Текст книги "World of Warcraft. Ночь Дракона"

– Нет! – взревела Синестра, вскидывая черную лапу в попытке перехватить куб…

Но поздно. Куб и Душа Демона уничтожили друг дружку без остатка. Для такой близости обе реликвии оказались слишком уж неустойчивы, и в момент соприкосновения судьба их была решена – ведь творение Балакгоса, вливая в Душу энергию, одновременно с тем тянуло ее в себя, а Душа Демона отдавать поглощенное, разумеется, не желала.

Следствием полной, окончательной гибели творения Смертокрыла оказался выплеск магических сил, пусть и не столь ужасный, как в ту минуту, когда Вериса разбила Душу Демона посохом наару, однако достаточно страшный для всякого, кто бы ни оказался поблизости.

Синестра отвернулась прочь, но опоздала. От ожога драконицу не смогла уберечь даже ее чешуя. Подземелье наполнилось вонью горелого мяса.

К тому моменту, как черная взревела от боли, ее морда сделалась в равной мере ужасной с обеих сторон.

Невзирая на боль, а, может статься, подхлестываемая ею, Синестра бросилась на соперника. Кориалстраз встретил ее лоб в лоб. Сказать откровенно, после пережитых испытаний он все еще был намного слабее нее, но когда это имело для него значение?

Клыки Синестры лязгнули у самого его горла. Кориалстраз завертел головой, уворачиваясь от ее челюстей и в то же время тесня противницу к подземелью с яйцами. У самого входа оба врезались в стену, да так, что с потолка посыпались обломки сталактитов.

Казалось, Кориалстразу вот-вот удастся оттеснить Синестру к залежам яиц и, может статься, превратить бой, чем бы он ни завершился, в уничтожение самого ценного ее достояния, но тут черная драконица отпрянула от него.

– Умно, умно, дражайший мой Кориалстраз! Аплодирую от всей души! Ах, если б Хранителем Земли был ты, а не Нелтарион! Какое достойное потомство мы породили бы на свет!

– Скорее я согласился бы спариться с кракеном!

Несмотря на открытые и, очевидно, крайне болезненные ожоги на морде, черная драконица расхохоталась.

Путь к яйцам за спиной Кориалстраза был крепко-накрепко заперт. Хлестнул он хвостом туда, где совсем недавно зиял проем, но преграда оказалась тверда, как алмаз.

– Не хочу же я опалить своих будущих детишек, – глумливо пояснила Синестра.

Земля под ногами глухо зарокотала.

Вспомнив о лавовых озерах в соседней пещере, Кориалстраз понял: исток у них всех один.

И исток этот, несомненно, тянется под Грим Батолом от края до края.

Пол подземелья дал трещину. Осколки камня брызнули в стороны, за ними вверх хлынул ток раскаленной лавы…

Ужасная гора вновь содрогнулась, но ни один из двух других сцепившихся в схватке исполинских зверей не повел даже ухом. Дрались Даргонакс с Ззераку самозабвенно. Под ударами магии второго первый то и дело натыкался на стены… а затем оба начали погружаться в камень: Пожиратель тоже обернулся бесплотным и принялся все увереннее огрызаться, пуская в ход свои устрашающие волшебные силы. Подземелье озарилось ослепительными смертоносными сполохами: плети магии, норовящие сдавить горло, звездные вспышки, стремящиеся разнести в клочья неосязаемые тела, призрачные челюсти, смыкающиеся на столь же эфемерных глотках…

Однако для Рома все это мало что значило. Прикрывавший Ириди, пока та вызволяла из пут дракона пустоты, он старался подобраться к ней, отброшенной прочь жутким врагом Ззераку, поближе. В эту минуту дворфу хотелось лишь одного – поскорей вытащить отсюда дренейку, да товарищей увести. Едва жрица, опершись на посох, сумела подняться, он заметил вдали, в стороне, Гренду.

Гренда тоже увидела Рома, и радость в ее глазах заставила закаленного воина покраснеть под густой бородой. Ром махнул ей рукой, веля уводить остальных в ближайший коридор, но тут обнаружил, что Гренда тычет пальцем куда-то ему за спину.

Оглянувшись, Ром увидел там, за спиной, Раска с двъяр’ханом в руке. Оружие драконид, видать, отнял у одного из своих прихвостней: раньше при нем ничего подобного не имелось. Несомненно, Раск рассудил, что вплотную к преследуемым может и не подобраться.

Как только дворф заметил драконида, тот выстрелил. Целил он не в Рома – в дренейку. Невзирая на риск, Ром рванулся под выстрел, встал меж дренейкой и драконидом и в то же время вскинул кверху топор.

Шипастый снаряд лязгнул о развернутое плашмя лезвие топора, но вместо того, чтоб отлететь куда-нибудь, где никому не причинил бы вреда, угодил Рому в плечо – как раз в шов стеганки. Ром закряхтел: шипы вошли в тело самое меньшее на полдюйма.

– Беги к Ронину! – крикнул он дренейке, пряча от нее рану. – Только он нас отсюда живыми и вытащит! Живей, живей!

Сам он тоже устремился за ней, но, убедившись, что Ириди твердо намерена добраться до волшебника и не сомневается, что он бежит следом, развернулся назад.

Вот только развернулся он поздновато. Лезвие тяжелого топора глубоко рассекло бок. Дворф рухнул на пол, придавив телом уцелевшую ладонь. Казалось, натужно, толчками струящаяся из раны кровь холодеет с каждым ушедшим мгновением.

На изувеченную руку опустилась тяжелая когтистая лапа. Да, рука была сломана, однако новую боль очень даже почувствовала: наступив на нее, Раск надавил так, что кость треснула еще в одном месте.

– Мерзкие дворфы…

Переступив через Рома, драконид перехватил топор и изготовился к броску. Пожалуй, только силачу вроде Раска и удалось бы метнуть такой огромный топор точно в цель.

Ром знал: смертный час его близок. Духи Гиммеля и всех остальных, павших под сводами и в окрестностях Грим Батола, собирались вокруг, готовясь принять его в свои ряды.

Однако Ром из последних сил, стараясь как можно меньше шуметь, поднялся на колени, и нетвердым шагом зашел Раску за спину. Целился тот не в Ириди, а в ничего не подозревавшего Ронина, и дворф нимало не сомневался: топор драконида покончит с волшебником, даже пущенный издалека.

Ром поискал взглядом двъяр’хан, но Раск, очевидно, куда-то забросил оружие сразу же после первого выстрела. Таким образом, шанс у раненого воина оставался только один.

Поднырнув под руку куда более рослого драконида, Ром толкнул ее вверх и в то же время вывернул запястье Раска, направляя острое лезвие топора ему в голову.

Однако, все еще исключительно сильному по человеческим меркам, сил на то, чтоб достичь этакой немыслимой цели ему не хватило. Самую малость не достав до темени, топор рассек подбородок Раска.

Зашипев от боли и ярости, чешуйчатый страж оттолкнул дворфа прочь, утер заструившуюся из пасти кровь, взмахнул топором, целя в Рома. Однако рука его дрогнула, и лезвие топора плашмя угодило дворфу по шлему.

Откатившись в сторону, Ром нащупал собственный топор, и как раз вовремя: Раск, спотыкаясь, рванулся за ним. Дышал драконид хрипло, прерывисто, но проворства ничуть не утратил. Перехватив топор поудобнее, он устремился в атаку.

Ром с оглушительным ревом вскинул топор навстречу удару.

Но драконид намного превосходил его длиной рук. Крякнув, Раск обрушил топор на упавшего воина и глубоко вонзил лезвие дворфу в грудь.

Понимая, что эта рана смертельна, Ром вскрикнул, однако вместо того, чтоб сдаться, уступить смерти, вложил в ответный удар все силы, подхлестнутые нестерпимой болью. Умелый боец, один из лучших воинов клана Бронзобородов, он ловко направил топор в обход защиты Раска… и остававшихся в нем сил хватило, хватило, чтобы отсечь голову драконида от тела!

Раск повалился на бок, а Ром упал на пол рядом с его головой. Злобный оскал не сошел с драконидовой морды даже после смерти. Рев бьющихся драконов едва не разрывал в клочья барабанные перепонки. Услышав над собой треск, умирающий дворф понял, что часть потолка вот-вот рухнет, но это его уже ничуть не тревожило. К тому времени, как обвал накроет его, никакая боль Рому будет уже не страшна.

Вдруг Ром увидел множество воинов, обступивших его кругом. Один из них – Гиммель, товарищ с прошлой войны – протягивал ему набитую трубку.

Духи тех дворфов, чьи жизни унес Грим Батол, встретили старого товарища с радостью и почетом и скрылись в бескрайних чертогах загробного мира…

Два исполинских зверя снова и снова сходились грудь в грудь, творили чары, отшвыривая друг друга прочь. Крохотных созданий вокруг Даргонакс внимания не удостаивал, но Ззераку о них не забывал. Он видел, что дворфы, волшебник, а главное – дренейка, Ириди (ее имя он узнал во время мысленного разговора), бьются не только за свои жизни, но за победу над обитающим здесь злом, злом во многом схожим с тем, сторону которого некогда держал и он сам, но теперь не питал к нему ничего, кроме искреннего отвращения.

Его, Ззераку, приволокли сюда силой, они же явились в эти подземелья по собственной воле, готовые к самопожертвованию. Эту-то готовность Ззераку и силился понять даже во время боя с Даргонаксом. Они сражались за то, что почитали дороже жизни, за то, что пойдет на благо не им – остальным…

Осознав это, он еще сильней устыдился своего прошлого, жизни духовного близнеца страшилища, с которым вел бой.

«Нет! Таким, как он, я не стану! Она сочла меня достойным! Таким, как этот, я быть не согласен! Не согласен, и все тут!»

Пусть даже чуя истинную мощь Даргонакса, пусть даже зная, как невелик шанс его одолеть, Ззераку твердо решил: как бы в итоге ни распорядилась судьба, он будет драться до конца… хотя бы ради Ириди.

Хотя бы ради нее…

Большая часть дворфов успела уйти, и Ронин сумел объяснить ящерам, что те тоже могут уходить. От скардинов осталась жалкая горстка, но с этой угрозой волшебник легко справился сам – одним заклинанием собрал их всех в кучу да зашвырнул в одну из самых дальних расселин. Удалось им уцелеть, или нет – это волшебника не интересовало ничуть. Думал он лишь о том, чтобы отыскать Верису и Краса (если, конечно, тот жив).

Бежавшая к нему дренейка, Ириди, оглянулась назад, словно бы ожидая увидеть кого-то, бегущего следом. Однако за ее спиной Ронин увидел только груду камней – обломков обвалившегося потолка.

– Ром, – пробормотал он, устремляясь вперед.

В последний раз он видел дворфа в момент появления драконида.

– Он за мной бежать должен был! – выпалила дренейка, едва они встретились. – Он…

– Поступил как настоящий воин, – откликнулся Ронин. – Сделал, что до́лжно. Теперь ему уже ничем не помочь…

Ириди разом переменилась в лице, сделавшись крайне серьезной.

– Я знала его совсем недолго, но впредь, как смогу, буду чтить его самопожертвование и следовать его примеру.

Волшебник собрался было ответить, но тут жрицу пришлось схватить и оттащить в сторону, пока еще часть потолка не рухнула прямо на них.

Уберечь обоих от этой опасности ему удалось, однако гора задрожала, затряслась, словно взбесившись. Подземные толчки, которые Ронин почувствовал совсем недавно, усилились в тысячу раз.

По полу подземелья зазмеились трещины, из трещин с шипением вырвались раскаленные газы. В подземелье воцарился удушливый жар.

Ронин бросил взгляд в сторону ближайшего выхода, но до него оказалось слишком уж далеко. В голове шевельнулась мысль о Верисе, однако он знал, как сейчас надлежит поступить, и подхватил дренейку на руки.

– Держись крепче и молись, чтоб мне хватило воли и сил повторить это еще раз!

– Но Ззераку нужна моя помощь! Он понимает, что в одиночку с Даргонаксом не справится! Он жертвует собой ради нас! Ради меня! Я чувствую! Я должна помочь ему! Я не позволю, чтоб его жертва пропала даром…

– Не время спорить! Держись!

Последние из дворфов и ящеров уже ушли. Не то, чтобы Ронин мог бы хоть чем-то помочь задержавшимся, но…

Закрыв глаза, волшебник сосредоточился.

Ударивший в уши грохот взрыва тут же сделался приглушенным, точно отзвук, донесшийся откуда-то издалека.

Вокруг было темно, однако Ронин, даже не видя ничего вокруг, понял: они снаружи. Вдобавок, поблизости слышались голоса дворфов – Грим Батол они покидали, ничуть не таясь. Их возгласы перемежались шипением, свидетельствовавшим о том, что нескольким ящерам тоже удалось выйти из кровавой бойни живыми.

Однако земля тряслась даже здесь, снаружи. Сотворивший в последние часы множество чар, Ронин был слишком слаб, чтобы отважиться на новый «прыжок», но все-таки приготовился.

Но нет, разверзлась в конце концов вовсе не земля под ногами, а склон Грим Батола.

Из трещины на волю вырвались Даргонакс и Ззераку.

Вслед им – сквозь них – ударил фонтан лавы. Нет, исполинская струя расплавленного камня ничем им не повредила. Причина явной немощи Ззераку состояла в чем-то совсем другом. В огненном зареве извержения дракон пустоты показался Ронину нездорово прозрачным, и в борьбе очевидно уступал врагу.

– Ззераку сдает, – внезапно заговорила Ириди, подтвердив опасения волшебника. – Его слишком долго держали в неволе и вытянули из него слишком много жизненной сущности, а Даргонакс, по-моему, все еще питается ею…

– И меня это ничуть не удивляет!

Тут мысли Ронина устремились к иным материям, заставив его замереть, глядя на разверзшуюся гору.

– Ириди, – обратился он к дренейке, – здесь, с дворфами, тебе ничто не грозит. Оставайся-ка с ними, ладно?

– А ты отправишься за Верисой, верно?

– И за Красом, если он еще жив, но прежде всего – да, за Верисой…

Жрица кивнула.

– Ступай. Я знаю, как надлежит поступить.

Ронин с благодарностью кивнул ей в ответ, хотя испытывал немалые угрызения совести: возможно, все, что творится вокруг, положит начало великим бедствиям для всего Азерота, а он в первую очередь заботится о своем, о личном! Даргонакса следовало остановить, если только это возможно…

Однако прежде он должен был отыскать жену.

Стиснув зубы, Ронин сосредоточил все мысли на ней. Только бы оказаться не слишком далеко… только бы суметь переместиться к той, кого он знает лучше всех прочих на свете, к той, кто лучше всех в мире знает его самого… Если она жива, Ронин ее отыщет.

Ну, а если Верисы в живых уже нет, даже Синестра с ее отродьем узнают, сколь велика может быть ярость волшебника… пусть даже в итоге он, Ронин, только погубит себя самого.

Глава двадцать третья

Лава бурлила повсюду. Да, недавно Кориалстраз, как и объяснял Верисе, сумел с ее помощью исцелиться, однако сроку, который он мог провести в лаве, оставаясь живым, в общем и целом имелись пределы.

И этих пределов он почти достиг.

Куда подевалась Синестра, красный дракон не знал: в эту минуту его окружало слишком уж много первозданных сил и энергий. Вдобавок, Грим Батол пропитался магией так, что даже осмыслить истинные масштабы этих сил оказалось невозможно. Стоило Кориалстразу подумать, будто он, наконец-то, во всем разобрался, гора снова и снова указывала ему на ошибку.

Кориалстраз неуклонно стремился вверх, а жар по пути брал свое. Чешуя его обгорела во многих местах. Мало-помалу он начал сомневаться в том, что сумеет спастись…

Но тут его голова вошла в слой прохладной земли и камня, за которыми почти сразу же последовал драгоценный воздух. Кориалстраз испустил рев, хотя то был, скорее, не рев, а шумный, жадный вдох пополам с мольбой об избавлении от пекла. Не разбирая дороги, красный дракон кувырком перелетел через вершину расколотой горы, не в силах остановиться, рухнул на ее дальний склон… и покатился к подножию.

Спасения от учиненного черной драконицей бедствия искал не только он. Кейлек защищал и себя, и Верису, как мог, хотя после пережитых испытаний юный синий дракон вполне готов был признать, что силы его вот-вот подойдут к концу. Только лицо Анвины перед мысленным взором да забота о следопытке и удерживали его на ногах.

И вот, когда лава забурлила повсюду вокруг, а для превращения ослабшему синему недоставало места, рядом нежданно возник человек, волшебник с рыжими волосами. О смертных чародеях Кейлек знал от Верисы и собственного рода достаточно, чтобы с первого взгляда узнать в нем Ронина Дрэйг’сифала… хотя великий Малигос, с тех пор, как справедливо ли, нет ли, счел рыжеволосого чародея самым сносным представителем несносного в целом ордена, полагал, что называть его «Драконьим Сердцем» – это, пожалуй, слишком.

И в этом, и в ряде иных вопросов Кейлек с повелителем синих был не согласен, но в данный момент его заботило лишь одно: человек этот – супруг высшей эльфийки и, может статься, сумеет вызволить ее отсюда.

– Вериса! – вскричал Ронин, едва увидев ее.

Подобно Кейлеку со следопыткой, он был прикрыт волшебным щитом, но его щит угрожал распасться куда быстрее, чем щит синего, а значит, Кейлек должен был поспешить.

– Забери ее с собой! – велел он, толкая Верису в объятия Ронина. – И выбирайтесь наружу! Этот туннель вот-вот затопит, как и те, что внизу!

– А как же ты? – заупрямилась Вериса. – Что же с тобой?

Видя их вместе, юный синий дракон подумал о том, что могло бы случиться, если б судьба предназначила им с Анвиной то же самое, и это решило дело. Не дожидаясь попытки явно усталого человека переправить эльфийку в безопасное место, Кейлек сам сделал все за него.

Вокруг обоих сомкнулась полупрозрачная синяя сфера – зримая разновидность окружавшего его щита. Ронин с Верисой готовы были воспротивиться, но Кейлек этого не допустил.

– Твоей магии хватит, чтоб направить эту штуку наружу! Живей!

С этим он подтолкнул сферу вперед, рассудив, что волшебнику хватит ума направить ее дальше. И сфера, и ее обитатели углубились в осыпающуюся стену и устремились прочь.

Теперь Кейлек наконец-то мог попробовать то, на что не отваживался из страха подвергнуть опасности жизнь спутницы. Для этого требовалась предельная сосредоточенность, вся оставшаяся волшебная сила… и вся вера Анвины в него.

Меняя облик, он окружил растущее тело новым, бо́льших размеров щитом, а покончив со всем этим, ринулся вверх сквозь многие тонны твердой земли и камня. Кверху он поднимался не прямо, а словно бы двигаясь в гору, так как желанием его было добраться до одного из больших подземелий, таившихся в той части склона. Именно там держали в неволе дракона пустоты, и синий хотел поглядеть, не на месте ли пленный зверь. Кейлек понимал: в одиночку ему с Даргонаксом не справиться, а вот помощь дракона пустоты – при условии, что ею удастся заручиться – сулила надежды на победу.

Токи лавы все рвались и рвались наверх, в Грим Батол. Естественным извержением здесь и не пахло, это Кейлек знал точно. Гора должна была обладать куда большей устойчивостью, а значит, происходящее могло оказаться только результатом происков Смертокрыловой супруги, вероятней всего – следствием удара по красному дракону. Хотелось бы Кейлеку отправиться ему на выручку, если, конечно, Кориалстраз еще жив, но Даргонакс казался большей угрозой. Синестра сама не понимала, кого сотворила. Настанет день, и ее отродье как-нибудь да исхитрится обернуться из слуги господином…

Внезапно скала впереди рассыпалась, и голова Кейлека оказалась в подземелье – порядком обвалившемся, однако еще не залитом лавой. Обрадованный этим обстоятельством, синий дракон устремился вперед.

И тут его накрыла волна черного света невообразимой силы. Кейлек взревел и врезался в стену пещеры. Лапы и крылья будто сковало льдом, да так, что не шевельнуться.

– Ну что ж, не этого дурня я ожидала, – ликующе провозгласила Синестра откуда-то из темноты, – но и ты мне вполне подойдешь.

Когти ее сомкнулись на лапах Кейлека, и черная драконица потащила его за собой.

Ззераку был при смерти – это Ириди и видела, и чувствовала. Она знала, что жизненная сущность драконов пустоты не бесконечна, а у Ззераку, после стольких-то мук, ее оставалось – всего ничего. Неизбежность гибели он, без сомнения, сознавал, однако к спасению жизни отнюдь не стремился.

И вовсе не из гордости, и не потому, что Даргонакса следовало остановить. Как Ириди уже заметила, причиной всему было то, что дракон пустоты надеялся каким-то образом спасти от смерти остальных – спасти от смерти ее.

«Но я этого не допущу! Я не позволю ему жертвовать жизнью хоть ради меня, хоть ради любого другого!» – в отчаянии подумала дренейка. С этими мыслями она, проскользнув мимо дворфов, и даже ящеров, очевидно, направлявшихся назад, к той самой, названной в их честь горной гряде, отыскала укрытие там, откуда могла наблюдать за боем двух исполинов вблизи. Выйдет ли из ее замысла какой-нибудь толк, Ириди не бралась даже предположить – знала одно: если Даргонакс может питаться мощью ее посоха, то и Ззераку сможет наверняка.

Призвав посох, она направила навершие на дракона пустоты и вспомнила все, чему была обучена по части сосредоточения мыслей. Отвлекаться жрица не могла: все помыслы следовало посвятить предстоящему делу.

И еще – тому, чтобы не позволить Ззераку отдать жизнь за нее.

Не сводя глаз с кристалла, Ириди направила мощь дара наару в огромного зверя… и принялась молиться об успехе задуманного.

Ззераку почувствовал невероятный прилив энергии. Миг – и удивление такому чуду сменилось пониманием. Откуда берется энергия и чего это стоит дренейке, он понял вмиг.

Она вновь отреклась от себя, чтобы спасти его, и это наполнило Ззераку чувствами, прежде ему неведомыми… гордостью не только за то, кем он был, но и за то, каким сумел стать. Драконы пустоты не имели настоящего прошлого, истинного наследия, из коего могли бы что-либо почерпнуть – ведь на свет они появились, как он узнал от других, из искаженных энергиями иного мира яиц того же самого рода черных драконов, что породил и Даргонакса.

Единственная разница заключалась в том, что Ззераку – не в пример Даргонаксу – отвергал такое родство. Не обреченный на зло, он мог сам выбирать себе участь, будь это хоть жизнь, хоть смерть.

Засияв ярче, дракон пустоты снова пустил в ход магию. Под новым, куда более яростным шквалом молний Пожиратель опешил, подался назад.

Ззераку захохотал… и стрелою помчался за ним.

Исполинские звери кружили над пышущей пламенем горой, точно пара огромных стервятников, не поделивших устланного трупами поля битвы. Даргонакс обрушился на дракона пустоты сверху, однако оба – в который уж раз – прошли один сквозь другого, не встретив сопротивления.

Ириди чувствовала, что Ззераку все еще не хватает сил одолеть творение Синестры. Сберегая собственные силы, дренейка опустилась на колено и снова сосредоточилась, выжимая все, что возможно, из посоха… и из себя самой.

– Больше нельзя! – взревел Ззераку, ощутив новый прилив энергии. – С тебя хватит! Беги! Беги, дальше я его сам!

Но Даргонакс, приглядевшись к жрице с небес, заревел в ответ:

– За зверушку свою можешь не опасаться! Скоро я славно угощусь и ею, и ее силами!

Ириди знала, что большинство драконов – создания невероятного ума, но хитроумие Даргонакса намного опережало его ничтожный возраст. С какой стороны ни взгляни, любое его достоинство превосходило все мыслимые пределы. Синестра сверх всякой меры ускорила его телесное и умственное развитие – так сколь же Даргонакс станет грозен, если позволить ему прожить хоть год?

Все эти опасения придали жрице решимости. Устремив взор внутрь себя, она потянулась мыслью к той крохотной частице, с которой подавляющее большинство смертных не расстанется никогда… но ради Ззераку Ириди уже не могла позволить себе такой роскоши.

Потому она пожертвовала и этими крохами. Переданная через посох, ее сущность прибавила дракону пустоты еще толику сил.

Ззераку вновь налился мощью. Более устрашающий, чем когда-либо, дракон пустоты захлопал крыльями. Порожденный их взмахами и волшебством Ззераку порыв ураганного ветра ударил Даргонакса в грудь. Сумеречный дракон обернулся бесплотным, но от удара Ззераку все-таки не ушел – ведь в поток воздуха были вложены могущественные силы, полученные от посоха… и от Ириди.

На одном из его крыльев вспыхнула, пробуждаясь к жизни, искорка света. На задней правой лапе засияла вторая, третья возникла посреди брюха… и всякий раз сумеречный дракон испускал стон.

Получается!

Ослабла Ириди смертельно, однако сердце ее затрепетало от радости. Еще чуть-чуть, и Ззераку уничтожит Даргонакса!

Но тут из объятой пламенем горы вырвался черный луч. Дренейка ожидала, что луч ударит в дракона пустоты, но нет – свет настиг Даргонакса сзади.

Однако сумеречный дракон не заревел от боли – наоборот, торжествующе взвыл.

– Да-а-а!!! – заорал он всем, кто мог его слышать. – Еще! Еще, еще!..

Прежде, чем изумленный Ззераку успел сдвинуться с места, Даргонакс ринулся на него, впился в крылья дракона пустоты когтями, налившимися, заблестевшими угольной чернотой. Невзирая на то, что Ззераку оставался бесплотным, сумеречный дракон сумел удержать его без труда. Как ни пытался дракон пустоты вырваться из его беспощадных когтей, его чудовищный враг хватки не ослаблял.

– Ты столько раз кормил меня, – с издевкой протянул Даргонакс, – так угости и еще разок, на прощание!

Сумеречный дракон отвел голову назад. Ззераку завизжал, его тело подернулось рябью, точно нереальное, всколыхнулось, будто начиная обращаться в туман.

– Нет! – вскрикнула Ириди: она ведь была так близка к спасению Ззераку. – Нет! Пожалуйста!

Ззераку чувствовал: он ускользает за грань. Он был обречен. Хотелось лишь одного – чтобы вместе с ним не погибла храбрая маленькая дренейка. Как же она благородна! Как мужественна и верна! Будь проклят он, еще недавно глубоко презиравший не только ее, но и всех, кто невелик ростом! Несмотря на ничтожную величину, несмотря на нежное, уязвимое тело, они куда восхитительнее него!

Но, как ни старался он, как ни настаивал, рвать связь Ириди отказывалась. В решимости помочь ему она была так же тверда, как и Ззераку – в решимости спасти ее.

Что ж, если так, ему оставалось только одно. В последний раз издав вызывающий рев, дракон пустоты принялся развеивать чары, позволявшие когтям Пожирателя удержать его в бесплотном облике.

Атаковав, Ззераку почувствовал: его мощь нашла в Даргонаксе отклик. Пожиратель в свой черед завизжал… но почти сразу же снова собрался с силами.

– Нет уж, – осклабился темный зверь. – Нет уж, не выйдет…

Щупальца его магии оплели самое существо Ззераку, принялись буквально рвать его на куски… и он больше ничем не мог ни помешать этому, ни помочь дренейке. Как ни старался дракон пустоты сохранить целостность, все было напрасно. Жизнь ускользала. Поглощая врага, сумеречный дракон разросся до ужасающей величины. Разум Ззераку дробился на части. Почти утративший облик дракона пустоты, он сделался похож на какую-то гротескную, чудовищную кляксу. Последняя внятная мысль, с трудом порожденная им, была обращена к дренейке.

Прости! Прости, друг…

Целиком поглотив сущность Ззераку, Даргонакс вобрал в себя и мощь посоха, и силы Ириди.

Дренейка вздрогнула. Устоять – хотя бы на коленях – она уже не могла. Застонав, Ириди рухнула на землю. На сей раз посох, выпавший из ее рук, не исчез – всего лишь глухо загремел о камни и замер у ее ног.

Свет большого кристалла померк, навершие посоха превратилось в простой тусклый камень.

«Я проиграла, – поняла жрица. – Столько стараний… и я подвела тебя, храбрый Ззераку… друг…»

С великим трудом подняла она голову, вопреки очевидному надеясь, что Ззераку еще сможет взять верх…

Но нет, дракон пустоты со стоном рассеялся, обернулся клубящимся облаком энергии, и Даргонакс одним вдохом вобрал его в себя.

Издав торжествующий рев, сумеречный дракон еще прибавил в величине.

Это ужасное зрелище подкосило Ириди сильнее всех ее собственных мук. Корчась от боли, жрица бессильно уронила голову… и потеряла сознание.

Унесшая Ронина с Верисой из недр горы сфера поравнялась с землей возле дворфов и открылась. Едва оба выступили наружу, огромный шар бесследно исчез.

Навстречу им бросилась Гренда.

– Вериса! Волшебник! Хвала богам! А остальные?

Ронин покачал головой.

– Хоть сколь-нибудь точно ничего не могу сказать ни о ком… кроме Ириди и Рома.

В глазах дворфской воительницы отразился страх.

– Ром? Хочешь сказать, он…

– Пал в битве и уволок с собой какого-то драконида.

– Раска, по всей вероятности, – уточнила Вериса.

– Он… мы будем чтить его вечно, – с трудом сдерживая чувства, откликнулась зарумянившаяся Гренда. – А что же с дренейкой? – спросила она, явно стараясь отвлечься от мрачных мыслей.

– Должна быть где-то неподалеку…

Отсветы пламени, полыхавшие над Грим Батолом, позволяли видеть довольно далеко, пусть даже время от времени угасали.

В этот миг рев с неба заставил всех поднять взгляды. Над землей, словно некое адское божество, парил Даргонакс. В зареве извержения один вид его внушал ужас.

– Что случилось с драконом пустоты? – спросил волшебник.

– Из Грим Батола вырвалась на волю какая-то жуткая черная сила, укрепившая мощь этой зверюги. А бледно-голубой луч, коснувшийся Ззераку, тоже на время придал ему сил, но этого оказалось мало…

– Бледно-голу… Ириди! Наверняка это она пыталась ему чем-то помочь! Надеюсь, все это ее не…

Но прежде, чем Ронин успел сказать что-либо еще, Даргонакс взглянул вниз, на крохотные фигурки, и захохотал.

– Приглядитесь как следует к убогим окрестным землям да насладитесь этой картиной сполна, мои маленькие лакомые кусочки… ибо это – последнее, что вы увидите в жизни…

Волшебник досадливо крякнул.

– И почему они всякий раз изрекают нечто подобное?

С этими словами он шагнул вперед, заслоняя собою Верису и Гренду.

– Вы все разбегайтесь в стороны! Возможно, мне удастся задержать его настолько, чтобы остальные…

– Я без тебя никуда не побегу! – заявила эльфийка.

– И ни один дворф больше не побежит от какой-то ящерицы-переростка! – вскричала Гренда.

Ее клич породил бурю согласных возгласов со стороны воинов, столпившихся рядом.

Времени на споры у Ронина не оставалось: Даргонакс уже несся вниз. В надежде сообразить, что тут можно поделать, волшебник принялся лихорадочно вспоминать все, что знал о драконах. К этой минуте он успел порядком устать, да и в лучшей форме вряд ли сумел бы отразить атаку такого громадного зверя.

Вряд ли… но все-таки нанес удар.

Вокруг Даргонакса возникли белые путы, на вид – похожие на те, что удерживали в неволе Ззераку, но сплетенные куда затейливее.

Пряди магии охватили сумеречного дракона, стягивая распростертые вширь насколько хватало глаз крылья. Взревев от ярости, Даргонакс камнем рухнул вниз.

Но вдруг его тело сделалось полупрозрачным, и волшебные путы Ронина продолжили падение без него, сами по себе.

Даргонакс замерцал, снова обрел осязаемость, встряхнул головой и как ни в чем не бывало понесся к крохотным фигуркам, сгрудившимся на земле.

«Мы обречены, – понял Ронин. – Все мы вот-вот погибнем, а у меня нет сил даже отправить Верису в безопасное место…»

Даргонакс разинул необъятную пасть.

Встрепенуться Кориалстраза заставила острая боль – острая боль в знакомом месте.

Подняв голову, красный дракон уставился на то место, куда был ранен черным кристаллом. Нет, кристалл тут был ни при чем: боль причиняло нечто, сокрытое кристаллом, как вещью более очевидной.