Текст книги "Мари Галант. Книга 2"

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Сюрпризы капитана Лефора

Солнце стояло в зените, когда они прибыли во двор форта Сен-Пьер. Ив подхватил Жюли под мышки и опустил наземь.

– Милое дитя! – сказал он. – Подержите мою лошадь. У меня много дел, для вас это будет неинтересно.

Лефор оставил стремена и тоже спрыгнул на землю. Лагарен и Байярдель, давно ожидавшие его возвращения, при виде Лефора бросились ему навстречу. Байярдель подбежал к приятелю и, задыхаясь, сообщил:

– Четверть часа назад прибыла ее высокопревосходительство и сейчас же пошла навестить майора.

Лефор улыбнулся. Он положил руку приятелю на плечо и шепотом прибавил:

– Бог мой! Лишь бы на сей раз сердце ее не обмануло!

Он пожал плечами и обратился к Лагарену:

– Капитан! Я займу на время кабинет генерал-губернатора. Майора Мерри Рулза, должно быть, освободят после возвращения ее высокопревосходительства. Передайте госпоже Дюпарке, чтобы она непременно меня дождалась. А Мерри Рулза приведите ко мне.

Лагарен заверил, что все понял, и все трое направились к кабинету генерал-губернатора.

Жюли стояла во дворе, рядом с постом, держа под уздцы лошадь флибустьера. Она сжимала уздечку, словно опасалась, что кто-нибудь захочет отнять у нее лошадь. Все, что имело отношение к Лефору, принадлежало и ей. Жюли долго провожала его взглядом. Когда он исчез за низкими воротами, ведущими в форт, она почувствовала, как сжалось ее сердце: ей вдруг показалось, что Лефор снова покидает Мартинику. Возможно ли, чтобы вот так закончилась ее прекрасная мечта?

Жюли насупилась; впервые в жизни у нее пропало желание смеяться. Как она изменилась!

– Здравствуй, Жюли! – крикнул из будки стражник. – Здравствуй!

Она обернулась, вглядываясь в полумрак комнатушки, и с трудом узнала Сент-Круа. Жюли знавала его в те времена, когда состояла на службе у господина де Сент-Андре; он был тогда факельщиком и отчаянным бабником и не раз увлекал ее в придорожные канавы.

Сент-Круа вышел вперед. Жюли увидела, что он напялил форму старшего канонира.

– Здравствуй, милашка Жюли, – повторил он. – Ну что, по-прежнему боимся волка?

– Довольно шуток! – поджав губы, отвечала она. – Я вас знавала солдатом с алебардой. Что вы сделали со своей жердью?

– Милая барышня, ты же сама мне ее сломала, помнишь? Латюлип, будь он здесь, освежил бы твою память. Пришлось мне сменить пику на банник.

– С чем тебя и поздравляю!

– Я слышал, ты пристрастилась к дворянам? Может, люди лгут?

Жюли вспомнила о шевалье де Мобре и без особого волнения про себя подумала: о ее романе с Режиналем стало известно в форте. До чего болтливы бывают люди!

Сент-Круа подошел ближе и хотел было ущипнуть ее за подбородок со словами:

– Помнишь, как мы с Латюлипом оспаривали тебя друг у друга?

– Черти! – рассердилась она. – Вы меня тогда чуть не угробили, ни один из вас даже не подумал обо мне!

Она грубо расхохоталась; врожденная смешливость взяла свое. Тем не менее она успела ударить канонира по руке, и тот заметил с обидой:

– Одичала ты, сестричка!.. А чья это лошадь?

– Разве ты не видел, как мимо тебя прошел капитан Лефор?

Сент-Круа тоже рассмеялся:

– Что у тебя может быть общего с капитаном Лефором, куколка?

– Пока не знаю, – вздохнула она. – Теперь, похоже, наступил мой черед оспаривать его у других женщин.

– Вот это да! – присвистнул Сент-Круа. – Все женщины одинаковы, слово солдата! Все только и думаете о капитане, словно с ума посходили! Ты, значит, тоже?

– Да, – призналась она. – Но мне повезло больше: я вот еще и лошадь сторожу! И знай: за здорово живешь я ее не отпущу.

– Ладно, подожду, когда капитан уедет. Может, тогда повезет больше!

Она посмотрела ему прямо в глаза и, ударив себя в грудь кулачком, сказала с таким выражением, что у канонира пропала всякая охота шутить:

– Капитан прочно занял место вот здесь и останется там навсегда. Прощай, Сент-Круа!..

* * *

– Майор Мерри Рулз! – доложил стражник.

– Впустите! – приказал Лефор.

Он расхаживал по кабинету, задумавшись и сцепив руки за спиной. Флибустьер услыхал шаги майора, затем стук двери, притворенной стражником, но не повернул головы.

– Вам повезло, – заговорил он, не глядя на освобожденного пленника. – Не знаю, осознаете ли вы свое счастье, но знайте: изо всех окружавших вас мошенников в живых остались вы один. Вам известно, Мерри Рулз, что сталось с Сигали и Босолеем. Вы услышите первым о том, что Пленвиль разделил их участь. Демаре, кстати, тоже, но он не в счет. Короче говоря, майор, вы вышли из этого переплета целым и невредимым!

Впервые со времени появления Мерри Рулза в кабинете флибустьер подошел к нему и пристально на него посмотрел. Мерри Рулз и бровью не повел. Он был бледен и безвольно опустил руки. Ив приметил на его запястьях красные следы, оставленные кандалами.

– Вы не отвечаете? – спросил Лефор. – Вам нечего сказать?

Он снова отвернулся и заметался по кабинету, как зверь в клетке. В глубине души он забавлялся: ведь ему было известно, как Рулз переживает свое положение. Лефор не мог не позволить себе более впечатляющей мести и пользовался случаем помучить майора.

Он выждал некоторое время, но Рулз упрямо молчал.

– Вот что я вам скажу, майор… Вы поймете, что значит данное слово, даже когда его вырвали силой. Госпожа Дюпарке решила в соответствии с обещанием, которое вы заставили ее дать, просить его величество об амнистии виновных в бунте, в результате которого пострадал остров, а вместе с ним и сама госпожа Дюпарке. Вас помилуют, учитывая настойчивую просьбу этой восхитительной особы. Я же действовал так, чтобы королевское правосудие не совершило ошибки. Истинных виновных я уже наказал. Вас же я помилую, потому что меня за вас просила госпожа Дюпарке. Делаю я это против воли, сударь, поверьте! Милость, которую я вам оказываю, превращает меня в клятвопреступника! Ведь я поклялся отрезать вам уши…

Он невольно стал наступать на Мерри Рулза, и тот попятился перед грозным флибустьером.

– К несчастью, – немного спокойнее продолжал Лефор, – я обещал ее высокопревосходительству, что не стану вас калечить. Тем не менее вы заслуживаете наказания…

Он заметил, что Мерри Рулз вздохнул свободнее.

– Вот какое будет наказание: вы должны мне поклясться, что трижды в день станете прикасаться к своим ушам, которые я вынужден оставить как украшение на вашей отвратительной роже. Поглаживая себя по ушам, вы будете повторять: «У меня давно бы их уже не было. Лефор оставил их, чтобы я всегда помнил: я был предателем, но обязан исправиться!» Клянитесь!

– Клянусь! – едва слышно подхватил Рулз.

Лефор улыбнулся:

– Теперь вот еще что. Завтра день святого Людовика. Я бы хотел, чтобы этот королевский праздник совпал с другим, новым и искренним: клятвой верности ее высокопревосходительству. Вы это организуете. Принимайтесь за дело сию минуту. Вам возвращаются ваши права. Я хочу посмотреть, как вы справитесь…

– Капитан Лефор! – пролепетал Мерри Рулз. – Клянусь верой и правдой служить ее высокопревосходительству госпоже Дюпарке и быть ей таким же хорошим помощником, как вы, окажись вы на моем месте. Я признал свои ошибки, а госпожа Дюпарке мне только что призналась, что сказала вам об этом. Я бы хотел…

– Вы еще чего-то хотите, майор? – агрессивным тоном заговорил Лефор.

– Да, капитан. Я бы хотел принести вам свои извинения.

– Спасибо. Принимайтесь за дело и покажите, что достойны доверия, снова нами оказанного вам. Прощайте, сударь.

Мерри Рулз развернулся и направился к двери.

Когда он ушел, Лефор разразился громким смехом и потер руки. Он представлял себе, как Рулз поглаживает собственные уши трижды в день и думает о нем, Лефоре. Это было смешно. Он был доволен всем, что натворил.

Лефор вышел во двор. Генеральша держала речь перед ротой солдат. Флибустьер не торопясь подошел к ней, поклонился и подождал, пока она отдаст последние распоряжения.

Наконец госпожа Дюпарке обратилась к Лефору:

– Я все знаю. Я видела Жюли, она все мне рассказала.

– Наверняка не все, – возразил Лефор. – Мне нужно сообщить вам еще кое-что. Во-первых, ваше высокопревосходительство, у Мерри Рулза отныне будет своеобразный тик. Вы увидите: он то и дело станет потирать уши. Но вы не должны беспокоиться. Пока это будет продолжаться, можете спать спокойно. Во-вторых, завтра по случаю дня святого Людовика население острова снова принесет вам клятву верности.

– Спасибо, Лефор, – с волнением в голосе поблагодарила она.

Он прошел несколько шагов с ней рядом, не произнося ни слова. Они, сами того не сознавая, направлялись к потерне, и Ив увидел, что Жюли стоит все на том же месте и держит его лошадь.

Вдруг мимо поста охраны промчался всадник и сейчас же спрыгнул наземь.

Лефор признал в нем Каната. Дернув подбородком, он приказал ему подойти, и тот повиновался, остановившись всего в нескольких туазах от высокопоставленных особ, главным образом из уважения к генеральше.

– Капитан! – обратился он к Лефору. – «Вааи-Оп», голландский фрегат, идущий из Бас-Тера на Сент-Кристофер, только что бросил якорь в Сен-Пьере. Отец Фейе находится на его борту и желает видеть ее высокопревосходительство.

– Проводите его в замок Монтань, – приказал флибустьер. – Госпожа Дюпарке примет его. Это хорошо, – продолжал он, поворачиваясь к Мари. – Отец Фейе подоспел вовремя: завтра же он зачитает населению королевские грамоты.

– Капитан! – продолжал Канат, когда Лефор замолчал. – Капитан Вриккен с «Вааи-Опа» сообщает: он встретил в море английскую эскадру, которая держит курс на Мартинику.

– Отлично! – воскликнул Лефор. – Возвращайтесь на судно, Канат, и передайте, что я скоро прибуду.

Когда матрос направился прочь, Лефор обернулся к генеральше.

Он увидел, что госпожа Дюпарке необычайно взволнована. Обе руки она прижимала к бурно вздымавшейся груди.

Лефор почесал в затылке и загадочно усмехнулся:

– Полагаю, мадам, сейчас у нас с вами на уме одно и то же имя.

Она вздрогнула.

– Да-да, – продолжал он, – готов голову отдать на отсечение! Я ни в чем не стану вас упрекать, но позволю себе напомнить вам, что предупреждал вас относительно шевалье де Мобре.

– Лефор! – вскрикнула она, повиснув у него на руке. – Что с нами будет? Не покидайте меня…

Лефор не отвечал. Он бросил быстрый взгляд на Жюли, державшую его лошадь. Он поморщился и, наконец, приняв решение, потер руки:

– Лошадь мне больше не нужна… Думаю, Жюли позаботится о ней до моего возвращения. Могу ли я просить вас, ваше высокопревосходительство, лично передать ей просьбу позаботиться об этом животном до тех пор, пока я не вернусь?..

– Что за странные причуды, капитан?.. Почему вы говорите так о Жюли?

– Ах-ах! – всплеснул он руками. – А вы почему говорили мне о Мерри Рулзе в таком тоне? Разве же я могу забыть, что обязан жизнью этой милой девочке?.. Нет, никогда, никогда мне не хватит смелости ей сказать, что я поднимаю якорь… Уведите ее. Уведите и успокойте. Скажите ей… скажите…

Он помедлил, а затем продолжал:

– Скажите ей, что Лефор вернется и что, черт подери, он еще никогда не нарушал своего слова.

Мари взяла его за руку и с чувством ее пожала.

– Если я этого и не скажу, – благодарно улыбнулась она, – утешить ее я все же смогу! Доверьтесь мне!

Он казался очень взволнованным. Мари увидела, как Лефор круто повернулся на каблуках и пошел в противоположную сторону. Мари поняла, что Лефор хочет избежать душераздирающего прощания. Она поспешила к выходу.

– Садись верхом, Жюли, – приказала она, после того как ей тоже подали лошадь. – Позаботишься о лошади капитана. Он нас догонит… Едем, детка, едем. Я тебе потом все объясню…

* * *

На рассвете все три фрегата приготовились к выходу в море.

Матросы «Пресвятой Троицы» поднимали якорь. Другие поднимали паруса.

Корабль Лефора первым отдал швартовы, опередив «Принца Генриха IV».

Жители острова все прибывали в бухту Сен-Пьер. Берег уже кишел любопытными поселенцами, нарядно одетыми по случаю принесения новой клятвы верности ее высокопревосходительству.

Стоя на юте, флибустьер не мог оторвать глаз от берега, которого, возможно, ему никогда не суждено больше увидеть. Он видел возвышение, на которое скоро поднимется Мари об руку с Мерри Рулзом.

Он улыбнулся. Ему вдруг пришло в голову, что жизнь богаче фантазии…

Никогда, однако, ему прежде не было так тяжело покидать берег.

Солнце уже поднималось, вот-вот оно должно было предстать во всем блеске. Капитан подумал, что Мари, наверное, никогда еще не переживала дня прекраснее, чем этот. И этим она обязана ему!

Он отлично понимал, что память о нем сохранят в своих душах две женщины. Они не могли ревновать его друг к другу, и он про себя отметил, что судьба к нему очень благосклонна с того дня, как он встретил на своем пути генерала Дюпарке.

Фрегат капитана Сен-Жиля на всех парусах пошел вслед за «Принцем Генрихом IV».

В эту минуту грянули пушки форта, подняв огромное облако дыма, за которым скрылась Лысая гора.

Лефор был по-настоящему тронут.

Залпы следовали один за другим, ядра отскакивали рикошетом от водной поверхности.

Флибустьер повторял, словно убеждая себя в собственной победе и славе: «Они стреляют ядрами! Ядрами!»

Он обернулся и кликнул Шерпре. Когда помощник встал рядом, Лефор приказал:

– Отсалютуйте в ответ ядрами и поднимите два вымпела, чтобы капитан Лашапель и капитан Сен-Жиль последовали нашему примеру.

Вскоре палуба задрожала под ногами у искателя приключений. Он был в своей стихии. Лефор оживал. В ноздри ему ударил запах сгоревшего пороха.

Про себя он повторял клятву, которую сейчас произносили тысячи колонистов, офицеров и солдат:

«Мы обещаем и клянемся генерал-губернаторше госпоже Дюпарке, как верноподданные ее величества и истинные католики, служить ей честно и верно, признавать приказы Адмиралтейства, адмиралов, вице-адмиралов, капитанов и других поставленных над нами командиров, уважать их и повиноваться им, а также в точности исполнять правила и ордонансы, принятые по поводу нашей службы. Помоги нам Бог…»

Тыльной стороной ладони он вытер нос, потом обернулся, сложил руки рупором и заорал:

– Эй, монах Фовель! Эгей! Святой отец! Приподнялась крышка люка, показалась тонзура монаха.

– Прикажите высушить порох, гром и молния! – крикнул Лефор. – И попросите команду спеть песню, ну, ту…

– Хо! – с улыбкой вскричал монах. – Они разучили новый мотивчик в Сен-Пьере. Сейчас услышите!

Сотни голосов грянули песню, подхваченную ветром. Зазвучала креольская народная песня, простенький напев негритянок из Сен-Пьера, полюбившийся матросам:

 
Когда дружок ко мне вернется,
Его я крепко обниму.
Ах, как же счастливы мы будем
Во все оставшиеся дни!