Текст книги "Зов Горящих Кораблей"

Мы зашли в коттедж Паркера, на этот вечер ставший игорным клубом.

– Мы VIP-гости, сэр. – Коннон всучил какую-то поблёскивающую карточку в пиджак охранника.

– Хорошей игры!

Я заметил Паркера ещё на входе, рука сама зашелестела в кармане куртки, нащупывая кортик.

– Не сейчас. Будет шанс. Это его дом! – умолял Брадшо, отодвинув меня в тёмный край, он постарался вытащить мою куртку из куртки, но я смог вырваться. – Алан! Алан! – старался докричаться он.

Я пошел, минуя игровые столы, стремясь к автоматам, за которыми то и сидел Декард в окружении двух девиц.

– На сегодня вы свободны, девочки! – я жёстко оттащил их назад, всучив одной из них две тысячи кредитов прямо в ладонь, загнул её пальцы.

– Куда вы!? Кого ты из себя…

– Привет, Декард.

Помпезное лицо Паркера сжалось, всё белое от туши, которая от резких движений щёк начала осыпаться.

– По какому поводу пьянствуем?

– А-э…

– Да ты не бойся, я сюда тоже поиграть пришёл. Территория старой жилы вновь под моим контролем. Меркулов мёртв.

– Ты нарушил сделку, Алан. Сэма убили!

– А я не знаю!? – я с трудом сдерживался, чтобы не разбить ему морду здесь и сейчас.

– Охрана! – завопил он. – Охрана!

Меня отдёрнул охранник в похоронном костюме. Я уже приготовил кортик и одним махом полоснул его шею…

***

Когда всё закончилось, я стоял на коленях, рука с кровавым кортиком тряслась, жаждая полосовать ещё и ещё, но было некого. Вся большая комната была залита кровью и истыканными трупами. Я видел, как Брадшо выпытывал что-то из Паркера.

– Ты сошёл с ума! – истерически вопил Паркер, хватаясь за голову, ломая сухие от лака волосы.

– Зачем, Алан? – морщась, спрашивал Брадшо, но словно не у меня и даже не спрашивал, а скорей обвинял самого себя, что допустил эту резню.

– Уже поздно сожалеть, идём на воздух! – я дёргал себя за покрасневшую одежду, желая вызволиться из неё как из клетки.

Открыв дверь, я пропустил вперёд Брадшо, который закинул себе на плечо не оказавшего сопротивления Паркера.

Кортик прилип к рукам, мне пришлось отдирать его от кожи.

– И ты так просто это оставишь, Коннон!? Позволишь встать у власти помешанному маньяку?! Да он же их всех… Даже официанток и пьяниц, у которых остались жёны… и дети…

– Ты организовал этот вечер, чтобы обворовать тех, кто тебя окружает – это уже не играет в твою пользу, так что не зли и меня тоже! – ответил ему Брадшо, скинув его на рыхлую землю.

Я молча присел и съежился, уткнувшись лицом в кулаки.

– Из-за тебя умер Кайетан! Умер, спасая меня… Хотя этого не должно было произойти, захоти ты послушать меня, а не действовать из-за горячих слов его любовничка… – я прокусил губу и густая кровь залила рот. – Ты же сам стал жертвой игр совета. Как ты мог пойти против того, кто хочет разрушить их изнутри!? Сэм был братом не только тебе… Неуклюжий, боящийся всего на свете, любящий жизнь, отличный друг, он часто ошибался, но этот корсар так полюбился мне! Каюсь – я был плохим учителем для него, я плохо старался и возможно он умер только по моей вине! Я не успел извиниться перед ним за все свои грешки! Не успел научить его фехтованию! Но он многому меня научил и то, чему он меня научил – мной не забудется! Я так же, как и он буду защищать близких мне людей! Буду проявлять стойкость, когда смерть придёт за мной! И также – буду верить в этот мир, до самого конца! – я поднял лежащий на земле дротик. – А ещё, чтоб ты знал! Из истории с Лангом я выучил, что люди… Меняются.

***

Я обстучал руками и ногами всю дверь, ожидая пока Фехер откроет её.

– Над твоим слухом тоже поработали что ли? – спросил я, когда, наконец, увидел совсем сырое лицо. – Ах, прости, тебе ещё нездоровится, я понимаю. Зайду в другой раз, отдыхай, старый друг.

– Нет, нет! – он оторопело затолкал меня в свою квартиру, быстро закрыв её на замок.

– Ты чего так боишься? За мной никто не следил. Да и какие шпионы в грисе104104
  Франц. – Grice. Серый.


[Закрыть]?

– Я не… – неодобрительно вздохнул он.

– Не объясняй, просто успокойся!

Я прошёл дальше в его двухкомнатную квартиру.

– А ведь ты ни разу меня не звал к себе, за все эти годы.

– Ну конечно, я же не жил в замке, как ты. Тут нечего и показывать.

Я позабавился, докоснувшись до механической игрушки-щелкунчика, рот которой сомкнулся, разломав лежавший в нём орех. Фехер томно посмотрел на меня и, нагнувшись, задвинул крошки с пола под полку, на которой стояла игрушка.

– Вот хотя бы его – я теперь его хочу! – я вознёс игрушку над головой, как божественный дар.

– Забирай! Если хочешь! – он говорил так, словно хотел, чтобы я поскорее ушёл.

Я положил игрушку на место. Первая комната представала таким-неким офисным кабинетом с парой прозрачных полок с папками внутри, а сверху декоративными фигурками, у окна располагался рабочий стол со множеством ручек и пустых бумаг, справа от стола была странная картина. Болотно зелё-ный цвет снизу в центре пошарпанная, точно быть ногтями чёрная маска, а по бокам всё было выкрашено в серый и красный с пятнами, когда-то бывшими чьими-то жирными следами пальцев.

– Странный у тебя вкус.

– А ты разве не помнишь?

– О чём? – я не помнил.

– Как была создана эта картина?

– Нет. – признался я.

– Мы тогда отмечали моё повышение до офицера, распивая пиво с хреном на одной из лавочек в парке. У статуи Зевса сидел художник и ты, хотел показать, как научился стоять в стойке на руках. От полного живота алкоголя, ты свалился на этого художника, вылив краски, а потом ещё и облапав его творение, Норрингтон тогда десять тысяч за неё отдал и вы решили подарить её мне. – коротко обрисовал он.

Я рассмеялся.

– Было времечко, тебе тогда семнадцать было?

– Да-а, а ты был на год старше! Дурел! – развеселился Фехер.

Спальня была побогаче, двуспальная кровать со светильниками, огромный сплетённый ковёр с верёвочками и обои в красно-чёрном, шахматном стиле и не очень яркая люстра в форме шара.

– К выбору интерьера спальни ты подошёл интересней.

– Ну конечно, ни одна девушка не стала бы спать со мной в обычной комнате с обычной кроватью, скрипящей от каждого движения, и где спину грызут клопы.

– И то верно.

– Алан, раз уж ты здесь, то помоги разобраться мне вот с чем.

– Я весь во внимании.

Фехер порылся в разных контурных картах. Найдя самую актуальную на сегодняшний день. Он раскатал её по столу, прижав стопками бумаги закатывающиеся углы.

– Как я правильно понял, тебе сейчас подвластны все уровни Блаунза кроме первого.

– Не совсем. На втором уровне остались неуступчивые освободители. Банда Виттрок полноценно переформировалась в Ржавчину, сама леди вышла на пенсию, попросила только магазинчик ей обустроить, цветы продаёт. Ирландцы, русские, старая гвардия, крестоносцы, м-м-м… Коллекционеры и песчаники с верхних уровней были союзниками Виттрок и без проблем продолжат сотрудничество с ржавчиной, вечером я переговариваю с богачами с другого острова, думаю, с ними будет совсем просто. И ещё я уверен, что совет объединится с освободителями и им будет неважно, выиграю я в гонке или нет, без боя власть они не отдадут! Так что, твои офицерские навыки пригодятся, ты приходи быстрее в норму, и я найду тебе роль по душе, какую захочешь. Кстати роль советника после смерти Паркера – вакантна.

– Советника? Да, меня это устроит.

– На этом и сойдёмся!

^{ГЛАВА 7. ЭТО ЛЮБОВЬ?}

В лечебнице получившей имя в честь богини «Гигиеи», меня встречали не иначе как ещё одного бога, один врач даже бросился мне в ноги, целуя измазанные в засохшей грязи ботинки. Я израсходовал огромную часть банка бывшей банды на медицину в целом как направление, а не только, в какую-то конкретную. Но пришёл я, не получать хвалебные отзывы о себе и не проводить какую-то агитированную, предвыборную акцию, а ради человека, который был близок к смерти.

– Седьмая палата, канцлер. – сказали мне на отделении и буквально всучили в руки вшитую папку Лори Андерсон.

Я долго себе представлял, как произойдёт наша встреча, но точно не хотел, чтобы при таких обстоятельствах. Мои ладони сильно вспотели, измочив дверную ручку двери.

Ло лежала в светлой комнате с распахнутым окном, которое я поспешил закрыть, продрогнув в первые же секунды, как закрыл за собой дверь. Тело её было светло и прекрасно, но досконально проглядывалось, что смерть её одолевает.

– Здравствуй, Ло.

– Привет. – тяжело протянула она.

– Я цветы принёс, не твои любимые, потому что не сезон, так что самые дорогие розы Блаунза и сорт шоколадницы, которую делают только в блинной. – я едва не верещал, как младенец, не знающий где найти успокоение.

– Канцлер.

– Ещё нет. Выборы не окончены. – чувствуя неловкость извивался я.

– Но итог известен. – она прокашляла с грохотом разбивающихся скал.

– Я широко улыбалась, когда сжигала мосты ко всему тому, что не могла исправить… И понять. – последний слог дался ей совсем тяжко. – Et maintenant je suis à l’hôpital, en train de mourir, et tu me méprises. Comme tu l’avais prédit, le véritable amour, le mien. Comme le plus doux des petits pains105105
  Франц. – И теперь я в госпитале, тяжело умираю, а ты смотришь на меня с высока. Всё как ты предсказывал, настоящая любовь, моя. Как самая сладкая булочка.


[Закрыть]. – процитировала она, слова из одной песни, которую процитировал я, когда-то в прошлой жизни.

– Без твоей любви, всё это просто выжженная земля, зов кричащих кораблей, аль голосов погибающих под обломками и песни весельчаков в утопающих трюмах. – я вёл пальцем линии по её руке. – Не хочу говорить речи про вечность и что всё будет хорошо. Je veux mourir à côté de toi à l’hôpital, sur les chansons les plus tragiques106106
  Франц. – Хочу умереть рядом с тобой в госпитале, под самые трагичные песни.


[Закрыть].

– Всё имеет свойство заканчиваться, Алан. Теперь я поняла. Когда вижу, что ты не любишь меня.

– Я хочу, чтобы всё закончилось. Ты забрала у меня душу и с ней уходишь.

– Ухожу.

– И не отдашь.

– И не отдам.

***

Я держал руку мёртвого тела и неугомонно целовал и гладил остывающие губы, плечи, шею. Мне совсем поплохело, когда меня позвали к телефону. Я не помню, как спустился с четвёртого на первый и взял трубку.

Я молчал в трубку, слушая телефонные трепетанья связи.

– Она мертва, да? – спросил знакомый голос Фехера.

– Мгм. – выдавил я, не в силах говорить.

– Лихорадка не выбирает. Я знаю, что тебе не до этого и мне честно тоже, но звонил Коннон. Завтра митинг Альянской гвардии на площади. Хороший шанс для нас. Я могу распорядиться отправить LED`а.

– Не можешь. – разорванно крикнул я в трубку.

– А что тогда? Ты будущий канцлер – тебе и решать. – пришёл ответ из трубки.

– Скажи Коннону, чтобы забрал нас. Они солдаты, выступать будут с восходом солнца. Мы будем втроём, так мы покажем свою лояльность, что доверяем им и вверяем свою судьбу в их руки. – решил я, обретя дар речи.

– Рискованно, Алан. Это может быть проделка совета и нас просто растерзают на площади и всё будет зря.

– Кто не рискует, тот не пьёт пиво. Если выживем – я проставляюсь, заодно познакомлю тебя со всеми.

– Принято.

Послышались тихие гудки. Я в оживлённом госпитале. Люди поглядывают на меня, не скорбя о смерти Ло, они боятся, что её смерть добьёт меня, ах, а я уже давно добит.

^{ГЛАВА 8. А ЧТО ИДЁТ ЗА ЭТИМ – УЖЕ ИСТОРИЯ!}

Бар «Сны воочию» сделанный на базе бывшей студии звукозаписи, обещал быть интересным экспериментом, будь я в настроении. На этот вечер, я арендовал стилизованную под таверну студию, где на деревянных скамьях, меня заждались все лица, чьи кошельки влияли на экономику Альянса. Играла лёгкая мелодия, симфония виолончели и лютня. Люстра над головами светила ярко-оранжевым цветом, на стенах было много микрофонов, так много, что невозможно было сказать, из какого из них исходит тот или иной звук. Сейчас добавилось лёгкое потрескивание горящих дров, будь здесь камин.

– Господа! Добро пожаловать во сны воочию!

Я не сразу поверил глазам, попытавшись списать видимое на обман зрения, но нет же! Я точно видел портниху Галашне. Только перекрасилась в блондинку и в этот день была одета в откровенный наряд с красными лентами больше смахивающий на медсестринский. Особенно подчёркивающий её выразительные груди. Она выдала каждому из собравшихся по паре наушников.

– Я правда сегодня буду обслуживать самых богатых людей Блаунза и будущего канцлера? – она говорила в небольшой микрофон, пристроенный к её рту.

Довольные лица богачей, похохатывая, закивали, наслаждаясь ласкающим уши шёпотом.

– Очень приятно видеть вас! Чтобы вы хотели заказать? – она игриво покручивала бёдрами, стуча пальцами по кожаной обивке своего дневника.

Никто не торопился, все хотели ещё послушать её голос. Я жестом попытался достучаться до неё, чтобы она продолжала в том же духе.

– У нас в последнюю неделю часто пируют, празднуют возвращение Де Фаре! Потому, наш ассортимент расширяется всё больше и больше, а ещё у вас есть шанс принять участие в конкурсе.

– А сколько призов? – спросил остроухий Натал, имевший свой ювелирный магазин.

– О! Их многообразие вас поразит! – ответила Галашне. – Будете участвовать, но предупрежу сразу, заказ должен быть не из дешёвых, но я думаю, для вас это не будет проблемой.

Когда все озвучили свои заказы, Галашне отошла в другой конец нашего зала. Поработав за стойкой, первым она подошла всё к тому же Наталу, поднеся к его лицу деревянную кружку. Начав заливать её пивом, воспринятый теперь иначе, звонкий звук разлива стал неожиданностью для всех, так как его слышали все в каждом из своих двух наушников. Класс Галашне был виден сразу, она мастерски отмерила всё так, что пена возвысилась над краями стакана, но не вылилась на штаны Натала. Она держала стакан, пока Натал отпивал из него. Вытащив из-за спины и мешочек и зашерудив им.

– Пожалуйста, пусть каждый из вас – возьмёт один билетик.

Когда Галашне раздала билетики, она опять отлучилась к стойке. Теперь пришёл черёд заказа Коимбры, лучшего друга Натала, заработавшего своё состояние в рыболовном промысле, его неотёсанные и убранные назад сальные волосы и блестящие руки, так и говорили о его специализации. Целый поднос сушёной рыбы.

– Смотрите! Какая красивая.

– Свежая? – недоверительно спросил Коимбра.

– Конечно, для вас всё самое лучшее. Понюхайте – убедитесь сами. – она поднесла поднос к его чуткому носу.

– И не соврала ты, красавица. – хитро ухмыльнулся он.

– Вам. – теперь она качнулась ко мне, занося надо мной корзинку с сухарика-ми, чипсами и кириешками. – Ознакомьтесь с запахом! Пахнет чудесно!

На самую широкую из нас – Калину Станоеву. Владеющую своим оружейным магазином, Галашне не производила такого соблазнительного эффекта, что на мужскую часть собравшихся.

– Для вас, такой вот набор прекрасной жареной колбаски, с двумя соусами и малосольными огурчиками, всё как вы уточнили.

– Сорта колбасы разные?

– Конечно, есть с чесночком. Куриные, свиные. Я поставлю его вот сююда. – И вот ещё копчёная, разная-разная, вот рёбрышки. – при всём при этом, Галашне не прекращала улыбаться, ни на миг.

Для Станоевой, она отливала особенное пиво из стеклянной тары в форме бочонка. Звук был похож на журчание ручья. Пока стакан наполнялся, Галашне раз за разом поворачивала голову то к стакану, то к нам.

Постучав по стакану и передавая его женщине, она приговаривала:

– Самое светлое. Самое светлое, что есть в Блаунзе. Нефильтрованное.

– Очень лёгкое пойло. Ахринеть затягивает! – она отпивала по-свинячьи, пиво стекало по её складкам на лице, замачивая платье.

Галашне продолжала лыбиться, и посмеиваться, совсем тихонько. Пришла очередь Флориндо Кары, самого честного и серьёзного среди этой шайки богачей. Настоящий ценитель. Занимается мебелью. Заказал только особо пенистый, тёмный эль. Всё тот же трюк от Галашне, только звук больше отдавал газами напитка, словно бурление лавы в вулкане.

– Да, оно очень пенистое и терпкое.

– Крепкое будет лучше. – выразился Кара.

– Отдаёт приятными нотками. Алкоголь и еда – тоже поэзия, если посмотреть под другим углом. – осмыслила Галашне.

– Точно! – отзвучали все.

– Давайте я вам ещё подолью. – предложила она.

Кара подставил стакан.

Последним присутствующим сегодня, был директор оружейной лавки, неотёсанный, как какое-то зверьё, весь в наколках и известный алкоголик – Рёже Васс.

– О! Жирная свинья на очереди! – по-конски заржала Станоева.

Галашне осуществила заливку первого, стеклянного стакана «Розовеющих облаков», побулькивающее пиво. Нелёгкое для старта.

– Тут пена исчезает побыстрее.

– А-то! Я сильнее этих хлюпиков! – Рёже поиграл выпирающими из-под футболки сосками. – Ягодное?

– Само собой. Сами собирали. – неожиданно обиделась Галашне, но быстро опомнилась. – У вас тут пена, позвольте.

– А! Хэ!?

– Да, да, я вытру! Вот-вот! – она провела ладонью по его торчащим во все стороны усам.

Вторым сортом пива, которое заказал Васс, была «Белоснежка». Соответствуют своему названию. По звуку ничего особенного не замечено.

– Тоже пенящееся, такой приятный звук. – охотно разговаривала Галашне, даже оценив идиотский анекдот про покупателя и продавца шерсти.

После такой затравки, опьянённые не только едой и напитками богачи, охотно соглашались на все мои условия, ставя подпись за подписью на официальных документах, которые днём ранее сюда занёс Брадшо.

Минул первого раунда переговоров, гости стали отходить и я решил ещё сильнее одурманить их ещё одним напитком, очень крепким. Смесь горьких слёз тасманского дьявола и коньяка «Пылание Сатаны» Графин с тёмной жидкостью. Поигрывания ногтями по графину звучали как треск стекла, крышка открылась с помпой. А звук разливания, напоминал камень, падающий в реку и запах… Ветра, свободы что ли.

– Закусывайте! Закусывайте! В составе есть перец! Заедайте! – поговаривала Галашне.

На добивку, я заказал первое, на что тыкнул пальцем в меню. Какое-то алое вино.

***

– Ну и как всё прошло? – спросила Галашне уже после, когда гости отъезжали на своих машинах.

– Благодаря тебе – я пролью малую кровь, но сейчас важно не это. Куда ты пропала в день побега из Павлопетрии?

– Тебя правда это волнует?

– Ты стала членом ржавчины, хоть и не с моей подачи, но это значит, что это меня волнует.

– Хотела убежать с Нурией. Сны воочию – это её мечта. Я любила её так сильно, что не могла позволить её мечте умереть вместе с ней.

– Так ты знаешь? – вдруг встревожился я.

– Да. Ну и с Диодорой пересеклась. Она попросила меня помочь тебе, в память о сестре. Тут я тоже не могла отказать.

– Понятно. Спасибо, Клаудия. – тепло поблагодарил я.

– Это тебе спасибо.

– За что? – не понял я.

– За рекламу. – расчётливо ответила она.

– А! Ну конечно…

Я не удержался и обнял её.

– Не будь настолько вульгарной. Ты не такая! Пусть этим занимаются ночные бабочки, а ты… Будь портной… У тебя это отлично получается. – посоветовал я.

– Снова стать серой мышью? Нет-уж. Мне нравится быть на виду, собирать на себе взгляды и быть сексуальной мечтой для мужчин, недосягаемой мечтой.

– Твой выбор, но будь тобой, я бы поступил иначе. Ты слишком хорошая для этого, а горе потерянной любви, которое ты пытаешься восполнить… Этим… Фарс…

– Я запомню! – гордо ответила она.

Галашне позвали откуда-то из другой части фиолетового коридора, в котором мы стояли. На этом – наш диалог окончился.

***

Машина с открытым верхом остановилась у самого входа. Солдаты уже собрались и вот-вот начнут свой митинг.

– Берите автоматы. И не надо говорить, что они будут бесполезны, если они разбушуются, я ещё в себе, что бы вы ни думали. – сказал я перед тем, как Брадшо отворил мне дверь.

Фехер, теперь выглядящий свежей, как чистокровный, темноволосый арийский аристократ, теперь старался не сводить с меня глаз и смотрел иначе, настороженно, контролирующе. Возможно Брадшо хоть и не досконально, но пересказал ему… Про мои вспышки гнева.

Коннон и Даниэль не смели ослушаться и достали из багажника автоматы. За этим, поспешив, прошли в арку, выходящую на площадь. Я проверил боезапас кольта и быстро провёл сборку и разбор, чтобы избежать осечки как в случае с Меркуловым. Всё было в отменном состоянии.

Перед аркой меня занесло чуть в сторону. Снова зелёные глаза и голос:

– Убей их!

– Заглохните, ублюдки! Канцлер говорить пришёл. – Брадшо спокойно встал у стенки, закурив свои cigarettes bâtardes107107
  Франц. – Ублюдочные сигареты.


[Закрыть].

Фехер сильно захмыкал.

Гвардия притихла, опустив свои плакаты, готовясь слушать. Я оттолкнулся от стенок арки, сэкономив силу ног, но при этом, чуть не упав, сходя к ним по прямолинейному спуску.

– Я начну с того, что большинству из вас известны оба моих имени. Большинство сражалось со мной бок о бок, чьи-то приказы я выполнял, а кому-то из вас отдавал их. С большинством я дежурил в ночных дозорах, шёл в опасные вылазки и выруливал из смертельных пике. С кем-то делил комнаты в подземных норах, засыпая под градами обстрелов и обсыпаемым поверх твёрдым грунтом. Кто-то драил грязную палубу, нёс вахту, прокладывал курсы, заряжал и вёл стрельбу на службе моей Алисы, а кто-то может и вовсе помнит меня как юнгу подслушивавшего старшему Форесту, или как рядового сражающегося против Спарты или того более позднее, как я выглядывал из-подмыхи фельдмаршала Норрингтона, будучи его учеником. Но это всё дела давнишние. Не буду делать из этого секрет и непонимающе глядеть, скажу правду – я пришёл просить о помощи и надеюсь, что вы прольёте свою и не только кровь. Во имя моё, во имя тех слов, что настрочил мой Отец безумец, в своих книжках о новом будущем, светлом, которое принесу я вам на блюдце с голубой каёмочкой. Вы можете не верить и имеете на то все основания, но подле меня стоят мои друзья, мои близкие, моя опора, та что ещё осталась и я надеюсь, раз они рядом, они верят в меня и я тот, кто сплочает их. Раз я сплочаю их, то могу сплотить и вас всех. Каждому из вас известно – я будущий Канцлер, за день, до конца выборов – я безоговорочный лидер, большая часть Блаунза сосредоточена в моих руках. И то, что сейчас происходит там при мне, уж явно лучше того, что творилось до. Мне известно, как и вам, что Совет не сдаст мне своё бремя и будет защищать его в своём здании, вместе с освободителями, обещавшими освободить, а по итогу защищают. Вы недовольны, что вам приказывают идти против своих друзей и родственников, неугодных и неудобных для власти, мешающих работающему как часы механизму.

Я хочу сломать этот механизм. Возможно, мы потонем ещё глубже, а может, и всплывём с величием. Я не могу знать, что будет в будущем. Потому что не имею дара ясновидца, не верю в бога, но я верю в людей. Потому что мы настоящие, мы чувствуем, любим, шутим, ошибаемся, учимся. Нет. Я вру. Сейчас мы бездумные детали механизма, убивающие свою индивидуальность, истыкивая себя ножом, данным нам советом. Я хочу вернуть нам наши души. Человек – должен жить, а не существовать как чёртик в тесной комнате.

Я даю вам выбор – свободу, которую никто вам не давал. Вам выбирать – идти за мной или нет. Если вы верите в мои слова, а смысл мне врать вам? Ради власти? Разве я не человек, когда-то имевший её? Если вы хорошо подумаете, у вас есть на это время, то вы поймёте, что я также был, обманут и превращён в самый обычный винтик, который отдал всё, а взамен лучшего, а главное справедливого мира, он получил… Ничего из того, что он желал. Я не могу обещать вам долгую, а главное счастливую жизнь, потому что, даже став канцлером, я не могу выбирать за каждого, я могу только говорить, подписывать, заявлять, но ведь выбирать вам – внимать или нет. Только вы можете решать и решаться. Верните себе это право. Станьте вновь людьми, даже если не со мной и не за меня. У меня всё.

***

– После такого напряжённого утра, вечером, ты оплатишь мне всю жареную позицию меню. – лёжа в кресле сказал Фехер.

– Мы разве куда-то двигаем? – заинтересовался Брадшо, развернувшись ко мне, сидящему на заднем сидении.

– Я обещал ему проставиться. Ты тоже приглашён, да и все. Будем отмечать мою победу, но это вечером! Сейчас отвези меня к отцовскому монастырю.

– Ты уверен? Его уж давно разграбили. – поставил перед фактом Брадшо.

– Во-во! Пустая гробница, зачем тебе туда? – прибавил Фехер.

– Да. Я уверен! – ещё-раз подтвердил я, едва не гневаясь, насмехательским усмешкам, хоть и знал, что они не с плохим умыслом.

***

И зачем я сюда припёрся? За-чем? – спрашивал я у себя, но что-то влекло меня сюда.

С самого возвращения я ни разу и близко не подходил к семейному имению. Ещё не зайдя, я заметил пару пробегающих тел в длинных окнах на втором и первых этажах. Возможно, очень фамильярно с моей стороны пренебрегать подобными фактами и сохранять прежнюю непринужденность, граничащую с фанатизмом. Входная дверь была не заперта и вспоминая академные годы в моей альма-матер, особенно невзгоды, когда день не задавался и я приходил с парочкой плохих оценок, чаще всего из-за разгорячённых споров с преподавателями, я с размаху пнул по двери. Тогда бы на этот звук остро отреагировала миссис Йорк, теперь я только впустил разгульный ветер, растаскивающий по разным сторонам всякий мусор, но одно я увидел прежде, чем оно исчезло из поля зрения. Детскую книжку. Даже отдалённо не схожей с теми, которые, могли присутствовать в этом доме. Я прошёл дальше, проводя руками по облезшим перилам с тонкими остатками белой краски, в которую они были выкрашены. По ступеням шёл огромный разлом, словно кого-то прокатили по ним. Все двери в последующие на втором этаже комнаты, были закрыты. Я на ощупь стал проходить дальше по лестнице, вспоминая дом в первозданном виде, со всеми зарисовками греческих богов на стенах, тумбочками с вазами и светильниками, но узнаваемый звук рассекающего ветер лезвия, которое сильно изменило курс, пройдясь по тонкой ширме, стоявшей у двери и скрывающей женскую комнату миссис Йорк. Подозреваю там и прятался тот, кто метнул в меня что-то острое.

Ширма и неопытность спутали убийце карты, я налету подхватил искусное лезвие с дырочками и с разворота откинул его обратно, прибив его к стенке.

– Если бы ты лучше изучал мою биографию в школе, то знал бы, что моя реакция и слух быстрее и острее.

Молодой длинноволосый юноша, только приложив немало сил, смог освободить вошедшее в стенку лезвие, взявшее в тиски рукав его скудного фрака.

– У меня не было денег платить за школу! – огрызнулся он.

– А твои родители?

– Не твоё дело! – продолжил он, всё в том же грубом тоне.

– Значит умерли, бедняк получается. – догадался я.

– Не все богачи тупые!

– Грех разбрасываться искусными творениями, я мог тебе его и не вернуть.

– Не вернуть?! Да ты чуть не убил меня! – иступился он.

– Ты первый начал, юноша! И не веди себя со мной так – я будущий канцлер!

– А я никто, да-да… – провякал он.

– Я не это имел в виду. – я начал спускаться вниз. – Я имел ввиду, что я не сделал тебе ничего плохого, чтобы ты пытался меня убить. Только если я не убил твоих родителей, ах… Да… Я много семейств погубил. Как звать тебя, грубиян? Может, припомню!

– Мартон Кис!

– Ах, Кис. Твой отец, кажется, был кузнецом, да? – смутно вспоминал я.

– Ты знал отца!? – сразу оживился он, расправив волосы в сторону, чтобы как лучше узреть меня.

– Не совсем. Лично точно не были знакомы, но пару оружий с его именем я на себе таскал.

– А. Ну вы все так говорите. – быстро огорчился он.

– Что ты здесь делаешь? Это частная территория, музей, государственное имущество!

– Это?! Будь оно кому-то нужно, то сюда бы не прибивались сироты со всего города!

– Что ты мелешь?! Какие сироты!?

– Выходите ребята, он не опасный.

Я быстро сбился со счёту всех оборванцев, что начали окружать меня как новогоднюю ёлку, дотрагиваясь до моей одежды.

– Хорошая форма! – отозвался Кис. – Ну всё, хватит ребята! А то уроки буду проверять сейчас!

Испуганно, они разбежались по комнатам.

– Ты их нянька?

– Я самый старший. Кто-то должен. – серьёзно, где-то даже гордо ответил он.

– А тебе, сколько от роду?

– Семнадцать.

– Зелёный совсем. – даже огорчился я, тем фактом, что ему приходится переживать, в его возрасте. – Чем зарабатываешь, дети не совсем голодают – это видно.

– Не твоё дело! – повторил он, уже грубо.

– Говори! – прибавил я в напоре.

– Ну… Кредиты подделываю, а как им и мне ещё выжить!? – он бросился в сторону сада.

Я, коря себя, пошёл за ним.

– Я не судить тебя пришёл, да и вообще… Просто хотел хапнуть прошлого.

– А нам помогать ты не торопился! – он лёг на клеёнчатое покрытие, придавленное камнями, обливаемый из автоматической лейки.

– А я где сейчас, по-твоему? Фантазия твоя?

– Ну… После просроченного герыча, я и не такое вижу.

– И подачу восстановил, а ты смышлёный. Не только обманщик и наркоша. Совесть то не душит, когда фальшивками расплачиваешься?

– Когда перед тобой стоит выбор – поесть гречку с курицей или объедки из мусорок, а тут ещё и эти… Выбирать не приходится.

– На лучше. – я кинул ему пачку элитных сигарет.

– Серьёзно?! Настоящие!? – он воодушевлённо стал крутить пачку, аккуратно откупорив её и замерев от щёлкающего звука открытия пластмассовой пачки. Первая подача сразу же его пробила.

– Это серьёзное курево, не то детское или просроченное дерьмо, которым ты и твои сверстники травитесь.

– А ты разве не употреблял наркотики? Ты в моём возрасте мог позволить себе «Реальные вещи», под «Реальными вещами»…Я имею… Очень… Реальные… Вещи.

– Я понял. Нет, не употреблял. Разве что таблетки и то, в целях ознакомления. Я же мессия, да и предпочитаю убивать себя спиртным. – поделился я, а ещё, пошарив по карману, развернул свой бумажник и вынул оттуда добрую часть кредитов. Юноша не мог не заметить. – Но! – огрел я, по его тянущейся к кредитам руке. – Сначала послушай, а потом дёргайся! Эти кредиты, я даю тебе, на еду. Хорошо поешьте, на настоящие кредиты! Проспись и позвони в штаб Ржавчины, номер его висит на каждом углу и скажи, что ты от меня. Я попрошу организовать из старого дома, нормально приют. – сказав, я протянул ему кредиты.

– Почему ты мне помогаешь? Богачи не стремятся делиться.

– Люблю разрушать стереотипы, а ещё, потому что могу.

– Вот так просто?

– Вот так просто.

– И что я за это буду должен.

– Жить.

– Что?

– Жить нормальной жизнью.

– Это как?

– Просто.

– Ладно, я постараюсь. Спасибо… Де Фаре. – он встал и хотел склониться, но вдруг обнял меня, крепко обхватив спину.

– Знаешь, чем-то ты на меня похож, ей богу. Только не знаю чем. – прибавил я.

***

Второй мой дом, который я обрёл. Располагался в очень скудном и бедствующем районе, где царили все семь человеческих грехов. Здесь дома были сделаны преимущественно из бытовых отходов, блоками, наложенными слоями друг на друга. Но у меня здесь было просторное двухэтажное помещение с шестью комнатами, если это можно считать поводом для гордости. Свет покрывал едва ли десять процентов всей площади, прорываясь через плотно закрытые витрины жалюзи. Безжизненные морские тона с богатыми интерьерными новшествами и безделушками. Я упал на мягкий ковёр в зале, предпочитая его вместо кожаного, но внешне омерзительного, для меня дивана. Хотелось включить граммофон, но меня одолевала слабость или я так оправдывал свою лень. В голове и так наигрывал грустный мотив. По полкам в шкафу в комнате слева лежало много колец, должно быть и обручальное, да нет, вот же… На пальце оно, до сих пор. Так с ним сроднилось и врослось, что и не отличишь от кожи, просто как дефект пальца и на пальце Ло оно было, я вдруг вспомнил. Ещё вспомнил, как сестра читала на ночь, но это я ещё совсем маленький был, когда мамы не стало, и я плакал по ночам. Мамуля, а выживи ты, что бы было с нами всеми? Что бы было со мной? Ты бы не допустила раскола в семье! Иногда мне так не хватает тебя. Все в академии, когда заводились разговоры о родителях, говорили о полной семьей, а у меня… Не отец, а культ, сестра рано сбежала из-под его опеки учиться к валькириям, тебя не было, только Норрингтон, да и то, относился ко мне он… Как к нежданному ребёнку, свалившемуся ему на плечи, хотя он сам взялся меня учить. Немного проползя, я посидел у стенки кровати, пересматривая свои рисунки, переходя от одного скетчбука к другому. Я рисовал абсолютно всё: другие планеты их спутники, орбиты и звёзды, архитектурные постройки которые срисовывал с покупаемых на рынке магнитиков, красивых людей, которых встречал в парке, просто запоминающиеся комнатушки, таверны, пейзажи, фрукты, все, что виделось в моей голове – выражалось на листах бумаги. Я и сейчас попробовал, но получалась мазня из линий, нещадный хаос в форме тучи с множеством линий ведущих, бог знает куда. Но смысл в этом всё же был. Разве это не похоже на мои будни, когда я стал фельдмаршалом? В свободное время, я сидел в углах квартиры рисовал картинки однодневки, вливая в себя новую порцию алкоголя и заедая её, точнее добивая организм парой-тройкой тяжёлых сигар, реже отстёгивал какую-нибудь живую куклу. Я нашёл силы встать и зайти в ванную комнату. По хлопку, включился свет, потом я провёл руками у крана, подставив морду под ледяную струю, провернув напор носика, на третий режим, обильный. Бодрости сильно не прибавилось, да и ту усталость, что я заработал за всю жизнь, никакая холодная струя не облегчит. Горящие вены, почти касались подбородка, наверное, и на лице бы выступили, не будь ослабленной из-за травмы плеча левой стороны туловища. Я скинул плащ, потом нагрудник, полностью оголив торс. Я вращал тазом, подключая спину, потом закрутил руками, похрустел костяшками пальцев, растянул их фаланги, похлопал по плечам. Тело покраснело, задышало. Я даже несуразно поиграл мышцами перед зеркалом, которые всё ещё были, даже пресс лучше стал вырисовываться, хотя диета бухло да сигареты, всегда на ура сжигала цифры на весах.