Текст книги "S-T-I-K-S. Стекловата"

– У ментов прибарахлился?

– А что? Нельзя?

– Почему же? Можно. Покажешь, где.

Стало ясно, что его убивать прямо сейчас не собираются.

– Только идиот или самоубийца ездит по свежему городу ночью на машине. Запомни это. Как звать-то? Володя? Серёжа?

– Добрый знак, новичка хочешь окрестить?

– Да.

Иваныч опустил руки и повернулся к захватившим его людям. Это были два неплохо экипированных солдата с отлично затюнингованным оружием: коллиматоры, лазерные подсветки, удлинённые магазины. Возраст ребят был лет тридцать – по всему видно, что люди бывалые. Периметр держат, никаких лишних жестов и движений – и на приём не подставляются, хотя вроде недалеко стоят.

– Меня Бродягой звать.

– И так понятно.

– Да нет… Так зваться мне одна девушка посоветовала, дала автомат и свалила. Сказала, что добрый знак. Вот её ищу теперь. Сказала на юг ехать, там люди.

На лицах вояк проскочило и разочарование, и удивление.

– Кто такая, зачем она тебе?

– Стекловата, сказала, зовут её. Имя не выбирают. Таким нарекли, сказала. Сама чёрненькая такая, с хвостиком, в бушлате песочном и с розовым рюкзачком.

Солдат задумчиво сказал второму:

– Муры стройматериалами своих «коровок» называют. У нас, вон, Кирпич есть из Муравейника – кстати, земляк твой, с прошлой перезагрузки. …Имя она не сменила. Значит, суеверная.

– Я Апельсин, – представился первый солдат, и отвёл ствол в сторону.

– Я Кащей, – кивнул головой второй.

– Мы рейдеры из соседнего, но не очень близкого стаба. Да ты не в курсах, по ходу. Плохо выглядишь. Наша группа ангары разбирает, пока заражённые ещё не очень сильны. Кластер быстрый… Короче, давай двигай за Кащеем, он тебя к старшому отведёт, если хочешь, конечно. А то сдохнешь тут.

– Что? Я свободен?

– Ну, как бы да, мы никого насильно держать не будем. Да только вариантов у тебя мало, сам понимаешь…

Иваныч поднял автомат и магазины, собрал рассыпанную сумку и пристроил всё это на плече.

– Знаете, мальчики, мне и так хана, чувствую, сдохну скоро. Только вот у девки той бухло особенное было. Дала мне попробовать, так я прям человеком себя почувствовал. Я ж потом, в магазине, всё поперепробовал: пиво, вино, водку, коньяк.

Иваныч отчаянно махнул рукой и пригубил немного коньячка.

– Бесполезно, такого не было облегчения. От передоза вырубился. Очухался – уже вечер. Хреново мне. Ну, вспомнил я, что девчонка на южный выезд говорила двигать, там встретимся вроде. Так я пешком попробовал пройти – бесполезно. Двум – как вы сказали? – этим, заражённым, шеи посворачивал, и к машине этой вернулся, да ходу дал сюда. Дорога, смотрю, почищена, ехать хорошо. Только вот вы мне резину попортили, теперь и не знаю, как мне на южный выезд попасть.

Рейдеры, еле сдерживая смех, дослушали рассказ опытного алкоголика.

– Это только и всего, ради чего она тебе нужна?

– Ну да! Хочу узнать, где брала, и как называется, или хотя бы дала выпить – а то совсем край. Уже накатывало, чуть сознание не потерял.

Улыбающийся во все тридцать два зуба Апельсин сунул руку за пазуху и извлёк оттуда небольшую плоскую фляжку из нержавейки.

– Я тоже могу быть доброй феей, как твоя Стекловата.

Иваныч принял фляжку и накатил.

– Тьфу! Что это за дерьмо? Боярышник, что ли? – Бродяга хотел было вернуть фляжку, но задержал руку на полпути. – Хотя постой.

Он снова жадно начал заливать её содержимое себе в рот.

Его остановил Апельсин:

– Э-э! Стой! Много нельзя.

– Чувствую, как тогда… Лучше мне стало! Откуда это у вас у всех? Что это?

Пропустив вопрос мимо ушей, рейдер спросил:

– Ну, ты с нами или нет?

– Пожалуй, с вами останусь.

Апельсин протянул раскрытую ладонь. Иваныч крепко пожал её. Рукопожатие рейдера было очень сильно, и бомж сжал зубы от боли. Внимательные глаза рейдера с интересом всматривались в глаза Иваныча. Но не хотел старый вояка, столько прошедший в прошлом – теперь, когда пошла новая жизнь, уступать этим салагам. Как тогда, во дворе магазина, на асфальте, он привёл себя в состояние спокойной сосредоточенности, и просто, не напрягаясь, сжал своего «краба».

– Ауч!

У Апельсина увлажнились глаза, и он резко выдернул руку из крепкого хвата этого неказистого деда.

– Ты это, Бродяга, полегче! – баюкая повреждённую кисть и отворачиваясь, обиженно сказал Апельсин.

– Идите давайте уже. Там всё остальное будет – живец, да и шмот себе не вонючий – новый подберёшь на халяву.

Кащей неуверенно спрятал протянутую было руку в карман, и пошёл. Иваныч двинул за ним.

На территории стояли две БМДшки, БТР и десяток тентованных КАМАЗов, плюс три тягача с платформами для тяжёлой техники. Вокруг суетились рейдеры, передавали по цепочке какие-то ящики и грузили их в свои машины.

Из ближайших двухэтажных казарм тоже шли люди, обвешанные с ног до головы старыми «АК-47». Несли в растянутых плащ-палатках магазины с патронами. Несли цинки с патронами покрупнее, ящики гранат, противогазы, костюмы химзащиты – в общем, всё, что могли взять в ротных оружейках и каптёрках. Стояла ночь, но было светло от фар и горящих больших костров. Чувствовался запах солярки и выхлопных газов, запах пороха. Слышался рабочий шум, звук работающих дизелей, изредка выстрелы на периметре охранения, шипение раций и искажённые голоса в них.

Вмиг помолодевший Иваныч, как рыба из душного садка, нырнул в родную среду. Опытный глаз мигом уловил, что, где и к кому.

Кащей коротко доложил, и оставил Бродягу рядом с авторитетным мужиком в форме, но, как и все, без опознавательных знаков. Тот внимательным, проницательным взглядом окинул фигуру бомжа, заглянул в глаза. Казалось, он на миг проник в самую душу, и увидел живость и энергию во взгляде новичка.

– Генерал, – суровым охрипшим басом протянул старшой. Протянул руку.

Иваныч пожал и, улыбнувшись, кивнул:

– Бродяга.

– Кем был до катастрофы?

– Командир танкового экипажа. Стрелок-наводчик. Пулемётчик.

– Ясно. Мы тут уже почти всё. Ещё б чуть-чуть, и уехали бы. Присоединяйся к группе Чемодана, они вон на том КАМАЗе поедут. У тебя десять минут, иди теперь вон к той куче хлама, это мы забрать не сможем. Возьми себе там нормальную одежду. Автомат твой утром здесь уже будет не актуален, возьми оружие посерьёзней, пока даром. А то в стабе покупать придётся за спораны, а у тебя их точно нет. Вот тебе распечатка.

Генерал вытащил из кармана сложенный вчетверо лист и протянул его Иванычу.

– Почитаешь на досуге о жизни нынешней.

Затем достал рацию и спросил:

– Святой, ты освободился?

– Да.

– Тогда иди ко мне, новичка сопроводишь, поможешь снарягу подобрать и к Чемодану определишь.

– Понял.

Рядом появился полный рыжий небритый мужчина, ровесник Иваныча.

– Святой, – коротко представился толстяк, и продолжил: – Пошли, Бродяга, время поджимает.

Генерал остановил его.

– Постой, что там под землёй?

Тот развёл руками.

– Не пробиваю, не могу.

– Под Лягухом пробовал?

– Он пустой, всю силу на Мука истратил, когда тот искал дежурную смену в бункере, и всё впустую. Я теперь к завтрашнему только смогу восстановиться.

Генерал скрипнул зубами. Желваки заиграли над его выбритыми скулами.

– Жаль.

Через десять минут Иваныч уже получил первую порцию информации об Улье, новое бельё, тельняшку, новый комок из старых запасов – «песочек», фээсбэшный чёрный свитер с кожаными наплечниками и налокотниками, зелёный армейский шарф и офицерские шерстяные перчатки. На голову взял шлем танкиста, на ноги – добротные берцы на размер больше, и надел сразу две пары толстых носков. На портупею повесил флягу с тем самым бухлом от «феи» – живцом. В довершение ко всему взял бушлат в цвет к форме – «песочек» – к сожалению, совсем нового не было, пришлось взять немного б/у. Свои пожитки из клетчатой сумки Бродяга пересыпал в армейский старый вещмешок, затянул петлю лямок на горловине и набросил на плечо.

– Теперь норм!

Бродяга улыбнулся и показал большой палец Святому.

Тот, узнав про прошлое своего подопечного, предложил ему взять ствол по профессии, про запас, чтобы было с чем ходить, когда рейд закончится.

Увидев на полке ДШК, Бродяга бросился сразу к нему, но поднять не смог. К тому же для более-менее прицельной стрельбы ствол был слишком изношен. Как понял Иваныч из рассказа Святого, у каждого есть дар, и его дар – сила. Попробовал всё же поднять двухпудовый пулемёт – и это удалось, тот показался пенопластовым. Этим Бродяга очень удивил двух проходивших рядом рейдеров: покрасовался, поводил стволом, будто стреляет, и положил обратно на полку.

– Металлолом, – резюмировал он. – Калибр 12,7 хорош, но да, не потяну. Там к нему ещё коробка с патронами одиннадцать килограмм весит.

Иваныч повертел ящик. БЗ-32.

– Бронебойно-зажигательные, да ещё и с присадкой, чтоб ствол так не разбивать. Хороши! Жаль, не взять.

Святой задумался, и сказал:

– Слушай, ты боеприпасы бери, а я тебе новый облегчённый ДШК подгоню, как вернёмся – казахский «Утёс». Есть к нему три ствола запасных и станина. Не «Корд», конечно, но тоже… Только таланты свои в стрельбе продемонстрируешь, тогда Генерал тебя в отряд может зачислить. Ты человек военный, я же вижу. Тебе так легче будет, чем в стабе без дела сидеть, или мелочью какой пробавляться.

– Согласен!

Бродяга стащил с полок два цинка и потащил их за собой волоком к указанному грузовику.

Тот оказался забит, как говорится, под завязку. Водила затягивал на горе ящиков в кузове последнюю оранжевую ленту, чтоб не растерять груз по дороге.

Увидев гружёного Иваныча, он крикнул вопросительно:

– Бродяга?

– Да.

– Ты их куда хочешь? Себе на голову, что ли? Я уже всё упаковал, видишь, рессоры чуть ли не в обратную сторону выгнулись.

Рессоры, действительно, представляли из себя прямую линию.

– А чего мне Святой сказал? «Бери, бери».

– Святому надо, пусть он и берёт.

Иваныч увидел между кабиной и кузовом пустое грубо сваренное пулемётное гнездо.

– А там чё? – Бродяга указал на странную надстройку.

– Там место пулемётчика, только у нас его нет. И станину не успели приварить. Так что автоматчик там будет. Он по твоим ящикам топтаться точно не захочет. Его и так кабина от ветра полностью не защищает.

– А давай я там поеду.

– Стрелять-то умеешь?

– Спрашиваешь ещё!

Услышавший всю эту беседу автоматчик вмешался:

– Пусть мёрзнет, я не против. А я в кабине посижу, в тепле. Стрелять всё равно не придётся, по спокойным местам поедем.

Уже выезжали первые машины. Иваныч забросил свои ящики в корзину пулемётного гнезда и сбегал за костюмом химзащиты, надел всё и натянул противогаз, чтоб морду не обморозить. Фильтр скрутил – он не нужен, а дыхание затрудняет; запрыгнул на своё новое место, принял от слинявшего в кабину автоматчика его оружие. Автомат оказался десятикилограммовой дурой чуть больше метра с коробкой на 200 патронов. ПКМ – пулемёт Калашникова модернизированный, патрон 7,62 миллиметра.

Вслед донеслось наставление:

– Патроны мои на мелочь всякую не трать, из своего АКСУ стреляй. А напоремся на элиту, смысла стрелять не будет… Средних вали.

Машина дёрнулась, выхлоп заволок обзор. Выехали. Агонизирующий город проскочили быстро. Пару раз пришлось давать короткую очередь по внезапно выскочившим из кустов заражённым. Их скорость была сопоставима со скоростью колонны, и они вполне могли запрыгнуть в кузов и потом добраться до Иваныча. Сзади ехали три новенькие машины из неизвестного Бродяге комплекса РЭБ. Их взяли в Рынске сегодня, так что они не были переделаны для перемещений в Улье, и из них стреляли прямо из кабин. Последним в колонне шёл тягач с БМД на платформе, но он держал большую дистанцию и виден был лишь на поворотах. Тент закрывал обзор сзади, потому следовало валить нападавших до того, как они уйдут из сектора обстрела.

Вскоре город кончился, и пошло бесконечное скошенное поле с сотнями катушек сена или соломы. Колонна набрала скорость. Тут-то Бродяга и заценил свою идею надеть непроницаемый для ветра костюм химзащиты: он спасал. Промозглый, с водяной пылью, холодный осенний ветер на поле разгулялся как следует. Вода стекала по тенту и по серо-зелёному материалу костюма на чёрные туго зашнурованные берцы.

«Во дела! Мог ли я подумать ещё сегодня утром, что так всё повернётся…» – сказал сам себе Иваныч. Захотелось «амброзии». Достал, приподнял маску противогаза, хлебнул. Благодать!

Часа через четыре встали на дозаправку. Все на одной полосе – по другой ехал топливозаправщик: новёхонький оранжевый КАМАЗ с большущей цистерной и логотипом известной сети автозаправок на ней.

Народ повыскакивал под рассветную морось. Оранжевая машина, не торопясь, следовала вдоль колонны, одаряя жаждущих солярой. Люди завтракали прямо из холодных банок с трофейной тушёнкой; ели с ножа, жадно, молча и быстро. Организмы иммунных всегда требовали много энергии, а путь ещё предстоял долгий, остановки в ближайшие часы больше не предвиделись.

Часто в прошлой жизни Иванычу приходилось видеть такие вот стоянки. Одна странность бросилась в глаза, и сначала он даже не мог понять, что не так. Потом дошло – никто не курил! Очень странно, но наверняка, это неспроста, надо будет потом народ расспросить об этом. Сигареты были, но Бродяга решил, на всякий случай, быть как все.

Глава 14
Агрохолдинг

Я ехал во втором грузовике вслед за командирским «круизёром». За рулём нашего КАМАЗа сидел Святой, рядом с ним – Кирпич. Кирпич ещё совсем недавно был одним из подчинённых Генерала, простым солдатом. Его вместе с Алёной и Медсестрой привезли в Муравейник из Рынска при прошлой его перезагрузке. Даром его стала невероятно быстрая регенерация, оттого он был неутомим при погрузке. Только жрал потом за двоих, да и живец поглощал в повышенных количествах. Дар Кирпича был пассивным, то есть работал всегда и не отключался принудительно; правда, он мог, по желанию, ускорять его ещё сильнее на короткое время. Мы с ним нуждались во вдвое большем количестве споранов, чем другие. Сейчас с живцом проблем не было, но в будущем это могло стать проблемой, и меня это беспокоило.

Так мы ехали, не торопясь, обсуждая все эти премудрости и хитросплетения даров Улья.

Была мысль осесть и присоединиться к их поселению. Но пробыв в городке всего один день, я понял, что эта жизнь не моя.

Святой соглашался со мной. Кирпич, как и все рынские, остался с Генералом, не пожелавшим ложиться под Союз. Их воодушевила идея Генерала о кочевом поселении и далёкая мечта в виде «картонной принцессы» – своего стаба на месте Муравейника. Все работали на эту мечту – готовились к рейду на Грязь. Сам Богомол поддержал эту идею. Он, уехав в дипломатический вояж по всем остальным четырём стабам Союза, заверил, что совместной атакой сил Союза и трофейными дронами с противоскребберными бомбами от группы Генерала плюс запасами вооружения из перезагружающегося Рынска, в который теперь есть доступ – можно потягаться с внешниками, оттеснить их ещё севернее и, наконец, полностью покончить с мурами.

Стоял вопрос и о территории кочевья Гарроша. Что там за ней? Никто точно не знал – белое пятно на карте. Кого сдерживали эти монстры? Первые рейдеры уже ушли туда на разведку. По косвенным уликам можно было судить, что там, гипотетически, могли быть атомиты – ребята похуже внешников, уничтожающие всё живое при первой же возможности. В трофеях группы Генерала, которая положила костяк орды, обнаружились рад-спораны, хотя процент их был невелик, менее тысячной доли. Они могли сформироваться только в телах облучённых заражённых. Это говорило о том, что на западе к орде Гарроша присоединялись такие заражённые. Встало очень много вопросов.

Вот и сейчас – мы ехали мимо поля с катушками сена. Значит, рядом может быть ферма, скот, пища для заражённых. Кто теперь будет отжираться на этих бычках?

Остановились на дозаправку, заодно решили позавтракать. Я вскрыл фольговую банку заливного с овощами и свининой. Из овощей увидел лишь пятаки варёной моркови, мясо было представлено небольшим комочком, всё остальное пространство занимало желе. Жаль, иногда в этих банках бывало содержимое погуще. На спиртовой таблетке я подогрел кружку с водой, всыпал кофе из сухпая: паршивый, но за неимением лучшего сойдёт.

Когда заправщик был уже в конце колонны, я оставил немного кофе на запивку, и намутил себе «горох». Погасил кислоту содой, отцедил непрореагировавшие компоненты, выпил противную жидкость. Запил живцом, потом допил кофе с галетой. Отошёл отлить.

Далёкие катушки сена здесь закончились, и пошло поле с неубранной капустой. Прямо напротив меня лежали последние сложенные в пирамиды и накрытые чёрной плёнкой тысячи этих катушек. Четыре пирамиды образовывали квадрат, рядом был начат новый, поблизости стояла брошенная техника. Ну что ж, надо дары тренировать – жахну-ка я подавлением по этим пирамидам. Силушку чувствую неимоверную, надо дать ей выход, дар прокачать И я, мысленно выделив этот кусок поля, накрыл его.

То, что произошло потом, трудно описать. На вершине одной из пирамид сидела, как каменная горгулья на Соборе Парижской Богоматери, чёрная громадная тварь. Это её талант, как зонтик, накрыл пирамиды из сена и тварей, затаившихся между ними. Самая низшая из них была не меньше топтуна. Все они присели в низком старте, и лишь ждали приказа своего лидера.

В колонне заметили засаду. Элита обнаружила, что её дар больше не действует, и сорвалась, увлекая за собой свору. Народ побросал еду и, схватившись за стволы, начал стрелять по приближающимся заражённым. Какие-то машины свернули в поле и там благополучно застряли, кто-то помчался по дороге вперёд. Началась паника.

Бронированные монстры ворвались в ряд грузовиков и начали рвать металл кабин и выдирать оттуда людей. Всё смешалось. Я примчался к машине Генерала. Тот отчаянно пытался навести порядок и перейти к организованной обороне.

Генерал орал в рацию:

– Солдат! Солдат!

– На связи!

– Ты в тягаче?

– Да, в последнем.

– Руля влево и сдай назад, чтобы из БМД на платформе можно было простреливать колонну вдоль. Потом прыгай в башню и бей по гадам.

– Вас понял! Выполняю!

Я увидел, что последняя машина выкатилась задом на поле и ушла в грязь по самые мосты. Маленькая точка Солдата перескочила в БМД – и вовремя. Топливозаправщик проскочил по освободившейся полосе и помчался в сторону Рынска, весь облепленный маленькими фигурками прицепившихся к нему запаниковавших рейдеров. Те твари, которые пытались преследовать там людей, попали под кинжальный огонь автопушки БМД. Самые хитрые заражённые перешли на другую сторону колонны и скрылись от огня Солдата.

Генерал тем временем не прекращал кричать в рацию. Средняя часть колонны была потеряна, а вот головная и задняя – отчаянно сопротивлялись.

Метрах в пятидесяти от нас работал «Утёс» с пикапа; гильзы звенели по асфальту; окутанный паром и дымом Антиквар чётко короткими очередями упокаивал очередного руббера или топтуна. На площадке позади топтался Кирпич с запасными стволами и Святой с лентами двенадцатимиллиметровых маленьких снарядов на вытянутых руках. Ещё какой-то усатый мужик в танковом шлеме и костюме химзащиты профессиональными движениями вскрывал ещё один цинк с боеприпасами. Водила из стаба развернул машину поперёк дороги, и поочерёдно выезжая то на одну, то на другую сторону, давал Антиквару доступ к новым целям.

Под перекрёстным огнём крупняка свора таяла на глазах. Получив за минуту потери в девяносто процентов, твари бросились прочь, обратно к пирамидам под чёрной плёнкой. Там их настигали безжалостные очереди и из середины колонны, где, наконец, ожила ещё одна автопушка второй БМД.

Неожиданно прямо из воздуха перед пикапом материализовалась Горгулья, и одним страшным ударом отправила Антиквара в последний полёт. «Утёс», сорванный со станка, вместе с лентой отлетел в сторону Кирпича и, чуть не пришибив его, впечатался в землю. Раскалённый ствол зашипел в луже.

Элита тут же исчезла. Остатки своры воспряли и ринулись обратно к колонне. А Горгулья была уже в середине колонны. Башенка бронемашины была оторвана, несчастный стрелок отправился под ноги топтунов, и те за несколько секунд растерзали беспомощное тело. Солдат что-то понял, и выскочив из своей БМД на платформе тягача, помчался на другую сторону дороги. И вовремя! Элита была уже у тягача. Её блестящий чёрный панцирь возник перед бронемашиной. Горгулья не была дурой и понимала, что угроза в человеке, а не в железке. Я не знал, что делать, как помочь Солдату – но продлить его жизнь мог попытаться. Тварь могла исчезнуть в любой момент, и я ударил по ней подавлением – и она не исчезла. Было видно, как она мчится за Солдатом в придорожную аллею молодых берёз.

– Ну! Кто-нибудь! Стреляйте!

Генерал тщетно пытался докричаться до экипажа третьей нашей брони – БРДМ. Но они как молчали с самого начала боя, так и молчали. Скорее всего, экипаж не успел добежать до своего тягача.

– А-а-аргх!

Кто-то заорал совсем рядом – это Кирпич менял ствол на валявшемся рядом «Утёсе». От его ладоней повалил дым. Запахло палёным мясом. Он попытался направить двухпудовую автопушку в сторону Солдата, но лишь слёзы бессилия выступили на его глазах. Святой добавил ленту и попытался помочь Кирпичу, но и вдвоём им удалось лишь нажать на гашетку; после короткой очереди, ушедшей в небо, оба улетели с криками отчаяния и боли в грязь.

Солдат петлял между берёз, элитник сносил их направо и налево, и те улетали вместе с корнями и дёрном то в поле, то на дорогу. Жить Солдату оставалось не более нескольких секунд.

И тут справа я услышал незнакомый голос:

– Дай-ка мне! – это рявкнул усатый невысокий мужик в такновом шлеме и немного разодранной химзащите, из-под которой выглядывал бледно-жёлтый бушлат. – Гы-ыть!

Он уверенно взял в руки «Утёс», немного присел на одну ногу, упёр оружие в пресс и так, держа на весу, втопил.

Короткие очереди пытались увести ствол в небо, но сила мужичка не давала это сделать. Очереди были невероятно точны. Лишь первой, пристрелочной, усатый танкист – так я его прозвал про себя – промазал. Больше промахов не было. Второй очередью Горгулье перерубило ноги, третьей разворотило грудные пластины. Четвёртая и пятая партия бронебойно-зажигательных снарядов превратила тело элитника, лишившегося брони, в безжизненную груду вонючего мяса, костей и пластин.

Я отпустил Горгулью. Мужик, по ходу, тоже сдулся: бессильно присел, а потом завалился назад. Автопушка придавила ему ноги. Он потянулся за живцом, но его накрыло. Он так и не донёс заветную фляжку до рта. Я выпить успел, но еле держался на ногах. Далековато всё-таки была цель, держать ее долго было тяжело – тем более, я недавно сильно разрядился, когда случайно вскрыл засаду своры.

Солдат же сориентировался оперативно. Пока суть да дело, он уже вернулся в свою прежнюю огневую точку и несколькими точными очередями положил трёх оставшихся топтунов, которые вслед за Горгульей уже почти добежали до его машины.

Больше на поле боя целей не было.

Генерал сидел на корточках, приложив тыльную часть фаланги указательного пальца к сонной артерии Антиквара. Потом встал и медленно пошёл ко второму трупу – на того ему хватило лишь беглого взгляда. Непонятно откуда возникшая Медсестра уже заматывала Кирпичу обожжённые руки бинтом из пакета первой помощи. Святой, согнувшись пополам, кашлял и сплёвывал на землю кровавую слюну.

– Эй, вы, там, на топливозаправщике!

– Приём!

– Возвращайтесь назад.

– Ясно! Едем.

На далёком изгибе трассы замаячила оранжевая точка.

Из-под машин начали вылезать уцелевшие рейдеры.

Я на ватных ногах поплёлся к нашему спасителю. Генерал успел чуть раньше, присел и влил в приоткрытый беззубый рот немного живца из своей фляжки. Когда я подошёл, он махнул рукой на «Утёс». Я понял его без слов. Мы приподняли и стащили в сторону тяжёлый корпус крупнокалиберного пулемёта. Мужик закашлялся и сел. Генерал протянул ему руку и помог встать. Грязь и вода стекала по костюму химзащиты. Осунувшееся лицо усача было необычайно бледно, но в глазах горел задорный огонёк.

– Бродяга, – представился мужик, смотря на меня. С Генералом, по всей видимости, они были знакомы.

– Калина, – ответил я и пожал протянутую руку.

– Спасибо, – вмешался Генерал. – Жемчуг с элиты заслуженно твой.

– А ребята?

Бродяга указал на Кирпича и Святого:

– Без них бы я не смог.

– Хорошо, если будет больше жемчуга, пусть делят. И остальное делите.

Потеряв интерес к фигуре Бродяги, Генерал двинул дальше, вдоль колонны.

Я хотел было упомянуть, что без меня они бы и не увидели эту элиту, но не стал, лишь посмотрел в спину нашего удаляющего командира.

Вдоль разбитых машин уже ехал оранжевый топливозаправщик. Возле своих машин с него соскакивали рейдеры, и принимались оценивать ущерб. Кое-кто уже вскрывал споровые мешки заражённых и, демонстрируя трофеи, складывал их пока себе в карманы, чтобы потом сдать их в общую кассу рейда для дальнейшей справедливой делёжки.

– Парниша, у тебя дар какой? – задал бестактный для Улья вопрос спасший нас мужичок. Это можно было простить зелёному новичку. Я решил ответить.

– Делаю невидимых – видимыми.

Усатый шморгнул носом, утёрся жёстким рукавом, чертыхнулся.

– Так это ты мне зверюгу подсветил?

– Можно сказать и так.

Я подумал: а может, мы и вообще бы мимо них проехали, если бы я эту свору не демаскировал. Может, они на ферму шли, и просто от нас спрятались. Эту информацию, во избежание кривотолков и косых взглядов, я решил не разглашать.

– Так тебе тоже доля положена с элиты.

– Нет, спасибо! Это неважно для меня. Главное, что мы всё ещё живы.

– Это точно! Братишка, давай хоть выпьем.

На душе остался неприятный осадок, что моих заслуг даже и не заметили. Но, как я сейчас рассудил, может, это и к лучшему оказалось.

– А давай, по чуть-чуть, – согласился я.

– Там мои товарищи погибли. Надо помянуть, хоть я и недолго их знал. Но всё ж…

Бродяга мотанулся к своей машине, притащил початый коньяк.

Я вскрыл нарезку сырокопчёной колбасы. Бродяга взял один кусочек.

– Давай! За знакомство!

Он плеснул себе коньяка, блаженно зажмурился, понюхал кусочек пахнущей дымом колбаски. Я тоже выпил и зажевал. Сразу торкнуло.

– Представляешь, Калина, я почти ничего не помню. Вот два дня только последних, и всё. Руки, главное, помнят, а голова – нет. Знаю, что фамилия у меня должна быть, а какая – не знаю. У тебя тоже так?

– Да, я так же. Тут многие память теряют.

Бродяга болтнул бутылочкой.

– Между первой и второй – перерывчик небольшой.

Мы выпили ещё по стопочке. Тепло разлилось по телу.

– Ты не думай, я всего здесь неделю, может, больше… – начал было я.

– А я, считай, со вчерашнего утра, – перебил меня мой собеседник. – Вот почитал листок, что мне командир наш дал. Да-а…

Бродяга задумался, попытался довести мысль до конца, но не смог.

– Ладно, давай третью.

Он разлил по край.

Выпили, не чокаясь. Я забыл закусить.

– Тебя кто крестил, Апельсин? Он вроде тебя нашёл? – спросил я для поддержания разговора.

– Не-е… – протянул с набитым ртом мужик. – Я уже часов двенадцать как наречён был тогда. Это я только потом понял, что имя она мне дала. Сильная, быстрая, как тварь эта. Боялся я её почему-то жутко.

Бродяга махнул рукой в хвост колонны, где валялась Горгулья.

– Её или тварь? – скептически удивился я, и спросил: – Баба, что ли?

– Да не… девчонка. Чёрненькая такая. Стекловатой назвалась.

Налил по четвёртой, грустно осмотрел на просвет пустую бутылку и запустил её в придорожные кусты… А я вмиг протрезвел и вспомнил свой недавний сон. Мы действительно были рядом. Я подскочил и воскликнул:

– Где она?

Усатый, не торопясь, выпил, занюхал пахнущими дымом от колбасы пальцами, и уже слегка пьяным голосом спросил:

– А чё такое? Тебе она кто?

– Никто. Но она мне очень нужна.

Бродяга посмотрел на меня снизу вверх и протянул руку к моей стопке.

– Так ты пить не будешь?

– Хорош. Мне хватит. Как ты её встретил, как расстался, где она может быть?

Бродяга выпил, закинул в рот колбаски, зажевал.

– Слушай. Короче, проснулся я в отделении полиции. Смотрю, приволокли девку. Говорят, на трассе взяли проститутку, а у неё ещё с собой и полная обойма от Макарова, и хлам всякий в рюкзаке, типа, молоток каменщика, обмотанный шнуром… И одета странно. Толком ничего не говорит, просит отпустить. В общем, решили они её колонуть по своему способу, а потом уж и заново разговор с ней завести. Загнули на стол, штаны стащили. Ну, думаю, ща шоу будет. Спящим притворяюсь. Смотрю тихонечко.

Мужичок задумчиво смотрел вдаль, как будто он сейчас перенёсся во вчерашний день. Взгляд его был отстранён, а рука колебалась и делала движения, словно он курил.

– И тут шоу пошло. Я по губам читать после контузии научился. Девка шептала непонятное: «во имя Стикса», и в таком роде всё. Две секунды, и она бьёт стекло перед собой, и острым осколком подрезает их. Из бушлата прям выкрутилась, миг – и уже все корчатся. Ладно, думаю, убежит сейчас – но нет. С особой жестокостью их мучения устроила. На газон выволокла, и суставы им прострелила из пистолета. И пистолет-то у неё, прям как у фокусника, в руке из ниоткуда появился. Кровищи там на земле было… море. Меня из обезьянника освободила, оружейку вскрыла, автоматы ментовские взяла, мне один дала. Попросила на машине её подвезти, да я с управлением не справился, тут же врезался. Хреново мне было. Она сказала, что в таком случае я не могу быть ей полезен. Тут омоновский автобус стал подъезжать – мы за угол, в магазин. Там спрятались. Она тушёнки и воды набрала, и свалила. Да, главное! Она мне живца дала попить. Как мне стало лучше! Но это я сейчас понимаю, что там живец был, а тогда-то я думал, что это просто бухло такое. В общем, ушла она на южный выезд своих ждать, и мне сказала туда двигать. А я остался, нажрался, как свинья. К ночи проспался, вылез, а там зомбаки кругом. Тут дар мой и открылся, когда я думал, что конец настал. Потом я на грузовичке поехал на южный выезд, да не доехал, возле части меня взяли Апельсин с Кащеем. Генерал меня в отряд принял.

– Так почему же её в отряде нет? – не удержался я.

– А кто её знает. Мне больше ничего не известно.

– Спасибо за компанию, Бродяга. И за историю…

Я собрался уходить. Бродяга встал, приобнял меня, похлопал по плечу.

– Ты, это, неравнодушен к ней, смотрю. Знакомы были? Если надумаешь за ней вернуться, поддержу, зови. Я уже ничего не боюсь, понимаешь? Прям чувствую, как будто бы умер я, а это словно сон какой-то, сказка.

– Не думаю, что мы в сказку попали. Но про предложение твоё не забуду. До встречи.

– Бывай.

Мы обменялись рукопожатиями, и я решительно направился к Генералу.

– Какие потери?

Я услышал голос Генерала. Он стоял ко мне спиной и принимал доклады командиров взводов.