Текст книги "Делай деньги"

– Лучше помоги-ка мне, ладно? – пропыхтел Мокрист, согнувшийся под весом двух тяжелых ящиков. – Это мистер Дженкинс. Можешь тут внизу устроить для него постель? И привести в порядок его внешний вид?

– О, даже шильнее, чем вы можете воображить, шэр!

– Я всего лишь имел в виду, что его надо побрить и постричь. Ты ведь можешь?

Игорь взглянул на Мокриста с глубоким разочарованием.

– Ну, штрого гворя, хирург может производить ражличные операции на голове и горле…

– Нет, нет! К его горлу даже не прикасайся, пожалуйста!

– Это жначит, «да», шэр. Я могу его поштричь, шэр, – вздохнул Игорь.

– Гланды мне уже удалили, еще в детстве, – заметил Совик.

– Еще чего-нибудь желаете, шэр? – с надеждой в голосе спросил Игорь.

– Какое чудесное освещение! – воскликнул Совик, проигнорировав заманчивое предложение. – Тут светло, как днем!

– Ну и прекрасненько, – сказал Мокрист. – А теперь ляг, поспи. И не забывай, о чем я говорил тебе. Утром ты приступишь к созданию новой долларовой банкноты, не забыл?

Совик кивнул, хотя его мысли явно уже бродили где-то далеко.

– Ты ведь поможешь мне, правда? – настаивал Мокрист. – Нужна банкнота столь сложная, чтобы никто не смог повторить ее. Я ведь показывал тебе опытный образец? Уверен, ты сможешь сделать гораздо лучше.

Мокрист нервно посмотрел на маленького человечка. Тот не был безумцем, это точно, но его связь с этим миром явно была крайне хрупкой.

Совик помедлил, увлеченный распаковкой одного из своих ящиков.

– Гм… я не умею придумывать, – сказал он, наконец.

– То есть? – изумился Мокрист.

– Я не умею рисовать то, чего нет, – пояснил Совик, разглядывая кисть так, словно опасался, что она сейчас засвистит.

– Но ведь ты мастер подделок! Твои марки выглядят более настоящими, чем наши!

– Гм, да. Но у меня нет… Я просто не знаю, с чего начать… То есть, мне нужен какой-то образец… Вот если бы он был, тогда другое дело…

«Сейчас наверное уже четыре утра, – подумал Мокрист. – Четыре утра! Я ненавижу, когда „четыре утра“ случается дважды за один день…»

Он выхватил из ящика Совика лист бумаги и карандаш.

– Смотри, – сказал он, – начать нужно…

С чего?

– Богатство, – сказал он сам себе вслух, – богатство и солидность, как фронтон банка. Побольше всяких завитков, их сложно скопировать. И… панорама какая-нибудь… вид на город… Да! Анк-Морпорк, ведь все это ради города! И голова Ветинари, потому что все именно этого ожидают от денег. И огромная Единица, чтобы никто не ошибся номиналом. Ну и герб какой-нибудь, обязательно. А вот здесь, – карандаш поспешно заскреб по бумаге, – вот здесь пустое место для подписи председателя. Извините, для отпечатка лапы, я имел в виду. На обороте… нужная самая тонкая работа, Совик. Какой-нибудь бог добавит солидности. Такой, из весельчаков. Как там зовут одного, с трезубой вилкой в руках? Ну в общем, нечто наподобие. Самые тонкие линии, Совик, вот что нам нужно. И лодку. Люблю лодки. Еще разок напомним, что это один доллар. Гм… и что-нибудь мистическое вдобавок. Люди поверят во что угодно, если оно звучит как нечто древнее и таинственное. «Да не воссияет вдовский пенни ярче незавоёванного солнца», вот так.

– Что это значит?

– Понятия не имею, – сказал Мокрист. – Я только что выдумал.

Он добавил еще несколько линий к эскизу и вручил лист Совику.

– Ну вот, нечто вроде этого. Взгляни. Как, есть тут, с чего начать?

– Я попробую, – пообещал Совик.

– Хорошо. Увидимся завтр… позже. Игорь за тобой присмотрит.

Совик уже снова уставился куда-то в пространство. Мокрист отвел Игоря в сторонку.

– Побрить и постричь, не более! Окей?

– Как прикажете, шэр. Прав ли я в швоем предположении, што этот джентльмен не желает вжаимодештвия шо Штражей?

– Верно.

– Нет проблем, шэр. Может, ижменим имя?

– Неплохо. Какие предложения?

– Мне нравитшя фамилия Шкоба, шэр. Что до имени, на ум приходит «Чрежмер».

– Правда? Интересно, откуда приходит такое? Нет, не отвечай. Чрезмер Скоба… – Мокрист призадумался, но посреди ночи сил на споры не было. Тем более, что уже почти утро. – Ладно, пусть будет Чрезмер Скоба. Позаботься, чтобы он напрочь позабыл о Совике Дженкинсе, – добавил Мокрист.

Как он понял уже гораздо позднее, последнее замечание было явно недальновидным.

Мокрист проскользнул обратно в свою спальню, даже не особенно прячась. Никто из стражников не проявлял под утро излишней бдительности. Здание ведь заперто, верно? Кого тут ловить?

Внизу, в высоком сводчатом подвале, художник, ранее известный как Совик Дженкинс, уставился на эскиз Мокриста и ощутил некий зуд в мозгу. Он не был сумасшедшим в общепринятом смысле слова. Просто он находил окружающий мир слишком сложным, суетливым и неразумным, а потому как бы замкнулся в пузыре пространства, включающем лишь его самого и палитру с красками. Тут было уютно и тихо. Все звуки как бы отдалялись, и Они больше не могли шпионить за ним.

– Мистер Игорь? – позвал он.

Игорь поднял взгляд от сундука, в котором копался. Он держал в руках нечто вроде металлического дуршлага.

– Чем могу шлужить, шэр?

– Вы не могли бы раздобыть для меня несколько старых книг с картинками богов, лодок, и возможно, видов города?

– Ражумеется, шэр. На Лоббиштшкой ешть торговец книжным антиквариатом. – Игорь отложил дуршлаг и достал из-под верстака потрепанную кожаную сумку. После некоторых размышлений, он положил в нее молоток.

Даже в мире новосозданного мистера Скобы сейчас было слишком поздно. Или, наоборот, слишком рано.

– Гм, я уверен, что дело подождет до рассвета, – сказал он.

– О, я вшегда хожу по магажинам ночью, шэр, – успокоил его Игорь. – Это проще, нет нужды… торговатьшя.

Мокрист проснулся слишком рано. А все потому, что мистер Хлопотун прыгал у него на груди и очень громко пищал резиновой косточкой. В результате, Мокрист оказался весь заляпан слюнями.

За Хлопотуном виднелась Глэдис, а за ней – два человека в черных костюмах.

– Его светлость согласился встретиться с вами, мистер Губвиг, – радостно сообщил один из них.

Мокрист попытался стереть слюни с лацкана, отчего его костюм только засиял еще ярче.

– А я хочу встретиться с ним?

Один из людей в черном улыбнулся.

– Оооо, да!

– После повешения всегда такой голод просыпается, – сказал лорд Ветинари, тщательно препарируя сваренное вкрутую яйцо. – Вы не замечали?

– Гм… меня вешали лишь однажды, – проворчал Мокрист. – И я тогда не успел проголодаться.

– Думаю, все дело в холодном утреннем воздухе, – сказал Ветинари, проигнорировав его ответ. – От него пробуждается аппетит.

Он впервые с начала беседы озабоченно взглянул на Мокриста.

– Боже, почему вы не кушаете, мистер Губвиг? Вам надо поесть. У вас встревоженный вид. Надеюсь, ваша работа не слишком вас одолевает?

«Похоже, по пути сюда я случайно провалился в параллельную реальность», – подумал Мокрист. Наверняка. Это было единственное объяснение.

– Гм, а кого повесили? – спросил он.

– Совика Дженкинса, фальшивомарочника, – сказал Ветинари, снова полностью погрузившись в процесс отделения желтка от белка. – Барабантт, может, предложить мистеру Губвигу фруктов? Или эту желудкораздирающую смесь зерен и орехов, к которой вы столь привержены?

– Разумеется, сэр, – немедленно откликнулся секретарь.

Ветинари склонился вперед, словно собираясь поведать Мокристу о некоем секретном заговоре, и добавил:

– Я слыхал, повар готовит для охраны рыбу. Очень питательная. Вы и правда что-то бледно выглядите. Вам не кажется, что он побледнел, Барабантт?

– Бледнее не бывает, сэр.

«Его слова будто яд, медленно вливаемый тебе в уши», – панически подумал Мокрист, но вслух смог лишь спросить:

– Это повешение привлекло много внимания?

– Не особенно. Похоже, событию недоставало рекламы, – сказал Ветинари. – Кроме того, его преступление не было особо жестоким. А жаль, такое всегда нравится толпе. Но Совик Дженкинс был, тем не менее, повешен. О, да! Он не резал глотки, но заставлял кровоточить сам город, который терял кровь капля за каплей.

Ветинари аккуратно съел весь белок, оставив на тарелке сияющий незапятнанный желток.

«Что сделал бы я на месте Ветинари, обнаружив, что моя главная тюрьма того гляди станет всеобщим посмешищем? Ничто не подрывает авторитет власти сильнее, чем смех, – думал Мокрист. – Еще более важно, что сделал бы он, будучи самим собой, каковым он, несомненно, является…»

Остается только одно – вздернуть кого-то другого, вот что. Находишь какого-нибудь негодяя подходящего телосложения, который ожидает своей очереди сплясать конопляное фанданго, и вешаешь его вместо беглеца. О, подставного все равно бы вздернули, так или иначе, но на этот раз он повиснет под именем Совика Дженкинса. Потом останется лишь пустить слух, что этот подставной заключенный был помилован, но случайно скончался от чего-нибудь… и вуаля! Сплошная польза: его бедная старая мамочка, жена и детки получат в дар кучу денег от анонимного доброхота, да к тому же избавятся от малой толики позора.

А толпа получит свое шоу. И что в итоге? Если подмена пройдет удачно, Беллистера сошлют чистить плевательницы; справедливость (или нечто смутно подобное) будет, по-видимому, соблюдена; а все, кто захочет совершить преступление против города, получат недвусмысленный сигнал – обзаведитесь вначале стальными шеями, да и то не факт, что это вам поможет.

Тут Мокрист сообразил, что непроизвольно дотронулся до собственной шеи. Даже сейчас он, бывало, просыпался посреди ночи, ощутив разверзнувшуюся под ногами пустоту…

Ветинари смотрел прямо на него. Не то чтобы он улыбался, но у Мокриста не в первый уже раз возникло ощущение, что когда он пытается думать, как Ветинари, его светлость проскальзывает по этим мыслям прямо к нему в мозг, словно большой паук по паутине, и начинает шебуршиться там, куда его пускать совсем не следовало бы.

И внезапно Мокрист все понял. Совика никто и не собирался вешать. Такой талант не должен пропадать впустую. Как и Мокриста, его собирались уронить сквозь люк эшафота прямо в новую жизнь. А потом он проснулся бы, и получил от ангела заманчивое предложение, что для Совика означало: светлая комната, трехразовое питание, опустошение ночного горшка по мере заполнения, плюс любые краски, какие пожелаешь. С точки зрения Совика, это был бы настоящий рай. А Ветинари… получил бы лучшего в мире мастера подделок, работающего для города.

О, черт. Я встал у него на пути. Я помешал планам Ветинари.

Оранжевый шарик яичного желтка сиял на тарелке патриция.

– Как продвигается ваш чудесный план по внедрению бумажных денег? – спросил его светлость. – Я столько наслышан о них.

– Что? Ах, да. Гм, я хотел бы поместить вашу голову на долларовую банкноту, если не возражаете.

– Конечно, нет. Прекрасное место для головы, учитывая все прочие места, куда можно ее поместить.

«На кол, например, ага. Я ему нужен, – подумал Мокрист, когда осознал совсем-не-угрожающий смысл сказанных слов. – Но вот насколько сильно?»

– Послушайте, я…

– Возможно, ваш плодовитый ум поможет мне разрешить одну небольшую загадку, мистер Губвиг. – Ветинари промокнул салфеткой губы и поднялся из кресла. – Следуйте за мной. Барабантт, принесите кольцо, пожалуйста. И щипцы, разумеется, тоже. Просто на всякий случай.

Ветинари прошествовал на балкон и прислонился к балюстраде спиной к покрытому туманом городу. Мокрист поспешил следом.

– Все еще облачно, однако солнце может выглянуть в любой момент, как вам кажется? – спросил патриций.

Мокрист взглянул на небо. На облачном покрывале виднелось пятно, золотистое, словно яичный желток. Что этот хитрец опять задумал?

– Да, похоже на то, – согласился Мокрист.

Секретарь вручил патрицию небольшую шкатулку.

– В ней ваше кольцо с печатью, – догадался Мокрист.

– Прекрасно, мистер Губвиг! Вы наблюдательны, как всегда. Возьмите его.

Мокрист осторожно взял кольцо. Оно было черным и необычным на ощупь, как будто из живого материала. Буква «В» словно уставилась на него.

– Есть в нем нечто странное, как считаете? – спросил Ветинари, внимательно глядя на Мокриста.

– На ощупь теплое.

– Да, совершенно верно, – сказал Ветинари. – Это оттого, что оно сделано из стигиума. Его называют металлом, но лично я полагаю, что это особый магический сплав. Гномы иногда находят его в копях в районе Локо, и он чрезвычайно дорогой. Когда-нибудь я напишу монографию о его удивительной истории, но сейчас более важно то, что его любят те, кто по своей природной склонности или благодаря образу жизни предпочитает находиться в темноте. А еще те, кто не мыслит своей жизни без опасностей. Стигиум может убить, видите ли. На прямом солнечном свету он за несколько секунд достигает температуры, способной плавить металл. Никто не знает, почему.

Мокрист снова бросил взгляд на небо. Яично-желтое сияние солнца скрылось за тучкой. Кольцо ощутимо остыло.

– Некоторые юные Наемные Убийцы порой испытывают сильное пристрастие к кольцам из стигиума. В классическом варианте, днем они прячут руку с таким кольцом в черной кожаной перчатке. Тут все дело в риске, мистер Губвиг. Это все равно, что жить со Смертью в кармане. Есть такие люди, кто обожает дергать тигра за хвост, из чистого озорства. Ну а если вам охота пофорсить без риска, достаточно просто натянуть черную перчатку. Кто узнает, есть под ней кольцо или нет? Так или иначе, единственный человек в городе, который имел запас стигиума и знал, как его обрабатывать, был убит глубокой ночью, меньше двух недель назад. Убийца бросил за собой мятную бомбу. Как вы полагаете, чьих рук это дело?

«Не буду смотреть на небо, – подумал Мокрист. – Это просто игра. Он хочет меня попугать».

– Что пропало? – спросил он вслух.

– Стража не знает, потому что пропавшее, de facto, пропало, видите ли.

– Хорошо, тогда что осталось? – спросил Мокрист и подумал: «Он ведь тоже не смотрит на небо…»

– Несколько драгоценных камней и небольшой запас стигиума в сейфе, – ответил Ветинари. – Вы не спросили, как произошло убийство.

– Как…

– Арбалетная стрела в голову. Он даже из-за стола встать не успел. Поразительно, не правда ли, мистер Губвиг?

– Значит, опытный убийца, – принялся отчаянно рассуждать Мокрист. – Все было спланировано. Может, по долгам не заплатил. Может, был скупщиком краденого и попытался сжульничать. Информации слишком мало!

– Ее всегда мало, – сказал Ветинари. – Моя ермолка вернулась из чистки немного не такой, как была, а юный сотрудник той прачечной вскоре погиб в потасовке. Бывший наш садовник прокрался в дворцовый сад посреди ночи, чтобы купить пару старых ботинок Барабантта. Зачем? Возможно, мы никогда не узнаем. Зачем в прошлом месяце из Королевской Галереи Искусств украли мой портрет? Кому выгодно?

– Гм, а почему в сейфе остался стигиум?

– Хороший вопрос. Ключ лежал в кармане убитого. Так каков же мотив?

– Слишком мало информации! Месть? Сохранение тайны? Может, он изготовил что-то опасное? Можно сделать кинжал из стигиума?

– О, уже тепло, мистер Губвиг. Вы почти правы, но не насчет оружия, потому что изделия из стигиума, по размеру превышающие кольцо, имею тенденцию взрываться без предупреждения. Но покойный был весьма жаден, это правда.

– Спор из-за чего-то? – предположил Мокрист.

«Да, мне очень тепло, спасибо большое! И зачем нужны щипцы? Подобрать кольцо, после того, как оно мне руку насквозь прожжет?» – подумал Мокрист.

Свет становился все ярче, на стене стали уже видны слабые тени, по спине Мокриста потекла струйка пота…

– Интересная мысль. Верните кольцо, будьте любезны, – сказал Ветинари, протягивая шкатулку.

«Ха! Все-таки он просто хотел напугать меня, – подумал Мокрист, бросая это несчастное кольцо обратно в шкатулку. – Я никогда раньше даже не слышал о стигиуме! Он просто все выдумал…»

Он ощутил жар, и увидел, как падающее в шкатулку кольцо раскалилось добела. Крышка мгновенно захлопнулась, но перед глазами Мокриста еще некоторое время плавал багровый круг.

– Замечательно, не правда ли? – сказал Ветинари. – Кстати, я думаю, вы поступили весьма глупо, продержав кольцо в руке столько времени. Я не чудовище, знаете ли.

«Да уж. Чудовища не забавляются с твоим мозгом, – подумал Мокрист. – По крайней мере, пока он внутри твоего черепа…»

– Послушайте, что касается Совика, я не хотел… – начал он, но Ветинари остановил его, подняв ладонь.

– Понятия не имею, о чем вы, мистер Губвиг. Фактически, я пригласил вас, потому что вы являетесь de facto исполняющим обязанности председателя банка. Я хочу, чтобы вы одолжили мне – то есть, городу – полмиллиона долларов под два процента годовых. Вы, разумеется, вправе отказаться.

В голове Мокриста одновременно боролись за право воспользоваться аварийным выходом целые толпы мыслей. В результате прорвалась одна: «Черт, нам понадобятся банкноты номиналом побольше доллара…»

Мокрист чуть не бегом вернулся в банк и сразу бросился к маленькой дверце в подвал. Ему нравилось там, внизу. Так прохладно и тихо, не считая журчания Булькера и криков. Каких еще криков? Тут что-то не так.

В его голове плеснулся розовый яд вынужденной бессонницы, и он снова бросился бежать.

Бывший Совик сидел в кресле, весь чисто выбритый, нетронутой осталась только его острая бородка. На его голову был водружен какой-то металлический шлем, провода от которого тянулись к светящемуся и щелкающему устройству, явно порождению гения Игоря. В воздухе пахло озоном.

– Что ты делаешь с этим беднягой? – завопил Мокрист.

– Меняю его ражум, шэр, – ответил Игорь, и дернул огромный рубильник.

Шлем зажужжал. Скоба моргнул.

– Щекотно, – сообщил он. – И почему-то я ощущаю вкус клубники.

– Ты направил молнию прямо ему в голову! – запротестовал Мокрист. – Это варварство!

– Нет, шэр. Варвары так не умеют, – мягко возразил Игорь. – Я вшего лишь удаляю вше его плохие вошпоминания, шэр. И шохраняю их, – с этими словами он снял покрывало с большой банки, наполненной зеленой жидкостью, в которой плавало нечто округлое, тоже опутанное проводами, – ждесь!

– Ты засунул его мозг в… пастернак?

– Это турнепш, – поправил Игорь.

– Просто поразительно, чего умеют вытворять эти турнепсы, верно? – раздался голос где-то на уровне локтя. Мокрист посмотрел вниз.

Ему улыбнулся мистер Скоба, уже без шлема. Он выглядел веселым и бодрым, как преуспевающий продавец обуви. Игорь даже умудрился трансплантировать ему новый костюм.

– Ты в порядке? – спросил Мокрист.

– В полном!

– И… на что это похоже?

– Трудно объяснить, – сказал Скоба. – Но звук и вкус – малиновый.

– Правда? О. Ну тогда все нормально, наверное. Ты и вправду хорошо себя чувствуешь? Ну, внутри? – спросил Мокрист в поисках ужасных побочных эффектов.

Их не могло не быть. Но Сов… Чрезмер выглядел совершенно счастливым, полным уверенности и энергии, как человек, готовый встретить все, что жизнь ему ниспошлет, и запросто дать ей сдачи.

Игорь уже начал сматывать провода с выражением уверенности на том, что под всеми этими шрамами было, вероятно, его лицом.

Мокрист ощутил укол вины. Он был рожден в Убервальде, прошел перевалом Вилинуса, как и все прочие, в поисках своего счастья и богатства – поправка, чужого богатства – и поэтому не имел права разделять популярные предрассудки жителей долин против клана Игорей. В конце концов, Игори всего лишь воплотили на практике то, во что многочисленные жрецы предлагали верить: тело является не более чем грубой оболочкой, дешевым костюмом, в который облачена невидимая бессмертная душа человека. Следовательно, использовать для ремонта тела различные запчасти было не более аморально, чем владеть магазином подержанной одежды. Для Игорей было удивительно и непостижимо, почему люди не видят в этом очевидной разумности и выгоды, по крайней мере, до тех пор, пока не отскочит топор, и человеку срочно не понадобится тот, кто одолжит ему руку помощи. В такой момент даже Игорь выглядит привлекательно.

Кстати выглядели Игори в основном… надежно. С их нечувствительностью к боли, удивительным талантом к медицине и потрясающей способностью оперировать самих себя при помощи ручного зеркала они и не могли выглядеть, как самый обычный коротышка-дворецкий, которого на месяц забыли под дождем. Игорины вообще выглядели просто потрясающе, но у них всегда был какой-нибудь Знак принадлежности к клану – красиво изогнутый шрам под глазом или кольцо декоративных швов на запястье. Все это несколько обескураживает, но зато Игори всегда полны добрых намерений в сердце своем. Или, как минимум, в одном из сердец.

– Ну что же, гм… молодец, Игорь, – выдавил, наконец, из себя Мокрист. – Значит, пора приступить к производству бумажного доллара. Мистер, э… Скоба?

Улыбка мистера Скобы просто сияла, словно солнце.

– Уже готово! – объявил он. – Закончил сегодня утром!

– Не может быть!

– Еще как может! Взгляните! – маленький человечек подошел к столу и взял с него лист бумаги.

Новая банкнота сияла пурпуром и золотом, прямо-таки излучая денежность. Казалось, она парит над бумагой, словно маленький летучий ковер. Рисунок без слов говорил о традициях, тайнах и богатстве…

– Мы собираемся сделать очень много денег! – пояснил Мокрист.

«И лучше поспешить с этим, – добавил он про себя. – Нам предстоит напечатать минимум 600 000 этих банкнот, если я не придумаю деньги номиналом побольше».

Но вот же он лежит здесь, уже готовый доллар, такой прекрасный, что хочется заплакать, напечатать их побольше и любовно спрятать в кошельке.

– Как ты сумел так быстро справиться?

– Ну, по большей части это просто геометрия, не искусство, – пояснил мистер Скоба. – Мистер Игорь любезно снабдил меня небольшим прибором, который сильно помог в работе. Работа еще не закончена, конечно, а к созданию обратной стороны я пока не приступал. Кстати, планирую продолжить прямо сейчас, пока я полон сил.

– Думаешь, ее можно улучшить? – благоговейно спросил Мокрист, осознавший, что нанял гения.

– Я весь наполнен… энергией! – воскликнул мистер Скоба.

– Это, наверное, электрические потоки так действуют, – предположил Мокрист.

– Нет, просто я как будто ясно вижу, что еще нужно сделать! Прежде на меня словно давил гигантский вес, а теперь я свободен и ощущаю такую легкость во всем!

– Ну что же, рад слышать, – сказал Мокрист, все еще не уверенный, что так и есть на самом деле. – Извините, мне пора идти, дела не ждут.

Он поспешно прошел под арочными сводами и выскочил из подвала, чуть не столкнувшись с мистером Гнутом.

– А, мистер Губвиг. Я как раз начал беспокоиться, куда вы…

– Какое-то важное дело, мистер Гнут?

Главный кассир выглядел несколько обиженным. Можно подумать, раньше он беспокоил Мокриста по незначительным поводам.

– Перед Монетным двором толпится куча народу, – сказал он. – С тележками и фургонами. Они говорят, что вы разрешили им установить там, – Гнут пожал плечами, – печатный станок!

– Верно, – подтвердил Мокрист. – Они из фирмы «Литейщик и Шпульки». Мы будем на Монетном дворе бумажные деньги печатать. Это придаст процессу официальность, а мы сможем лучше контролировать продукцию.

– Мистер Губвиг. Вы превращаете банк в какой-то… какой-то цирк!

– Ну, я же человек в золотом цилиндре, мистер Гнут! Представьте, будто я цирковой конферансье! – рассмеялся Мокрист, в надежде слегка разрядить обстановку, но лицо Гнута внезапно омрачилось еще сильнее.

– В самом деле, мистер Губвиг? А кто сказал вам, что конферансье заправляет всем цирком? Вы очень сильно ошибаетесь, сэр! Почему вы не посоветовались с другими акционерами?

– Потому что они понятия не имеют, как должен работать банк. Может, изволите пройти вместе со мной на Монетный двор?

И он зашагал через главный зал банка, петляя и ныряя между стоящими в очередях людьми.

– А вы, значит, имеете понятие, не так ли, сэр? – съязвил Гнут, шагая вслед за ним своим дерганым шагом фламинго.

– Я учусь. Почему у нас отдельная очередь к каждому окошку? – требовательно спросил Мокрист. – Если один из клиентов задерживается надолго, это тормозит всю очередь. Люди начинают перебегать из этой очереди в другие, а в итоге, как вы догадываетесь, кому-нибудь разобьют голову. Постройте всех в одну очередь, и объясните им, что можно подходить к любому свободному окну. Людей не волнует длинная очередь, если они видят, что она продвигается. Извините, сэр!

Человек, с которым он столкнулся, восстановил равновесие, широко улыбнулся и сказал голосом из прошлого, которое вроде бы давно уже было забыто и похоронено:

– О! Неужели это мой старинный друг Альберт? Я смотрю, дела у тебя пошли на лад! – незнакомец словно выплевывал слова сквозь свой плохо установленный зубной протез. – Ты в таком прекрасном шветящемся коштюмчике!

Вся прошлая жизнь Мокриста в одну секунду промелькнула у него перед глазами. Говорят, так бывает перед смертью, хотя на этот раз умирать не понадобилось. Но Мокрист начал опасаться, что скоро придется.

Это был Скралс! Это мог быть только он!

На Мокриста, словно мешки с песком, одно за другим посыпались воспоминания. Зубы! Эти чертовы вставные зубы! Ими Скралс очень гордился. Он выдрал их прямо изо рта у ограбленного им старика, пока тот бедолага лежал на земле, умирая от страха! Скралс любил пошутить, что эти вставные челюсти обладают собственным разумом. Они брызгались слюной, щелкали и шамкали, и настолько не подходили своему новому хозяину, что, казалось, были готовы перевернуться у него во рту и цапнуть его за горло!

Он даже имел привычку вынимать их изо рта и беседовать с ними! Они были, аааргх, такими старыми! Вырезанные из моржового клыка зубы уже давно пожелтели и покрылись пятнами, а пружина была настолько мощной, что порой рот Скралса широко разевался сам по себе, позволяя вам неожиданно заглянуть прямо в скралсовы ноздри!

Все эти воспоминания внезапно вернулись назад, словно тухлая устрица.

Его всегда звали по фамилии, просто Скралс. Никто не знал его имени. Мокрист познакомился с ним добрых десять лет назад, и они тогда на пару провернули старую добрую юридическую аферу в Убервальде. Он был гораздо старше Мокриста и болел каким-то странным заболеванием, отчего постоянно пах бананами.

И он был чрезвычайно мерзким типом. У профессионалов, даже мошенников, есть своя собственная гордость. Всегда есть какие-то люди, которых ты не станешь грабить, и вещи, которые ты не станешь красть. И потом, должен же быть стиль. Если у тебя нет стиля, ты не орел, а жалкий червь.

У Скралса стиля не было и в помине. Он не был склонен к насилию, по крайней мере, если оставался хоть малейший шанс получить сдачи. Но была в нем какая-то тотальная, хотя и жалкая, вкрадчивая злобность, и она плохо влияла на душу Мокриста.

– Проблемы, мистер Губвиг? – спросил Гнут, уставившись на Скралса.

– Что? О… нет… – ответил Мокрист.

«Так вот чей это шантаж, – подумал он. – Та самая картинка в газете. Но он ничего не докажет, ничего».

– Вы ошиблись, сэр, – сказал он вслух. Потом осмотрелся. Очереди постепенно продвигались, никто не обращал внимания на их беседу.

Скралс склонил голову набок и весело посмотрел на Мокриста.

– Ошибся, шэр? Возможно. Я мог ошибиться. Вся жизнь в пути, новые друзья каждый день, знаете ли… Значит, вы не Альберт Блестер, верно? Забавно, потому что у вас в точности такая улыбка, как у него, сэр. А улыбку, типа, трудно изменить, она всегда у вас, типа, прямо на фашаде, так сказать, и вы шмотрите на мир прямо сквозь неё, хлюп. Вот просто не отличить от улыбки молодого Альберта. Талантливым парнем он был, очень хватким, очень, и я научил его всему, что знал сам.

«Ага, это заняло примерно десять минут, – подумал Мокрист. – А потом понадобился год, чтобы забыть кое-что из этой науки. Из-за таких как ты, о преступниках идет дурная слава…»

– К'нечно, сэр, вы гадаете, можно ли отмыть до бела черного кобеля? Мог ли этот старый мошенник, которого я знал много лет назад, сойти с кривой дорожки и встать на путь прямой и праведный, думаете вы, – он взглянул на Мокриста и поправился. – Упш! Нет, конечно, не думаете, потому что вы никогда меня раньше не встречали. Но меня сцапали в Псевдополисе, понимаете ли, бросили в кутузку за бродяжничество, и там я пришел к Ому.

– Там? А он-то за что сидел? – это было глупо, но Мокрист не смог сдержаться.

– О, не шутите с этим сэр, не надо, – торжественно объявил Скралс. – Я полностью переменился, полностью. Теперь моя цель – нести всем благую весть, шэр. – Тут Скралс со змеиной ловкостью извлек из-под полы грязного плаща большую мятую кружку для пожертвований. – Мои грехи висят на мне, словно раскаленные железные цепи, сэр, словно цепи, да. Но я намерен облегчить свою ношу добрыми делами, а также исповедью и покаянием, особенно исповедью. О, мне тяжкий груз предстоит снять с души, прежде чем я смогу спать спокойно, сэр. – Он позвенел монетами в кружке. – Пожертвуйте для сироток, сэр!

«Сработало бы лучше, если бы я раньше не видел, как ты проделываешь этот трюк», – подумал Мокрист. Сценка «Кающийся грешник» была, наверное, одной из самых старых афер в мире.

Вслух он сказал:

– Ну что же, рад за вас, мистер Скралс. Очень жаль, что я не тот, за кого вы меня приняли. Позвольте вручить вам пару долларов… для сироток.

Монеты звякнули на дне кружки.

– Сердечно благодарю, мистер Блестер, – сказал Скралс.

Мокрист слабо улыбнулся.

– Я не мистер Блестер, так что извините, мистер…

Я назвал его Скралсом! Только что! Я назвал его Скралсом! Говорил он мне свое имя или нет? Заметил ли он? Наверняка заметил!

– …прошу прощения, я хотел сказать, преподобный, – вывернулся Мокрист. Обычный человек даже не заметил бы маленькой паузы и ловкого словесного кульбита. Но Скралс не был обычным человеком.

– Спасибо, мистер Губвиг, – ответил он, и Мокрист ясно расслышал протяжное «мистер», а потом взрывное насмешливое «Губвиг». Это означало: «Попался!»

Скралс подмигнул Мокристу и побрел прочь через главный зал, тряся своей кружкой и аккомпанируя ей разнообразными жуткими зубными звуками.

– Горе, трижды горе зсссз! тому, кто крадет при помощи лошных шлов, ибо прилипнет язык его к нёбу его чпок! Пожертвуйте пару медяков для бедных широток свиииш! Братья и шестры! Пожертвуйте свип! нуждающимшя, в широком шмышле шлова…

– Надо позвать охрану, – решительно заявил мистер Гнут. – В банке попрошайничать запрещено.

Мокрист схватил его за руку.

– Нет, – сказал он поспешно. – Только не сейчас, на виду у всех. Получится, мы судим людей по одежке и все такое. Это будет выглядеть некрасиво. Я думаю, он скоро сам уйдет.

«Теперь он подождет, чтобы я дозрел, – подумал Мокрист, пока Скралс неторопливо брел к двери. – Это его метод. Он будет тянуть время. А потом потребует денег, опять и опять».

Ну ладно, а что Скралс может доказать? Но разве доказательства нужны? Если он повсюду начнет болтать об Альберте Блестере, дело может обернуться плохо. Швырнет ли Ветинари Мокриста волкам? Он может. И, вероятно, именно так и поступит. Готов поспорить, патриций не стал бы играть в игры с воскрешением, не имея резервных планов на случай неприятностей.