Текст книги "Версальские кружева"

Приехав в Брест, он ощутил легкое разочарование. Отдавая ей папку с документами, Михаил понимал, что очень скоро встретиться им не удастся. День, который она просила у него на переговоры с отцом, в своей перспективе казался таким длинным и выброшенным из жизни, что он, махнув Марго рукой на прощанье, с остатками настроения и наползающей на него тоской поехал к себе.

Теплый душ принес ему расслабление, а солнышко, бьющее в окно второго этажа, пригласив Михаила сесть в кресло, приятно ласкало лицо. Незаметно для себя, он задремал.

Открыв глаза, он улыбнулся: синички, его верные друзья, прыгали по веткам яблони среди пробивших почки зеленых листочков и весело чирикали.

– Ну, что, перезимовали? – обратился он к птицам, вытягивая нош вперед. – Вижу, вам сейчас не до еды! Похоже, в ваших головах поселились инстинкты продолжения рода… – Синицы гонялись друг за другом, словно маленькие самолетики. – А я бы чего-нибудь перекусил, а то знаете, моя подружка улетела, и… – Он замолчал, не зная, что сказать пищам и себе.

Спустившись вниз, он приготовил еду и, сложив все на подносе, пошел ужинать в зал, к камину. Телевизор и алкоголь на какое-то время отвлекли его от мыслей о Марго, но надвигающаяся ночь и пустая кровать снова качнули его память, и он, ерзая по подушке и меняя позы, долго мучился бессонницей, пока не уснул.

Алексей же наоборот – уже давно и сильно хотел спать, но большой разговор семьи Масюковичей, собравшихся дома у Нины, затягивался и, судя по тому, что он сейчас слышал в наушниках прослушивающей аппаратуры, пока к концу не приближался.

– А я вам говорю – нет! – Говорила Марго. – Миша хочет погасить этот конфликт! Оригиналы документов, копии которые находятся в КГБ, он мне передал, сюда приехал, готов новое заявление подать… Так что вам еще нужно, чтобы понять происходящее?!

– Маргоша, ты не кипятись! – успокаивала ее мать. – Папа позвонил друзьям в Минск, они сейчас узнают – работает ли в самом деле эта чертова депутатская комиссия, и какие у нас могут быть проблемы.

– Да, – подтвердил Виктор Васильевич, – торопиться не будем. Взвесим все спокойно, обсудим… А то ты прилетела, напылила, наговорила сто верст до небес и все лесом, и еще на голос нас с матерью берешь!

– Папа, ты документы внимательно посмотрел?! Тут же черным по белому написано, что ты и мама – хозяева компании, на которую Вова перевел деньги с продажи завода! Получается, что вы – жулики! И кстати – Вова и сам за эти свои подписи может в тюрьму угодить!

– Да бред это все какой-то! Маргоша! – Отец повысил голос. – Мы всем скажем, что это – фальшивка! Кто эти бумажки вообще будет серьезно воспринимать?

– Пап, вот ты, вроде, мужчина умный и опытный, а несешь всякий вздор! Миша сказал, что они – подлинные, и проверка их, по запросу того же КГБ, покажет, что компании настоящие и принадлежат вам. И вот скажи на милость: как ты сможешь, – кроме пустых слов, доказать, что ты – не верблюд?.. Это – железные бумажки, которые специальные службы сами состряпали, и потому тут даже комар носу не подточит! Мне Миша говорил, там куча каких-то генералов этим занимались и – извините за подробности – сегодня утром я своими ушами слышала разговор одного из них с Михаилом!

Виктор Васильевич с укором посмотрел на дочь, но ничего на это не сказал.

– Маргоша, ты пойми, мы тебе верим, и документы видим… думаю, что и Миша действительно приехал, чтобы нам помочь… Но отдать завод, вот так, своими руками, потому что где-то работают какие-то депутаты, это… – Нина развела руки в стороны, всем своим видом показывая недоумение и нелогичность происходящего.

– Нет, мать, ты зря недооцениваешь игры, которые там, наверху, в столице происходят. Ты что, не видишь, как часто Президент снимает министров?.. Они и привыкнуть-то к своим должностям не успевают, а их раз – и в корзину! И потом, я от своих слышал, что комитет прокурорских и ментов подсиживает. Так что, пожалуй, тут действительно есть, над чем подумать…

Телефонный звонок резанул звуком по стеклу окна, вызвав у Алексея непроизвольную гримасу.

– Да! – Поднял трубку Виктор Васильевич. – Так, так… твою мать, бляха муха!! Хорошо, ладно, понял тебя! Да, конечно, никому ни слова. Будь здоров!

Алексей услышал, как мужчина шумно выдохнул воздух и снова заговорил:

– Звонил один мой знакомый, он подтвердил наличие комиссии в Прокуратуре. И более того – сказал, что эта же комиссия несколько месяцев назад изучала деятельность МВД, и по ее выводам даже были возбуждены уголовные дела.

– Вот! А я вам что весь вечер говорю!! Завтра же бегом в горисполком и к нотариусу – переоформлять все документы обратно на Михаила. И будьте счастливы, что он любит меня и пойдет в КГБ с новым заявлением о прекращении расследования по нашему делу.

– М-да… – задумчиво произнес Виктор Васильевич. – Послушай, а давай сделаем так: мы оформим передачу акций только у нотариуса, Михаил сходит, напишет заявление в комитет, и только потом мы отдадим документы в исполком.

– Ну, что ты, папа, все крутишь, да выгадываешь! Миша сюда с Москвы примчался, заверенные подледники мне без всяких расписок и обязательств отдал, а ты тут щемишься.

– Нет, Марго, я сказал, и будет именно так! Мало ли что, а у нас всегда есть возможность немного в исполкоме притормозить…

– Да, а что Миша к своему заявлению в КГБ приложит? Твое, заверенное у нотариуса, намерение продать завод? И что комиссия в Минске увидит? Что завод ему не принадлежит! Хватит уже! Ты, папа, докомандовался! Я, знаешь, не хочу потерять часть своего наследства, потому что тебе что-то опять кажется. Делаем теперь, как я говорю! Мама, ты-то что молчишь? Ты на чьей стороне?..

– Да, Витя, она права! Переписывай завод на Михаила и закрывай проблему, чтобы и следа от нее не осталось.

– Хорошо, – медленно и тяжело произнес Виктор Васильевич. – Только, Марго, теперь держи его двумя руками. Смотри, чтобы он отсюда никуда не делся, и сразу после перерегистрации, несмотря на то, что у матери только один процент в уставе, подписал бумаги, что дивиденды будут распределяться между участниками поровну, а все решения, включая продажу завода, будут иметь силу только при обоюдном согласии.

– Папа, о чем это ты? Я разводиться с Вовой собралась! Миша – мой мужчина, я люблю его, а ты опять какие-то кренделя мне предлагаешь! Не хочу больше врать и обманывать, пусть будет, что будет… Ты обещал мне поддержку, так выполняй! И – без условий и встречных предложений. Я хочу дальше жить с Мишей, и завод твой, кстати, тогда из семьи никуда не денется.

– Хорошо, хорошо! – Виктор замахал на дочь руками. – Вижу, уже все, не сломить – прешь, как танк… вся в меня! Если уже чего решила, не свернешь. Мать, давай выпьем чего-нибудь, а то у меня от этих разборок уже голова раскалывается…

– Ну, вот и замечательно! Ладком да мирком, оно все ж лучше… Сейчас все накрою и налью.

Алексей откинулся на спинку сидения автомобиля и снял наушник.

– Едрена корень! Мирком, дружненько так выкинули зятя из жизни, и нового прописали. Во дают белорусы! Ничего себе, сходил парень за хлебушком!

Снова надев наушник, он очень скоро понял, что разговор перешел на домашние проблемы. Алексей, гонимый усталостью и долгам сидением в машине, решил смухлевать и, отключив аппаратуру, поехал в гостиницу – спать.

Следующий день для всех начинался по-разному. Миша с утра кормил своих пернатых друзей, Марго отсыпалась, Виктор Васильевич, вместе со следящим за ним Алексеем, поехал собирать учредителей завода на собрание. Нина готовила обед, мысленно представляя, что сегодня за столом вполне может быть на одного человека больше.

Все шло по запланированному кругу, но на этот раз дирижировал персонажами совсем другой человек, и это был не Михаил.

Марго, проснувшись только к обеду, позвонила отцу и, получив ответы на все свои вопросы, с удовольствием отправилась принимать душ.

Теперь, после того, как отец подтвердил, что единогласное решение акционеров завода о продаже девяносто девяти процентов уставного фонда Михаилу получено, в ее голове неопределенностью звучал только один вопрос: как сделать так, чтобы они с Михаилом были вместе, и при этом их разводы не были бы болезненно тяжелыми.

Фантазируя, Марго вдруг представила себе, что простота – и есть выход из всех трудных ситуаций. Михаилу нужно войти с чемоданом в ее квартиру и остаться там жить навсегда. Улыбка пробежала по ее лицу, она вышла из ванной и подошла к большому, слегка покрытому паром зеркалу.

– Интересно, – заговорила она сама с собой, – как я буду выглядеть, когда у меня в животе будет расти новая жизнь? – Она надула живот, погладила его руками и опять улыбнулась. – Висит… – Поворачиваясь в разные стороны, перешла она к рассмотрению груди. – Вот, зараза такая! Еще не рожала, а уже формы нет. Можно, конечно, быстро и красиво сделать ее в клинике, но доктор последний раз при осмотре сказал, что до родов лучше ничего не делать. Зато!.. – Она повернулась боком и даже встала на цыпочки. – У меня тонкая талия и красивые бедра! А мой Мишка так вообще от них балдеет, наглядеться не может, и все норовит потрогать. Вот, мужики! Им лишь бы нас тискать! А попка у меня какая красивая… – Она немного наклонилась вперед и прогнулась в спине. – Да, Мишанечка, я могу тебе только позавидовать: такая красота у тебя перед глазами! Теперь я понимаю, почему ты любишь со мной сексом сзади заниматься. – Она потрогала свои ягодицы и рассмеялась. Настроение светилось в ней энергией и игривостью. Отбросив в сторону сомнения и сложные вопросы о семье Михаила, женщина вытерлась полотенцем, нанесла на тело увлажняющий крем и пошла одеваться.

Алексей, продолжая ездить за Виктором Васильевичем по городу, был профессионально осторожен и внимателен. Выбирая правильные расстояния и дистанции, он записывал разговоры Масюковича и понимал, что события развиваются именно так, как ему говорили.

Девушки, проходящие мимо его машины, были словно разноцветные конфетки – яркие и улыбчивые; Алексей бросал на них беглые взгляды, вздыхал, но, понимая всю серьезность своей работы, отводил глаза в сторону, подавляя в себе соблазн.

К обеду Михаил, уставший от ожидания и пустого хождения по дому и, так и не дождавшись звонка от Марго, решил набрать ее сам.

– Девушка, в поход со мной пойдете? – начал он говорить, как только услышал в трубке ее голос.

– Ой, – принимая игру, кокетливо произнесло Марго. – Молодой человек, вы меня смущаете! Мне нужно подумать и спросить разрешения у папы.

– Вот как раз папы и не нужно, – засмеялся Михаил, – его и так слишком много. У меня вообще складывается впечатление, что я больше общаюсь и думаю о Викторе Васильевиче, чем о тебе.

– И зря ты так о папе говоришь! Он, между прочим, уже собрал совет учредителей и снова вернул тебе завод на общем собрании, осталось только подписать бумаги у нотариуса и дождаться решения исполкома.

– Ты что, серьезно?

– Конечно! Я ему только что звонила, а вчера мы до глубокой ночи разговаривали и, как сам понимаешь, мое слово оказалось самым весомым.

– Марго, ты хочешь сказать, что наши военные действия прекращаются, и мы можем спокойно встречаться и ходить по городу, как раньше?..

– Да, мой дорогой. И кстати, я только что вышла из ванной, мое тело пахнет волшебным кремом и желаниями, а мой костюм Евы сидит на мне идеально.

– Издеваешься, слюну у голодного человека выгоняешь! Требую показ моделей и особенно – костюмчика Евы срочно перенести в мой дом.

– А хочешь, я тебя еще подразню? – произнесла она, смеясь. – Трогала сейчас свою попку и завидовала тебе: такая у тебя красота и упругость перед глазами, что прямо ни словом сказать, ни пером описать!

– Нет, Марго, теперь меня на это не купить! Попка – это, конечно, хорошо… Но раньше, к примеру, на Руси, да и у вас в Белоруссии, жену в огороде выбирали. Ты, вот, что в жизни умеешь? Готовить хорошо, шить да штопать знаешь – как?

– Миша, ты что, специально эту фигню болтаешь, чтобы меня позлить?! Еще скажи, что я должна научиться корову доить!

– А что? – засмеялся Михаил. – Интересно было бы на тебя в это время посмотреть.

– Да пошел ты! – Она тоже улыбнулась, представив себя в платочке и переднике поверх сарафана. – Подожди-подожди, у меня вторая линия. Побудь на телефоне, не отключайся! – Марго соединилась с отцом. – Да, пап.

– Дочура, еще раз привет. Я договорился с Олей, – нотариусом, она сейчас готовит купчую на Михаила. Протоколы собрания учредителей я ей уже завез, поэтому бери своего москаля, и дуйте к ней в офис – документы подписывать.

– Пап, а ты что, нас там не подождешь? С Мишей поздороваться не хочешь?

– Лезгинку вам не станцевать? Валите уже быстрее, и не поднимайте мне нерв! У меня и так настроения нет… Своими руками, за какой-то копеечный долг, миллионную компанию переписываю на… – Он задумался, подбирая нужное слово, но, чтобы не обидеть дочь произнес: – На хорошего твоего…

– Пап, ну, ладно тебе! Не расстраивайся, все будет хорошо. Мы сейчас приедем к Оле и все подпишем…

– А потом, – перебил ее отец, – сами отвезете все документы в исполком. Завтра они на своем заседании утвердят новый состав учредителей, и выдадут об этом справку. Поэтому уж будь любезна: проследи, чтобы послезавтра новое заявление Михаила и выписки из решения исполкома уже были в КГБ Республики.

– Пап, так это же снова в Минск ехать!

– Марго! Не ты ли мне говорила, что все нужно делать срочно и быстро.

– Ой! Ну, ладно, пап, только ты не расстраивайся, все мы сделаем. Пока, целую!

Она переключилась на другую линию и вернулась к разговору с Михаилом.

– Медвежонок, ты еще там?

– С трудом дождался, когда ты наболтаешься!

– Все по делу, все ради тебя, мой косолапый! Звонил папа, нам нужно выезжать к нотариусу, подписывать купчую. Помнишь Олю, она делала тебе документы первый раз?

– Да!

– Отлично, встречаемся через тридцать минут у нее, а потом отвозим все в исполком на регистрацию. Целую!

Михаил отключил телефон и посмотрел на часы, можно было не торопиться и спокойно осмыслить события, которые развивались хотя и в нужном направлении, но на этот раз чрезвычайно быстро.

Расположившись в ставшем для него любимом кресле напротив окна, что на втором этаже, он, дав себе десять минут, стал рассуждать:

– Так, – произнес он задумчиво, – все забегало и закрутилось! Неужели, плод моего семимесячного труда близок к завершению, и я опять не проигрываю дело?.. – Он улыбнулся и закрыл глаза, удовольствие и приятное теплое ощущение победы потекло по его телу ручейками огромного удовлетворения.

– Да, я – молодец! Как сработали оригиналы кипрских документов и страх Масюковича перед КГБ! Всех прикормил, на всех влияние оказывал: милиция, исполкомы, прокуроры суетились по его просьбе, а тут – раз! – и в бой вступил комитет. Все-таки здорово, что остались еще люди и организация, которая честно выполняет свое дело, а главное – ее боятся жулики всех мастей, и… – Он открыл глаза и улыбнулся. – … Только при одном ее упоминании Виктор Васильевич забегал кругами и теперь сам, без судов, возвращает мне компанию. Эх, мужики! С каким удовольствием я бы с вами водки попил! – Он сильно хлопнул ладонями по подлокотникам кресел и встал. – Не ушло, значит, никуда то время, когда мы служили Родине честью и совестью. Закончится все, обязательно позвоню Глебу – может, он знает кого из своих коллег белорусских, и передаст от меня и моего шефа «спасибо» за принципиальность.

Одевшись, он вышел из дома, завел машину и поехал к нотариусу, где опять все было организованно по-деловому быстро и четко. Оля ознакомила его с протоколом общего собрания акционеров; Михаил подписал договор продажи ему девяносто девяти процентов уставного фонда завода; Марго, сидящая рядом, не издавала ни одного звука, давая ему возможность спокойно и внимательно изучить подписываемые документы.

– Ну, вот и все, – в заключение сказала Оля и лукаво улыбнулась, глядя на Марго.

– Пока-пока! – Подмигнула Марго нотариусу и, взяв Михаила за рукав куртки, вытянула его из кабинета. – Босс! О-о! – произнесла она, как только они сели в машину и оказались одни. – Разрешите вашей… вашей… – произнесла она дважды и задумалась.

– Любовнице!

– Нет! – Сгримасничала Марго, сморщив носик. – Не хочу такое слово! Оно какое-то противное!

– Любимой!

– Да! Так гораздо лучше. Словом, я хотела сказать, что поздравляю тебя с получением в собственность завода и надеюсь, мне не придется доить коров, чтобы добывать себе хлебушек насущный. – Она сделала лицо серьезным и добавила: – А вообще, я хочу ребенка!

– Сейчас! – продолжая шутливый тон разговора, произнес Михаил.

Марго посмотрела на него, улыбнулась и, положив голову ему на плечо, негромко произнесла:

– Сейчас мы едем к маме, она уже второй раз обед разогревает. Помнишь, как хорошо нам было, когда мы все вместе сидели за семейным столом, пили самогонку и болтали, болтали…

– Маргоша, а что, твой «Мерседес» тут стоять останется?

– Да и пусть! Мне так спокойно на твоем плече, что не хочется даже на секундочку уходить…

Дорогой до Нины они молчали, даже не подозревая, что думают об одном и том же.

Марго, решив для себя одну задачу по примирению отца и Михаила, теперь задумалась над проблемой разводов.

Михаил сначала мысленно поблагодарил провидение, а также сокола, летящего по кромке леса и бьющего свою добычу слету, но потом вспомнил о Вере и детях. Прислушиваясь к себе, он, несмотря на свои чувства и отношение к Марго, даже в отдаленных пространствах своего сознания не ощущал ни единого намека или мысли о расставании с женой.

Семья оставалась для него нерушимым колоссом, и он точно знал, что это – единственная правда в его жизни.

Зайдя к Нине, он опять, словно никогда и не уходил из этой квартиры, увидел ломящийся от наготовленной еды стол, домашний самогон, бутылки с белым вином и – Виктора Васильевича.

Ужин, начавшейся с осторожных переглядов и небольшого напряжения, в основном висевшего на лице отца Марго, после третьей рюмки стал набирать обороты и к вечеру утонул в смехе и криках обнимающихся «родственников».

Сидящий в машине у дома Нины Алексей периодически глотал слюну зависти, слушая звон бокалов и звуки столовых приборов – голод и уже пустая бутылка из-под воды сосали под ложечкой желанием закругляться и скорее звонить Глебу.

Первые тосты за возврат Михаилу цементного завода сказали ему, что дело сделано и можно сворачивать аппаратуру, но дурацкое обещание, данное шефу, о записывание всех разговоров до самого их конца когтями царапало его совесть.

К его большому сожалению, только за полночь компания стала расходиться и он, чувствуя усталость во всем теле, сбросил наушник на пассажирское сидение и набрал номер Глеба.

– Я не знаю, как ты будешь со мной рассчитываться! – начал он говорить в тональности шутливого наезда. – Сижу тут, голодный, холодный, девушки красивые мимо ходят! А про пи-пи – так вообще молчу! Не поверишь, пустую бутылку из-под воды с собой вожу – вдруг, думаю, прихватит, а тут город, кустиков нету!

– Лешка, ты по делу давай говори!

– Спокойно, шеф, докладаю, – произнес тот, коверкая слова и продолжая шутливую манеру разговора. – Все, как ты и говорил, словно под копирку получилось. Вчера весь вечер Марго уговаривала отца вернуть компанию Михаилу, Виктор Васильевич звонил в Минск и получил подтверждение о работе депутатской комиссии в Прокуратуре. Сегодня они все подписали у нотариуса и отдали в исполком на регистрацию. И вот только сейчас закончили это обмывать. Первый час ночи, они – пьяные и счастливые – разъехались по домам, а я – мученик твоих планов – сижу тут, в тысяче километров от кровати своей любимой Манечки.

– Так! – Глеб потянулся, он сидел перед компьютером уже три часа. – Ну, что, Лешка, по-моему, и эту часть нашей работы мы завершили успешно!

– А у меня и сомнений не было! Только, есть один единственный вопросик: то, что я приехал в Брест и подменил «слухача» из прослушки московского генерала – мне понятно: тебе нужны мои уши и быстрая связь. То, что Масюкович испугался серьезного следствия со стороны КГБ и вернул компанию Михаилу – тут тоже все логично. Но, Глеб, вы слили в контору большое количество компромата и информации о счетах и компаниях Виктора, там же кругом криминал и огромное сокрытие налогов…

– Леш, а ты не хочешь по телефону спросить, где находятся лагеря Бен-Ладена, и сколько у него боевиков в Афганистане?

– Е мое! Извините, товарищ командир! Нарушил правила «молчания» в эфире! Виноват, исправлюсь, каюсь, стою на коленях, горько плачу и очень хочу домой.

– Домой – это пожалуйста. Не забудь жене и детям белорусских сувениров купить, чекист болтливый!

– Ой, ну все, ладно тебе, не наезжай! – Алексей выключил телефон, завел двигатель и поехал в отель спать, завтра ему предстояла дорога домой, в Москву.

Глеб поднялся из-за стола и прошел в комнату отдыха, где на диване, укрывшись клетчатым пледом, сладко посапывал генерал.

– Николай Иванович! – легонько покачивая плечо спящего, произнес Глеб.

– Да… Да-да! – Привыкший за годы службы просыпаться в любое время, генерал открыл глаза и сел. – Ну, – сказал он, – и как все прошло?

– Звонил Алексей, Масюкович переписал завод на Михаила. Эта часть операции «Версальские кружева» закончена.

– Эх, Глеб Михайлович, какой в тебе картежный шулер умер – не передать! Честно? Да я и сам не особо-то верил, что твой блеф с депутатской комиссией сработает.

– Почему – блеф? Депутаты, в соответствии с планом своей работы, действительно хотят послушать, как борется Прокуратура Республики с коррупцией и мошенничеством. Ну, а то, что мы Михаилу это под другим углом подали и слукавили немного, что его случай находится на самом высоком уровне, так это ж единственно для пользы дела! Одно могу сказать точно: вся эта часть операции строилась именно на личностных взаимоотношениях Михаила и Марго, и поэтому, когда мы в два голоса убедили его в неминуемом аресте отца, он кинулся защищать ее мир, и показал Виктору Васильевичу документы Виргинских компаний, которые, по большому счету, только для этого момента и были сделаны.

– Глеб, так я не понял: они, эти документы об оффшорных компаниях, были настоящими или подделкой?

– Николай Иванович! И вы туда же… Миша мне эти вопросы задавал, и вас, я вижу, они тоже волнуют. Мы – серьезные люди, хорошо делающие свое дело. Какие тут могут быть подделки!

– Нет, но как ты выбрал момент! Как все красиво и главное – вовремя сделал! Не сегодня-завтра по заявлению Михаила и документам, которыми мы его снабдили, весь бизнес Масюковича будет описан, а впоследствии, наверное, и конфискован, а мой заводик… – Генерал довольно потер ладони. – Уже никто не заберет, теперь он принадлежит нам. Двух зайцев, Глеб Михайлович, целых двух зайцев ты добыл одним выстрелом! Помог комитетчикам спеленать давно ворующего у государства коммерсанта, и мне – получить цементный завод.

Глеб засмеялся. В его голове промелькнула мысль, что зайцев в этой истории было гораздо больше, но продолжил он говорить совсем не об этом.

– Николай Иванович, неужели КГБ, да еще уровня Республики Беларусь, больше нечем заняться, кроме как персоной Масюковича.

Заявление, конечно, мы подали, но это делалось только с одной целью: создать необходимый антураж давления на Виктора Васильевича, заставить его бояться потерять все, чем он располагает, и подтолкнуть к решению о добровольном возврате цементного завода Михаилу.

– Ну, я же говорю: отличный ты карточный шулер! Получается, что мощных козырей у тебя не было, и ты просто заставил всех поверить в проигрыш и, выложив карты на стол, сдаться на милость победителя.

Глеб опять засмеялся.

– Николай Иванович, козыри, – как вы говорите, у меня были самые большие – это личные отношения Михаила и Марго. Она должна была повлиять на решение отца вернуть компанию, и я терпеливо ждал, когда их чувства, проходя путь страсти, ревности, измены и мести, вспыхнут с новой силой и позволят дочери найти нужные слова и убедить всю семью в искренности намерений Михаила.

– Да, – вздохнул генерал, – так все, вроде, просто, но в тоже время так сложно! Твоя операция прямо просится на страницы книги: ушлый рейдер, захватывающий завод через любовную связь, оказывается, издалека управляется другим, еще более хитрым человеком, а в результате я, старый генерал, получаю свое пенсионное пособие.

– Вот об этом я и говорю вам, Николай Иванович! – Глеб лукаво прищурился и продолжил: – Такой вы у нас простачок, пенсионер, а собрали команду из ушлых да хитрых, наметили цель, ненавязчиво отдирижировали процесс и в итоге – получили конечный результат. Миша сейчас думает, какой он молодец, что сработал его план захвата завода, я пожинаю лавры своих сложных комбинаций, а вы на даче, за чашкой чая будете умиротворенно улыбаться, и планировать строительство новой беседки на дивиденды от работы вашего бетонного предприятия.

– Ой, Глеб, и не напоминай мне! Так хочу летом спокойно на даче пожить, цветочки вырастить… А то я на пенсии уже почти десять лет, а отдыха все нет. Но теперь все, конец! Мой «свечной» заводик, – как ты правильно говоришь, будет мне утешением в спокойной старости. Ну, а что касается всего остального и, в частности, твоих слов по поводу моего дирижирования, то уж не обессудь – на то я и генерал, мне по званию и прожитым годам положено быть не только умным, но и прозорливым. Ну, будем прощаться? Всего тебе хорошего, привет супруге, детям и внуку!

Он протянул ладонь Глебу, и они обменялись крепкими рукопожатиями.

– И все-таки, – снова заговорил генерал, открывая входную дверь офиса, – скажи мне честно: что было главной целью твоих кружев? Мне кажется, что российские спецслужбы…

– Тихо-тихо-тихо! Николай Иванович, совсем недавно вы просили Михаила не озвучивать свои мнения и мысли вслух. – Глеб переступил порог и вышел на лестничную площадку. – Единственное, что я могу сказать на прощание: интуиция правильно подсказывает вам, и то, о чем вы подумали, весьма близко к истине. Ну, а о конечном результате операции вы через какое-то время прочтете в газете.

– Воды опять налил, секретов и туманов напустил… – медленно и нараспев выговорил генерал. – Значит, тебя тоже потихонечку втягивают в политику. Смотри, опасное это дело! Поверь мне, старику, это как «Икар» – чем выше поднимешься, тем жарче становится.

– Да ну, что вы, Николай Иванович! Какая там политика! Судьбы и должности не в моей компетенции, я – скромный геммолог, живущей на Кипре, и изредка помогающий своим друзьям…

– А, вот ты и попался! Быстро от меня научился лукавить и прибедняться! А ведь еще недавно говорил, что это – отличительный знак разведчиков моего поколения. Ладно… – Генерал похлопал Глеба по плечу. – Последний, – честно-честно! – последний вопрос: зачем ты так сложно завернул с Виргинскими компаниями? Одни учредители, другие учредители – сплошь круги на воде! А главное: почему ты раскрыл это перед белорусскими кэгэбешниками?

Глеб подошел к лифту и, нажав на кнопку вызова, ответил:

– Николай Иванович, этот вопрос вы мне уже задавали, и ответ на него мною дан. Но, как я понимаю, он вас не устроил.

– Правильно понимаешь. Столько нагородить, чтобы какого-то брестского коммерсанта призвать к ответу – это, знаешь ли, как с самолета на птиц охотиться. Ты мне, конечно, можешь ничего не говорить, но у меня складывается ощущение, что в твоей большой игре стрелочником Масюкович выбран не случайно.

– Я не судья и не прокурор. Будем считать, что какая-то высшая сила там, на небесах, шепнула мне, что в мире должна жить справедливость. Поэтому, когда у меня появились доказательства преступной деятельности господина Масюковича и его зятя, я просто передал эту информацию по назначению. – Глеб шагнул в кабину лифта и двери за ним закрылись.

– Вот так штучка! Так, ведь, и не ответил на вопрос! Теперь вот ходи, мучайся в догадках, газеты читай и жди неизвестно чего! – пробубнил генерал, закрыв за гостем входную дверь.

Выйдя из офиса на улицу, Глеб увидел, что ночь уже полностью завладела Москвой. Служебная машина отвезла его в Шереметьево и опять, как это было уже бесчисленное количество раз, он, выполнив все формальности регистрации, сел в кресло самолета, летящего на Кипр.

Взлетая, Глеб мысленно вернулся к разговору с генералом.

«По-моему, получилось неплохо, – сказал он про себя, закрывая глаза, – как обычно наговорил сто верст до небес, но старый лис, – мастер читать между строк, похоже, быстро соберет пазл и догадается, чему в действительности была посвящена операция «Версальские кружева»…»

Самолет и его гордость за хорошо выполненную работу набрали высоту, и теперь вместе летели высоко над землей. Умиротворение и спокойствие уже полностью владело телом Глеба, когда ироничный демон подлетел к его ангелу хранителю и, присев рядом, произнес:

– Как думаешь, если он такой умный, то почему до сих пор такой бедный?

– Пока он не знает, но сегодня в автомобильной аварии погиб его старый друг.

– И зачем ты мне говоришь это? – Демон поправил Глебу плед и пристально поглядел на ангела.

– Чтобы ты своей болтовней не отвлекал меня от самого важного, что есть у человека на земле.

Демон ухмыльнулся – спорить с ангелом ему не позволяла иерархия. Другое дело – спящий Глеб, и он, отправив в его сновидения большой дом с бассейном и пальмами во дворе, полетел дальше, отлично зная, что когда-нибудь ему представится случай наяву шепнуть на ушко этому умнику свои аргументы в пользу самого важного на земле.