Текст книги "Мари Галант. Книга 2"

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Кардинал

Лефор сидел на диване в просторной приемной. Перед ним висел огромный гобелен, представлявший сценку из жизни селян, где каждый сюжет поясняли подписи в вышитых рамочках. В приемной находились четыре гвардейца, они переговаривались между собой, но флибустьер не обращал внимания ни на них, ни на висевшее перед ним творение мастеров. Он неотрывно следил за двустворчатой дверью, за которой исчез Лаферте Сен-Нектер. Дверь вела в кабинет кардинала Мазарини.

Ив сильно волновался. Командор де Пуэнси был самым высоким чином, с которым флибустьеру приходилось иметь дело до сих пор. Но генерал-губернатор жил в форте, то есть в привычной для Лефора обстановке, точно соответствовавшей его натуре. Оказавшись в пышном Лувре, недавно отделанном лучшими художниками и архитекторами, капитан растерялся.

На корабельной палубе не то что кардинал – сам король не заставил бы Лефора стушеваться, а сейчас Ив размышлял, как держаться при встрече с его высокопреосвященством, если даже теперь, в приемной, он не смел ни к чему прикоснуться.

Наконец дверь распахнулась и капитан Сен-Нектер появился на пороге. Он улыбнулся, заговорщицки подмигнул флибустьеру и пошел к нему, в то время как лакей закрывал за ним дверь.

– Капитан Лефор! – объявил Сен-Нектер. – Его высокопреосвященство сейчас примет вас.

– В каком он настроении? – уточнил Ив. Сен-Нектер снова улыбнулся:

– Думаю, в превосходном! Я рассказал, при каких обстоятельствах мы нашли вас в «Лисьем хвосте», и, должен признаться, его высокопреосвященство долго смеялся! Ваш новый подвиг не повредил вам в его глазах, наоборот, можете мне поверить! Еще четверо или пятеро разбойников перестанут грабить честных прохожих! Пусть это послужит уроком остальным негодяям…

Сен-Нектер взглянул на собеседника с нескрываемым восхищением:

– Надеюсь видеть вас нынче в нашей компании. Моя рота и наши ближайшие друзья – все мы будем рады вас поздравить…

– Кстати, – спохватился Лефор, – хотел бы я знать, как мне найти отца Фейе и отца Фовеля, когда я выйду отсюда. Мы договорились встретиться в «Лисьем хвосте», но теперь, когда достойнейший хозяин таверны арестован, ее закроют!

– Ах ты, Господи! – вскричал Сен-Нектер. – Мы же от отца Фовеля узнали, где вас искать, а начальник полиции не мог взять в толк, какая муха вас укусила. Он просил его дождаться, а вы неожиданно сбежали!

– Капитан Сен-Нектер! – торжественно проговорил Лефор. – Должен вам признаться: такой человек, как я, – вы храбрый солдат и легко меня поймете! – ощущает себя не в своей тарелке, лишившись доброго клинка и не чувствуя, как шпага задевает его по икрам. Вот это со мной и произошло. Я отправился на поиски старьевщика, чтобы добыть шпагу. Черт меня побери, но этот старьевщик оказался таким разбойником, как те, которых я уложил в «Лисьем хвосте»: он продал мне ржавый клинок, да еще запаянный! Впрочем, я так и не услышал, где могу найти обоих монахов…

– Нет ничего проще. Вполне вероятно, что у отца Фейе состоялся серьезный разговор с кардиналом. А отец Фовель принял предложение начальника полиции, и вы сможете найти святого отца в особняке господина Тардье, в Малом Шатле.

Успокоившись на этот счет, Ив вновь перевел взгляд на дверь в кабинет и больше не сводил с нее глаз. Его с минуты на минуту могли вызвать. И он окажется перед первым после его величества лицом в королевстве, человеком, которого слушается сам король, человеком не менее могущественным, чем король.

– Его высокопреосвященство, – пояснил Сен-Нектер, – хотел, как мне показалось, видеть немедленно, но у него была назначена встреча с чрезвычайным послом Голландии. Однако я не сомневаюсь, что он сократит время беседы. Во всяком случае, он заставил меня дать слово, что я никуда вас не отпущу! – Он рассмеялся: – Считайте, что вы мой пленник.

Ив огляделся:

– Хм! По крайней мере, здесь лучше, чем в тюрьме, которой мне грозил некий Мерри Рулз из Сен-Пьера на Мартинике.

– Что за Мерри Рулз? – спросил мушкетер. Флибустьер открыл было рот, чтобы ответить, в красках описав вице-губернатора острова, когда дверь в кабинет распахнулась и гвардеец назвал его:

– Капитан Ив Лефор!

Ив вскочил с дивана как ужаленный. Сен-Нектер поднялся вслед за ним и взял его за руки:

– Удачи, капитан! Сегодня вечером вы найдете меня в зале для охраны, внизу, и расскажете, как прошла встреча.

Флибустьер кивнул и уверенно зашагал к кабинету.

Кардинал в пурпурном одеянии сидел сбоку от бескрайнего стола, отделанного позолотой в углах и по краям. Голову его высокопреосвященства прикрывала небольшая круглая шапочка без полей, на коленях он держал серую обезьянку и скармливал ей крошки от пирога.

Позади него на перекладине сидела обезьяна покрупнее в платье фрейлины; животное смешно жеманничало, то и дело проводя черными сухими лапками по голой мордочке.

В углу на изящном столике дымилась курильница. Время от времени лакей подходил и бросал в нее ароматические свечки с амброй и жасмином.

Лефор испытывал все большее смущение. Комната благоухала тысячью ароматов. Ив заметил, что кардинал, как и его обезьянки, был надушен с головы до ног. Ходили слухи, что его высокопреосвященство заказывал у итальянских монахинь масла, румяна, душистые кремы. Кстати, испанские перчатки прелата, лежавшие неподалеку от него на столе, благоухали мускусом.

Когда Ив осмелел и заглянул кардиналу в лицо, то убедился, что длинные черные усы его высокопреосвященства с подкрученными вверх концами приклеены к щекам при помощи желатина, введенного в обиход Филиппом IV. Кардинал был в лентах и кружевах, что вызывало кривотолки, так как его высокопреосвященство обвиняли в том, что он живет в роскоши, и многие презирали этого принца церкви, нежного, надушенного, окружавшего себя не только животными, отвратительными на взгляд посетителей, но и клоунами, певцами, танцовщиками и комедиантами.

Его высокопреосвященство любил пожить на широкую ногу, с большим вкусом, что во Франции еще не было принято, тогда как коновалы и «судейские крючки» из Марэ или с площади Мобер полагали, что предаются разгулу, когда в хорошую погоду по воскресеньям всего-навсего отправлялись на старых клячах в свои сюренские или баньолетские сады подобрать остатки смородины или собрать вишню.

Внушительных размеров книжный шкаф украшал кабинет, многие вещицы в нем указывали на то, что кардинал большой любитель и знаток хороших книг, статуй, картин, всякого рода произведений искусства. В период Фронды его звали «человек с библиотекой», потом – «строитель конюшен», поскольку, как и король, его высокопреосвященство питал страсть к лошадям.

Лефору бросилось в глаза богатство, позволявшее злым языкам поносить его высокопреосвященство: его дворец, уменьшенная копия дворца Тубеф, был превращен в настоящий музей, чего не могли простить кардиналу члены парламента; повсюду статуи и мраморные безделушки, получившие от притворно-скромных янсенистов прозвище «бесстыдной наготы», – ханжи особенно напирали на то, что эта античность обошлась более чем в две тысячи экю. Существовали кабинеты черного дерева, мраморные столы, высеченные в форме птиц или украшенные драгоценными камнями и золотом. Но на фоне всего этого богатства Ив видел лишь человека в красном, игравшего с обезьянкой!

– Капитан Лефор! – произнес пронзительный голос с сильным неаполитанским акцентом. – С тех пор как вы в Париже, все только о вас и говорят.

Ив выпрямился, но не нашелся что ответить.

Кардинал улыбнулся. Ив не мог понять, чего в его улыбке больше: доброжелательности или скрытой угрозы. Его высокопреосвященство продолжал:

– Вы убили и ранили уже восьмерых. Это многовато! А прибыли вы в наш славный город Париж только вчера вечером, насколько мне известно. Бог мой! Как вы скоры! Неужели все такие на островах, откуда вы явились, капитан?

– Ваше высокопреосвященство… – залепетал флибустьер.

Мазарини махнул рукой: – Довольно, сударь…

Ив почувствовал, что стал таким же красным, как мантия кардинала. Он явился за поздравлениями, за благодарностью, а его отчитывают. Это он ненавидел больше всего на свете. Ясно, что перед человеком, прославившимся своими добродетелями, Лефор держался деликатно и почтительно, а когда и по отношению к нему проявляли доброту, становился угодливым и раболепным; но не дай Бог кому-нибудь его задеть: он мгновенно вспыхивал и загорался жаждой мщения. Вот и теперь Лефор так и вскипел. Он сделал шаг назад.

– Королевский судья по уголовным делам Жак Тардье рассказал мне, как вы проводили время в Париже, – продолжал кардинал, он поднялся и не спеша принялся расхаживать по огромному кабинету.

Когда тот проходил рядом с Ивом, он почувствовал, как от мантии пахнуло духами. Кардинал напоминал ему женщину из высшего общества Сен-Пьера, гордячку и ломаку, которая на манер тропических цветов источает разнообразные запахи, стараясь уберечься таким образом от жары. Но зимой кардиналу ни к чему было прибегать к тем же средствам.

Проходя рядом с флибустьером, его высокопреосвященство неодобрительно покачал головой и поморщился:

– О Боже, капитан! Чем от вас пахнет!

– Табаком! – отрапортовал Ив. – Его выращивают на холмах Сент-Кристофера, ваше высокопреосвященство, и я привез с собой не меньше трех фунтов…

Кардинал снова покачал головой и вернулся к столу.

Он вздохнул, после чего произнес:

– До чего странные эти военные! Самые храбрые мои мушкетеры похожи на вас, капитан: курят эту отраву! Почему только мужчины так поступают?

– Не только! – задетый за живое, возразил Ив; к нему постепенно возвращался дар речи, и он начинал забывать, где находится. – Позволю себе заметить, ваше высокопреосвященство, что на островах женщины тоже курят. У них на юбке есть дырочка для трубки. А самые отважные из них те, что курят больше других…

Кардинал пожал плечами и заметил:

– Послушать вас, так эта гадкая трава полезна?

Ив только поклонился в ответ.

– Ну что ж, капитан, – решительно продолжал кардинал, – вам повезло, что вы у нас в Париже недавно. Со времени вашего приезда вы себя ведете так, что недолго и на плаху угодить. Вы разве еще не знаете, что король запретил дуэли?

– А вы полагаете, ваше высокопреосвященство, что мне следовало безропотно отдать кошелек?

– Обнажив шпагу, вы оказали неповиновение королю!

– Нет! – упрямо возразил Ив. – При мне было послание, адресованное его величеству. Я был обязан передать его королю. Если бы разбойники, покушавшиеся на мой кошелек, перерезали мне горло, я не исполнил бы возложенное на меня поручение, зато, отправив их одного за другим ad patres, я поступил, как солдат!

– Где это послание? – спросил кардинал.

Он исподтишка взглянул на флибустьера и увидел, как тот выпучил глаза, готовые вот-вот выскочить из орбит.

– Послание?! – повторил флибустьер. – Послание!.. Но, ваше высокопреосвященство…

– Да, послание, которое вы защищали, по вашим словам, как положено солдату, исполняющему свой долг. Оно у вас? Что вы с ним сделали? Если вы нарушили королевский указ, чтобы защитить и сохранить послание, то мне странно, почему вы не можете мне показать его!

– Королевский судья Жак Тардье забрал его… – начал было Лефор.

– Так вы его не защищали?! Значит, вы позволили забрать у вас послание, предназначенное королю?!

Лефор икнул.

– Ваше высокопреосвященство, – с трудом выговорил он, изо всех сил попытавшись взять себя в руки. – Дайте мне всего час, не больше, и я разыщу это послание.

– Что же вы намерены предпринять в этот час?

– Пойду к королевскому судье и…

– Обнажите шпагу, разумеется?.. Нет, нет, капитан! Оставьте в покое бедного Жака Тардье, прошу вас! Он и так натерпелся страху, когда эти головорезы ворвались к нему и стали угрожать! Нет… Кстати, это послание сейчас находится в руках его августейшего величества и король уже ознакомился с его содержанием…

Кардинал приготовился сесть, но увидел на столе остатки пирога, который он не успел скормить обезьянке.

Его лицо приняло насмешливое выражение; Ив не знал, чему его приписать.

Про себя он повторял: «Послание – у его величества, король ознакомился с его содержанием…» Его сердце было готово выскочить из груди. Ив был уверен, что теперь король знает имя посланца с островов. В одно мгновение перед ним пронеслось его прошлое, с того момента, как он силой был посажен на судно его величества, стал дезертиром, потом пиратом, морским разбойником, затем офицером на службе у генерала Дюпарке и, наконец, флибустьером!

Король знает про него! Он подумал о полковничьем патенте, обещанном шевалье де Виллером, и при воспоминании об этом имени вздрогнул.

– А вы, ваше высокопреосвященство, прочли послание, адресованное его величеству генерал-губернатором де Пуэнси? – вкрадчиво спросил он.

– Вам бы не следовало, капитан, на этом настаивать, – холодно заметил кардинал, и его итальянский акцент стал еще заметнее. – Вы утверждаете, что действуете в интересах короля… Нарушаете указ о дуэлях ради того только, чтобы доставить его величеству это, с позволения сказать, послание!.. Он помедлил, заглянув Иву в глаза, и продолжал:

– Я действительно ознакомился с этим письмом, капитан. В нем говорится главным образом о вас: это ваша рекомендация к Жан-Батисту Ламберу, королевскому секретарю, вас аттестует как представителя интересов командора де Пуэнси и жителей Сент-Кристофера. Странная верительная грамота, капитан! Ваши подвиги изложены там в таких выражениях, что вы представляетесь человеком, постоянно оказывающим неповиновение королю. Я поясню свою мысль. Вы лично арестовали сеньора Ноэля Патрокла де Туази, назначенного нашим покойным королем на должность генерал-губернатора Подветренных островов вместо командора де Пуэнси. Вы его похитили и выдали, нарушив волю его величества, командору де Пуэнси, чтобы тот сохранил свое звание и прерогативы. Поступив таким образом, вы нарушили волю не только его величества, но и его высокопреосвященства кардинала де Ришелье. Итак, вы оказались в стане бунтовщиков. Из того же послания я узнал, что вы обстреляли из пушек английскую эскадру по своей собственной инициативе на том лишь основании, что та направлялась к Мартинике. Чьи приказания вы выполняли тогда? Мы не ведем военные действия против Англии, и вы могли бы спровоцировать военный конфликт! В упомянутом послании также говорится, что благодаря вашей пушечной стрельбе по судам дружественной нам нации вы спасли остров Мартинику. Кто заставит нас поверить, что эта эскадра коммодора Пенна действительно намеревалась захватить нашу колонию? Кто это докажет? Кроме того, вы, оказывается, произвели досмотр голландского судна, которое вовремя не подняло флаг. Это правда?

Лефор опустил голову. Ему так много надо было сказать в свое оправдание, что слова не шли у него с языка.

– Что вы можете на это ответить? – спросил кардинал.

– Я думал, – промямлил Лефор, – что командор де Пуэнси сам изложит в послании причины, побудившие меня действовать таким образом. Моей целью всегда были служение его величеству и благополучие колонии. Если бы мне самому пришлось рассказывать вашему высокопреосвященству о тех событиях в Новом Свете, это заняло бы слишком много времени…

Кардинал остановил его жестом и снова спросил:

– Что же, по-вашему, королю делать с этим посланием? И что его величество сделает с вами?

Ив подумал: «Неужели командор сам послал меня на виселицу? И заставил меня собственноручно доставить свой смертный приговор?»

Он растерялся.

– Откровенно говоря, не знаю, каково будет решение его величества, – закончил кардинал.

Лефор представил, как по нем звонит колокол. Вот и опять его надежды рухнули. Он вдруг воспылал ненавистью к капитану Лаферте Сен-Нектеру, который ему так сладко улыбался, льстил. Значит, этот отвратительный мушкетер издевался над ним? Смеяться над Лефором?!

Кровь застучала у Ива в висках и бросилась ему в лицо. Он с трудом переводил дух. Еще раз флибустьер обвел взглядом роскошно обставленный кабинет, обезьянок, нагло разглядывавших его со вседозволенностью придворных. Мысленно он вкатил в кабинет бочонок пороху и поднес фитиль. С какой бы радостью он подорвал все вокруг и сам исчез навсегда!

– В этом послании, – вдруг снова заговорил кардинал, – сообщалось также о поведении одного высокопоставленного лица на острове Мартиника… Кажется, вице-губернатора…

Ив зажмурился. Он сказал себе: если его высокопреосвященство отдаст предпочтение Мерри Рулзу перед командором де Пуэнси, он, пожалуй, бросится на кардинала и вцепится ему в горло, несмотря на двух лакеев, дежуривших у курильницы. Да он всех перебьет! Схватит кардинала за глотку и одной рукой переломит ему позвонки, так что охрана и пикнуть не успеет!

– Майор Мерри Рулз… – прохрипел он. – Майор Мерри Рулз ни во что не ставит приказы его величества.

– Именно это и сообщает командор де Пуэнси в своем рапорте. Похоже, вместе с генерал-губернаторшей острова этот майор решил уничтожить флибустьеров под тем предлогом, что такова воля короля в соответствии с последним указом.

– Так точно, ваше высокопреосвященство, – подтвердил Лефор.

– Что касается вас, капитан, то вы были, так сказать, обречены на смерть этим майором; эскадра береговой охраны была послана на Мари-Галант, когда вы укрывались на этом острове, и майор приказал вас схватить, так?

– И это верно. Однако позволю заметить вашему высокопреосвященству, что я находился на Мари-Галанте, как и капитан Лашапель, имея в руках патент на легальное каперство, подписанный командором де Пуэнси.

– Тем не менее вас и ваших людей обвиняют в бесчинствах на берегах Мартиники!

– Ваше высокопреосвященство! – заметил Лефор. – Я не думаю, что левая рука короля не ведает, что творит правая. А кое-кто именно так и хотел бы представить происходящее. Кое-кто хочет заставить самого короля поверить в то, что он отдает приказы, не имеющие никакого значения. И что власть, данную королем господину де Пуэнси, может отобрать какой-то майоришко…

– Капитан! Я уверен, что ваши выражения не соответствуют вашим мыслям.

Кардинал услыхал, как из груди флибустьера вырвался тяжелый вздох.

– Клянусь святой накидкой папы, – выговорил наконец Ив гораздо мягче, – никто не заставит меня сказать то, во что я не верю. Не знаю обычаев этого дворца. Мне неведомы и требования этикета. Ведь я только солдат и служу королю, наместнику Бога на земле. Но я хочу сказать следующее. Я поклялся, что скорее его величеству отрежут уши, чем он меня не услышит: Мерри Рулз такой же негодяй, как разбойники, которых я уложил нынешней ночью, да простится мне это выражение. Этот Мерри Рулз послал подкупленных людей – одного-то уж верно! – во Францию с поручением устранить достойного святого отца, который приехал сюда, присягнув Высшему Совету Мартиники, чтобы просить короля утвердить в должности генерал-губернаторши самую порядочную, благородную, мужественную и отважную женщину на островах под французским королевским флагом – я говорю о ее превосходительстве госпоже Дюпарке! Этот мошенник, шевалье де Виллер, просил меня помочь ему и помешать отцу Фейе добраться до вас и передать верительные грамоты, которыми снабдил его Высший Совет. Зачем? А чтобы добиться назначения генерал-губернатором майора Мерри Рулза – труса, уже обесчестившего свое имя, по крайней мере, однажды, когда он предал королевского наместника Дюпарке!

– Держите себя в рамках, господин капитан! Мы же не на палубе флибустьерского судна! И тем более не на островах, где все идет кое-как, если верить вам! Я хочу задать вам вопрос. Почему вдруг вы встаете на защиту госпожи… этой госпожи Дюпарке, назначенной Высшим Советом на должность ее покойного супруга в ожидании, пока его величество утвердит это решение? Да, почему, скажите, пожалуйста, вы так горячо принимаете ее сторону, тогда как из полученных нами посланий ясно, что именно по приказу этой дамы флибустьеры оказались обречены и осуждены вице-губернатором Мартиники? В конечном счете, капитан, если вы приговорены в Сен-Пьере к повешению, то, как я понимаю, по вине дамы, которую вы защищаете, какие бы бесчинства вы ни совершили!

– Ваше высокопреосвященство! – отвечал Ив. – Вот уже более двадцати лет я живу на островах и, должен честно признаться, так ничего и не понял в политике, которую проводят мелкие наместники, назначаемые королем на Сент-Кристофер, Мартинику, в Гваделупу. Похоже, каждый из них старается тянуть одеяло на себя. Все они завидуют тому, у кого больше почестей. Денег им мало. Да, приезжают нищими, как Иов, а спустя полгода, украв или купив за бесценок нескольких рабов, обзаводятся клочком земли – и вот уж они богачи. Тогда они требуют власти. А чтобы получить власть, все средства хороши: ложь, даже преступление. Они пускаются на разного рода ухищрения, занимаются делами столь постыдными, что расскажи я все вашему высокопреосвященству, так вы мне, пожалуй, и не поверите. Мятеж зреет в каждом поселке. Почему? Да потому, что один колонист хочет захватить табачное поле соседа и, если вспыхнет восстание, ему светит завладеть облюбованным клочком земли. Чтобы бунт начался, кое-кто готов даже поднять дикарей, отправившись к ним в Страну Варваров. Он сам готов разориться, лишь бы напоить их ромом и вооружить мушкетами… А тем временем в колонии – развал. Почтенные, работящие поселенцы, опасаясь за жизнь близких, бегут с островов…

По мере того как Ив излагал свою точку зрения, лицо кардинала прояснялось. На его губах заиграла плохо скрываемая улыбка. Увлекшись, Ив словно забыл о кардинале. Он раскрыл душу и теперь хотел высказаться до конца, облегчив совесть.

– Мне известно, что майор Мерри Рулз подкупил одного человека, шевалье де Виллера, – продолжал он. – Кажется, сам король покровительствует его семейству. И майор посулил этому шевалье золотые горы, если тот поможет ему занять место госпожи Дюпарке – женщины, которую Высший Совет назначил генерал-губернаторшей после смерти ее благородного супруга. И совсем неважно, что эта женщина ошиблась, осудив флибустьеров. Пускай ее декрет направлен против меня, как и против всех, кто плавает в Карибском море под охраной каперского патента, подписанного командором! Одно я знаю: если госпожа Дюпарке приняла такое решение, стало быть, ей пришлось это сделать ради сохранения наследства ее детей, и прежде всего – юного Жака д'Энамбюка, сына Жака Дюпарке. Ничего плохого не будет в том, что имя д'Энамбюка снова окажется связанным с островом, который старый д'Энамбюк открыл для короля Французского. Но скажу еще и так: была эта женщина обманута или вынуждена так действовать – неважно. Ни один флибустьер Сент-Кристофера на нее за это не рассердится, потому что все ее знают и уважают…

Кардинал вдруг увидел, как стоящий перед ним могучий великан пытается смахнуть украдкой набежавшую слезу. Он опустил голову, ожидая окончания рассказа и не перебивая флибустьера.

– Ваше высокопреосвященство! – продолжал Лефор, пытаясь подавить охватившее его волнение. – Я был лично знаком с госпожой Дюпарке. И могу сказать, что в тропических широтах нет женщины более добродетельной – во всяком случае, ни одной, которая бы больше заслуживала почтительность и признательность жителей целой метрополии за сохранение этой небольшой колонии; эта женщина обогатила и населила остров, много сделала для развития там сельского хозяйства, привела население к миру. Благодаря тонкой дипломатии, она спасла генерала Дюпарке, взятого в плен командором де Пуэнси. Наконец, она лично, с мушкетом в руках, защищала форт Сен-Пьер, сердце всей Мартиники, во время восстания индейцев, спровоцированного нашими друзьями-англичанами… А оказывается, что наши английские друзья шли нас освобождать… Вы же, ваше высокопреосвященство, упрекнули меня в том, что я стрелял в них из пушки. Мог ли я, как галантный человек, позволить женщине в одиночку сражаться против двух врагов разом, которые атаковали ее с разных сторон?

На сей раз Лефор заметил мимолетную улыбку на губах кардинала. Ив замолчал и стал ждать; однако у него не было ни малейшей надежды на то, что он убедил кардинала. В своем послании командор слишком его очернил, и теперь вряд ли его будут слушать и принимать во внимание его утверждения.

Наступило тягостное молчание, прерываемое пронзительными криками обезьян, которых Ив охотно придушил бы собственными руками – настолько они казались неуместными в этом обществе и в такую ответственную минуту.

– Я уже беседовал с господином шевалье де Виллером…

Ив отступил на шаг и пошатнулся, словно ему в грудь угодило пушечное ядро.

– Шевалье де Виллер пришел рассказать мне о плачевном состоянии, в котором оказалась Мартиника. Понятно, что, столкнувшись с такими трудностями, женщина чувствует себя безоружной. Как вы совершенно справедливо отметили, капитан, в игру вступают противоречивые интересы, разделяющие колонистов на два враждующих лагеря; я думаю, единственный способ навести на острове порядок – назначить генерал-губернатором человека, обладающего всеми необходимыми качествами, и в первую очередь такого же энергичного, как покойный генерал Дюпарке.

– Для этого существует его жена, ваше высокопреосвященство, – коротко заметил Ив. – Она – точная его копия!

– Женщина!.. Нет, капитан. Сколько бы женщина ни садилась верхом на коня, чего-то ей всегда не хватает, чтобы хорошо держаться в седле…

Он усмехнулся, пробормотав себе под нос несколько слов, из которых Ив разобрал лишь: «янсенистское целомудрие…», а затем продолжал:

– Нет! Если его величеству будет угодно выслушать своего покорнейшего и верного слугу и принять во внимание мои советы, то место этой госпожи Дюпарке, пусть даже смелой, достойной и честной, займет мужчина.

– Позвольте мне настоять на своем, ваше высокопреосвященство… – проговорил Ив голосом, срывающимся настолько, что кардинал его не понял и попросил повторить.

– Ну хорошо, попытайтесь настоять, я вам позволяю! – разрешил принц церкви.

Лефор судорожно сглотнул набежавшую слюну:

– Я не дипломат и очень теперь об этом жалею. За те несколько часов, что я провел в Париже, я понял, что всю жизнь действовал силой, а это в конечном счете мало чего стоит. Я привык все политические вопросы разрешать пушечным выстрелом. И если бы командор мне в свое время это разрешил, я сейчас был бы хозяином Сен-Пьера, а у ворот форта болтался бы повешенный по имени Мерри Рулз. Жаль!.. Мне ли не знать Мартинику! Если бы вы, ваше высокопреосвященство, хоть немного поверили в то, что я вам рассказал, вы утвердили бы госпожу Дюпарке в должности. Раз Высший Совет выдвинул ее на этот пост, значит, она обладает всеми необходимыми для этого качествами!

– Этот вопрос решаю не я, а король! – возразил кардинал.

Ив был раздавлен. Он понурился. С этой минуты шевалье де Виллер был обречен.

Лефор поднял глаза на кардинала, будто ожидая приказа. Но тот, казалось, не торопился его отпускать.

– Итак, вы привыкли решать политические вопросы пушечным выстрелом? – повторил он.

Лефор спрашивал себя, какую еще он сболтнет глупость, которая обернется против него.

– Я думаю, этой мой большой грех, ваше высокопреосвященство, – извиняющимся тоном произнес он, – но должен признаться, что я по натуре жесток.

– Жестоки! Это я уже видел! Бог мой! Жаль, что я не был с вами знаком раньше… Вы, может быть, слышали о Фронде? Вот я тогда мучился сомнениями: стрелять или нет. Возможно, было бы лучше открыть огонь!.. Вероятно, мне недоставало такого человека, как вы, капитан! Похоже, вы умеете хранить верность…

– До последнего вздоха я буду предан тем, кого люблю, – подтвердил Ив.

Кардинал встал и радостно потер руки.

– Завтра вы так или иначе увидитесь с королем, капитан.

Ив вздрогнул и замер: он был оглушен.

– Да-да, с королем, – повторил кардинал. – Его величеству угодно вам кое-что сказать. Не забудьте о послании, которое попало к нему в руки, и попытайтесь угадать, как его величество поступит с вами. Повидайтесь с капитаном Сен-Нектером, он вам скажет, где, когда и как вы встретитесь с королем. Прощайте, сударь!