Текст книги "Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века"

«Обычные люди своего времени»

Зотиковы, на протяжении нескольких веков, с XVII столетия, занимавшиеся духовным служением России, переплелись родственными узами с другими родами, представители которых также принадлежали к духовному званию.

Еще один представитель этого рода – Николай Петрович Зотиков. Материалы о нем по крупицам собрал хранитель истории рода Зотикова – петербуржец Владимир Ростиславович Сахаров (правнук Николая Ивановича Зотикова, служившего в Волговской церкви).

Конечно, не стоит представлять всех Зотиковых некими «духовными путеводителями» Руси, безупречными и беспорочными. Вовсе нет. Владимир Сахаров подчеркивает, что это были обычные люди своего времени. «Зотиковы – обычные труженики, простые русские люди, которые несли свой крест, – отмечает он. – Их лепта в истории России – несение духовности».

Итак, что же известно о Николае Петровиче Зотикове? Он родился в 1867 году в семье священника Петра Гавриловича Зотикова. Пойдя по стопам отца, закончил в мае 1889 году Петербургскую духовную семинарию.

В конце октября того же года Николай Зотиков устроил свою личную жизнь: женился на дочери священника Либелицкой Николаевской церкви Надежде Ивановне Зотиковой. Отметим деталь, характерную для сословной замкнутости духовенства: браком сочетались молодые люди, состоявшие в дальнем родстве и носившие до брака одну и ту же фамилию. Кстати, венчание происходило во Введенской церкви при дворце великого князя Константина Николаевича, а само таинство венчания совершал священник Александро-Невской церкви при Свеаборгской крепости Михаил Дьяконов.

Через две недели после женитьбы Николая Зотикова рукоположили в сан священника и определили в Успенскую церковь на Успенском острове (Новоладожского уезда). Да, Зотиков начал свою деятельность на том самом знаменитом Успенском острове на Волхове – очаге милосердия и благотворительности, создававшемся по мысли и слову священника Алексея Колоколова. Без сомнения, для Николая Зотикова причастность к духовной жизни Успенского острова сыграла огромную роль.

Впрочем, на Успенском острове Зотиков являлся не только священником: с января 1890 года по май 1895 года он служил законоучителем детского приюта и одновременно там же, с ноября 1892 года по конец мая 1895 году, законоучителем и заведующим церковно-приходной школы. Кроме этого, начиная с 1892 года, Николай Зотиков успевал еще служить законоучителем и заведующим в Шолтоловской и Новковской церковно-приходских школах.

В конце мая 1895 года Зотиков покинул Успенский остров и перешел на службу в Покровскую церковь в селе Шолтолово Новоладожского уезда. Через два года, в начале сентября 1897 года, его перевели на службу в Царскосельский уезд – в Сергиевскую церковь села Ящера. Почти десять лет, до марта 1906 года, Зотиков был законоучителем Ящерской земской школы. Одновременно, в 1901-1905 годах, – законоучителем Луговской земской школы Лужского уезда.

В марте 1906 года Николая Петровича Зотикова перевели в ропшинскую Благовещенскую церковь (Петергофского уезда), что на Княжьей горке. Именно здесь он служил практически до самого конца жизни – до конца 1930-х годов. Так судьба связала с одним из уникальнейших храмов на Северо-Западе России, который строился еще в допетровские времена шведского владычества над приневскими землями.

Как считают исследователи, эта церковь – единственное сохранившееся до наших дней на территории России произведение культовой шведской архитектуры второй половины XVII века, и именно в этом заключается особенная ее ценность как редчайшего памятника архитектуры. Даже сегодня, когда от церкви остались одни только стены, она напоминает больше не православный храм, а лютеранскую кирху.

В начале XVIII века, когда в результате Северной войны приневские земли стали принадлежать России, кирху переделали под православный храм Благовещения. Церковь стала приходской, а высокий статус ропшинского имения, связанного с именами Петра I, Елизаветы Петровны и Петра III, давал ей некоторые преимущества. В частности, то, что ремонтировалась церковь на средства придворного ведомства. В 1815-1816 годах обветшавшую церковь капитально отремонтировали. Смету на ремонт составлял известный петербургский архитектор Иосиф Шарлемань, а производились работы под надзором архитектора Миллера.

Летом 1908 года в жизни Благовещенской церкви произошло событие, сыгравшее немалую роль в судьбе Николая Петровича Зотикова. 10 августа церковь посетили находившиеся на военных маневрах в районе Бегуницы – Ропша император Николай II и императрица Александра Федоровна. Как сообщалось в «Известиях С.-Петербургской епархии» от 29 августа 1908 года, «Их Величества при входе в церковь заняли места возле молящихся. По окончании богослужения настоятель церкви о. Николай Зотиков обратился к Их Величествам». А далее приводился полный текст выступления Зотикова, которое завершалось пожеланием государю, государыне, наследнику и всему царствующему дому «многих лет на радость, счастие и славу дорогого нашего отечества».

Не станем утомлять читателя полным текстом выступления, приведем лишь самое главное. «Причт, староста и прихожане Ропшинской Благовещенской церкви, – говорил Николай Зотиков, – осчастливленные присутствием Ваших Императорских Величеств за Божественной литургией и Всемилостивейшим подарком – священными облачениями, в коих мы имеем счастье совершать торжественную литургию и вчера всенощное бдение, весьма рады выразить Вашим Императорским Величествам одушевляющие нас верноподданические чувства сыновней любви, преданности и глубочайшей благодарности за столь щедрый подарок. Просим Ваши Императорские Величества принять от нас на память о сем посещении икону Благовещения Божией Матери, в честь коего освящен наш святой храм, и просфору, частицы из коей вынуты за здравие Ваших Императорских Величеств и Вашего Августейшего Семейства».

«Народ восторженно провожал Августейшее Семейство при отбытии из церкви», – говорилось в «Известиях С.-Петербургской епархии». В общем, что греха таить, верноподданические старания Николая Зотикова не прошли даром: в тот же день, 10 августа, «Их Императорские Величества» наградили его золотым наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества.

Впрочем, ропшинские годы служения Зотикова отмечены не только визитом царя. Это было время трудной и напряженной работы. С марта 1906 года по 1 октября 1917 года он являлся заведующим Глуховской церковно-приходской школы Петергофского уезда, одновременно – законоучителем Ропшинского земского училища, I и II Кипенских земских школ, Волковицкой школы, Мало-Горской земской школы, а также председателем приходского попечительства.

С самого начала Первой мировой войны Николай Зотиков возглавил «попечительский совет для оказания помощи семействам запасных и ратников ополчения, призванных на действительную военную службу». Труды Зотикова не остались незамеченными: в мае 1914 года его наградили орденом Св. Анны III степени, а еще через два года возвели в сан протоиерея.

В годы Гражданской войны Зотиков остался в России. С 1 ноября 1917 года он являлся законоучителем Ропшинского двухклассного училища, а с августа 1918 года – председателем приходского совета ропшинской Благовещенской церкви. В ней он продолжал служить и при новой, богоборческой и «безбожной», власти, – по всей видимости, до самого закрытия храма в конце 1930-х годов. Сам он вскоре ушел из жизни.

У Николая Петровича Зотикова было шестеро детей: два сына – Петр, 1891 года рождения, и Иоанн, 1899 года рождения, и четыре дочки – Анастасия, Вера, Мария и Зинаида. Последним из потомков Николая Петровича Зотикова, носящим эту фамилию, стал его внук – майор Владимир Петрович Зотиков. Он умер в июне 2001 года, не дожив полгода до 80 лет, и похоронен на Смоленском кладбище в Петербурге.

Что же касается Благовещенского храма, то его судьба оказалась печальной, как и у многих сельских храмов России. Здание использовалось под хозяйственные нужды, а в 1960-х годах его просто бросили. Рухнула крыша, обвалились стены. С годами храм превратился в руины, но местные жители не теряют надежды на его возрождение. А в восстановленном храме, возможно, будет отдельный уголок, посвященный уникальной истории этой церкви и личностям ее настоятелей. Достойное место займет там и описание жизни Николая Петровича Зотикова…

Работали не покладая рук…

Важнейшую роль играло земство и в деле народного здравоохранения в Петербургской губернии. В различных уездах расходы на медицину составляли от 17 до 30% земского бюджета.

Вместе с тем и врачей, и больничных мест в губернии катастрофически не хватало. К примеру, по состоянию на 1898 год в Лужском уезде приходилась одна больничная койка на 2 тысячи жителей, а в Царскосельском уезде – на 7 тысяч жителей. Один врач приходился на 9 тысяч жителей в Шлиссельбургском уезде, на 13 тысяч – в Новоладожском, на 22 тысячи – в Ямбургском и Царскосельском, на 30 тысяч – в Гдовском. Всего в 1904 году в Петербургской губернии насчитывалось 59 земских врачей. Полвека назад, в 1865 году, их было всего лишь одиннадцать.

По данным энциклопедического словаря Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, за счет земств в Петербургской губернии содержалось 144 лечебных заведения, где работали 144 фельдшера и 64 врача. В течение 1896 года земские врачи приняли 354 314 больных.

В конце XIX века земства открыли в Петербургской губернии немало новых больниц. Одна из них появилась в 1894 году в Рябово (Всеволожск). По тем временам она являлась достаточно крупным медицинским учреждением, включавшим родильное и инфекционное отделения, а также приемные пункты в волостях. Она помещалась в каменном доме на территории, где ныне находится Всеволожская районная больница.

Врачом Рябовской земской больницы назначили Мечеслава Маркеловича Зачека, работавшего с 1879 года, после окончания Военно-медицинской академии, врачом в Шлиссельбургской земской управе. Доктор Зачек работал не покладая рук. По его настоянию в 1903 году к зданию Рябовской больницы пристроили помещение для амбулаторного приема больных и операционную комнату.

В том же году по его просьбе из мызы Рябово в больницу провели электричество. Тогда же начали постройку двухэтажного каменного жилого дома для врачебного персонала, строительство закончили в 1905 году.

Очень серьезно в больнице обстояло положение с «койкоместами» и с лекарствами. В 1907 году доктор Зачек в годовом отчете докладывал земскому собранию: «В Рябовской больнице на 10 кроватей пришлось 285 человек». Из-за нехватки мест больным приходилось долго ждать своей очереди на стационарное лечение в больнице, особенно в осеннее время и зимой. Однако, по словам Зачека, «из нужд участка самая резкая – это отсутствие лекарств. Явление это повторяется ежегодно и тяжело сказывается на всем врачебном деле. Обыкновенно к декабрю уже чувствуется недостача лекарств, в феврале уже лечить нечем».

В зимние месяцы, когда из-за простуд число больных существенно возрастало, врачу вместо лекарств приходилось предлагать больным рецепты в городские аптеки, что вызывало недовольство больных и нарекания на персонал.

В 1909 году доктор Зачек докладывал земскому собранию: «Родильная – маленькая комната, вмещает всего две кровати, а число рожениц доходило до шести. Приходилось устраивать кровати в столовой, где они и рожали. Наконец, приходилось отказывать в приеме». Зачек просил открыть родильное отделение на третьем этаже здания, где находился водонапорный бак, однако его просьбу отклонили. Земство посчитало, что «…для выполнения естественного физиологического акта нет необходимости обращаться в лечебницу. Сюда следует принимать только рожениц с ненормальными и преждевременными родами».

Тем не менее Зачек не отказался от своей идеи и продолжал настаивать на необходимости открытия родильного отделения в помещении третьего этажа. В 1911 году родильное отделение там наконец-то открыли. Пристроили новую каменную лестничную клетку, помещение отремонтировали, а водонапорный бак установили на чердаке нового жилого дома.

К этому времени здоровье Зачека сильно пошатнулось, но он продолжал самоотверженно трудиться. В 1908 году по его инициативе открылся Рябовский детский приют на Мельничном Ручье. Однако здоровье Зачека продолжало ухудшаться, и в 1913 году он обратился с просьбой освободить его от обязанностей земского врача.

На земском собрании председатель санитарного совета заявил: «…С тяжелым чувством и душевной болью я должен заявить совету, что доктор М.М. Зачек письменно, ввиду болезни, отказался от службы в Шлиссельбургском уезде. Ни просьбы земского собрания, ни управы и товарищей не смогли склонить его взять свой отказ…» Оставляя свою долголетнюю работу, доктор Зачек высказал свое последнее пожелание – открыть в Колтушах земскую больницу. Он ушел с должности врача Рябовской больницы в 1914 году.

А в следующем году на земском собрании председатель докладывал: «…10 февраля на своей родине в Кременце скончался М.М. Зачек, недавно оставивший службу вследствие расстроенного здоровья. Земское собрание по мере возможности оценило труды М.М. Зачека, отдавшего свои силы Шлиссельбургскому уезду, работавшему в течение 35 лет, главным образом в северной части, организовавшему в ней медицинскую часть и в последние годы приют для сирот».

…В 1909 году на территории Петербургской губернии появилось медицинское учреждение, вскоре ставшее образцово-показательным для всей России. Речь идет о больничном комплексе, построенном по проекту архитектора И.Ю. Мошинского в начале XX века рядом с Сиворицкой усадьбой под Гатчиной. Все постройки оборудовались по последнему слову медицинской науки той поры, не случайно в 1913 году на гигиенической выставке в Петербурге больницу наградили малой золотой медалью «За устройство и прекрасное оборудование больницы для душевнобольных в Сиворицах».

Первым главным врачом больницы назначили известного психиатра доктора Петра Петровича Кащенко. После смерти доктора в 1920 году больнице присвоили его имя.

Коммерция и коммерсанты

Ярмарки как «зеркало действительности»

В прежние времена ярмарки – непременный атрибут торговой жизни России. Тут каждый, от миллионера до средней руки коммерсанта, был одновременно и покупателем, и продавцом самых разных товаров и продуктов.

На всю страну славились размахом (да и за границей о них знали) нижегородская, киевская, ирбитская и харьковская ярмарки. Не обходилась без них и Петербургская губерния – в XIX веке на ее территории проводилось около полусотни ярмарок.

Ярмарок в России проводилось чрезвычайно много – практически во всех областях и губерниях, в городах, больших слободах и селах, станицах, местечках и при заводах. В одном только малороссийском регионе в начале XX века, по данным Центрального статистического комитета (приведенным членом Государственного совета России В.И. Денисовом в его солидном труде о русских ярмарках), насчитывалось 2 200 ярмарок, в южном районе – до 800, в северном крае – 362, а в Сибири – более 500.

Из множества ярмарок наибольшее число приходилось на долю сельских, и продолжительность торга на них, как правило, была от одного до трех дней. Большие ярмарки длились от двух недель до полутора месяцев, как, например, нижегородская, или даже до восьми месяцев – как меновническая под Оренбургом. Повсюду в селах в большом количестве возникали однодневные базары – «торжки», причем сельские ярмарки и «торжки» обычно приурочивались к праздничным дням и местным храмовым праздникам.

Б.М. Кустодиев. «Ярмарка». 1906 год

«Ярмарки служили прямо и косвенно тем большим зеркалом, в котором в значительной степени отражалась наша культурно-экономическая действительность, – писал в начале XX века экономист И. Канделаки. – Это были своего рода учетные камеры и статистические бюро по торговле и промышленности как по отдельным районам и целым областям, так и в масштабе всероссийском». Так было в те времена, когда в России еще отсутствовали развитые пути сообщения. К началу XX века, с появлением сети железных и шоссейных дорог, телеграфа и телефона, стали раздаваться голоса, что ярмарки представляют собой пережиток старины и держатся только по простой традиции.

Поэтому редакция периодических изданий Министерства финансов предприняла попытку изучить роль русских ярмарок в новых условиях и летом 1913 года разослала своим корреспондентам на местах специальные опросные листы. Что же оказалось? Выяснилось, что количество ярмарок в последнее время не только не уменьшилось, а наоборот возросло, из чего можно заключить, что ярмарочная форма торговли продолжает жить. «И сегодня за ярмарками остается весьма видное и почтенное место в деле товарообмена, – отмечал И. Канделаки. – Нет и речи о ликвидации русских ярмарок, хотя за последние десятки лет значительно умножились и средства, и формы торговли». Это признавали и на самых верхах российского общества. Летом 1914 года, выступая на нижегородской ярмарке, тогдашний министр финансов К.Н. Коковцев сказал: «Культура идет своим чередом, а торговая жизнь – своим. Россия наполнилась новыми путями сообщения, но всероссийская ярмарка осталась той же, какой была прежде. Изменились ее формы, но осталась та же основа, здесь сходится производитель с потребителем…».

Так уж исторически сложилось, что Петербургская губерния не могла сравниться масштабом своих ярмарок с центральными и южными районами тогдашней Российской империи, где обороты ярмарок составляли от нескольких сот тысяч до десятков миллионов рублей. Благодаря близости столичного Петербурга в нашем регионе, в ту пору часто именуемом «Приозерным краем» (в него входили Петербургская, Псковская и Новгородская губернии), довольно прочно держались только местные сельские ярмарки, и то больше по продаже скота и лошадей.

Б.М. Кустодиев. «Ярмарка». 1908 год

По данным 1840 года, в Петербургской губернии зарегистрировали 37 ярмарок, причем более всего – в Новоладожском уезде. Крупных ярмарок в Петербургской губернии вообще не было, но мелких с исключительно местным значением числилось много: они проводились во всех сколько-нибудь больших селениях и устраивались по несколько раз в год. Торговали на этих ярмарках весьма разнообразным ассортиментом товаров – льном, маслом, различными кустарными изделиями для сельскохозяйственного и домашнего обихода, выделанной и сырой кожей, гончарными изделиями, хлебом, рыбой и т.д.

Мелкие однодневные ярмарки нередко приурочивались к церковным праздникам. В Ямбургском уезде, например, в XIX веке с июня по октябрь действовало восемь ярмарок. Подобные же ярмарочные празднества проходили также в Тихвине, Луге, Колпино и других местах.

«Ярмарка носит свой обычный характер, – сообщал в конце мая 1912 года "Лужский листок" об открытии традиционной ярмарки, обычно проходившей в Луге в этот период. – Толпы народа из Луги и окрестных деревень, неизменные сладости и коврижки, ситцы и кружева, квас и чай, который публика пьет или в раскинутых шатрах, или тут же на травке, несколько фотографов и т.д. Поражает обилие господ, обирающих публику путем различных игр и фокусов».

Большой популярностью пользовалась Соборная ярмарка в Тихвине, проходившая обычно с 3 по 14 марта. На нее съезжались купцы из Петербурга, Москвы, Новгорода, Старой Руссы, Ярославля, Устюга, Петропавловска, Олонца и Пошехонья. Тихвинские ярмарки славились кузнечными изделиями, в изобилии изготавливаемыми местными мастерами: вилами, ухватами, долотами, лемехами, баграми, косами, колокольчиками для коров и бубенчиками для лошадей. В Ямбургском уезде умельцы делали и возили на ярмарки превосходную посуду. Повсеместно в губернии был распространен бондарный промысел. Мастера изготовляли кадки, кадушки, ведра, лоханки, ушаты, шайки и т.п. и либо сбывали их на небольших местных ярмарках, либо продавали купцам-оптовикам, те везли их в Петербург и в другие города.

Ярмарка. Фото начала XX века

Правда, на тихвинской ярмарке за первое десятилетие XX века обороты продаж сократились почти что наполовину, что отражало ситуацию, характерную и для других ярмарок Петербургской губернии. Но крепче всех стояла на ногах Успенская ярмарка, на протяжении долгих лет считавшаяся самой крупной ярмаркой в Петербургской губернии. Она проходила в Новой Ладоге, издавна славившейся своими старинными купеческими традициями. Длилась она 22 дня, начиналась 15 августа и заканчивалась 5 сентября.

Открытие этой ярмарки всегда проходило в необычайно торжественной обстановке, а народ любил ее не только за возможность немало чего купить здесь или продать, но и за то, что можно было повеселиться вдоволь. Сюда приезжали даже актеры из Петербурга. Главными предметами торга на Успенской ярмарке были хлебные товары, а также мануфактурные и кожевенные. В начале 60-х годов XIX века ее оборот составлял 230 тысяч рублей, а по данным на 1913 год – равнялся 100 тысячам рублей. Конечно, по размаху торговли она не могла тягаться с нижегородской, у той ежегодный оборот достигал двухсот миллионов рублей, но все-таки!

А во второй половине декабря, незадолго до Нового года, в Новой Ладоге проходила другая ярмарка – Рождественская. На этой ярмарке в основном торговали съестными припасами – мукой, мясом и маслом, на общую сумму до 30-35 тысяч рублей. И, конечно, на ней царило море рождественского веселья…

Сведения о ярмарке, проводившейся в конце сентября 1912 года в Луге, можно найти на страницах тогдашних местных газет. «Трехдневная ярмарка сельскохозяйственных продуктов, мануфактурных товаров и прочего, – сообщалось в "Лужской газете". – Правила: лица, пожелавшие какую-либо торговлю на ярмарке, обязаны: 1) выбрать билет от Управы на право торговли; 2) занимать под торговлю те места, которые будут отведены; 3) билеты на право торговли не передавать; 4) производить торговлю только в указанное время; 5) подчиняться всем распоряжениям гг. уполномоченных Городской Управы. За нарушение сих правил виновный будет удален с ярмарки с лишением права производить торговлю».

Ярмарка открылась после торжественного молебствия, совершенного причтом Воскресенского собора. Правда, местные обозреватели не выражали особых восторгов. «Все те же линючие ситцы, всякие безделушки, пряники и неизменные вафли "французского печения", – возмущался обозреватель "Лужской газеты". – Лошадей для продажи приведено много, но спрос на них весьма незначительный».