Текст книги "Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века"

Тема России и российско-польских отношений постоянно присутствовала в эти годы на страницах польской эмигрантской печати. Специальное внимание уделялось фактам, свидетельствовавшим о наличии в российском обществе революционных элементов. Так, в конце мая 1843 г. сообщали о репрессиях царского правительства в связи с раскрытием люблинской и варшавской частей тайной организации Содружество Люда Польского. Около 200 человек, в том числе и русские военные, связанные с польскими конспираторами, были заключены в Варшавской цитадели, и эмигрантские органы печати много писали об издевательствах над ними, выражая сочувствие. Против политики царизма были направлены протестные акции. Так, когда в июне 1844 г. Николай I прибыл в Англию, он выразил неудовольствие ряду английских политиков по поводу приема Чарторыского в Лондоне. В свою очередь, польские демократы организовали митинги протеста против пребывания царя в Лондоне. А еще раньше, в 1843 г., получила общественный резонанс статья Мадзини в итальянской газете «L’Apostolato popolare» («Народное апостольство»), связывавшая политику царизма с деятельностью польской аристократической эмиграции. Мадзини проводил сравнение между политикой России в Королевстве Польском и политикой Австрии в Италии: Россия пугает Габсбургов тем, что может поддержать претензии на итальянский престол князя Лейхтенберга, зятя царя, австрийским же пугалом для России является возможная поддержка Веной князя Адама Чарторыского как польского короля «де-факто». Реакцией Отеля Ламбер на эту статью стала анонимная статья в газете «Trzeci Maj», обвинявшая Мадзини в желании использовать польскую молодежь, организовав военную экспедицию в Италию, чтобы поддержать там попытку провозглашения Лейхтенберга итальянским королем. Это обвинение подхватили противники Лелевеля и других лидеров Объединения польской эмиграции: Островский в своей газете писал, что Лелевель и Зверковский вкупе с Мадзини готовы были попасться на удочку российской провокации. В ответ на это Мадзини направил протест, и его опубликовал «Orzeł biały» 24 сентября 1844 г. Со своей стороны, Польский национальный комитет протестовал против действий французской полиции, которая вскрывала письма Мадзини, а также корреспонденцию Ворцелля, Штольцмана и др.¹⁰⁷

После неудачи революционных выступлений поляков в 1830-е годы армия польских эмигрантов значительно выросла: в 1837 г. она насчитывала 7 тысяч человек, в 1839 г. составляла уже 8 тысяч (в том числе 5700 чел. во Франции, около 700 в Англии, более 100 в Бельгии, около 150 в Испании, 100 в Алжире, 400–500 в США), а к 1845 г. увеличилась до 8,5 тысяч. Поэтому Мадзини, который, действительно, готовил в 1844–1845 гг. революционное выступление в Италии, рассчитывал, что поляки одновременно выступят, прежде всего, в Галиции, против Австрии. Поскольку в австрийской армии было немало славян, он считал необходимым вести среди них, так же как и в Галиции, агитацию. Мадзини получал информацию от Польского национального комитета и, возможно, согласовывал с ним революционные планы, так как в это время Комитет выслал в Галицию эмиссаров – А. Залеского и Е. Пенёнжека. И хотя тайная организация в Галиции, Кракове и Познани была связана с Польским демократическим обществом, тем не менее, у Объединения польской эмиграции было известное влияние на конспирацию в Королевстве Польском¹⁰⁸.

В середине 1843 г. гмины Объединения дали, наконец, согласие на работу трехчленного Комитета, и 11 июля он конституировался в Брюсселе. Поскольку Одынецкий не слишком охотно контактировал с Лелевелем и Зверковским, последние в сущности осуществляли власть вдвоем при помощи секретаря Виктора Тышки, и это на первых порах вызывало недовольство эмигрантов. 31 июля без санкции Одынецкого вышло воззвание Польского национального комитета, где эмиграцию призывали к согласию и сплоченной работе на базе принципов, выдвинутых в Акте Объединения 27 ноября 1838 г.: провозглашалась цель «политического и морального преображения польского общества» путем признания самостоятельности крестьян, передачи земельных наделов им в собственность без всяких условий, гарантировалась свобода вероисповедания и осуществление свободного всеобщего национального обучения и воспитания. В конце звучал оптимистический лозунг: «Будущее возрождение и победа на поле боя!»¹⁰⁹.

Исполнительным органом Польского национального комитета стала Вспомогательная комиссия, сменившая Корреспондентскую. Ее членами, действовавшими в Париже, были Наполеон Шуневич, Чеслав Пенёнжек и радикал Адольф Залеский, участник экспедиций Заливского и Конарского, член конспиративной организации в Польше Содружество Люда Польского. С октября 1843 г. Вспомогательная комиссия издавала официальный орган Объединения польской эмиграции «Wywód słowny Rozpraw i Akta Publiczne Emigracji Polskiej» («Резюме дискуссий и публичные акты польской эмиграции»), где публиковались официальные постановления Комитета, а также проекты различных документов, объявления, обращения и воззвания гмин, полемика с другими изданиями. В ведении Комиссии находился также печатный орган Комитета Объединения польской эмиграции «Zjednoczenie», переведенный из Гавра. Гмины, которые должны были регулярно проводить собрания, присылали Комиссии ежемесячные отчеты о работе. Они также были обязаны собирать членские взносы, за счет которых оплачивалась работа членов Комитета и Комиссии, а, кроме того, делать взносы в фонд материальной помощи эмигрантам. Поскольку Комитет заседал в Брюсселе, а деятельность Комиссии концентрировалась в Париже, возникла необходимость создания также центра для эмигрантов, находившихся в Англии. Весной 1844 г. там начала работу Делегация Польского национального комитета во главе с секретарем Ворцеллем. Делегация обладала «явными и тайными прерогативами особой важности»¹¹⁰.

Ставя задачу привлечь под свои знамена большинство эмигрантов, Вспомогательная комиссия в воззвании 31 июля 1843 г. обратилась к членам Польского демократического общества, прося их ради блага национального дела не отделяться от объединенной эмиграции во имя своей «монашеской дисциплины». 26 июня 1844 г. Польский национальный комитет в полном составе призвал Централизацию ПДО объединиться, чтобы лучше служить делу революции. Если Централизация откажется, заявляли члены Комитета, они обратятся непосредственно к Огулу ПДО. Централизация, действительно, отказалась от переговоров с «частичной властью, вносящей разброд в среду эмиграции». Она заявила, что «подлинная демократия», то есть Польское демократическое общество (в 1840 г. насчитывавшее 3033 члена) останется на посту: ПДО не может встать под знамена Объединения или даже, наоборот, включить его в свой состав на условиях союза, так как не может «вместе с личностями получить и его духовное наследие». Указывая на шестилетнюю эпопею с выборами Польского национального комитета, Централизация констатировала факт развала Объединения польской эмиграции. Она пришла к выводу, что целью его лидеров была не выработка программы, а обеспечение себе места в этом «хаосе». Такая цель достигнута, говорилось в письме Централизации, но руководить Комитету некем и нечем, так как эмигранты разочаровались в Объединении польской эмиграции, а Польша «самим своим молчанием осудила ваш нелепый вздор»¹¹¹.

Вспомогательная комиссия пыталась опровергнуть эти упреки и, чтобы доказать жизнедеятельность Объединения польской эмиграции, представила список его членов, включив туда и уже умерших. Зверковский и его агенты действовали в гминах, заверяя их членов, будто Централизации пришли письменные указания из Польши провести акцию объединения. Газета «Demokrata Polski» разоблачала эти выдумки, так же как и фальсификацию с подсчетом численности Объединения польской эмиграции, которая на самом деле составляла в 1844 г. лишь 827 человек, то есть втрое меньше, чем в 1842 г., в голосовании же участвовало только 585 человек. Централизация призвала свои секции на совместных с членами Объединения собраниях разъяснять истинное положение дел. 4 августа 1844 г. такое собрание с участием 30 членов Объединения провела парижская секция Польского демократического общества, на нем ярко выступил Людвик Мерославский, преподававший военное дело в офицерской школе. До недавнего времени он был членом Объединения польской эмиграции, но в 1843 г. вступил в Польское демократическое общество, стал печататься в его органе «Demokrata Polski». Выступая 4 августа 1844 г., Мерославский опрокинул все попытки достичь договоренности с «гостями», так как, по его словам, они хотят называться демократами, не исполняя обязанности демократов. Он потребовал ликвидации Объединения польской, эмиграции, которое лишь «компрометирует достоинство демократической идеи». Это Объединение Мерославский назвал «общим прудом, из которого все партии имеют право брать что им нужно», оно устраняется от принципиального вопроса – социального, замазывает классовые противоречия и в результате замедляет процесс демократизации польского народа, ослабляет его революционные силы. Национальный интерес, заявил Мерославский, требует от эмиграции привести в движение максимум общественных сил, придать им повстанческий дух, а для этого нужны пропаганда и объединенные усилия, но Объединение польской эмиграции на это не способно. Оратор призвал «всех, кто искренне хочет работать для народа», вступать в ПДО. Разоблачая фальшивый список членов, предъявленный Объединением, он еще раз подчеркнул аморфность и бессмысленность этой организации: «Это хаос без границ, без меры, без цвета и запаха, без языка, без чувства, без образа, который заполняет пространство между Демократией и Аристократией, между будущим и прошлым Польши лишь затем, чтобы задержать развитие национальной истории, и который, сам будучи ничем, пытается помешать другим стать чем-то». Мерославский взывал к членам Объединения польской эмиграции: «В эту бочку Данаид вы напрасно бросаете ваши голоса, ваши надежды, ваше терпение […]. Не оскорбляйте долее демократической теории, прилагая ее к ничему […]. Не связывайте труп с живым человеком; первого отдайте могиле, а второго – солнцу». Заявив, что «не существует договора с хаосом, потому что хаос ни на что не годится», Мерославский предложил провести размежевание между демократической и аристократической частями Объединения польской эмиграции, с тем, чтобы первая вступила в Польское демократическое общество, «через которое лежит путь на родину»¹¹².

Для рассмотрения кандидатур на принятие в Польское демократическое общество Централизация создала комиссию в составе Эдмунда Корабевича, Войцеха Дараша и Людвика Мерославского. Вспомогательная комиссия Объединения польской эмиграции пыталась с ними договориться об объединении эмигрантов на основе главных принципов – «независимости Польши и демократическо-республиканской формы правления». Однако это предложение было отвергнуто, членам Объединения предложили отзывать свои имена из списка Польского национального комитета. Не способствовали объединению и совместные заседания секций ПДО и гмин Объединения: в частности, безуспешно окончилась подобная встреча в Лондоне 25 августа 1844 г., причем руководители лондонской Делегации не приняли в ней участия. Тем не менее, Централизация продолжала вести наступательную политику, а ее пресса развернула широкую кампанию по дискредитации Объединения польской эмиграции. Газета «Demokrata Polski» опровергала утверждение, будто Объединение помогает нивелировать влияние Отеля Ламбер. Она утверждала, что, напротив, оно мешает изоляции аристократической партии, так как разбивает демократическую часть эмигрантов. Проводя линию размежевания между Польским демократическим обществом и Объединением польской эмиграции, газета писала: «Общество признало необходимость социальной революции, предваряющей восстание, и занялось развитием своей мысли […]; оно сочло миссией эмиграции в отношении родины помочь ей создать действительное единство, сплочение вокруг национальной идеи. В понятии Объединения социальная революция не занимала места, позиция эмиграции понималась только как некое представительство, напоминающее о ней и поддерживающее к ней симпатии […]. Если дать окончательное определение Обществу и Объединению, нельзя назвать их иначе, как только первое – действующей демократией, а второе – партией, стоящей в оппозиции к демократии»¹¹³.

Печать ПДО занималась критикой не только Объединения польской эмиграции в целом, но и специально его руководства. Благоприятные условия для этого создавали новые выборы в Польский национальный комитет, проходившие с 17 ноября 1844 г. по 17 июня 1845 г. Лелевель хотел отойти от работы в Комитете, ссылаясь на возраст, и заявил об этом еще в 1843 г., когда отмечали очередную годовщину Ноябрьского восстания. Но орган Централизации «Demokrata Polski» подчеркивал, что Лелевель «одряхлел не физически, а политически», что он «не старый, а усталый, пресыщенный, разочарованный». Писали о его политической смерти и припоминали грехи, связанные с «Молодой Польшей». Считали, что именно его влияние обусловило появление в Акте основания Объединения польской эмиграции свойственной «младополякам» формулировки, определявшей решение о наделении крестьян землей в собственность как дело второстепенное, требующее оглядки на позицию шляхты. Эти обвинения произвели впечатление, и гмина Объединения в Лилле осудила Лелевеля, а С. Малиновский, бывший член Корреспондентской комиссии, сделал по этому поводу специальное заявление и перешел в Польское демократическое общество. Процесс разложения в Объединении польской эмиграции усиливался, и после ряда собраний секций ПДО с участием гмин Объединения оказалось, что перешли в ПДО многие из 31 гмины, существовавших во Франции. Переходили также к монархистам и к приверженцам религиозной секты А. Товяньского, а часто просто выходили из Объединения без объяснения причин. В отчете Польского национального комитета от 10 сентября 1845 г. говорилось, что из 2450 членов Объединения польской эмиграции осталось только 1893, причем лишь 705 человек принимали участие в выборах и платили взносы, а остальные «прикрылись бездействием». Из-за неуплаты членских взносов в течение 10 месяцев между доходами и расходами Объединения образовался большой дефицит, который пришлось покрыть Зверковскому и Лелевелю. Последний констатировал, что в Объединении польской эмиграции наступили «тишина и удивительное молчание». Не нашлось желающих работать во Вспомогательной комиссии. Деятельность Польского национального комитета в 1844 г. сводилась единственно к изданию воззваний в адрес эмиграции и Мадзини, в новых же выборах Комитета участвовали всего 713 человек, то есть одна седьмая часть всех членов Объединения. Поэтому из пятерых новоизбранных членов Комитета (ими стали Ворцелль, Лелевель, Зверковский, Штольцман и Тышкевич) в Брюсселе заседали только четверо: Тышкевич отказался участвовать в работе, так как счел выборы несостоявшимися¹¹⁴.

Глава II
Польская политическая эмиграция и революционные события в Европе (40-е годы XIX века)

1. Рост революционных настроений в Европе и повстанческие планы Польского демократического общества. Польская эмиграция и Краковское восстание 1846 г

Сначала 1840-х годов в европейских странах вновь стало набирать силу революционное движение. Приближение революционной волны ощущала и польская эмиграция, надеявшаяся, что европейская революция могла бы послужить делу Польши. Еще в 1840 г. Чарторыский в торжественной речи 29 ноября, в годовщину восстания 1830 г., говорил о возможности нового восстания поляков при «благоприятных обстоятельствах». Он разъяснял, что хотя ряд европейских государств понимают пользу, какую принесло бы «воскрешение Польши», но ни одно из них «не займется нашей судьбой и не будет также уважать народ, который, как бессильный нищий, умел лишь просить и ждать». Князь утверждал: чтобы Польша могла «действительно войти в расчет Европы», нужно, чтобы сами поляки «усилили свою национальную жизнь», подготовились к борьбе, доказали, что являются «серьезной и готовой силой»; «необходима уверенность в восстании, которое бы объединяло и выдвигало единые цели, а Польша, восстающая и борющаяся за свою независимость, должна стать не чем иным, как готовым к бою лагерем»; поэтому нужно собирать каждое зернышко, каждую ниточку и все соединить воедино, чтобы «создать силу Польши, настроить умы на внутренний порядок, а сердца на смелые действия, когда будут подготовлены и наступят благоприятное время и помощь от внешних союзов». В инструкции для Польши в 1844 г. князь писал о «принципе будущего восстания»: нужно «так его устроить, чтобы помещики выступили в нем как руководители крестьянского движения». Говоря о том, что «нужно привести в движение все силы народа и вовлечь в него всю массу населения», Чарторыский делал особый акцент на привлечении крестьян: «Там, где они являются свободными, – указывал он, – надо обеспечить их собственность, а там, где они еще находятся в неволе, дать свободу и собственность». Это, подчеркивал Чарторыский, – «не только долг совести, но даже дело простого расчета», так как «часть нашей собственности, добровольно отданная крестьянам, все обеспечит и вернет стабильную жизнь стране». В речи 29 ноября 1844 г. он говорил, имея в виду шляхту, о «людях с горячим сердцем, холодной головой, с нерушимым постоянством и неистощимой энергией», которые «чувствуют себя призванными руководить своими братьями в святом деле Родины»; эти люди организуют конспирацию, готовятся к восстанию, ведут работу во всех слоях общества, чтобы по знаку от «власти» «вся Польша восстала в один момент». Князь был уверен, что если «двор и хата» выступят плечом к плечу, большая часть Польши будет освобождена, Европа же, увидев собственную силу народа, поспешит с дипломатической, а, возможно, и военной поддержкой. Державы поймут, что «среди независимых народов […] поляки являются народом самовластным», тем более, что затем последуют либеральные реформы и расцвет экономики: Польша станет преимущественно «военной и сельскохозяйственной страной». Характерно, что в этой речи Чарторыский вновь напомнил о выкупе крестьянских повинностей, а на ноябрьском торжестве в 1845 г. уделил особое внимание крестьянскому вопросу, выступив за проведение постепенных аграрных реформ в Польше. Наделение крестьян землей в собственность, заявил он, это «главное и самое действенное средство, если мы хотим, чтобы в момент, решающий нашу судьбу, весь народ, то есть миллионы крестьян, зажглись одним и тем же всеобщим энтузиазмом». Чарторыский подчеркивал, что реформа собственности уничтожит опасность «социальных потрясений» и «кровавой домашней реакции», ее проведения требуют и любовь к родине, и христианская любовь, и справедливость, а также необходимость и «хорошо понятый собственный интерес». Он выразил надежду, что это поймет вся шляхта – «глава и украшение страны, которой Польша обязана сохранением своей национальности, обязана прошлым существованием и нынешней жизнеспособностью», и даже если она не успеет осуществить реформу, она должна будет пойти с народом, чтобы избежать гражданской войны, независимо от того, есть ли надежда на победу или ее нет. В речи князя говорилось и о «надежде свободы в согласии и братстве» с литвинами и русинами, о том, что нужно уважать их религию, обряды, обычаи, язык¹¹⁵.

Демократическая эмиграция также готовилась к участию в грядущих европейских событиях, и, видимо, слух о ее общих с Мадзини планах борьбы не был беспочвенен. Это, в частности, подтвердило воззвание Польского национального комитета от 1 октября 1845 г., в котором его члены, заявляя, что не претендуют на представительство всего народа, подчеркивали задачу эмиграции – свидетельствовать о том, что польский народ жив, и подтвердили решимость заключить революционный союз с народами, защищать славян от царизма. Авторы воззвания предупреждали: «Назревает взрыв! Мы чувствуем приближение минуты боя и победы, ибо ничто не подвигнет Польшу, ничто не добудет ей победы, как только оружие и бой. Народ и люд польский осознали свою силу и самостоятельность и подали к этому сигнал […]. День и час покрыты тайной, они совсем неожиданно блеснут омертвелому миру. Наблюдайте, прислушивайтесь, вставайте на свои сторожевые посты, беритесь за руки, чтобы быть вместе». Подобные воззвания были направлены Огулу эмиграции и Польскому демократическому обществу. Обвиняя Централизацию в идейном догматизме и организационном сектантстве, осуществлении диктатуры в отношении членов ПДО и очернении политических противников, Комитет звал эмигрантов к объединению¹¹⁶.

Приближение революционного взрыва ощущала и Централизация. В феврале 1845 г., оценивая обстановку, газета «Demokrata Polski» писала: «Для нас, для поляков, […] возникает тот вывод, что поскольку дело наше не может быть отложено на неопределенное время, Польша не должна ни на кого рассчитывать, кроме себя самой». Празднование демократами годовщины Ноябрьского восстания 29 ноября 1845 г. проходило в Париже в особо приподнятой обстановке. Мерославский выступил с речью, основные положения которой были отредактированы Централизацией. «Для того, чтобы быть, недостаточно этого хотеть, но нужно знать, как быть», – провозгласил генерал. Он изложил программу Польского демократического общества, подчеркнув, что оно «не отделяет социальной революции», то есть не отделяет «восстания за независимость от восстания за равенство классов». Наделение крестьян землей в собственность он назвал «революционным средством» – «одним из самых непосредственных, самых практичных и действенных способов вывести массы из состояния омертвения». «Нашим идеалом, – заявил Мерославский, – является Польша нераздельная географически, единая в отношении социальных прав и политически всемогущая […] Польша в границах 1772 г., ибо столько нужно этому государству пространства и воздуха, чтобы его существование, закрепленное и гарантированное, осталось нерушимым при всех опасностях и случайностях, ибо только такая Польша сможет при превратностях будущего отвечать на интернациональные призывы, к чему ее обязывает само ее возрождение в европейском союзе. Польша равная и единая в политическом, социальном и экономическом отношении, то есть Польша, населенная самыми настоящими гражданами, […] Польша, одинаково доступная и благорасположенная ко всем вероисповеданиям». Наряду с Мерославским, от имени Польского демократического общества выступали Винцентый Мазуркевич, Леон Зенкович. Менее масштабный характер имели празднование, организованное также в Париже Объединением польской эмиграции под председательством французского парламентария Вавена, и подобное торжество в Брюсселе, на котором председательствовал Ворцелль и в котором участвовали многие бельгийцы и эмигранты разной национальности. В Лондоне празднование проходило под председательством Генри Росса и было наиболее многолюдным: присутствовали как члены Объединения польской эмиграции и английские радикалы, так и французские, немецкие, датские, венгерские, турецкие эмигранты. Была принята резолюция с осуждением политики Николая I¹¹⁷.

Готовясь к восстанию, Централизация планировала действовать в трех частях Польши, хотя главный удар собиралась направить против России, так как рассчитывала на нейтралитет Австрии и Пруссии. Еще в 1842 г. Гельтман предложил в течение трех-четырех лет вести на польских землях как усиленную пропаганду, так и военную подготовку. Тогда же в Познань был направлен Т. Малиновский. Оценив обстановку, он подчеркнул, что нужно продолжать пропагандистскую деятельность еще в течение не одного года, и это мнение разделяли Генрик Якубовский и Ян Альциато, но ряд деятелей ПДО (Штольцман, Висьнёвский, Мерославский, Высоцкий, Зенкович) ориентировались на скорое революционное выступление польского народа. В 1845 г., когда в результате новых выборов членами Централизации стали Якубовский, Альциато, Мерославский, Высоцкий, Висьнёвский, последний выехал в Галицию, где к нему присоединились Францишек Веселовский в Тарнове и Людвик Гожковский в Кракове. Альциато же, а затем и Штольцман отправились в Познань. Приехавший в Познань в декабре 1845 г. Мерославский вез с собой назначения для Юзефа Высоцкого и Францишека Бобиньского: им предстояло возглавить будущее восстание на территории Галиции. 8 января 1846 г. Польское демократическое общество организовало в Кракове съезд делегатов от всех частей Польши, которые избрали Национальное правительство. К. Либельт должен был представлять его в Познани, Владислав Дзвонковский в Королевстве Польском, Людвик Гожковский в Кракове, Ян Тыссовский в Галиции. Ян Альциато стал представителем эмиграции, а конкретно – Польского демократического общества; ПДО представляли также Гельтман (секретарь) и Мерославский, выдвинутый на роль главного военного руководителя восстания. На 21–22 февраля 1846 г. было назначено вооруженное выступление. О намеченном плане действий давала представление «Повстанческая инструкция», которую огласил Мерославский, один из разработчиков плана. Если К. Штольцман или Г. Каменьский видели в восстании народную стихию, выливающуюся в партизанскую войну (такую тактику пропагандировал Мадзини), то Мерославский имел в виду военные действия регулярной повстанческой армии, сформированной на основе повстанческих отрядов и находящейся под единым руководством. Руководящим органом должно было стать сильное правительство с диктаторскими полномочиями, что обеспечило бы восстанию защиту как от угрозы контрреволюции, так и от опасности стихийного выступления масс. Силы народа предполагалось подчинить шляхетскому командованию на основе общих указаний эмиграции, которая разослала на места своих инструкторов. Мерославский еще в 1843 г. писал, что «повстанческая диктатура и демократическое законодательство, следующее за ней, взаимно и неразрывно дополняют единое историческое целое», а 29 ноября 1846 г. он говорил о необходимости единоличной власти или коллективного правительства, состоящего из 3–7 выдающихся личностей, которое осуществляло бы верховное командование и назначало всех гражданских служащих, при этом свобода печати, так же, как «личная свобода и свобода объединения», допускались бы «исключительно в границах господствующей идеи». После захвата власти на местах планировалось провозгласить акт наделения крестьян землей в собственность и объявить призыв в повстанческую армию. Перед первыми сформированными полками стояла задача выступить против России, а затем формирования в Галиции и Познани должны были направить удар против австрийских и прусских войск. Что касается Галиции, там действовала связанная с Польским демократическим обществом тайная организация, она вела устную и письменную пропаганду с целью поднять национальный дух, указать путь к свободе, выработать силы и средства их полезного применения для подготовки выступления, ведения успешной борьбы и организации власти после победы. Рассчитывали, что восстание в Галиции будет поддержано революционными выступлениями в Молдавии. Там еще раньше обосновалось много польских карбонариев, польские центры возникли в Ботошанах, Михайленах, Яссах, Ромене, Бакове, Галаце, а также в Подкарпатье и в Карпатских горах; сложился и филиал Содружества Люда Польского. Эмиссары Централизации Фаустын Филянович-Брудзиньский и сменивший его в 1844 г. Теофиль Висьнёвский поддерживали контакт с румынской либеральной организацией – Национальным обществом. Предполагались совместные действия, и с 1845 г. в имениях прогрессивных румынских бояр стали формироваться подотряды для польского легиона. Центр формирования и обучения польских военных сил находился в имении Д. Кантакузина Грозешти. Руководителем легиона являлся Ян Лога-Совиньский, а его заместителем по делам политического воспитания был Кароль Кашиньский (Шмит) – идеолог польских демократических эмигрантов в Молдавии. Планы сотрудничества Молдавии и Валахии с готовящейся революцией на польских землях обсуждались как в самой Молдавии, так и в Париже. В конце 1845 г. представитель валашских демократов Константин Росетти участвовал в проходивших там заседаниях Централизации ПДО¹¹⁸.

План общепольского восстания был едва ли осуществим, поскольку в разных частях Польши повстанческая организация находилась в различной степени готовности к выступлению; практика агитации среди крестьян со стороны шляхты не получила распространения, а там, где она и имела место, помещики вели ее с немалой осторожностью из-за опасения социального взрыва, более того, этот страх толкал часть землевладельцев на предательство национальных интересов: они выдавали властям планы повстанцев. В результате в феврале 1846 г. Мерославский был арестован в Познани вместе с 70 местными конспираторами и посажен в крепость. Позже, во время происходившего в Берлине суда над Мерославским, по требованию прокурора были зачитаны Великий манифест 1836 г. и «Протест против трактатов 1772–1815 гг., разорвавших Польшу», и на основании этих «преступных» документов Польского демократического общества суд вынес обвиняемым смертный приговор, который, однако, не был приведен в исполнение. Аресты прошли также во Львове, а в вольном городе Кракове среди организаторов восстания имели место разброд и несогласованные действия. Австрийские власти вели умелую пропаганду среди крестьян Галиции, и в результате они воспрепятствовали планам шляхетских конспираторов, а затем разгорелась направленная против помещиков крестьянская война под руководством Якуба Шели. Наряду с антифеодальным выступлением крестьян, получившим в кругах шляхты название «галицийской резни», 20–21 февраля вспыхнуло восстание в Кракове, основную силу которого составили городская беднота, горняки и рабочие соляных копей, а также крестьяне окрестных сел. Туда потянулись остатки конспиративной повстанческой сети из Познани и Королевства Польского. Душой Краковского восстания стал Эдвард Дембовский, который после разгрома властями Королевства Польского организации Содружества Люда Польского вместе с Г. Каменьским перебрался в Познань и был там связан с Союзом плебеев¹¹⁹.

Дембовский, как и ряд европейских революционеров – его современников, рассматривал диалектический метод Гегеля в качестве основания концепции исторического развития человечества на пути к «социальной революции» и классовому равенству. Его социалистические убеждения сочетались с горячим патриотизмом и интернационализмом революционеров-демократов. «Народ, нации, человечество, – считал Дембовский, – имеют один общий интерес, одну общую жизнь». По его мнению, «только там может быть свобода, где нет собственности». «Придет время, – утверждал он, – когда народ не будет страдать и не будет ни панов, ни крестьян, а только люди, и все будут любить друг друга». Эти убеждения Дембовского отразились в Манифесте к польскому народу, с которым 22 февраля 1846 г. выступило созданное в Кракове Национальное правительство Польской республики. Манифест провозглашал свободу, «какой доселе не было на земле»: уничтожались все привилегии и классовые различия, было обещано пользование благами земли «в соответствии с заслугами и способностями» и оказание социальной помощи беднякам; крестьяне получали в собственность свои наделы, отменялась барщина и другие повинности, а безземельным участникам восстания после его победы предоставлялась земельная собственность за счет государственных земель. В своих постулатах Краковский манифест шел дальше, чем Пуатьерский манифест Польского демократического общества. Еще больше углубить его социальные тенденции стремился Дембовский, ставший секретарем Яна Тыссовского, диктатора Краковского восстания. В подготовленных им воззваниях и декретах повстанческого правительства провозглашались равноправие евреев, немедленная отмена барщины, снижение податей и бесплатная раздача соли, а на будущее было обещано создание народных мастерских для ремесленников и увеличение вдвое их заработной платы. Говорилось также о немедленной отмене титулов «пан» и «вельможный», звучал призыв к каждому гражданину Польши: «Помни, что ты обязан защищать свои права, как их будет защищать каждый поляк, и против императорской Австрии, пруссаков и москалей, и против всякого, кто хотел бы эти права отнять у нас – у народа, у нас – у крестьян, у нас – у поляков». Дембовский боролся против тех, кто пытался повести народ по иному пути, но вскоре он попал в засаду австрийских войск и был застрелен. После его гибели восстание, продлившееся всего девять дней, было подавлено. Оно не соединилось с антифеодальной борьбой галицийского крестьянства, и та, в свою очередь, потерпела поражение: австрийские войска «пацифицировали» Галицию и аннексировали Краков – «вольный город» перестал существовать. Неудача Краковского восстания отразилась и на революционных планах Молдавии, намеченных Содружеством Люда Польского в начале 1846 г. В мае 1846 г. Филянович прибыл в Молдавию, чтобы немедленно поднять восстание там и за Днестром, но уже в июне тайная организация была раскрыта и уничтожена¹²⁰.