Текст книги "Грешник"

XIX

– Мы займемся сексом сегодня вечером? – спрашивает моя нетерпеливая девочка, пока мы едем в лифте. – Я так хорошо справилась с твоими пальцами.

– Милая, два пальца не идут ни в какое сравнение с моим членом, – самодовольно сообщаю я. Однако, видя ее разочарование, заверяю: – Но мы все равно отлично повеселимся сегодня.

– Я хочу заняться сексом, – выражает недовольство она.

– Послушай, мисс «Половой акт не определяет секс», я думал, мы договорились, что я буду сам задавать темп. И это все является сексом, помнишь?

Она удрученно вздыхает.

– Да. Я помню.

– Хорошо. Ты – моя, милая, и я буду дорожить тобой. Хочу насладиться каждой частичкой твоего тела, пока ты расцветаешь, как бутон.

Мои слова – чистая правда, но втайне я рад, что она изголодалась по сексу. Я тоже жажду насладиться ею, но даже полное истощение не помешает мне превратить ее первый опыт в волшебство. А это требует времени.

Как только мы заходим в квартиру, я даю ей пять минут, чтобы она подготовилась для меня, а затем говорю, чтобы разделась и легла на кровать. Моя просьба встречена приподнятой бровью.

– Тогда ты тоже должен раздеться, – говорит она. – Это будет справедливо.

– Хорошо, – соглашаюсь я, и она смотрит на меня с подозрением, как будто моя спокойная уступчивость – это какая-то уловка. Я смеюсь. – Зенни, я с радостью разденусь для тебя. Меня возбуждает одна только мысль о том, что мое тело нравится тебе не меньше, чем мне твое. А теперь поторапливайся, чтобы мы начали развлекаться.

Она исчезает в ванной, пока я подготавливаю спальню, выключаю основной свет и включаю торшер, затем раскладываю на кровати реквизит для сегодняшнего вечера. Я не шутил, что ее очевидное желание безумно меня возбуждает, и мой член становится тяжелым и напряженным, когда я расстегиваю джинсы и снимаю рубашку и ботинки. Я практически голый, если не считать джинсов, мой потемневший от возбуждения член, словно толстый шест торчит из расстегнутой молнии, когда Зенни открывает дверь в спальню. Яркий свет, льющийся из-за ее спины, придает телу золотое сияние, озаряя эти длинные, гибкие ноги, подтянутый живот и дерзкие маленькие холмики груди, вершинки которых в данный момент венчаются твердыми, тугими бутонами. Ее волосы обрамляют лицо мягким темным ореолом, а глаза при таком освещении сияют, как звезды. Обнаженный ангел. Мой обнаженный ангел.

Член пульсирует, и мне приходится сглотнуть, чтобы обрести дар речи.

– На кровать, – шепчу я, почти умирая от желания, когда она подходит ко мне, и тени, отбрасываемые светом на ее кожу, рассеиваются. Каждый дюйм ее тела совершенен, и я не могу поверить, что из всех мужчин в мире она выбрала меня, чтобы разделить со мной свое тело. Разделить со мной свои улыбки, заботы, время и доверие.

Как, черт побери, мне так повезло? И как я смогу пережить это, когда все закончится?

– Я передумала, – произносит Зенни с легкой хрипотцой. – Можешь оставить джинсы.

Я понимаю: ей нравится видеть, насколько мучительно я в ней нуждаюсь. Отвешиваю ей легкий игривый поклон.

– Все, что пожелает миледи, – говорю я.

– Это сейчас ты так говоришь, но я знаю, что ты снова начнешь командовать… – Она замирает, когда видит, что я разложил на кровати, и я наблюдаю за выражением ее лица и реакцией тела, пока она рассматривает игрушки. – Шон?

Я подхожу к ней сзади, убирая волосы с шеи, чтобы пробежаться успокаивающими поцелуями вдоль плеча. Кончик члена касается ее поясницы, и мы одновременно вздрагиваем.

– Ты сказала, что никогда не пользовалась вибратором, – бормочу я, все еще скользя губами по теплой коже. – Я подумал, что было бы забавно попробовать.

– О, – говорит она, – я… я и не подозревала, что они такие большие.

Я провожу рукой вниз по ее предплечью, ладони и направляю ее пальцы к вибратору-жезлу, который так ее напугал.

– Мы не будем вводить его в тебя, – обещаю я, позволяя ей осмотреть игрушку. – Он большой, потому что очень мощный. А этот, – я подношу ее руку к гораздо меньшему по размеру вибратору, – предназначен для твоей точки G. Видишь утолщенную головку на конце? Ты засовываешь ее внутрь и позволяешь ласкать тебя изнутри.

Зенни протягивает руку к маленькой, украшенной драгоценным камнем пробке с краю на полотенце, на котором разложены игрушки.

– А это для чего? – спрашивает она, поднимая ее. Свет преломляется, отражаясь от алого камня, и поблескивает на утолщенном корпусе пробки. В голосе Зенни сквозит невинное любопытство. – Это тоже для внутреннего использования?

– Да, детка. Мы нанесем на нее много смазки, заставим тебя извиваться от смущения и чувства стыда, а затем я введу это тебе в задницу, и тебе сразу станет легче.

– Правда? – У нее перехватывает дыхание.

Я утыкаюсь носом ей в шею.

– Знаю, звучит пугающе, но мы не будем делать это сегодня вечером. Я просто хотел, чтобы ты увидела ее, подержала в руках и начала привыкать к этой идее.

– Я… я не уверена насчет анального секса, – признается она, но все еще держит пробку в ладони, поглаживая прохладный металл другой рукой. – Он всегда казался чем-то таким, что доставляет больше удовольствия мужчине, чем женщине.

– Слишком многие мужчины ведут себя эгоистично в данном случае, – соглашаюсь я. – Но я когда-нибудь был эгоистом по отношению к твоему телу, лишая тебя удовольствия?

Она задумчиво хмыкает.

– Полагаю, ты еще этого не сделал.

– И ты доверяешь мне?

– Я тебе доверяю.

– Тогда я хочу попробовать это с тобой. Что бы мы ни делали, от анального секса до совместного кофе по утрам, я остановлюсь сразу, как только ты попросишь. И поэтому, если мы попробуем и тебе это не понравится, мы остановимся и перейдем к чему-нибудь другому. Нам столько всего еще нужно испробовать, Зенни-клоп, мы даже не заметим, что от чего-то отказались.

Она поворачивается в моих объятиях, и теперь мой член прижат к ее мягкому животу. Я героически сопротивляюсь желанию начать тереться о ее пупок.

– Но ты правда считаешь, что это будет приятно? – уточняет она.

– Правда, – нежно отвечаю я, прижимаясь к ее лбу своим. – Я скажу кое-что, предназначенное не для каждой женщины, но, думаю, в твоем случае это будет правдой.

– Да?

Я скольжу рукой по изгибу ее бедра, едва касаюсь мягких завитков между ее ног.

– Как только трахну тебя, – говорю мягким и поучительным голосом, как у учителя, – ты начнешь ощущать пустоту глубоко внутри своего лона.

Подушечкой пальца я нажимаю на клитор и тру этот набухший бутон, пока она не раздвигает ноги и не прижимается ко мне, как котенок, ожидающий ласки. Я веду пальцем вниз, с удовольствием обнаруживая, что она по-прежнему невероятно влажная, а затем осторожно проникаю пальцем внутрь.

– Здесь, – объясняю я, скольжу глубже и нажимаю на внутреннюю стенку. – Прямо здесь, детка. Она будет дуться и хныкать, когда опустеет. И когда твоя киска станет влажной, а клитор начнет напрягаться, ты тоже почувствуешь эту новую пустоту. Ты будешь нуждаться не только в этом… Тебе понадобится наполненность.

Теперь ее руки прижаты к моей груди, металлическая пробка нагревается между ее ладонью и моей кожей, словно обещание удовольствия.

– Правда? – спрашивает она, поднимая на меня глаза. Я нежно глажу ее изнутри, и, клянусь, если бы она была кошкой, она бы сейчас замурлыкала.

– Правда. И ощущение наполненности доставит удовольствие. С анальной пробкой в твоей попке и моим членом в твоей киске, обещаю, ты будешь чувствовать себя настолько наполненной, что будет казаться, будто сердце вот-вот разорвется от этого.

– Ладно, – шепчет она. – Я попробую.

Я целую ее, трахая пальцами, целую и играю с ее киской, пока она снова не начинает по-кошачьи перебирать пальчиками по моей груди, царапая и поглаживая, царапая и поглаживая. Я вытаскиваю из нее палец, а затем подношу его ко рту Зенни, и она обхватывает его губами без подсказки.

– Уверена, что ты монахиня? – вою я.

В ответ она лишь сильнее сосет и ласкает языком подушечку моего пальца, и у меня все плывет перед глазами. Черт возьми. Ее рот…

– Вот какая ты на вкус, детка, – говорю я, пока она сосет. – Вкусная, такая сладкая… Черт, я не могу дождаться, когда снова полакомлюсь тобой.

Мои слова заставляют ее удивленно захлопать ресницами, и я улыбаюсь, высвобождая свой палец и убирая ее руку со своей груди. Я выхватываю анальную игрушку у нее из рук, быстро целую ее ладонь, затем велю забраться на кровать.

– Как именно? – спрашивает она, и вся ее напускная смелость превращается в смущение. – Мне лечь, или встать на четвереньки, или…

Мысль о Зенни на четвереньках чуть не доводит меня до сердечного приступа, поэтому в интересах своего здоровья я говорю:

– Как насчет того, чтобы для начала встать на колени у изголовья кровати? Так ты сможешь ухватиться за него для равновесия.

К тому времени, как она устраивается, ее тело становится напряженным, и от нее исходят волны неуверенности. А когда я включаю вибратор-жезл и он издает глубокое, гулкое урчание, словно двигатель автомобиля, я замечаю, что она уже готова сбежать.

В одно мгновение я оказываюсь позади, целую ее шею, успокаивающе глажу по животу, груди и ногам.

– Я рядом, детка, – нашептываю ей на ухо. – Я рядом.

– Он кажется таким мощным, – говорит она, и я слышу, какие усилия она прилагает, чтобы голос звучал спокойно.

– Да, и в этом вся прелесть. Ты будешь моей храброй девочкой? Позволишь мне дотронутся до тебя этим?

Она кивает, выдыхая.

– Конечно.

Я с удивлением наблюдаю, как она напрягается, словно я собираюсь обсыпать ее пауками или что-то вроде того.

– Это всего лишь вибратор, – бормочет она, больше для себя, чем для меня. – Не знаю, почему я такая… А-а-а! Шон!

Я прикладываю широкую головку вибратора к нежной ступне, щекоча ее. Она визжит от смеха, и я все еще прижимаю ее к себе, освобождая ногу только после того, как Зенни снова становится улыбчивой и радостной, а все ее опасения растворяются с хохотом. Затем я медленно провожу вибратором от ее ступни к икре, от икры к бедру, удерживая игрушку подальше от любых эрогенных зон. И Зенни остается податливой и расслабленной, даже приваливается к изголовью кровати и счастливо мурлычет себе под нос, когда я использую жезл в качестве массажера для ее спины, плеч и шеи.

– Моя бабушка обычно покупала эти журналы, – говорит она, – в которых были «персональные массажеры для шеи». Знаешь, такие каталоги с товарами для дома?

– М-м-м, – отвечаю я, меня больше интересует то, как спина Зенни подрагивает от удовольствия, когда я массирую ее, снимая напряжение.

– Я только что поняла: эти «персональные массажеры» были вибраторами, – говорит Зенни, и я хмыкаю от умиления. – И, – добавляет она, – думаю, если моя бабушка использует его, то и я тоже смогу.

– Рад это слышать, куколка. Раздвинь немного ноги.

Зенни так и делает, и я рад, что она больше не нервничает. Но все равно действую с осторожностью, нежно спускаясь от ее плеч к рукам, от рук к груди.

Я специально провожу головкой вибратора по ее возбужденному соску. Эффект незамедлителен и доставляет восхитительное удовлетворение. Застонав от отчаяния, она тянется навстречу моему прикосновению, желая снова испытать это ощущение. И я угождаю ей, уделяя каждому маленькому бугорочку внимание, которого он заслуживает. А затем, когда она выгибается дугой, тяжело дыша, и толкается бедрами в поисках облегчения, я скольжу вибратором вниз по ее животу.

– О, – выдыхает Зенни, откидывая голову мне на плечо. – Ах…

Вибратор резво жужжит в районе ее пупка, я опускаю его ниже, к плавным изгибам внутренней поверхности бедер. И в тот момент, когда она начинает извиваться, пытаясь поймать кайф бедрами, я даю ей то, в чем она нуждается. Кладу руку ей на живот, прижимаю к себе, а затем дотрагиваюсь головкой вибратора-жезла до ее клитора.

– О, – выдыхает Зенни; ее голос наполнен удовольствием, которого она явно не ожидала. – Шон, это… это так приятно…

Я усмехаюсь, отодвигая ее идеальное бедро так, чтобы мне было удобнее прижимать вибратор.

– В этом-то и весь смысл, Зенни-клоп. Он должен приносить удовольствие.

– Да, – бормочет она, извиваясь, и я чувствую жар ее тела. – Хорошо. Очень хорошо.

Я улыбаюсь, целую ее ушко, а затем заставляю снова ухватиться руками в изголовье кровати. Мне нравится играть с ней, прижимать спиной к своей груди и обнимать, но ее ответная реакция на мои ласки приведет к тому, что я в два счета кончу, а я этого не хочу. В первую очередь я хочу позаботиться о ней, доставить ей удовольствие.

И вот, после того как она кладет руки на изголовье кровати и снова слегка приподнимается на коленях, я подсовываю вибратор под нее сзади, чтобы она могла контролировать угол и давление, чтобы использовала его, как ей захочется, и моя девочка начинает трахать себя вибратором, найдя медленный, раскачивающийся ритм; а всего через несколько мгновений она уже дрожит, и пот покрывает все тело.

Словно зачарованный, я наблюдаю за происходящим передо мной, мой член настолько твердый, что больше похож на изделие из эльфийского серебра или адамантия. А яйца сжались до предела, и какая-то острая боль уже восхитительно пронзает пах. А Зенни невероятно прекрасна в таком образе: голова опущена, как будто ее переполняет удовольствие, великолепная спина, стройная талия и упругая попка выставлены напоказ. Она отлично скользит киской по игрушке, и я горжусь ею и сообщаю об этом. Я говорю, какая она смелая, так как пробует что-то новое, и как много значит для меня ее доверие, как сильно я им дорожу, как сильно хочу заслужить ее. Я говорю ей, какая она красивая, как хорошо смотрятся ее попка и бедра, когда она водит влагалищем по вибратору, какой сильной и какой милой она выглядит.

И мои слова заставляют ее стонать еще громче; тело сотрясается от едва сдерживаемой потребности, по мере того как она все быстрее приближается к краю, а затем она случайно подается слишком далеко вперед, и вибратор скользит назад по ее упругому анусу.

Зенни дрожит всем телом, вплоть до кончиков пальцев ног, а затем делает это снова.

В этот раз специально.

Замерев на коленях и удерживая для нее этот вибрирующий жезл, я наблюдаю, как моя монашка-девственница скользит своей попкой по вибратору, и слушаю ее порочные стоны и всхлипывания, пока она приближается к оргазму, и потом достигает его. Без стимуляции клитора, точки G или даже соска. Нет, младшая сестра моего лучшего друга кончает, испытывая умопомрачительный оргазм, когда вибратор прижимается к ее анусу, и я занимаю первый ряд на этом представлении.

Я издаю судорожный стон, мышцы живота и бедер напрягаются, и я извергаюсь на ее ноги, попку и кровать. Даже не прикасаясь к себе, а просто от того, что, мать твою, наблюдаю за ней, я изливаюсь горячими струями, которые, словно кружево, украшают ее кожу и мое запястье, попадают на вибратор и вообще повсюду. Черт возьми, мой член по-прежнему твердый, и когда Зенни оборачивается, ошеломленная и все еще подрагивающая, она шепчет:

– Сделай это еще раз, покажи мне, покажи! – И я подчиняюсь ее просьбе. Отбрасываю вибратор и сжимаю член в кулаке. Никогда не делал этого, когда все еще липкий и грязный после оргазма, и это шокирующе непристойно даже для Шона Белла, использовать собственную сперму, чтобы подрочить себе, но, похоже, с Зенни именно так и будет. Она подталкивает меня к новому и развратному, а ведь я считал, что в своей жизни все давно попробовал.

В любом случае в моих мыслях все еще мучительно свежо воспоминание о том, как ее упругая попка терлась о вибратор, вкупе с жадным любопытством и неприкрытой похотью на ее лице сейчас, ее руками, размазывающими сперму по всему моему животу…

Все это быстро доводит меня до оргазма. Я снова кончаю, более мощно и яростно, чем в первый раз. Экстаз охватывает меня подобно торнадо, и Зенни одобрительно хмыкает, опуская руки мне на бедра и сжимая их, пока я, тяжело дыша, прихожу в себя.

– Господи Иисусе, – выдавливаю я, после того как выжал из себя все до последней капли. Такое чувство, словно меня сбил грузовик. Но сексуальный, потрясающий грузовик, на котором я хочу ездить каждый день до конца своей жизни. – Что ты со мной делаешь?

– Делаю тебя очень, очень… – ее голос превращается в соблазнительный шепот, когда она наклоняется к моему лицу, чтобы поцеловать, – …очень, очень… липким.

* * *

Всю следующую неделю я искусно лавирую между тоской и облегчением. Я отказываюсь быть причиной того, что Зенни не справится с одной из своих обязанностей, поэтому вожу ее на все больничные смены, занятия и в приют, чтобы облегчить жизнь. Я заставляю ее делать уроки по вечерам, сидя за кухонным столом рядом, пока работаю над контрактами и просматриваю электронные письма клиентов. Это мучительно – скучать по ней весь день, а потом быть так близко, но все же сохранять дистанцию, но это также немного смягчает чувство вины, которое я испытываю из-за нашего необычного соглашения. Я чувствую, что помогаю, поддерживаю и забочусь о ней, и такое отношение к женщине, которая мне безумно нравится, вызывает сильное привыкание.

Но иногда перед глазами всплывает лицо Элайджи, как грозное предупреждение «ТЫ МУДАК», и тогда я не уверен, хорошо это или плохо, что я настолько увлечен Зенни.

– Я слишком опекаю тебя, как старший брат? – спрашиваю я за завтраком.

Зенни поднимает глаза от учебника по сестринскому делу, который лежит у нее на коленях, и моргает.

– Объясни, – требует она.

– Заставил переехать ко мне. Вожу тебя по разным местам. Проверяю, что ты сделала домашнее задание. Готовлю тебе кофе по утрам… – Я подаю ей упомянутый кофе, чтобы подчеркнуть свои слова.

Она с улыбкой принимает свой кофе.

– Это очень, очень плохо, когда сексуальный миллионер играет для меня роль личного баристы, личного шофера и личного организатора оргазмов.

Я сажусь на стул напротив нее, облокачиваюсь на стол и обхватываю ее руки, в которых она держит теплую кружку.

– Я серьезно, Зенни-клоп, – говорю я.

– Хорошо, – говорит она и, кажется, немного задумывается. – Ладно, я решила переехать сюда на месяц, и да, это было под влиянием множества оргазмов, но я не жалею об этом. Мне действительно нравится, что мой успех важен для тебя так же сильно, как и для меня. Я привыкла… – Ее руки слегка подрагивают, пока она подыскивает нужные слова, – делать это в одиночку, быть лучшей, но при этом притворяться, что все дается мне легко, понимаешь? Я устаю, и приятно чувствовать чью-то поддержку, как будто этот груз больше не лежит на моих плечах. Хотя на практике все остается по-прежнему, все кажется легче. По крайней мере мне не так одиноко. И гораздо веселее.

Я оживляюсь.

– Правда?

– Да.

– Я просто… – И почему я не могу смириться с этим? – Ты такая молодая.

– Хм… – Когда я поднимаю взгляд, она наклоняет голову и поджимает губы, как будто это научная проблема, а не глубоко личная. – Ну, полагаю, вопрос в том, вел бы ты себя так с любой другой женщиной, которая тебе небезразлична? – спрашивает она.

Я думаю о своих прошлых любовницах, и хотя я спал с женщинами разной расы, вероисповедания и возраста, возникает одна проблема с этим вопросом, и она довольно проста.

– Нет других женщин, которые были бы мне так дороги, – объясняю я. – Ты первая, и, учитывая мой возраст, думаю, будешь единственной.

Ее рот приоткрывается, но она не дышит, как будто я сказал что-то невероятное, или безумное, или невероятно безумное, но это не так. Я просто констатировал факты. И думал, что она об этом уже знала.

Наконец она делает глубокий вдох и отводит взгляд к окну. Утренний свет играет на ее лице, отбрасывая на переносицу и скулы едва заметное золотистое сияние.

– Шон, я не знаю, что на это ответить.

Я озадаченно хмурюсь. Что, по ее мнению, она должна сказать? Это всего лишь объективная истина, такая же, как цвет неба или порядок чтения романов из саги Уэйкфилда. Она не требует ответа.

Но потом я понимаю, что, возможно, Зенни думает, что я хотел бы услышать то же самое от нее, чтобы она призналась в своих чувствах, чего я, конечно, не ожидаю…

Я действительно этого не ожидаю, но раньше это не приходило мне в голову, но теперь, когда думаю об этом, в груди образуется какая-то пустота. Она похожа на дыру, и где-то в глубине души я понимаю, что, если бы она сказала мне что-то в ответ – что я ей нравлюсь, что я ей не безразличен, да что угодно, – ее слова заполнили бы эту таинственную дыру, и мне стало бы легче.

– Возвращаясь к моему возрасту, – произносит она, и я едва сдерживаю мрачный смешок. Мы действительно вторглись на неизведанную территорию, если наша огромная разница в возрасте кажется более безопасной темой для разговора.

– Да?

Теперь ее очередь взять меня за руки, и Зенни дарит мне улыбку, одну из тех своих улыбок, которые полны противоречий. Я понимаю – она пытается меня обнадежить, но в то же время чем-то обеспокоена. Мне все это не нравится, и ее обеспокоенная улыбка, и осознание того, что я поставил ее в неловкое положение, но при этом я не могу взять обратно свои слова о том, что она для меня единственная.

– Я ценю, что ты спрашиваешь мое мнение, и хотя, возможно, некоторые женщины в моем положении почувствовали бы, что их подавляют или чрезмерно опекают, я не против. Вообще-то, мне это нравится. Наоборот, я чувствую себя обожаемой, и это приятно. И я также верю, что, если попрошу тебя отступить, ты это сделаешь.

– Все что угодно. Все, что ты скажешь или захочешь, я сделаю.

– Я тебе верю, – говорит она, и мне хотелось бы, чтобы она не выглядела такой взволнованной, произнося эти слова.

«Осталось три недели, – вспоминаю я. – Всего три недели».

* * *

С каждым днем она становится все смелее и наглее в постели, используя слова, которые мне нравятся: «киска», «член», «кончи». Мать твою, она все больше жаждет моего члена, и именно этого я хотел: чтобы она сходила с ума от вожделения, буквально взрывалась, испытывала сладкую боль и созревала для него. И сегодня именно та ночь, когда я наконец-то дам ей то, чего она так жаждет.

Но сначала две важные вещи.

Первое: думаю, я нашел место для сестер – пустующий отремонтированный склад в северной части города, владелец которого отчаянно нуждается в любых налоговых льготах на пустующую недвижимость. Там нужно будет сделать кухню и спальни, но он не только расположен в центре города рядом с автобусными остановками и междугородней автомагистралью, но и располагает местом для родильного центра в соседнем доме, который владелец также готов сдавать в аренду.

Днем я лично осматриваю это здание, вежливо слушая болтовню владельца обо всех его финансовых проблемах с тех пор, как он приобрел недвижимость, и о том, как трудно найти арендаторов для коммерческих помещений в этой части города, и…

Ладно, может, и не так уж вежливо, потому что игнорирую остальное, что он говорит. Это не имеет значения – я видел его финансовые отчеты и знаю, что списание, которое предоставили бы монахини, дало бы ему огромную прибыль. Мы прощаемся, обменявшись рукопожатиями, и я звоню своему помощнику, чтобы узнать, не организует ли он мне встречу с настоятельницей.

Он перезванивает мне через несколько минут.

– Итак, настоятельница говорит, что уже встречалась с Чарльзом Норткаттом. Ну, она и Зенобия Айверсон встречались с ним. Перед обедом.

Красная пелена ярости застилает мои глаза, окрашивая все в багровый цвет ненависти.

Я. Его. Убью.

Я сразу же звоню Зенни, но знаю, что она не ответит, потому что на занятиях, а она из тех порядочных людей, которые в таких ситуациях отключают телефон. С минуту я злюсь – не на нее, никогда не смогу на нее злиться, – а на Норткатта. На все, что он натворил.

И когда возвращаюсь в офис – сюрприз, его нигде нет. Наверное, ушел пораньше, чтобы отшлифовать свои дьявольские рога перед сегодняшним благотворительным вечером.

Что подводит меня ко второму пункту: сегодня вечером состоится гребаный благотворительный вечер сбора средств. Предполагалось, что это будет роскошный и интересный прием, который станет идеальной прелюдией к тому, чтобы наконец-то уложить мою маленькую монашку в постель, но, к сожалению, теперь это мероприятие должно стать сценой убийства. Убийства Норткатта.

Я его прикончу.