Текст книги "Делай деньги"

– В самом деле? Поразительно! – восхитилась миссис Торт, которой пришлось по душе словечко «характерную». – Я всегда говорила, что вы математик. Э, скоро вам нанесут визит три джентльмена…

– Когда?

– Примерно через две минуты.

Гнут поднялся на ноги одним резким движением, словно чертик выскочил из коробочки.

– Мужчины? Как они будут одеты?

– Ну, э, в одежды, наверное? – неуверенно предположила миссис Торт. – Чёрные. Один из них даст мне визитку, но я не смогу ее прочесть, потому что надела не те очки. Конечно, я еще успею пойти и надеть другие, но когда предчувствие сбывается не полностью, у меня потом страшно болит голова. Э… А теперь вы скажете: «Пожалуйста, дайте мне знать, когда они придут, миссис Торт», – она выжидательно посмотрела на Гнута. – Извините, но у меня было предчувствие, что я приду и расскажу вам о своем предчувствии, поэтому я сочла за лучшее пойти и рассказать. Все это звучит глуповато, но никто из нас не в силах изменить свою природу, я всегда так говорю.

– Пожалуйста, дайте мне знать, когда они придут, миссис Торт, – покорно повторил Гнут. Прежде чем уйти, домохозяйка наградила его благодарным взглядом.

Мистер Гнут снова сел. Предчувствия миссис Торт иногда немного усложняли жизнь, особенно когда становились рекурсивными, однако этика дома на Вязовой улице предполагала, что если ты будешь снисходителен к чужим маленьким слабостям, то можешь рассчитывать на аналогичное отношение к твоим. Ему нравилась миссис Торт, но с ее последним суждением он был не согласен. Человек может изменить свою природу. Иначе умерла бы надежда.

Через пару минут зазвенел дверной колокольчик, и внизу раздались приглушенные голоса. Когда домохозяйка снова постучала в его дверь, Гнут притворился, будто не ожидал этого.

Потом изучил визитку.

– Мистер Космо с друзьями? Какой сюрприз. Пригласите их сюда, будьте любезны, – Гнут сделал паузу и огляделся.

Деление помещений на тесные комнатушки было в городе обычным делом. Апартаменты Гнута по площади ровно в два раза превосходили его кровать, а кровать была весьма неширокой. Трое, чтобы втиснуться сюда, должны быть очень хорошо знакомы друг с другом. Четверо станут очень хорошо знакомы, даже если этого не хотят. Из мебели присутствовал один небольшой стул, но Гнут предпочитал хранить его на шкафу, чтобы не путался под ногами.

– Лучше, пригласите одного мистера Космо, – поправился главный кассир.

Минутой позже визитера торжественно препроводили в комнату.

– Какое очаровательное маленькое убежище, мистер Гнут, – начал Космо. – Здесь так удобно… гм…

– Не составляет проблемы дотянуться до любого угла, – подсказал Гнут, снимая со шкафа стул. – Вот, присаживайтесь, сэр. У меня нечасто бывают посетители.

– Я сразу перейду к делу, мистер Гнут, – сказал Космо, усаживаясь. – Директорам, ха, директивы Председателя не по душе. Вам, я уверен, тоже.

– Увы, так и есть, сэр.

– Он должен был созвать Совет Директоров, прежде чем действовать!

– Да, сэр. Однако, по правилам банка, он имеет право подождать с этим неделю.

– Он разрушит банк!

– Фактически, он привлек множество новых клиентов, сэр.

– Неужели он вам нравится? Нет, только не вам, мистер Гнут!

– Он умеет увлечь людей, сэр. Но вы же знаете меня, сэр. Я не доверяю тем, кто слишком часто улыбается. Такие люди норовят всех одурачить. Не следовало ставить его во главе вашего банка.

– Я предпочитаю думать о нем как о «нашем банке», мистер Гнут, – благородно ответствовал Космо, – потому что, как ни посмотри, он и есть наш.

– Вы очень добры, сэр, – ответил Гнут, мрачно уставившись на доски пола, отчетливо видимые сквозь дыру в дешевой клеенке, которая, как ни посмотри, пыталась закрыть залысину на ковре, который, в свою очередь, как ни посмотри, был его, Гнута, ковром.

– Вы с нами уже очень давно, насколько я знаю, – продолжил Космо. – Ещё мой отец принял вас на должность младшего клерка, не так ли?

– Верно, сэр.

– Мой отец был очень… толерантным, – заметил Космо. – Именно так. Ни к чему ворошить прошлое.

Он сделал паузу, чтобы до собеседника дошел скрытый смысл сказанного. Гнут был неглуп. Зачем использовать грубую силу, если легкие намеки действуют лучше?

– Может, вам удастся найти способ… удалить Губвига без лишнего шума. Наверняка такой должен быть, – подсказал Космо. – Никто не возникает из ниоткуда. Тем не менее, о его прошлом известно даже меньше, чем, к примеру, о вашем.

Еще один тонкий намек. У Гнута начался нервный тик.

– Однако мистер Хлопотун по-прежнему останется председателем – тихо напомнил главный кассир.

В окна продолжал барабанить дождь.

– О, да. Но я уверен, мы найдем кого-нибудь, кто будет «переводить» его тявканье в более традиционном, так сказать, ключе.

– Понимаю.

– Прекрасно. Что ж, мне пора идти, – сказал Космо, вставая. – Наверное, у вас есть другие… – он оглядел пустую комнату, не содержащую никаких признаков обычного человеческого обиталища: ни картин на стенах, ни книг, ни прочих признаков жизни, и закончил: – …дела.

– Собираюсь лечь спать, – сообщил мистер Гнут.

– Скажите, а сколько мы вам платим? – поинтересовался Космо, бросив косой взгляд на шкаф с навесным замком.

– Сорок один доллар в месяц, сэр.

– А… но зато вы уверены в будущем, как никто.

– И я так думал. Вплоть до сегодняшнего вечера, сэр.

– Я просто удивляюсь, почему вы поселились именно здесь?

– Мне нравятся такие места, сэр. Меньше суеты.

– Ладно, теперь мне совсем уже пора, – сказал Космо немного поспешнее, чем следовало бы. – Я уверен, вы нам поможете, мистер Гнут. Вы ведь всегда помогали. Будет так жаль, если не сможете помочь в этот раз.

Гнут молча смотрел в пол. Его трясло.

– Вы стали для нас словно член семьи, я от имени всех говорю, – добавил Космо. Он еще раз обдумал свою фразу в свете характерных особенностей семьи Мотов и счел нужным добавить: – Но в хорошем смысле.

Глава 6

Побег – Перспектива сэндвича с почками – Секретный медицинско-брадобрейский стук – Самоубийство краской, о недостатках метода – Ангелы снова в деле – Игорь идёт за покупками – Ранние повешения, рассуждения о пользе – Подходящие места для головы – Мокрист ожидает луч солнца – Игры разума – Нам нужны банкноты побольше – Забавы с корнеплодами – Заманчивость планшеток – Невероятный комод

Более чем мокрый Мокрист затаился на крыше Танти, старейшей городской тюрьмы. Он промок настолько, что, кажется, совершил полный круг и приближался к сухости с другой стороны.

Он осторожно снял последние лампы с небольшой семафорной башни и выплеснул масло в бурлящую тьму. Они и так уже были полупустыми. Само по себе удивительно, что кто-то не поленился зажечь их, в такую-то ночку.

Мокрист ощупью вернулся на край крыши, нашел свою «кошку» и осторожно завел ее за зубец стены, а потом опустил вниз, к невидимой в темноте земле. Теперь осталось лишь спуститься самому, зажав в руках оба конца веревки, а потом потянуть за один из них, чтобы веревка соскользнула следом. И крюк, и веревку он не слишком тщательно припрятал в мусоре, которым был засыпан переулок. Примерно через час их все равно украдут.

Отлично. Теперь…

Доспехи стражника, похищенные из раздевалки охраны банка, сидели на нем, как перчатка на руке. Он предпочел бы, чтобы они сидели как шлем и кираса. С другой стороны, они вряд ли выглядели лучше на их оригинальном владельце, который сейчас шатался по коридорам банка, облаченный в шикарную, но непрактичную униформу охранника. Все знали, что Стража выдает обмундирование одного универсального никому-не-подходящего размера, а Ваймс одобряет только те кирасы, которые, судя по виду, только что пережили схватку с троллем. Доспехи должны наглядно демонстрировать, что их владелец не зря получает жалование.

Мокрист подождал немного, чтобы перевести дух, а потом направился к большой черной двери и позвонил в колокольчик. Механизм противно задребезжал. В такую ночку они не станут торопиться на улицу.

Он ощущал себя голым и незащищенным, словно улитка без ракушки. Он надеялся, что учел всё, но неприятности были… как же это называлось, он слышал нечто подобное на лекции в Университете… ах, да. Неприятности были фрактальными. В каждой большой неприятности скрывалась куча неприятностей помельче. В общем, всё предвидеть невозможно. Стражника в банке могли внезапно вызвать на службу, и он обнаружит, что его шкафчик в раздевалке пуст. Кто-то мог заметить Мокриста за кражей униформы, Дженкинса могли перевести в другую тюрьму… К черту это всё. Когда время поджимает, остается только нестись вперед и в случае чего быть готовым быстро смываться.

Или, в данном случае, быть готовым взять дверной молоток и дважды грохнуть им в дверь. Потом он снова ждал, пока в двери, наконец, не открылось маленькое окошко.

За решеткой смутно виднелось лицо.

– Чего надо? – спросил раздраженный голос.

– Забираю заключенного. Фамилия Дженкинс.

– Что? Посреди чертовой ночи?

– Ничего не знаю, у меня на руках ордер по форме номер 37, – флегматично ответил Мокрист.

Окошко захлопнулось. Он снова остался один под дождем. Прошло минуты три, прежде чем оно открылось опять.

– Чего надо? – спросил новый, исполненный подозрительности, голос.

О, прекрасно. Это же Беллистер. Мокрист был рад такому обороту событий. То, что он собирался сегодня совершить, должно было ввергнуть в крупные неприятности минимум одного из тюремщиков, а ведь некоторые из них были совсем неплохими парнями, особенно те, кто присматривал за камерами смертников. Но Беллистер был тюремщиком старой школы, одним из тех подонков, мастеров мелких пакостей, которые при каждом удобном случае норовили превратить жизнь заключенного в настоящий ад. Он не гнушался плевать в миски с тюремной баландой и, хуже того, даже не пытался проделывать это незаметно для заключенного. А еще он обворовывал слабых и запуганных. Но в данной ситуации был еще один плюс. Беллистер ненавидел Стражу, и пользовался полной взаимностью. На этом можно было сыграть.

– Пришел забрать заключенного, – пожаловался Мокрист, – и вот уже целых пять минут стою под дождем!

– И дальше будешь стоять, сынок, о да, не сомневайся! Пока я не решу, что тебя можно впустить. А ну, покажи-ка бумаги!

– Тут написано «Дженкинс, Совик», – сказал Мокрист.

– Дай взглянуть!

– Мне сказали, бумаги отдавать только в обмен на з'ключенного, – с равнодушной непреклонностью заявил Мокрист.

– О, да ты у нас законник, как я погляжу? Ну ладно. Эйб, впусти нашего просвещенного друга.

Окошко закрылось, раздалось звяканье, и распахнулась калитка. Мокрист шагнул внутрь. Во дворе дождь лил так же яростно, как и снаружи.

– Мы с тобой знакомы? – спросил Беллистер, склонив голову набок.

– Только на той неделе приступил к службе, – ответил Мокрист. За его спиной дверь снова заперли. Грохот засовов отдался громом у него в голове.

– Почему ты один? – требовательно поинтересовался Беллистер.

– Не знаю, сэр. Лучше вам моих папу с мамой об этом спросить.

– Не надо тут шутки шутить! За узником должны были придти двое!

Мокрист безразлично пожал мокрыми плечами.

– Правда? Меня лучше не спрашивайте. Они сказали, этот уродец не доставит проблем. Можете сами проверить, коли охота. Я слыхал, во дворце его хотят видеть немедленно.

Во дворце. От этих слов глаза тюремщика блеснули. Разумный человек не станет мешать прихотям «Дворца». В такую мерзкую ночь послать за узником зеленого новичка было разумно. Сам Беллистер именно так и поступил бы.

Он протянул руку и потребовал:

– Д'кументы!

Мокрист вручил ему отсыревшие бумаги. Тюремщик, шевеля губами, прочел их. Он явно надеялся обнаружить ошибку. Напрасно. Мокрист утащил оригинальные бланки, пока мистер Шпульки готовил ему чашку кофе.

– Его этим утром должны повесить, – сказал Беллистер, разглядывая бумаги при свете фонаря. – Чего другое им вдруг понадобилось?

– Знать не знаю, – ответил Мокрист. – Давайте покончим с этим поскорее, ладно? Моя смена заканчивается через десять минут.

Тюремщик навис над ним.

– Я лучше схожу, проверю, окей? Всего один конвоир, это странно. Тут надо быть поаккуратнее, верно?

«Ооп-ля, – подумал Мокрист, – все идет по плану». Десять минут Беллистер будет пить чай, просто чтобы преподать стражнику урок. Еще через пять минут он обнаружит, что семафор не работает. Всего секунда ему потребуется, чтобы принять решение не тащиться на крышу в такой ливень. И еще секунда, чтобы подумать: «Бумаги в порядке. Я проверил водяные знаки, они на месте, это самое главное…» Итого, двадцать минут, ни больше, ни меньше.

Конечно, он мог ошибаться. Могла произойти любая случайность. Может, Беллистер уже созывал подмогу. Или, может, послал кого-то сбегать за настоящим стражником. Неопределенное будущее. Через несколько секунд все станет ясно.

Я сделал все, что мог.

Беллистер появился через двадцать две минуты. В глубине здания послышались шаги, и перед Мокристом возник Дженкинс, согнувшийся под весом кандалов. Беллистер шагал сзади, иногда подталкивая узника своей дубинкой. Дженкинс не мог идти быстрее, но все равно получал тычки в спину.

– Думаю, в кандалах нет нужды, – поспешно сказал Мокрист.

– Ты их и не получишь, – успокоил его Беллистер. – А все потому, что вы, уроды, никогда не возвращаете их обратно.

– Ну и славно, – сказал Мокрист. – Давайте поскорее, здесь холодно.

Беллистер заворчал. Ему все это не нравилось. Он нагнулся, разомкнул кандалы, и выпрямился снова. Его рука покоилась на плече узника. Вторая, с документами, была протянута вперед.

– Распишись! – велел он.

Мокрист так и поступил.

А потом пришло время маленького волшебства. Вот почему бумагам придавалось такое значение. В скользком мире тюремщиков и полицейских, все решал только habeas corpus: чья рука держит заключенного за шкирку? Кто отвечает за этот конкретный corpus?

Мокрист и раньше проходил через подобную процедуру, правда, в качестве заключенного, поэтому неплохо был знаком с ритуалом. За любым узником тянется бумажный след. Если его вдруг найдут обезглавленным, отвечать на неприятные вопросы будет тот, кто последним расписался за этого человека, пока его шляпа еще покоилась на голове, а не на плечах. Беллистер подтолкнул узника вперед и произнес освященную временем фразу:

– Вам, сэр! Принимайте тело, чтоб оно сгорело!

Мокрист вручил документы тюремщику, положил руку на другое плечо заключенного и произнес:

– От вас, сэр! Принимаю тело, чтоб оно сгорело!

Беллистер с угрюмым ворчанием убрал свою руку. Дело сделано, законы соблюдены, ритуал исполнен, а Совик Дженкинс…

…печально посмотрел на Мокриста, пнул его в живот, вырвался, и припустил бегом по улице, словно заяц.

Мокрист согнулся пополам, и сквозь пелену боли слышал только радостный смех Беллистера, который выкрикивал:

– Ваша пташка упорхнула, милорд! Вы приняли его, как полагается! Хо-хо!

Когда он добрел до комнатки, которую арендовал у «Знать-не-знаю» Джека, Мокрист уже почти не корчился от боли. Он с трудом натянул свой золотой костюм, протер тряпочкой доспехи, сунул их в сумку и снова заспешил обратно в банк.

Войти в него было сложнее, чем выйти. Охрана заступала на службу в тот самый момент, когда сотрудники уходили домой, и поэтому Мокрист, облаченный в свой серый костюм, который превращал его из Мокриста фон Губвига в самого неприметного человека в мире, мог спокойно покинуть здание. Все дело в образе мыслей: ночная охрана приступала к работе, после того, как все уйдут, верно? Значит, тот, кто уходит – не проблема, или, во всяком случае, не их проблема.

Охранник, в конце концов объявившийся, чтобы посмотреть, кто это возится с замком главного входа, доставил некоторое беспокойство, но потом появился второй, чуть более сообразительный, который справедливо указал, что если председатель правления решил посетить банк среди ночи, в этом нет ничего неправильного. Он же, черт его забери, местный босс, верно? Ты что, газет не читаешь? Золотой костюм видал? И у него есть ключ! Подумаешь, сумка. Он же входит, а не выходит, так? Вот если бы он выходил с ней, тогда другое дело… Хо-хо, шутка, сэр! Извините за беспокойство, сэр.

«Просто поразительно, чего можно достичь, если набраться наглости», – подумал Мокрист, желая охранникам доброй ночи. Например, открыть дверь, не имея ключа. Ключ, которым он так усиленно шурудил в замке, был от Почтамта, потому что ключа от банка у него пока не было.

Даже вернуть доспехи на их законное место в шкафчике не составило проблемы. Охранники ушли на свои маршруты, а здание было большим и плохо освещенным. Ночью в раздевалку никто не заглядывал по несколько часов подряд.

В его новых апартаментах все еще горела лампа. Мистер Хлопотун храпел в своем лотке, задрав кверху лапы. Около двери в спальню горел ночник. Точнее, два ночника, красных. Это были тлеющие огнем глаза Глэдис.

– Сделать Вам Сэндвич, Мистер Губвиг?

– Нет, спасибо, Глэдис.

– Мне Не Трудно. В Погребе Есть Почки.

– Спасибо, однако не стоит беспокойства, Глэдис. Я не голоден, – сказал Мокрист, тщательно закрывая за собой дверь.

Он плюхнулся на кровать. В здании банка царила тишина. Он больше привык спать в своей квартире в Почтамте, куда круглосуточно доносился неумолчный шум с каретного двора.

Однако вовсе не тишина была причиной его бессонницы. Он пялился в потолок и думал: «Идиот, идиот, тупица!» Через несколько часов в Танти сменится стража. Насчет пропажи Совика никто не будет особенно волноваться, пока не объявится палач, и они не выберут, кто пойдет во Дворец, чтобы поинтересоваться, разрешат ли им повесить заключенного этим утром.

Совик, наверное, уже удрал за много миль, и даже оборотень не сможет выследить его в такую сырую и ветреную ночь, как эта. Вряд ли им удастся обвинить Мокриста, однако в холодном ночном полумраке он уже воображал, как чертов коммандер Ваймс начинает в своей неповторимой манере не спеша обдумывать эту мысль.

Мокрист моргнул. Куда мог податься парень? По мнению Стражи, сообщников у него не было. Он просто сам по себе решил вдруг подделать марки. Кем надо быть, чтобы влипнуть в неприятности за полпенса?

Кем…

Мокрист внезапно сел. Неужели все так просто?

Возможно, возможно… Совик был достаточно безумен для этого. На свой, особый манер. Он смахивал на человека, который давно уже оставил попытки понять, как функционирует мир за пределами его мастерской. Человека, для которого явной связи между причиной и следствием просто не существовало. Ну и где спрячется такой человек?

Мокрист зажег лампу и направился к руинам своего гардероба. Снова выбрал свой любимый невзрачный серый костюм. С ним были связаны милые воспоминания: Мокриста в этом костюмчике однажды повесили. Это был неприметный костюм совершенно неприметного человека, к тому же, в отличие от черного костюма, незаметный в сумерках. Потом Мокрист направился в кухню и предусмотрительно позаимствовал там из чулана пару тряпок.

Коридор был скудно освещен лампами, укрепленными через каждые несколько ярдов. Но свет отбрасывал тени, и в одной из них, за вазой династии Пинг из Хангханга, притаился Мокрист, серая тень на сером фоне.

Мимо прошел охранник, шаги звучали опасно тихо на толстом ковре. Когда он ушел, Мокрист на цыпочках сбежал вниз по мраморным ступням и спрятался за пальмой в кадке, которую кто-то счел уместным поместить именно здесь.

Коридоры банка открывались в атриум, который, подобно таковому в Почтамте, в высоту тянулся от первого этажа до самой крыши. Иногда, в зависимости от причуд архитектуры, охранник с верхней галереи мог просматривать весь главный зал. Порой охранники маршировали по полу, не покрытому ковром. Их шаги звенели по мрамору, словно колокол к обедне.

Мокрист стоял в своем укрытии и слушал, пытаясь уловить ритм патрулирования. Ну же, парни! Вы ведь знаете правила ночного патруля: как насчет традиционной партии в покер? Вы что, не в курсе обычаев?

Его занятие напоминало увлекательную головоломку. Уж получше ночного альпинизма, и даже лучше Экстремального Чиха! А самое замечательное, если его поймают, отмазаться будет проще простого: он всего лишь проверял работу охраны! Молодцы, парни, вы меня все-таки поймали…

Но сейчас ему попадаться никак нельзя.

Охранник не спеша взобрался вверх по ступеням. На втором этаже он облокотился о балюстраду и, к неудовольствию Мокриста, закурил сигаретку. Мокрист следил за ним, скрывшись за листьями пальмы. Охранник, комфортабельно облокотившись на мраморную ограду, пялился вниз, на первый этаж. Мокрист был уверен, что так поступать не полагалось по уставу. Курить, кстати, тоже!

После нескольких вдумчивых затяжек охранник уронил на пол окурок, затоптал его и побрел дальше вверх по ступеням.

В мозгу Мокриста роились сразу несколько мыслей. Наиболее шумной была такая: «У него арбалет! Интересно, они сразу стреляют, чтобы потом не париться, задавая вопросы?» Но была и другая, вся дрожащая от возмущения: «Он затоптал свой чертов окурок прямо на мраморном полу! Он что себе думает, эти бронзовые штуки с песком тут просто так установлены?!»

Когда охранник ушел, Мокрист, бесшумно ступая обернутыми в тряпки башмаками, торопливо пробежал остаток лестницы, и проворно шмыгнул в дверь, ведущую в подвал. У него хватило самообладания тихо прикрыть ее за собой.

Он закрыл глаза и прислушался, не раздастся ли позади топот и крики погони.

Потом открыл глаза.

В дальнем конце подвала сиял знакомый бриллиантовый свет, однако бульканья воды было не слыхать. Только звук падения редких капель подчеркивал царившую здесь тишину.

Мокрист осторожно миновал тихо позвякивающий Булькер, и углубился в неисследованные глубокие тени, залегшие под высоким «сводничеством».

«Если мы построили храм, придешь ли Ты в него?» – подумал он. Но ожидаемое божество так и не явилось сюда. Это было печально, а также несколько божественно-глуповато. Разве нет? Мокристу доводилась слышать, что по миру бесприютно скитаются миллионы мелких богов. Они прячутся под камнями, дрейфуют по воздуху, как семена одуванчика, цепляясь за верхние ветви деревьев… Они ждут удобного случая, великую удачу, которая позволит им обзавестись храмом, священниками и паствой, которую они смогут по праву назвать своей собственной. Но сюда так никто и не явился, причем почему – понять было несложно.

Богам нужна вера, а не холодный расчет. Вначале строить церковь, а потом ждать бога – это словно дарить башмаки безногому. Такая постройка не значит, что ты веришь в богов. Она лишь означает, что ты веришь в архитектуру.

У дальней стены подвала, рядом с огромным старинным камином, было оборудовано нечто вроде мастерской. У яркого бело-голубого огня работал Игорь – осторожно грел и изгибал стеклянную трубку. За его спиной в гигантских бутылях волновалась и сверкала искрами зеленоватая жидкость. Похоже, Игори обладали натуральной склонностью к работе с природным электричеством.

Не узнать Игоря невозможно. Собственно, они сами сделали для этого все, что могли. И дело тут вовсе не в старых потрепанных костюмах, которые они обычно носили. И даже не в лишних пальцах или глазах разного цвета. Главный признак – череп настолько приплюснутый, что на него можно было бы положить мячик, не опасаясь, что он скатится вниз.

Игорь оторвался от работы.

– Добрый день, шэр. Не имею чешти ваш жнать…

– Мокрист фон Губвиг, – представился Мокрист. – А ты, должно быть, Игорь.

– Угадали ш первого ража, шэр. Я шлышал про ваш много хорошего.

– Где, в этом подземелье?

– Вшегда штараюшь держать ухо поближе к жемле, шэр.

Мокрист подавил в себе импульс бросить взгляд вниз. Обычно Игори не злоупотребляли образными выражениями.

– Понимаешь ли, Игорь… Дело в том, что… Я хотел бы провести в банк кое-кого, без ведома охраны. Вот я и подумал, совершенно случайно, нет ли здесь, в подвале, потайной дверцы?

Мысль, которую он транслировал без слов, была такова: «Ты же Игорь, верно?» Когда толпа зажигает факелы, и, размахивая острыми серпами, начинает высаживать дверь, можете быть стопроцентно уверены, что Игоря в помещении уже нет. Игори были мастерами ненавязчивого исчезновения.

– Ешть тут у наш небольшая дверца, шэр. Шнаружи её не открыть, поэтому она не охраняетша.

Мокрист с вожделением воззрился на вешалку с дождевыми плащами.

– Прекрасно. Прекрасно. Ну, я тогда сбегаю быстренько, по делам.

– Как хотите. Вы же бошш, шэр.

– Я вскоре вернусь, с гостем. Этот джентльмен, э… не желал бы беспокоить представителей закона.

– Ну и правильно, шэр. Эти шертовы предштавители, они такие. Дай им только вилы в руки, и они уже воображают шебя большим начальштвом.

– Но он не убийца какой-нибудь, не думай!

– Я Игорь, шэр. Мы не жадаем вопрошов.

– Правда? А почему?

– Не жнаю, шэр. Я не шпрашивал.

Игорь привел Мокриста к маленькой дверце, которая открывалась в грязноватый, загроможденный всяким барахлом лестничный колодец. Бесконечный дождь породил текущие вниз по ступеням потоки воды. Мокрист помедлил на пороге, и его дешевый костюм немедленно начал напитываться влагой.

– И еще кое-что, Игорь…

– Да, шэр?

– Когда я только что проходил мимо Булькера, в нем была вода.

– Да, шэр. Што-то не так?

– Она текла, Игорь. Разве Булькер работает посреди ночи?

– Это? Вшего лишь шифоничешкие переменные, шэр. Поштоянно шлучаетшя.

– А, старые добрые сифоники, да? Ну тогда беспокоиться не о чем…

– Когда вернетешь, шэр, поштучите медициншко-брадобрейшким штуком.

– Что за…

Дверь захлопнулась.

Игорь вернулся к верстаку и снова зажег газовую горелку.

Некоторые из стеклянных трубок, лежавших рядом с ним на зеленом войлоке, выглядели… странно, а, кроме того, как-то неправильно отражали и преломляли свет.

Игори, видите ли… Дело в том, что Игори… Ну, в общем, большинство людей видят в них лишь странно одетых чудиков, с жидкими прямыми волосами, многочисленными швами и шрамами, а так же фирменной шепелявостью. Это, наверное, оттого, что больше в них и видеть-то нечего, а шепелявость вообще можно только слышать.

Поэтому-то многие и забывают, что Игорей нанимают, в основном, люди, которые в общепринятом смысле – сумасшедшие. Попроси такого построить грозоуловитель вкупе с хранилищем для молний, и он лишь расхохочется в ответ[5]5
  Скажи ему слово «сосиска», и он тоже расхохочется. Честно говоря, они много над чем хохочут.


[Закрыть]. Эти люди нуждаются, очень сильно нуждаются в ассистентах, обладающих нормально функционирующим мозгом. И каждый Игорь гарантированно снабжен как минимум одним таким. Короче говоря, Игори попросту очень умны. Именно поэтому, когда толпа начинает швырять горящие факелы в мельницу, Игоря на месте событий уже нет.

Кроме того, они префекционисты. Попроси Игоря построить для тебя прибор, и ты не получишь то, о чем просил. Ты получишь то, чего хотел.

Окруженный паутиной световых отражений Булькер булькнул. В тонкой стеклянной трубке повысился уровень воды, она заполнила маленькое стеклянное ведерко, качнулся маленький стеклянный рычаг и открыл маленький клапан.

Согласно данным «Таймс», последнее обиталище Совика Дженкинса находилось в Коротком переулке. Номер дома отсутствовал, потому что в Коротком переулке поместился только один дом. Его дверь была закрыта, хотя и висела на одной петле. Для тех, кому этого намека было недостаточно, кусок черно-желтой веревки недвусмысленно указывал, что это место недавно было посещено Стражей.

Когда Мокрист притронулся к двери, она сорвалась с петли и плюхнулась в бурный поток воды, стекавший по переулку.

Долго искать не пришлось, потому что Совик и не пытался спрятаться. Он с задумчивым видом стоял прямо посреди комнаты, в окружении свечей и зеркал, и преспокойно рисовал.

Увидев Мокриста, он уронил кисть, схватил лежащий рядом тюбик краски и поднес его ко рту, с явным намерением проглотить.

– Не вынуждайте меня, не вынуждайте! – пролепетал он, дрожа всем телом.

– Это что, зубная паста? – спросил Мокрист. Он принюхался к затхлому воздуху мастерской. – Знаешь, она тебе не повредит.

– Это Уба Желтая, самая ядовитая краска в мире! Отойдите, или я умру страшной смертью! – крикнул фальшивомарочник. – Гм, ну, честно говоря, самая ядовитая – это Агатейская Белая, но она у меня, к сожалению, уже закончилась. – Тут Совик понял, что несколько сбился с нужного тона и снова повысил голос: – Но все равно, эта тоже жутко ядовитая!

Талантливый любитель может быстро нахвататься сведений в любой области, а Мокрист всегда интересовался ядами.

– Содержит мышьяк, да? – предположил он.

Про Агатейскую Белую знали все. Про Убу Желтую Мокрист никогда не слышал, но мышьяк проявляет себя во множестве заманчивых оттенков. На всякий случай лучше просто не лизать кисть.

– Это будет страшная смерть, – предрек Мокрист. – Ты будешь буквально таять, несколько дней подряд.

– Я не вернусь туда, не вернусь! – прохрипел Совик.

– Раньше мышьяк использовали в составе пудры, чтобы сделать кожу светлее, – продолжал Мокрист, потихоньку подбираясь поближе.

– Назад! А то я проглочу её! Клянусь, проглочу!

– Вот откуда появилось выражение «яркая смерть», – Мокрист закончил фразу и бросился вперед.

Он сцапал Совика, который успел сунуть тюбик с краской в рот. Мокрист выдернул тюбик, оттолкнул слабые липкие руки художника, и принялся рассматривать свою добычу.

– Так я и думал, – сказал он, запихивая тюбик себе в карман. – Ты забыл снять колпачок. Типичная ошибка любителя!

Совик задумался, а потом спросил:

– Вы хотите сказать, что есть люди, которые занимаются самоубийствами профессионально?

– Слушай, мистер Дженкинс, я здесь, чтобы… – начал Мокрист.

– Я не вернусь в тюрьму! Не вернусь! – снова запричитал маленький человечек, пятясь назад.

– Меня это устраивает. Я хочу предложить тебе…

– Они за мной следят, все время следят! – сообщил Совик.

А, вот оно что. Это лучше, чем самоубийство краской, но ненамного.

– Гм… где следят? В тюрьме? – задал Мокрист наводящий вопрос.

– Они следят повсюду! Сейчас один из Них прямо за вашей спиной!

Мокрист с трудом сдержал желание обернуться. Перед тобой откроется верный путь к безумию, если посмотришь назад. Хватит и того, что немалое количество безумия стоит прямо перед ним.

– Очень печально, Совик. Вот почему…

Он запнулся, а потом подумал: «Ну а что такого? Для меня же сработало».

– Вот почему, – сказал он, – я намерен поведать тебе об ангелах.

Говорят, с тех пор, как в Городе появились Игори, грозы стали случаться чаще. Сейчас гром уже не гремел, но дождь явно зарядил на всю ночь.

Часть этого дождя радостно капала в ботинки Мокриста, пока он стоял перед неприметной дверцей в банк и пытался припомнить медицинско-брадобрейский стук.

Ах, да! Старая мелодия: тук-тук, тук-тук, тук-тук-ТУКТУК!

Или, иными словами говоря: «Стрижем, бреем, ноги режем!»

Дверь мгновенно открылась.

– Должен ижвиниться, шэр, жа то, што дверь не шкрипит, как положено. Эти петли прошто…