижу его слабость.

– Да, я неправ. Моё невежество. Больше не повторится! – был вынужден ответить Никанор, ведь его судьба, в общем и целом зависела от меня.

– Повезло мне не подхватить ничего, в этих окопах. Месяц не мылся и когда попал в душ, то с тела сочилась грязь, кровь, ошмётки, первое и второе особенно долго не смывались, я даже боялся, что останусь черномазо-красным. – Никанор посмеялся, подставив под рот кулак. – А ещё, у меня тогда были длинные, шелковистые волосы, мягкие, мягкие, по шею – пришлось состричь. Столько всего в них скопилось и слиплось, но самым болезненным всё же были стекающие с тела под струёй душа, ручьи крови, принадлежащие не только мне и моим товарищам, но и врагам. В глазах сразу вставала картина увиденного и мне становилось не по себе.

– Я ценю твою откровенность, Алан, но мы ведь… Хотели обсудить как ре-шить сложившуюся ситуацию.

– Да, совсем заговорился. Что предлагаешь?

– Чтобы я забыл вашу… так сказать… промашку, а вы мою? Ну, начнём с бесплатного номера на бессрочный срок, бесплатной пищи, напитков и подвала, если вдруг будет облава спартанцев. Каждые три дня – новая девочка, не старше шестнадцати, самые сочные девочки это те, что невинны духом, в них так узко, что внизу живота бабочки в животе летают.

Слыша всё это, я всё больше преисполнялся в ненависти, по отношению к нему, мне всё сложнее и сложнее удавалось улавливать суть предложений.

– Речь греков в книжках правдива?

– Что?

– Никанор, речь греков в книжках в действительности такая же, как и в повседневной жизни? – отвлечённо повторил я, больше прислушиваясь к музыке, звучавшей в баре и приглушённо слышимой здесь.

– Да.

– Хэх. Всегда думал, почему они говорят так…

– Как?

– Нахваливают друг друга, кажется вот-вот и начнут яйца лизать друг другу. – выразил я свою точку зрения.

Я, правда, так считал, ещё с юношества, когда мой мозг более-менее окреп для серьёзной литературы, отец буквально засыпал меня литературой греческих и римских деятелей прошлых веков.

– Что ты себе позволяешь!? К чему это всё!? – возмутился он, приподняв брови и вскочив, едва оглядываясь, схватился за горло бутылки и также, почти не глядя, демонстративно, отбросил её в мою сторону.

Бутылка разбилась о стену, освободившееся от стеклотары содержимое, шипя, растекалось по полу. Я разозлился от такой наглости и градус всё повышался, пока в моей руке не лопнула стопка, которую я сжал. Осколки впились в кожу, но казалось, что я даже и не ощущаю этой боли. Я пустился за Никанором.

– Двадцать пять тысяч кредитов сверху к предыдущим требованиям. – напенив свои щёки, заявил он.

Я посмотрел на свою окровавленную ладонь с длинными порезами и торчавшими осколками. Гущи света вокруг глаз сгущались, я вп…

***

– Алан… Только не ты…

– Чтобы что-то изменить, я должен был встать на тот путь, который ты не можешь принять, сделать то, что ты не смог!

– Что же ты наделал… Ты… Стал тем, что я обязался уничтожить!

– Вы были ангелами, а мы стали демонами…

***

– Бакстер Флитвуд! От имени совета круга и лично моего, скрепляя наш союз кровью, я объявляю вас – новым фельдмаршалом Альянса Народных Республик!

*Звуки хлопков*

– Объявляем! Объявляем!

***

– Теперь, всё будет иначе! В моих руках власть! Теперь абсолютно вся армия подчиняется мне! Я перестал быть мальчиком, которого задвигали на вторые роли! Я – рассвет нового мира! Я – Фельдмаршал альянса!

– Ты… Ты-ы-ы-ы!!! Т-т-т-т-т-ты-ы! У-т-оп-пи-ил-л…Г-г-гор-род… В…К-кр-р-о-в-в-и-и-и-и. – запинаясь говорил плачущий навзрыд голос.

– Прекрати! У нас с тобой теперь такой карт-бланш, мы можем стать самыми могущественными людьми на всей земле! А ты плачешь из-за необходимых смертей. Не все были готовы к изменениям, державшись за старое, в страхе перед новым! Эти смерти – не стоят твоих слёз, Ло!

– Ты убивал всех без разбора! Даже своих гвардейцев и солдат… Будто тебе было плевать кого убивать… Борьба с чудовищами – сделала чудовищем тебя самого…

– Ты, либо умираешь героем, либо становишься злодеем. Я знаю, что сделал и не стыжусь этого! Я должен был! Потому что поклялся нести это бремя как Иисус гнев людской!

– Ты… Подстав-вил-л… От-тца… Убил… Ал-ли-ин-ну… Тёт-тю… Кэн-нд-дис… Мис-стер-ра… Ф-фор-рест-та, всех… в…Х-р-ра-м-ме… Ты у-у-б-бил-л в-вс-се-х-х, к-кто… л-л-юб-бил-л т-теб-бя… Ты ещ-щё п-по-ж-жа-л-ле-е-ш-ь…Н-но б-будет, п-поз-здно…

– Выбор сделан! И я исполню обещанное! – слепо процедил я, разрушаясь изнутри.

***

Рёв голоса, принадлежавший палачу в тёмном, рассекающему крест на телах каждой их своих последующих жертв. Эти звуки всё сильнее затемняли рассудок. Помогая делать шажок за шажком к необратимомой ненависти к самому себе. Десять этажей ничтожеств из «белой ладони» были перебиты. На каждом отметины от лезвий катан, кто пал в ту же секунду, что лезвие соприкоснулось с его телом – везунчики, немалому количеству повезло меньше – они умирали от болевого шока, при виде отсечения их конечностей и последующей боли, заполнявшей тело, а спасительный воздух сдавливал горло.

Голоса за дверью затихли, но я отчётливо их слышал, когда сдавливал горло темнокожей женщине с разукрашенными висками.

Два года я бегал за Норрингтоном, после того, как чудом выжил, после стычки в церкви, когда он прибыл на переданный сигнал младшей Хиггинс, которой я не до конца всадил катану. Памятный шрам у виска, который он оставил, обжигал кожу сильнее лавы. Ненависть и гнев – самые сильные чувства, но одновременно и опасные, не только для жертв, но и для сеющего хаос.

За эти два года, что я ношу мантию Фельдмаршала, я стал сильнее, моя сила возросла десятикратно, а может и стократно. Никогда не чувствовал такой мощи, кипящей во мне.

Кто-то поступью приближался к двери, которая была единственной преградой между моим гневом и его утолением. Я встал почти вплотную задержав дыхание, и только шум ветра раскидывающего множество бумаг офиса, в котором располагалось сопротивление – «Белая ладонь» нарушал идиллию, которая могла бы быть.

Пиликающие звуки набранного кода, отворили металлическую дверь. Норрингтон, с поседевшей бородой и лысой головой обомлел, при виде тел своих соратников, но вовсе не растерялся. Попытавшись поймать меня на том же, что и два года назад, он потерпел неудачу. Я слишком долго ждал этого момента и был готов к каждому его фокусу и даже больше, он сам того не подозревая, своей победой, сделал меня только сильнее. Вся боль и истязания, которые были со мной эти два года, только ожесточили меня. Я саданул его по руке, меч упал на землю и я тут же отпнул его и резким низким движением катан, не позволил ему подобрать упавшее оружие. Теперь он был вынужден отступать оттуда, откуда пришёл. Я вталкивал его всё дальше по узкому коридору, размахивая оружиями, как циркач факелами с огнём, расцарапывая все стены. Норрингтон, скрючившись, пятился назад. Ему удалось доползти до конца пути, оранжереи с поникшими растениями, рассыпающимися на глазах. Серая картина с умерившими растениями, которые хрустели под ногами, странным образом навивала большую уверенность в правильности моего выбора.

Винцене, Холен, Русанов, Эллисон.

– Кто предал однажды – предаст и дважды, ты ведь сам мне это сказал. – сказал я Норринтону, которому уже помогли подняться на ноги.

Эти четверо – мои бывшие ученики, специально обученные, для того, чтобы войти в состав личной гвардии совета. Неподкупной и преданной армии.

– Маргит Винцене, Александра Эллисон, Артём Русанов, Эдгар Холен – за покушение на жизнь членов сената – вы проговариваетесь к высшей мере наказания – смерти! – недолго думая добавил я.

– Фельдмаршал Флитвуд. – заговорила выступившая вперёд Маргит Винцене, короткостриженая блондинка со шрамом во всю щёку и большими губами.

Она поклонилась в знак уважения, я придерживаясь того же уважения к ней, кивнул.

– Ты можешь получить ещё один шанс если просто уйдёшь. – предложил я, с лучиком надежды, что мне не придётся отправлять на тот свет ещё одну душу. Душу хорошую, пожалуй, одну из единственных, которая понимала меня.

– Они… – губы девушки нервно подёргивались. – Мои братья и сестра, любой из них умрёт за меня не думая. Ричард – мне как отец, которого я никогда не имела. В свободное время, мы играем в шахматы, но чаще, я прошу его рассказывать мне о флоре и фауне, разных эрах прошедших на земле, кто обитал в этих эрах. Гигантские змеи, размеров в три метра, большая сороконожка рептилия… А вы… – мой мастер, подобравший меня с улицы, сироту. Мои родители были ворами, но не самыми плохими людьми, а вы, после неудачи в охоте, отсекли им руки, и оставили умирать. Мне было… тяжело это понять, но я поняла и приняла вас таким, какой вы есть. И люблю вас и очень хотела бы быть рядом с вами, в момент, когда вы вершите историю! Но это не та история, которую вы должны вершить, вы сбились с пути и вы не послушали меня, я закрылась и смиренно выполняла работу, потому что знала, что не могу ничего изменить в одиночку, но ваш дядя… Он дал мне надежду. Я люблю вас, но… любовь семьи… Мне дороже… – девушка вытерла приступающие слёзы, оттопырила левый край губы, она встала в боевую стойку. Я не пошёл в лобовую, узрев, что она наседает на правую сторону тела, вместо этого, я обманным движением заставил её выброситься вперёд, а сам оказался сбоку и всадил первое лезвие в ребро, вторым вскрыл шею. Повращав лезвия в своей любимой манере, я приготовился сдерживать натиск длинноволосого и двухметрового Русанова и его полной противоположности: лысого и низкого Холена, оба взвизгнули после поражения девушки, которая была для них как сестра и напали они сразу с двух сторон. Русанов самый молодой из них, ещё не научился контролировать свой центр тяжести, поэтому, я, воспользовавшись его неуклюжестью, проскочил мимо него, когда он сам выкинулся вперёд, упал и разбил лицо о каменную плитку оранжереи. Холен, подцепил одну из катан своим моргенштерном, оставив меня с одной катаной. Ко второму нападку, я был готов и выждав, схватил летевшую в лицо, цепь с острым металлическим шаром, подтянул к себе Холена вонзив лезвие ему в живот. Он испачкал мою мантию своей кровью. В этот момент Русанов уже заносил свой фламберг. Гравитационная перчатка проломила его грудную клетку. Не вытаскивая руки, я притянул лежавшую катану, которая на пути разделила его туловище надвое. Александра Эллисон была убита из кольта. Новая пассия Норрингтона не заслуживала, чтобы я марал об неё свои лезвия. Именно она помогала ему, выдавая всю скрытую от внешнего мира информацию. Чувство любви обвило петлю вокруг шеи. Норрингтон обхватывал руками ещё тепло тело девушки. Я попал ей прямо в шею. Капельки крови извергались фонтаном из её рта, небольшая часть которых попадала на лицо старика Ричарда.

– Ты должен был… Спасти их! – прокричал он, плюясь мне под ноги.

– Предатели не заслуживают жизни!

– Предатели? Предатели!? Ты сам говорил мне, что у каждого, даже у предателя и злодея есть причина, по которой он ступил на тёмную тропу и нужно помогать людям, давать им второй шанс. Чтобы люди видели, что… Никогда не бывает… Поздно!

– Я ошибался. Отьявленный маньяки и педофилы, мошенники, ворьё – они как сточные крысы, в лучшем случае должны идти на опыты, в остальном сгорать на одре или умирать на аренах, борясь друг с другом на забаву людям. Опережая тебя, скажу насчёт бедных. Их бедность – их вина! Слабые духом сами придумали, что более сильные должны помогать им. Почему те, кто выше статусом должны помогать тем, кто слаб физически, слаб духом, уродлив на вид? Слова о том, что власть плохая, что им не везёт, пятое, десятое – это сплошные отмазки. Они боятся признать собственную никчёмность и то, что максимум, который им предоставлен – это месить навозное дерьмо! Тот, кто хочет чего-то добиться – делает, а не жалуется. Главное стремление и желание, если у человека что-то не получается – то это его вина!

– Оттаскивайте его!

– Кх-кх… Тебе это так не сойдёт!

– Алан! А-а-а-лан-н!

***

Сэм и Триггви оттаскивали меня от Никанора, правая часть лица которого, стала напоминать лопнувшую сливу, а мой кулак на огромный синяк.

– Tu es un vrai connard de lesses! Pédophile! Que les Spartiates te castrent, espèce de bâtard! Ta les est une pute stupide! Puisque je n’ai pas étranglé un tel lesses dans l’enfance7575
  Франц. – Ты настоящий выродок мудила! Педофил! Чтоб тебя спартанцы кастрировали, ублюдок! Мать твоя тупая шлюха! Раз не придушила такого урода в младенчестве!


[Закрыть]!

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, galliká skoupídia7676
  Греч. – Французская погань!


[Закрыть]! Я всё спартанцам расскажу! Всё-всё-всё!

Марк, державший его за шею и левое плечо, задался вопросом:

– А если всё-таки и правда расскажет?

– Не расскажет! Если спартанцы узнают о его причастности в исчезновении Роланда – его повесят! Раздень и выкинь его на улицу! – приказ я Марку.

– Будет сделано, шеф!

– Что!? Это возмутительно!? Постояльца уводят!? Средь ночи! Помог-и-и-и-и-те-е-е-е!

Только после того, как Марк выдворил его. Сэм и Триггви развели мои руки из-за спины.

– Мистер Де Фаре – это глупо. Не будь у Никанора плохой репутации среди жителей Павлопетрии, это могло бы выйти для нас боком. – сказал Триггви.

– Я знаю, что Спарта не оставила бы произошедшее без внимания, будь Никанор любимчиком спартанской знати. – ответил я.

– Оставьте его мне. – попросил пришедший из бара Коннон.

Он был обличён в свою классическую, не заправленную, гавайскую короткую рубашку красного цвета с чёрными и белыми пальмами на ней, куртка висела на плече, на штанах низкого посада брюки, скрывавшие обувь. На лице было несколько заплаток с идиотскими рисунками девочек, глаза которых были размером с яблоко.

– Уверен? – спросил Сэм, посмотрев на него блестящим взглядом.

– Да. Все в баре или спят. Перебранку никто не видел и не слышал.

– Ладно. Никанор точно сюда не заявится?

– Марк позаботится.

Брадшо поманил меня рукой. Пойдя за ним, я искоса поглядел, как Триггви положил руку на плечо Сэму, а тот её погладил.

Брадшо привёл меня в свой номер. Он предпочёл жить в отеле. Под него была сделана комната, со всем зелёным. На предметы быта комната была богата. Тут и помимо стандартной кровати, шкафа, тумбочки и уборной с ванной было много чего. Например, сейф, холодильник с газировкой и пивом, сигаретница с его любимыми сигаретками, доска, на которой развернулось его «расследование», а также проигрыватель, отдельный для пластинок и кассет, много постеров берегов Майами, ныне погребёнными под воду и небоскрёбов Нью-Йорка, теперь есть небольшой остров, называющийся Старый-Йорк, ну и куда же без обнажёнки.