Текст книги "Посиделки на Дмитровке. Выпуск восьмой"

Ирина Сапожникова

Человеческие комедии по-русски

Это было в те годы, когда огромной нашей страной овладело понятие «рынок», и тогда сердца, и мысли, а за ними и руки, и ноги потянулись к действию. Разрешено было все, что не запрещено законом (заметьте, первые указы прочно опирались на закон). Людям открылась возможность деятельности и торговли.

За моря и океаны полетели «челноки» с благородной миссией накормить, одеть, обуть, причесать, помыть, покрасить и напомадить замечательное наше население и при этом заработать семье на пропитание. Появились товары и продукты. Но, как помнится, прошлая партия спрятала свои капиталы, раздав их затем бывшему комсомолу и важным бывшим партийцам, а за баррель нефти в ту пору давали всего $5. Денег не было, пуста казна, пусты карманы у граждан. К тому же «благородный» Запад приставил нож к горлу руководителя страны, впервые за ее историю выбравшей путь к демократии, и потребовал немедленной выплаты долгов, оставшихся от предыдущего государства. (Впоследствии функционеры перевернутой страны по глупости или сознательно стали называть этого руководителя продажным наемником Запада.) Но рыночный путь, как единственный для подъема практически рухнувшей экономики, тогда был выбран. Воля и энергия лидера придала импульс движению к намеченной цели.

На улице продавали и перепродавали товары с рынка, из магазинов, из родных забытых сундуков. Художники получили отдельные площадки для показа предметов собственного изобразительного творчества и возможность продать их, если кто-либо захочет купить, заметив в них искру таланта.

Одна из моих подруг, к тому времени доктор химических наук, работала в одном из лучших академических институтов страны. Институт подолгу задерживал выплату заработной платы сотрудникам, как, впрочем, это происходило и в большинстве других бюджетных организаций. Дочь подруги оканчивала художественное училище, и в доме скопилось множество разрисованных поделок – собачек, рыбок, черепах, пасхальных яиц – плодов творческих поисков будущей художницы. По мнению «ученой» матери, многие из них имели вполне товарный вид. После продолжительного разговора с дочерью она собрала художественный товар и появилась с ним и с широкой улыбкой на площадке в Измайлово, довольная собой, дочерью и повеявшим воздухом богемы.

Темперамент подруги делал ее общительной, а природный быстрый и острый ум притягивал собеседников, как один предмет притягивает другой силами гравитации. Соседи, оставляя торговлю, подходили, разглядывали товар и подолгу удерживались около него юмором хозяйки. Получалось так, что из этой торговой точки постоянно был слышен веселый смех. Подъехала милиция. Соседи поспешили к своему искусству. Милиционер вышел из машины, подошел к все еще улыбающейся женщине и спросил:

– Что здесь происходит?

Подруга ответила с важностью:

– Торгуем, товарищ милиционер, предметами творчества.

Милиционер посмотрел на ее скульптурки, разложенные на газете, и продолжил вопрос:

– И чье же это творчество?

– Моей дочери, – последовал гордый ответ.

– А почему же она сама не стоит и не торгует? Положено торговать только тем, что сделано своими руками.

Мать ответила:

– Она стесняется.

Милиционер внимательно посмотрел на лицо «торговки»:

– А вы, не стесняетесь?

– Нет.

Милиционер сочувственно покачал головой:

– Все равно, собирайте вещи и уходите.

Подруга попрощалась с новыми знакомыми. По дороге она вспомнила слова вождя пролетариата и решила, что пойдет другим путем.

Ныне она профессорствует в одном из американских университетов и еще надеется получить Нобелевскую премию.

Не все профессора уехали, некоторые остались на родной земле, и здесь, на родной земле, оказались почти иммигрантами.

С невиданной скоростью выпускали новые законы, издавали указы, реформировали все подряд и даже то, чего не следовало бы. Особенно – образование.

Инженеров-специалистов, необходимых именно теперь для поддержания и подъема хозяйства, выпускать перестали – только бакалавров и магистров. Вы спросите – почему? Да потому, что решили, что Болонская система образования лучше местной классической, устоявшейся не за одну сотню лет. В технических вузах студентов посадили сдавать экзамены онлайн по интернету с вопросами и набором ответов по типу ЕГЭ, введенному в средней школе. Кто составлял билеты для студентов, специалисты каких вузов и научных школ, осталось неясным, но некоторые вопросы и особенно ответы ставили в тупик выучившихся по старинке ученых-преподавателей. Например, вопрос: «Что означает фраза Аристотеля «Природа не терпит пустоты»? Правильный ответ был таков: «В природе нет пустых мест». Ответ примитивный, по меньшей мере, и неправильный по сути. Элементарная логика подсказывает, что если природа не терпит пустоты, значит, она знает, что таковая бывает.

Высшие учебные заведения, даже частные, возникавшие как грибы после дождя на почве возрастающего непрофессионализма, стали величать себя Университетами и открывать новые для них факультеты – экономический и юридический, недостаток выпускников которых обнаружился в новых реалиях нарастания капитала и потребности грамотного управления им.

Вот рассказ одного не уехавшего профессора-химика непосредственно от того времени.

– Сегодня приходила девица-второгодница (после академического отпуска) с юридического факультета: «У меня девять хвостов. Но в деканате мне сказали, что если останется только три, то меня не отчислят. Примите у меня, пожалуйста, зачет. У меня есть направление к вам – хочу сдать естествознание.

– «Современные концепции естествознания», – уточнил профессор, – хорошо, садитесь.

Компьютерные тесты, которыми мучили преподавателей пять лет, наконец, отменили, но сегодня они были кстати, так как профессор спешил на занятия к студентам – химикам, и для скорости предложил студентке с девятью хвостами ответить на вопросы по компьютерным тестам.

– Вот, пожалуйста, ответьте на простой вопрос, – какой самый распространенный в природе газ?

Студентка мучается с ответом, не знает. А в тестах, как в ЕГЭ, все написано, только выбери: азот, кислород, метан, водяные пары. Студентка не знает.

– Ну как же, вы не знаете, например, азот – сколько его в атмосфере? – подсказывает профессор и сам же отвечает: – семьдесят восемь процентов.

Студентка возражает:

– Но мы же не дышим азотом.

– А чем вы дышите?

– Кислородом.

– А может быть, смесью?

Вопрос повис в воздухе. И чтобы оживить беседу, профессор спрашивает:

– А что выдыхаете, какой газ?

– Ой, забыла. На языке вертится, но не вспомню.

– Ну, хорошо, – профессор был доброжелательный и терпеливый, – возьмите вопрос о происхождении жизни. Выберите правильный ответ среди набора: теория панспермии, теория спонтанного зарождения, эволюционная теория, теория креационизма (жизнь создана Творцом).

Студентка несмело, заглядывая в глаза:

– Я склоняюсь к ответу, что создана Творцом.

Профессор:

– Если бы мои студенты-химики так ответили, то получили бы «неуд». Вы, что, верующая?

– Да.

– И, наверное, православная?

– Нет, я еврейка.

– Еврейка? – профессор удивился. – Я привык к тому, что обычно еврейские девушки образованные. Интересно, как же вы, такая необразованная, будете работать юристом? Ведь юристу требуется много знаний, эрудиция юриста должна быть обязательно выше, чем у противной стороны.

– А я уже работаю.

– Кем же?

– Помощником юрисконсульта.

Будучи сама из ученого сословия, волею судьбы много лет жила среди талантливых и успешных музыкантов и невольно, по привычке исследователя, наблюдала за их поведением и характерами. По моим наблюдениям большинство музыкантов обладают незаурядными умами, но, вот беда, они почти не пользуются тем, чем наградила их природа дополнительно к музыкальному дарованию. Им это не надо. Они эгоистичны, эгоцентричны, ощущают свою значимость как самоценность. Они не озабочены никакими проблемами, кроме их собственных, решение которых происходит быстро, поскольку поручены, в основном, другим людям: импрессарио, администраторам, на крайний случай, близким родственникам. С ними приятно общаться – они легки, веселы, артистичны и, как правило, остроумны. Остроумие – это все, что им нужно от ума для жизни, остальное дает талант.

Выдающемуся пианисту, лауреату многих премий, педагогу столичного музыкального вуза собственный автомобиль не требуется, так как место его службы находится в шаговой доступности от дома, где он живет, а поездками на гастроли занимаются специальные люди. Иногда все-таки он заводит доставшуюся по наследству от отца и прижившуюся во дворе красную «пятерку» и отъезжает на восемь или десять километров от центра по собственным делам. Он едет на машине с облупившейся от долгого стояния во дворе краской, с торчащей из дверей резиной и покосившимся бампером, шокируя своим видом встречные «ниссаны», «мерседесы», «ленд-крузеры» и въехавшие в «тучную» действительность «майбахи» и «ламборджини» Наконец, на радость нуворишам, милиционер сигналит пианисту:

– Покажите ваш техталон.

– У меня его нет, – сообщает пианист, нарочито удивляясь такой дерзкой просьбе. Милиционер чувствует юмор, но свое дело продолжает:

– А страховка, есть?

– Нет, откуда? – еще больше изумляется пианист.

– А права-то на машину у вас имеются? – поддерживает шутливый тон милиционер.

– Нет, это отцовская машина, а он давно умер.

– Так, как же вы ездите? – тут уж милиционеру не до смеха.

– Вы видели – я ехал, так и езжу, – меланхолично отвечает водитель.

– Я могу снять номера, – это уже с угрозой.

– Снимайте, – совершенно равнодушно пожимает плечами пианист.

– Я вызову эвакуатор, – с непонятной целью продолжает настаивать милиционер.

– Вызывайте.

– Но вам будет трудно забрать оттуда машину, и простой будет очень дорого стоить.

– А кто вам сказал, что я буду ее оттуда забирать?

Опешивший милиционер отодвинулся от окошка, и пианист поехал дальше так, как ехал до встречи с ним.

Машина до сих пор несет свою функцию.

Или случай из брежневских времен: народный артист, профессор, лауреат международных конкурсов, лауреат Госпремии и кавалер многих орденов – «Золотая флейта страны» – выступал в Большом зале консерватории с сольным концертом по случаю юбилея и очередной награды. В перерыве его пригласил присутствовавший на концерте Генеральный секретарь Л. И. Брежнев на фуршет в зал при правительственной ложе. Помощники проводили музыканта, предупредив, чтобы он не беспокоил Леонида Ильича просьбами. Брежнев облобызал «золотую флейту», похвалил за игру и спросил, нет ли у него каких-либо просьб. Музыкант автоматически включил артистизм и мгновенно ответил:

– Есть одна.

Все, в том числе Генеральный, напряглись. Музыкант вытянул руку в направлении вазы из старинного французского хрусталя, медленно поводил над ней белыми тонкими пальцами и спросил:

– Можно мне взять одну конфетку?

Бывают люди совсем другого типа: легкость бытия они испытывают чаще тогда, когда сделают что-то полезное для других. Я знала одного такого человека, который никому ни в чем не мог отказать и почти все просьбы и обещания выполнял. Его жизнь, помимо собственных проблем, вмещала заботы о значительной части окружавших его знакомых и родных людей. Когда ему говорили, что так нельзя, всему есть предел, и что тот или этот человек, он или она, его просто эксплуатирует, он отвечал: «Ничего, ничего, не волнуйтесь, вы меня не знаете, у меня „где сядешь, там и слезешь“»

Однажды умер его свойственник (бывший муж сестры его жены). Он был агрономом и умер там, где жил и работал, в одном из подмосковных совхозов. Его мать с двумя дочерьми обитала в деревне Калужской области, расположенной в совершенно другом направлении от того района, где жил сын. Но она была старая и хотела проводить сына в последний путь.

Заботу о перевозке тела покойного к месту пребывания матери, разумеется, возложили на человека, являющегося героем рассказа. В этом месте следует вспомнить, что событие происходило в середине прошлого века, когда вопросы любых перевозок сводились к поискам знакомого водителя грузовика. Этот этап был быстро пройден нашим героем, поскольку он имел по работе связи со многими организациями, в том числе со столичными гаражами. Сложнее было оторваться от служебных обязанностей. Однако с надеждой на получение результата без проволочек они с водителем ранним утром уехали в морг больницы райцентра. Обратный путь лежал через столицу, и наш герой уговорил водителя заехать на работу на пятнадцать минут, чтобы проконтролировать дела. Машину с гробом устроили во дворе учреждения, где она и простояла до темноты. Решено было дождаться рассвета, и рано утром следующего дня гроб с телом был доставлен к матери в далекую деревню.

Водитель взялся помочь с похоронами и в полдень должен был везти покойного на кладбище. Однако женщины потребовали от мужчин внести гроб в дом. Вдвоем с водителем они внесли его и поставили на стол, покрытый белой скатертью. Мать попросила открыть крышку.

Наш герой любил жизнь, людей и вообще все на Свете, кроме покойников, с которыми не хотел иметь ничего общего. Он сказал:

– Сейчас открою, одну минуту – и решительно вышел из комнаты. Спустился с крыльца, прошагал через двор за калитку и направился по проселочной дороге, не останавливаясь, прямо на станцию, находившуюся в восьми километрах от деревни. Купил билет, дождался, когда состав прицепили к паровозу, и с сознанием исполненного долга и с ощущением легкости поехал на работу.

Елена Павлик

Расскажите про покупку…

Помните эту забавную скороговорку, которую в детстве мы так часто со смехом повторяли: «Расскажите про покупку! Про какую про покупку? Про такую, про покупку, про покупочку мою»? Могли ли мы тогда представить себе, что эти шутливые слова станут символом жизни сегодняшнего общества потребления? Ведь и правда, для очень многих из наших современников смысл трудового процесса сводится к тому, чтобы заработанные деньги поскорее потратить в ближайшем магазине, супер– или гипермаркете.

Думается, не только меня печалят наблюдения за воскресной толпой, заполняющей перечисленные выше заведения. Все эти моллы стали для многих людей главным объектом семейного времяпрепровождения. Молодые родители с колясками застывают у ярких витрин, предлагающих им в огромном количестве товары на любой вкус и кошелек. Юноши и девушки толпятся в пресловутых «ресторанных двориках» с их гамбургерами, пиццами и всяческими колами. Насытившись этой якобы пищей, они перемещаются в многочисленные магазины и выстраиваются в очереди на примерку. Понятно желание любого человека что-то время от времени изменить в своем облике, с помощью новой одежды стать привлекательнее, моложе, стройнее, моднее, наконец. Движимые этим стремлением мы и примеряем в огромном количестве юбочки и кофточки, брюки и джинсы, пальто и куртки. И часто не замечаем, что нами овладело непреодолимое желание просто что-то, ну хоть что-нибудь купить.

Преподобный Оптинский старец Лев еще полтора века назад прозорливо обличил это явление: «Что ж касается до вещелюбия и мшелоимства (сиречь излишество различных вещей), то сия немощь горше и пребедственнее сребролюбия, но да окаяваем себя и Господь всесилен нас и судьбу нашу во благоотишный и спасительный устроить конец».

Мшелоимство – это тот же шопоголизм, просто в другом, современном обличье. Еще лет пятнадцать назад, путешествуя по Европе, я попала на знаменитые рождественские распродажи в Мюнхене. И больше всего поразило не диковинное тогда для русских людей изобилие товаров и их дешевизна, а сами покупатели. Все они озабоченно ворошили полки с товарами, копались в плотно заполненных одеждой вешалках, толпились у касс, оплачивая покупки. Толпы женщин, да и мужчин тоже, сновали по сверкающим рождественскими огнями нарядным улицам, но сами были одеты совсем не нарядно! В руках – красочные пакеты из дорогих магазинов, а на ногах заношенные кроссовки, да и одеты все в какие-то замызганные куртки.

Поделилась этим наблюдением с русскими друзьями, уже давно обосновавшимися в Германии, и они разъяснили сей феномен. Оказывается, общество потребления создает устойчивую тягу к приобретению все новых и новых вещей, а вот носить их уже не так интересно. Складируется все это «нажитое непосильным трудом» добро в шкафах и благополучно забывается. Но очаровательные красотки и мускулистые красавцы с телеэкранов и со страниц всевозможных журналов призывают отдать дань моде на одежду в стиле сафари или фьюжен, клеймят кроссовки и воспевают кеды, и так далее и тому подобное. Вот вы уже и убеждены, что без этих новинок ну никак не обойтись, бегом по магазинам, а оттуда домой и прямиком к заветным шкафам. Разложили по полочкам, а наутро обулись в старые, но такие удобные кроссовки, натянули прошлогодние, такие привычные джинсы – и бегом по своим делам.

Настигла и нас эта шопинг-беда. Забавную ситуацию довелось наблюдать в гостях у подруги юности Анюты. Красавица оказалась еще и умницей, причем в самой главной для женщины области – в выборе мужа и создании крепкой семьи. Доминирующей чертой ее супруга Коли была беззаветная любовь к жене и проистекающее отсюда стремление создать для нее идеальные условия существования. Одним из элементов этих идеальных условий являлась щедрая финансовая поддержка Анютиного шопоголизма. Положение Коля занимал высокое, зарабатывал предостаточно и ни в чем любимой второй половине не отказывал. Под гардеробную была выделена специальная комната в цокольном этаже их коттеджа, но через некоторое время это помещение было забито до отказа, и Анюта стала осваивать кладовую, на многочисленных полках которой складировалось всякое редко используемое добро.

Один из стеллажей она приспособила под обувь, купленную по случаю или под влиянием внезапного и непреодолимого желания. И вот однажды, собираясь в командировку, Коля заглянул в эту кладовку в поисках нужного чемодана… и в изумлении замер. Справа от входа расположился стеллаж, до потолка заполненный разноцветными обувными коробками, совершенно новыми и явно еще даже не открытыми. Вернувшись в гостиную, где мы с Анютой распивали чаи, Коля ошеломленно оглянулся и, не увидев поблизости жену, которая в этот момент отлучилась на кухню, проговорил:

– Нет, ну я все понимаю, ну не можете вы, женщины, себя контролировать в своем шопоголизме. Но чтобы мимо меня пронести двести пар обуви и даже ими не похвалиться?! Вот уж бедолага, эк ее закрутило.

В этой истории, пусть и нетипичной по своим масштабам, меня поразили два момента. Первый – это, действительно, потеря контроля над собой под натиском страсти к покупкам. Ну а второй момент – поразительное снисхождение Коли к слабостям жены, свидетельствующее о его любви и великодушии. Однако в данном случае эти прекрасные качества явно не пошли на пользу обожаемой супруге.

В книге игумении Феофилы (Лепешинской) «Дерзай, дщерь!» есть очень интересное наблюдение, касающееся нашего пристрастия к покупкам, как к средству обойти всяческого рода напасти. Чем-то огорченная дама, раздумывая о том, как бы поскорее забыть свои печали, рассуждает: «Пойду-ка я в магазин, порадую себя приятной покупкой». Задумавшись над этой затеей и понимая, что ничего ей особенно и не нужно, она завершает свои размышления: «Куплю себе хоть что-нибудь, ну хоть кусочек мыла!» Все почитатели матушки Феофилы, прочитавшие эту книгу, давно взяли эту фразу на вооружение. И надо сказать, что нередко она действует весьма отрезвляюще, во всяком случае, в нашей женской компании. Не раз в стремлении «заесть» очередное огорчение походом по магазинам, меня останавливало добродушное напоминание подруги: «Ну что ж, пойдем, купим тебе чего-нибудь. Ну хоть кусочек мыла». Посмеемся с подружкой, вроде и пустая печаль отошла, время сберегли, да и деньги зря не потратили. Впрочем, почему бы иной раз и не купить этот самый кусочек мыла, если никак не можешь утихомириться? Им хотя бы руки можно помыть. А пока их оттираешь от налипших в магазине микробов и пыли, тут, глядишь, от сердца обида и грусть отойдет.

В общем, к чему все эти рассуждения? Ну уж, конечно, не для того, чтобы кого-то обличать или поучать. Просто хочется, чтобы каждый из нас бережнее относился к результатам своих и чужих трудов и разумно распоряжался свободным временем, которого в нашей суматошной жизни катастрофически ни на что не хватает. И конечно, нужно бережнее и уважительнее относиться к собственным трудам и их результатам в денежном выражении. Идея гоняться всю жизнь за материальными объектами совершенно бессмысленна, вся эта суета иссушает душу.

Пора, пора уже дать отпор лавине ширпотреба, обрушившейся на Россию в последние четверть века. Пора вспомнить про одно из проявлений загадочной русской души: нашему человеку мало быть сытым, ему нужна духовная пища.

«Не хлебом единым жив человек», – так мы говорим, когда хотим напомнить себе или окружающим, что у человека есть не только материальные потребности, для полного счастья ему мало материального благополучия, ему необходима духовная пища, моральное удовлетворение. Самое время напомнить, что это лишь первая часть изречения, взятого из Ветхого Завета, но широко распространившегося благодаря уже Завету Новому.

Евангелие от Матфея повествует о том, как Христос после Крещения в реке Иордан удалился в пустыню и сорок дней и ночей строго постился. В эти дни «приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». (Мф. 4, 3—4)

Хорошо бы нам, людям XXI века, всегда держать в уме и в сердце эти святые слова. И вспомнить их, когда ненасытный шопоголизм повлечет нас в магазины. Тогда, может быть, вместо погони за очередной ненужной вещью, возьмем в руки Библию и насладимся ее духовными дарами. Ведь на дороге спасения они нам важнее и нужнее, чем новые башмаки.