Текст книги "Делай деньги"

Глава 5

Тратим – Опасность массажа руками голема – Раздача денег – Некоторые соображения о природе доверия – Мистер Гнут принимает посетителя – Член Семьи

Где проверить новую финансовую идею? Уж точно, не в банке. Ее надо проверять там, где люди действительно ценят деньги и жонглируют своими финансами на грани риска. Там, где малейшая ошибка отделяет славную прибыль от позорного убытка. В общем, такое место давно известно – так называемый «реальный мир». А в частности, улица Десятого Яйца.

Магазин шуток и приколов «Боффо» (влад. – Дж. Пруст) был просто раем для тех, кто считал «пердячий порошок» величайшим достижением в области юмора (каковым он и является, во многих отношениях). Мокрист, впрочем, рассматривал магазинчик как прекрасный источник элементов маскировки и прочих полезных для жулика штук.

О маскировке Мокрист всегда очень заботился. Фальшивым усам, которые чуть что, сразу отклеиваются, не было места в его жизни. У него было самое неприметное в мире лицо, просто лицо в толпе, если ничем его не украшать. Однако время от времени Мокрист находил полезным снабдить свою физиономию какими-нибудь приметами, чтобы горожанам было о чем рассказать Страже. Самый очевидный вариант – очки, но Мокрист добивался прекрасных результатов с фальшивыми усами и ушами собственного дизайна. Покажи человеку такие уши, за которыми вполне могли бы вить гнезда мелкие птички, понаблюдай за выражением вежливого ужаса на его лице, и можешь быть уверен, что только уши он и запомнит.

Теперь-то Мокрист стал честным человеком, разумеется, однако он считал полезным держать руку на пульсе. Просто на всякий случай.

Сегодня он купил в «Боффо» горшочек с клеем и баночку золотых блесток, потому что у него были насчет них кое-какие соображения.

– С вас тридцать пять пенсов, мистер Губвиг, – сказал мистер Пруст. – Новые марочки ожидаются в ближайшее время?

– Одна или две, может быть, – ответил Мокрист. – Как здоровье Этель? И как маленький Роджер? – добавил он, всего секунду порывшись в картотеке своей памяти.

– Все прекрасно, спасибо, что спросили. Еще что-нибудь желаете? – с надеждой спросил Пруст. Просто на всякий случай, вдруг Мокрист внезапно припомнит, что его жизнь станет гораздо лучше с дюжиной новых фальшивых носов.

Мокрист поглядел на выставленные в витрине ряды масок, страшных пупырчатых резиновых рук и гротескных носов, и решил, что на сегодня хватит.

– Только мою сдачу, Джек, – сказал он, и осторожно положил на прилавок одно из своих бумажных творений. – Полдоллара будет достаточно.

Пруст воззрился на бумажку с подозрением, словно опасался, что она взорвется или вдруг обратится в разжижающий мозги газ.

– Что это, сэр?

– Расписка на доллар. Долларовая банкнота. Последняя новинка.

– Мне нужно расписаться на ней, или еще что?

– Нет. И это самое интересное. Она стоит доллар. Который может быть чьим угодно.

– Предпочитаю, чтобы он был моим, спасибо!

– А он и есть ваш, в данный момент, – заверил его Мокрист. – Но вы можете отдать его другим, в обмен на их товары.

– Но в нём совсем нет золота, – с сомнением сказал владелец магазина, взяв бумажку в руки, но на всякий случай держа её подальше от себя.

– Ну, если бы я заплатил пенни да шиллингами, в них тоже не было бы золота, верно? В данный момент, вы в плюсе на пятнадцать пенсов, и это, согласитесь, хороший плюс. А эта бумажка стоит доллар. Если вы принесете ее в мой банк, вам за нее доллар дадут.

– Но ведь доллар у меня вроде как уже есть! Э, ведь есть? – неуверенно уточнил Пруст.

– В точку! Почему бы вам не выйти на улицу и не потратить его на что-нибудь? Ну давайте же, я хочу посмотреть, как он сработает.

– Это что-то навроде марок, мистер Губвиг? – спросил Пруст, стремясь зацепиться за привычную идею. – Мне иногда платят марками, и я их принимаю, потому что много заказов отправляю по почте…

– Да! Да! Именно! Представьте, что это большая марка. Послушайте, что я вам скажу, для первых пользователей действует спецпредложение. Потратьте этот доллар, и я дам вам еще одну долларовую бумажку, так что доллар у вас все равно останется. Нулевой риск.

– Ну, если это, типа, самый первый доллар, тогда… просто мой парень купил несколько первых ваших марок, так? И они теперь стоят как целый монетный двор. Так что эту бумажку я лучше оставлю себе, она, наверное, когда-нибудь будет стоить денег…

– Она уже стоит денег! – застонал Мокрист.

Вот в чем проблема с тугодумами. Ты можешь такого обхитрить, один раз. Тугодум некоторое время будет размышлять над этим, пока не ухватит основную мысль. Зато потом проедется по тебе, как паровой каток.

– Да, но, видите ли, – хозяин магазина улыбнулся улыбкой, которую, видимо, считал хитрой, хотя на практике она делала его похожим на мистера Хлопотуна, жующего тофу, – вы хитро́ придумали с этими марками, мистер Губвиг, всё время выпускаете всякие новые. Моя бабуля говорит, что если есть храбрые люди, у которых достаточно железа в крови, чтобы сделать гвоздь, то у вас достаточно бронзы в шее, чтобы сделать дверную ручку. Ничего такого оскорбительного, просто моя бабуля говорит, что думает…

– Но моя почта доходит вовремя, по крайней мере, верно?

– О, да. Моя бабуля считает, что вы хоть и жулик, но знаете, как делать дела, нет сомнений…

– Точно! Так что пошли, потратим, наконец, этот чертов доллар, окей?

«У меня, наверное, какая-то волшебная сила есть, которая помогает дурить всех, кроме старых леди, которые видят меня насквозь, – подумал Мокрист. – Однако почему им нравится то, что они видят?!»

И вот, наконец, мистер Пруст рискнул потратить свой доллар в соседнем магазинчике. Он купил унцию табака «Веселый Моряк», несколько мятных конфеток и номер «Что Новенького?». А мистер «Опрятный» Шест, после того, как ему объяснили, в чем фокус, принял бумажку и отнес ее через улицу, мяснику мистеру Дрейману, который, в свою очередь, выслушав необходимые подробные пояснения, обменял ее на несколько сосисок и даже подарил Мокристу косточку «для вашего песика». Более чем вероятно, что мистер Хлопотун настоящей косточки никогда прежде не видал. Он принялся осторожно ходить вокруг нее кругами, ожидая, когда же она запищит.

Улица Десятого Яйца была улицей мелких торговцев, которые продавали всякую мелочь в малых количествах за маленькие деньги с мизерной прибылью. Чтобы работать на такой улице, необходимо мыслить мелко. Тут было неподходящее место для великих идей. Здесь люди уделяли внимание самым незначительным деталям. Они за свою жизнь видали гораздо больше фартингов, чем долларов.

Некоторые из других торговцев уже закрывали ставни своих витрин, сворачивая торговлю на сегодня. Движимые исконным анк-мопроркским любопытством, они стали собираться у лавки мясника, с целью выяснить, что происходит. Все они знали друг друга много лет. Все они имели друг с другом какие-то деловые отношения. И, разумеется, все они знали Мокриста фон Губвига, человека в золотом костюме. Новые банкноты были подвергнуты внимательному изучению, что сопровождалось неторопливой солидной дискуссией.

– Это просто долговая расписка такая, мне кажется.

– Хорошо, но если тебе нужны именно деньги?

– Поправьте меня, если я не прав, но эта расписка и есть деньги?

– Предположим, но кто тогда тебе должен?

– Э… Вот, Джек и должен, потому что… Нет, погодите… это же и есть деньги, так?

Мокрист улыбался, наблюдая за развитием спора. Целые денежные теории вырастали здесь, словно грибы, во тьме невежества на унавоженной предрассудками почве. Но эти люди всегда подсчитывали каждую половинку фартинга, и хранили ящики с выручкой у себя под кроватями. Они взвешивали муку, изюм и марципан, очень пристально глядя на стрелку весов, потому что жили на мизерную разницу между ценой покупки и продажи. Если он сможет внедрить в их умы идею бумажных денег, значит, он вышел из воды если не совсем сухим, то и не сильно Мокристом.

– Значит, вы думаете, это сработает? – спросил он, когда споры немного утихли.

Общее мнение было таково, что да, сработает, но бумажки должны выглядеть «позатейливее». Как это сформулировал Опрятный Шест: «Ну знаете, буквы с завитушками и всё такое».

Мокрист согласился, и выдал каждому из участников дискуссии по одной долларовой бумажке, на память. Оно того стоило.

– В конце концов, если дело запахнет вахуни, у вас есть ваше золото, верно? – сказал мистер Пруст. – Ну, там, в хранилище банка.

– О, да, у вас есть золото, – поддержал Дрейман.

Раздалось общее одобрительное бормотание, и Мокрист снова пал духом.

– Но я думал, все мы согласились, что золото здесь ни при чём? – спросил он. На самом деле, очень даже «при чём», он и сам знал это, но хотел предпринять еще одну попытку.

– Ну, да, однако где-то оно всё-таки должно быть, – заметил мистер Дрейман.

– Это чтобы банки не жульничали, – пояснил мистер Шест, и в его голосе грохотала железная уверенность, верный признак, что источником этой информации было самое знающее существо на свете – Один Мужик Из Бара.

– Но я-то думал, вы поняли, что золото не нужно! – сопротивлялся Мокрист.

– Верно, сэр, верно, – успокоил его Шест. – Конечно, не нужно. Просто пусть лежит себе тихонько в банке, и всё.

– Гм, ну может вы объясните мне, зачем нужно золото? – настаивал Мокрист.

– Чтобы банки не жульничали, – снова сказал Шест, уверенный, что истина утверждается путем многократного повторения. Согласные кивки подтвердили, что это и есть общее мнение улицы Десятого Яйца. Пока золото где-то есть, банки не жульничают, и всё окей. Мокрист был весьма удручен такой безоговорочной верой в презренный металл. С тем же успехом можно верить, что золото помешает цаплям есть лягушек. На самом деле, никакая сила в мире не может заставить банк быть честным, если он сам не желает того.

Но все равно, для первого раза результат получился неплохой. С этим вполне можно начинать строить новую финансовую систему.

Заморосило. С неба посыпался тот самый мелкий дождик, из-под которого можно надеяться выбраться сухим, если даже у тебя нет зонтика. Ни один извозчик не потрудился заехать на улицу Десятого Яйца, но на углу с Проигрышной у тротуара все-таки стоял наёмный кэб. Сбруя на лошади обвисла, извозчик скорчился в своем плаще, а фонари кареты тускло поблескивали в сумерках. Но, поскольку дождь припустился сильнее, для человека с промокшими ногами это всё равно было отрадное зрелище.

Мокрист поспешил к экипажу, запрыгнул внутрь, и тут из сумрака салона раздался голос:

– Добрый вечер, мистер Губвиг. Я так рада наконец-то повидаться с вами. Меня зовут Пуччи. Уверена, мы с вами подружимся…

– Неплохо, совсем неплохо, – прокомментировал сержант Колон, наблюдая, как Мокрист фон Губвиг со всех ног несётся по улице и скрывается за углом, всё ещё набирая скорость. – Обрати внимание, как ловко, даже не задев за раму, он выпрыгнул из окна кэба, отскочил от вон того подкравшегося парня, и тут же поднялся на ноги, мастерски перекатившись по мостовой. При этом даже умудрился не выпустить из рук собачонку. Не удивлюсь, если он проделывал такие трюки раньше. С другой стороны, для баланса вынужден заявить: не взирая на всё на это, он повел себя как полный дурень.

– Первый же кэб, – согласился капрал Ноббс, сокрушённо покачав головой. – Ай-яй-яй. Не ожидал я такой глупости от человека вроде него.

– Вот и я про то, – поддержал Колон. – Если у тебя есть солидные враги, никогда, ни за что не садись в первый же попавшийся кэб. Широко известный факт. Даже всякие букашки-таракашки, и те об этом знают.

Они понаблюдали, как столь неудачно подкравшийся к окну кэба человек мрачно собирает останки своего иконографа под громкие крики разозленной Пуччи.

– Готов поспорить, что когда построили самый первый кэб, никто не рискнул сесть в него, сарж, – радостно поделился ценным соображением Нобби. – А самый первый на свете кэбмен, наверное, помер от голода, потому что не мог найти пассажиров, не знающих об этом важнейшем правиле!

– Это вряд ли, Нобби. Правило действует только для тех, у кого враги солидные. Для остальных это неважно. Ладно, пошли писать рапорт.

– Кстати, а что означает «солидные враги», а? – спросил Нобби, пока они неспешно брели к Дому Стражи на Требушиной улице, где не без оснований надеялись получить по чашке горячего сладкого чаю.

– «Солидные» значит «большие», Нобби. Это же очевидно, как нос на лице. Особенно на твоем.

– Да уж, Пуччи Мот – девушка весьма солидная.

– А иметь среди врагов семейку Мотов никому не пожелаешь, – поделился мнением Колон. – Каковы ставки?

– Ставки, сарж? – переспросил Нобби с невинным видом.

– Ты наверняка принимаешь ставки. Ты же всегда так делаешь.

– На этот раз парни не желают ставить, сарж. Типа, никто не сомневается, чем дело кончится.

– Ах, вот что. Разумно. Они уверены, что Губвиг будет мертв еще до воскресенья?

– Нет, сарж. Они уверены, что Губвиг победит.

Мокрист проснулся в своей большой мягкой кровати, с трудом сдерживая крик.

Пуччи! Ооох! И в таком виде, который обычно деликатно именуют «дезабилье». Он частенько гадал, что же означает это слово, но никогда не ожидал, что увидит столько дезабилье сразу. Даже сейчас некоторые ответственные за воспоминания клетки его мозга предпринимали отчаянные попытки совершить самоубийство.

Однако тут на помощь пришло легкомыслие. Оно помогло залечить душевные раны, а иначе он не был бы Мокристом фон Губвигом. В конце концов, он выкрутился. О, да. Всё-таки, это было далеко не первое окно, из которого ему довелось выпрыгнуть. А яростный вопль Пуччи был почти таким же громким, как грохот разбившегося о мостовую иконографа. Старая добрая «медовая ловушка». Ха. С другой стороны, этот инцидент произошел как раз вовремя: давно пора вернуть мозги в привычное состояние циничной готовности к любым неприятностям. А то он что-то расслабился. Год назад ему и в голову не пришло бы сесть в первый же попавшийся кэб. Опасаться последствий, пожалуй нечего. Какой же присяжный поверит, что Мокриста могла привлечь Пуччи? Нет, в суде такое не пройдет.

Он встал, оделся и с надеждой прислушался, не подает ли признаков жизни кухня? Не обнаружив таковых, он сам себе сварил черный кофе.

Вооруженный большой кружкой, Мокрист побрел к себе в кабинет, где в лотке для бумаг мирно дремал мистер Хлопотун, а на столе стояла большая черная шляпа.

Ах, да, он же собирался ее немного усовершенствовать!

Мокрист полез в карман и достал купленный в «Боффо» горшочек с клеем, для удобства пользования снабженный крышкой с кисточкой. Аккуратно обмазав клеем черный цилиндр, он принялся как мог равномерно посыпать его золотыми блестками.

Он всё еще был поглощен этим занятием, когда в поле его зрения появилась массивная фигура Глэдис, вызвавшая в комнате эффект наподобие солнечного затмения. Она принесла ему сэндвич с яйцом и беконом (два фута длиной и одну восьмую дюйма толщиной), а также утренний выпуск «Таймс».

Мокрист застонал. Он опять на первой полосе. Вот так всегда получается, а всё из-за его слишком тренированного языка, который сразу же обгоняет мысли, стоит лишь глазам заметить открытый блокнот.

Гм… на второй полосе снова был он, Мокрист. И в редакторской колонке. Черт, и карикатура тоже про него. Даром что несмешная, как обычно.

Первый Оборванец: «Чем Анк-Морпорк отличается от н'обитаемого острова?»

Второй Оборванец: «К'гда ты на острове, можно хотя бы не бояться акул!»

Два раза «ха».

Рассеянный взгляд Мокриста опять вернулся к редакторской колонке. Вот они-то обычно получались очень забавными. Их писали на полном серьёзе, исходя из предположения, что этот мир стал бы куда лучше, если бы им управляли журналисты. Обычно… Что? Что это такое?!

«Пора подумать о ранее невозможном… в затхлых хранилищах банков наконец-то повеяло ветром перемен… несомненный успех обновленного Почтамта… марки уже стали деньгами де факто… требуются свежие идеи… пора дать дорогу молодежи…»

Дорогу молодежи? И кто это пишет? Редактор «Таймс» Вильям де Словье – ровесник Мокриста, но при этом поучает всех с таким апломбом, словно из него уже песок сыплется!

Понять, что же он действительно имеет в виду, порой было непросто: приходилось продираться сквозь тяжеловесный слог его заметок. Однако в данном случае, сквозь густой туман придаточных предложений явно проступало мнение «Таймс» о том, что в целом, с учетом всех обстоятельств, в отдаленной перспективе так или иначе Мокрист фон Губвиг может оказаться как раз тем человеком, который нужен для этой работы.

От бронзовых завитушек на столе отразился красноватый свет, и Мокрист понял, что Глэдис находится прямо у него за спиной.

– Вы Слишком Напряжены, Мистер Губвиг, – сказал она.

– Ага, точно, – пробормотал Мокрист, опять перечитывая колонку редактора. О боги, этот парень пишет так, словно высекает свои слова в камне.

– В Журнале Для Женщин Была Интересная Статья О Массаже Спины, – настойчиво продолжила свою мысль Глэдис.

Позже Мокрист решил, что должен был распознать нотки надежды в ее голосе. Но ему в тот момент думалось о другом: «Не просто высекает, а словно вырубает на века».

– Он Весьма Хорош Для Снятия Напряжения, Вызванного Суетой Современной Жизни, – продекламировала Глэдис.

– Ну что же, прекрасно, – сказал Мокрист, и провалился во тьму.

Когда Пегги и Эймсбери привели его в порядок, со щелчками вправив суставы на положенные места, Мокристу странным образом и вправду полегчало. Наверное, в этом был определенный смысл. Наверное, только так можно понять, что кратковременная ломота в спине просто ерунда по сравнению с чудовищной болью изломанного тела.

– Мне Очень Жаль, – сказала Глэдис. – Я Не Ожидала Такого Эффекта. В Журнале Сказано, Что Пациент Испытает Лишь Приятную Расслабленность.

– Не думаю, что для этого нужно завязывать человека узлом, – проворчал Мокрист, потирая шею. Глаза Глэдис разочарованно потускнели, и он был вынужден добавить: – Теперь мне и правда гораздо лучше. Так приятно смотреть вниз и видеть при этом свои ступни, а не пятки.

– Не слушай его, ничего страшного не произошло, – по-сестрински утешила голема Пегги. – Мужчины всегда столько шума поднимают из-за самой пустяковой боли.

– Они Словно Большие Дети, – заявила Глэдис.

Последовала глубокомысленная пауза.

– А этого ты где нахваталась? – спросил наконец Мокрист.

– Данную Информацию Мне Сообщила Кассирша Гленда.

– С этой минуты я запрещаю тебе…

Большие двери кабинета распахнулись. Сквозь них донесся шум, раздававшийся с нижних этажей, и на волне этого шума в комнату, словно какой-то аудиосерфер, вплыл мистер Гнут, мрачный, но при этом слишком свежо выглядящий для такого раннего времени суток.

– Доброе утро, Хозяин, – ледяным тоном поздоровался он. – На улице перед банком полно народу. И позвольте, пользуясь случаем, поздравить вас с развенчанием одной теории, весьма популярной в данный момент среди ученых Невидимого Университета.

– Хм? – среагировал Мокрист.

– Некоторые полагают, что существует бесконечное множество вселенных, в которых, следовательно, происходит абсолютно всё, что только может произойти. Это, разумеется, полная чушь, в которую может поверить только тот, кто не отличает вымысла от реальности. Теперь я могу доказать свою точку зрения, потому что в такой бесконечности миров должен быть и тот, в котором я приветствовал бы ваши последние действия. Но позвольте заверить вас, сэр, что бесконечность недостаточно велика для этого! – он выпрямился. – Люди колотят в двери банка! Они желают закрыть свои счета! Я ведь говорил вам, что основы банковского дела – конфиденциальность и доверие!

– О, господи, – вздохнул Мокрист.

– Они требуют золота!

– Но ведь, кажется, именно это мы им обеща…

– Это было метафорическое обещание! Я ведь объяснял вам, оно основано на предположении, что никто никогда не потребует его исполнения!

– Сколько человек хотят забрать свои деньги?

– Около двадцати!

– Многовато шума они производят.

Мистер Гнут помялся.

– Ну, там и другие есть, – наконец, признался он. – Некоторые введенные вами в заблуждение личности хотят, наоборот, открыть новые счета, но…

– А этих сколько?

– Двести или триста, но…

– Открыть счета, вы сказали? – переспросил Мокрист.

Мистер Гнут пожал плечами.

– Мизерные суммы, доллар или два, – сказал он пренебрежительно. – Похоже, они считают что у вас «припрятан туз в рукаве».

Выделенные голосом кавычки возмущенно дрожали, словно девушка из благородной семьи, держащая в руках дохлую мышь.

Мокрист воспрял духом, но одновременно словно бы ощутил холодный ветерок на лице.

– Ну что же, не станем их разочаровывать, – объявил Мокрист и водрузил на голову свой все ещё немного липкий позолоченный цилиндр.

Гнут воззрился на шляпу.

– Другие банкиры в ярости, – сказал он, торопливо шагая вслед за Хозяином Монетного двора, устремившимся к лестнице.

– Это хорошо или плохо? – через плечо спросил Мокрист. – Есть ведь какое-то правило насчет выдачи кредитов, я однажды его слышал мельком, вы мне не напомните? Там что-то про проценты.

– «Бери под полтора, выдавай под два, и шагай домой в три»?

– Точно! Я много об этом думал. Мы ведь можем подсократить эти цифры, верно?

– Здесь Анк-Морпорк! Банк должен быть, словно крепость! А это обходится недёшево!

– Но всё-таки, кое-что можно слегка подправить. Мы не платим проценты по вкладам, которые меньше сотни долларов, так?

– Верно.

– Ну а теперь мы будем принимать вклады начиная с пяти долларов, и начнем платить по ним проценты. Это должно разгладить бугры на множестве матрасов, как вам кажется?

– Хозяин, я протестую! Банковское дело – не игрушки!

– Дорогой мистер Гнут, это именно игра, причем очень старая. Она называется «дери три шкуры с живого и с мёртвого».

Шум усилился. Они достигли лестничной площадки, с которой можно было обозреть весь главный зал, как проповедник взирает сверху на толпу грешников. На Мокриста уставилось множество лиц, шум ненадолго стих. Потом кто-то крикнул: «Вы собираетесь сделать нас богатыми, мистер Губвиг?»

«О, чёрт, – подумал Мокрист. – Откуда они все взялись?»

– Ну, я изо всех сил попытаюсь наложить лапу на ваши денежки! – пообещал он.

Раздались одобрительные выкрики. Скажи человеку прямо, что собираешься ограбить его, и в результате ты заработаешь репутацию честного малого.

Многочисленные уши напряженно внимали его словам, и здравый смысл отступил на второй план. Язык Мокриста будто сам по себе продолжал:

– И более того! Полагаю – точнее, председатель полагает – что один процент годовых будет в самый раз для каждого счёта, чей баланс в течение года не опустится ниже пяти долларов.

Главный кассир издал придушенный хрип, однако на толпу это заявление не произвело большого впечатления. Люди были пока еще настроены в пользу Носка Под Матрасом. Фактически, новость вообще не вызвала одобрения. Наконец, кто-то поднял руку и задал вопрос:

– Не многовато ли за то, что вы спрячете наши денежки в своем хранилище?

– Нет, вы не поняли! Это я заплачу вам один процент за то, что спрячу денежки в своем хранилище.

– Честно?

– Конечно. Доверьтесь мне.

Лицо спросившего исказилось в знакомой гримасе тугодума, который пытается соображать побыстрее.

– И в чём подвох? – спросил он наконец.

«Да во всём, – подумал Мокрист. – Для начала, я не собираюсь прятать деньги в хранилище. Я отдам их кому-нибудь в рост. Но вам об этом пока знать не нужно».

– Никакого подвоха, – сказал он вслух. – Вы помещаете на счет сто долларов, и через год получаете сто один доллар.

– Все это очень мило, но где такой, как я, найдет сотню долларов?

– Здесь! Если вы вложите всего один доллар и подождете… сколько времени, мистер Гнут?

Главный кассир фыркнул.

– Четыреста шестьдесят один год!

– Да, придется подождать немного, но ваши пра-пра-пра… и так далее …внуки будут вами гордиться! – сказал Мокрист под смех толпы. – Но вот вам еще кое-что: если вы прямо сегодня откроете счёт на, скажем, пять долларов, мы уже к понедельнику дадим вам один доллар бесплатно. Бесплатный доллар, леди и джентльмены, лучшую сделку вам не предложат…

– Прошу уточнить: настоящий доллар, или одну из ваших жалких подделок?

У дверей началась суета, и в банк ворвалась Пуччи Мот. Или, точнее, попыталась ворваться. Чтобы ворваться как следует, нужно все тщательно спланировать, и потом еще прорепетировать несколько раз. Нельзя просто предпринять попытку и надеяться на удачу. В итоге таких необдуманных действий не получишь ничего, кроме тычков под рёбра. Два телохранителя, пытавшихся расчистить ей путь, просто застряли в толпе, а вместе с ними и молодой человек, тащивший на поводках её породистых белых гончих. Пуччи пришлось проталкиваться вперед самостоятельно.

«А могло бы выйти впечатляюще», – подумал Мокрист. Наличествовали все необходимые элементы: угрожающие амбалы в черном и стройные белые собаки. Увы, сама Пуччи не особенно впечатляла – маленькие, словно бусинки, глаза и большая верхняя губа в сочетании с длинной шеей придавали ей вид утки, жестоко оскорбленной только что проплывшей у нее между лап форелью.

Кто-то должен был ей объяснить, что черный цвет к лицу далеко не всем, да и меха порой выглядят гораздо лучше на своих натуральных носителях. А ещё намекнуть, что если обуваешь сапоги на высоких каблуках, то мода этой недели не рекомендует одновременно напяливать темные очки, потому что когда входишь с яркого света в полутемное помещение, скажем, в банк, рискуешь потерять ориентацию и пронзить каблуком ногу собственного телохранителя. Короче говоря, ей не объяснили, что истинный стиль – всегда плод твоей собственной хитрости и коварства. Такое не купишь за деньги.

– Мисс Пуччи Мот, дамы и господа! – объявил Мокрист и начал аплодировать, пока Пуччи в ярости срывала с лица черные очки и с убийственной ненавистью во взоре продиралась к стойке банка. – Одна из директрис банка, решившая присоединиться к нам в процессе всеобщего обогащения!

В толпе раздались ответные аплодисменты. Мало кто из посетителей знал Пуччи, но бесплатному аттракциону радовались все.

– Я вам скажу! Слушайте! А ну, всем слушать меня! – скомандовала Пуччи. – Добрые граждане Анк-Морпорка! Вы что воображаете, будто эти бумажки стоят по доллару каждая? – Пуччи пренебрежительно помахала банкнотой.

– Н'знаю. А что это? – спросил кто-то, чем вызвал в толпе явное оживление.

– Экспериментальные бумажные деньги, – крикнул Мокрист, перекрывая шум. – Просто чтобы проверить новую идею.

– И сколько их у вас? – уточнил любопытный горожанин.

– Примерно дюжина, – ответил Мокрист.

Горожанин повернулся к Пуччи.

– Я дам вам за бумажку пять долларов, идёт?

– Пять? На ней написано – «один доллар», – сказала потрясённая Пуччи.

– Ага, все верно. Пять долларов, мисс.

– Но почему? Ты сбрендил?

– Спасибо, юная леди, но я полностью в своем уме, как и любой другой здесь!

– Даю семь долларов! – выкрикнул стоявший рядом «любой другой».

– Это безумие какое-то! – простонала Пуччи.

– Безумие? – удивился второй покупатель. Он указал на Мокриста: – Да если б я догадался в прошлом году купить у этого парня пригоршню черных однопенсовых марок, сейчас я был бы богачом!

– Все помнят Синюю Треугольную? – подлил масла в огонь первый смекалистый бизнесмен. – Пятьдесят пенсов. Я наклеил одну такую на письмо к моей тётушке, и ещё прежде, чем письмо дошло до адресата, марка уже стоила пятьдесят долларов! А старая кошёлка теперь не хочет отдавать ее обратно!

– Еще бы, теперь цена зашкаливает за сто шестьдесят! – крикнул кто-то у него за спиной. – Аукцион в «Булавочной и Марочной Бирже Дэйва» на прошлой неделе! Десять долларов за бумажку, мисс!

– Даю пятнадцать!

Мокристу с его площадки открывался отличный вид на происходящее. У дальней стены главного зала уже сформировался небольшой консорциум. Его участники исходили из предположения, что лучше иметь в выгодном дельце малую долю, чем вообще никакой.

Коллекционирование марок! Началось в первый же день, а потом все раздувалось и раздувалось, словно какой-то… странный феномен. Этот бизнес жил по своим собственным безумным законам. В какой ещё сфере человеческой деятельности дефекты лишь добавляют стоимости товару? Разве вы купите костюм только потому, что у него один рукав короче другого? Или потому, что не утерян прилагавшийся к нему запасной кусочек ткани? Конечно, когда Мокрист понял, в чём секрет, он стал порой добавлять ошибки нарочно, просто для развлечения публики. Однако он никогда не планировал, что голова Ветинари отпечатается вниз макушкой на одной из марок в каждом листе Синих Треугольных. Заметив дефект, оператор печатного пресса чуть не уничтожил тираж, но Мокрист вовремя остановил парня, метко швырнув подвернувшийся под руку инструмент.

Весь этот бизнес был фантазией, мечтой, а на мечтах Мокрист специализировался. В прошлом, когда он был плохим парнем, мечты были его главным товаром. И особенно та, в которой обычный человек, благодаря чистому везению, вдруг становится богачом. Мокрист с успехом впаривал стекло под видом бриллиантов, а всё потому, что людям застила глаза их жадность. Разумные, солидные работяги вопреки всему своему жизненному опыту продолжали верить во внезапное обогащение на пустом месте. Но коллекционеры марок… это другое дело. Им действительно было, во что верить. Маленький кусочек огромного мира может в какой-то момент оказаться правильным. А если он таковым не окажется, ты, по крайней мере, точно знаешь, чего в нем не хватает для полного совершенства. Например, перевёрнутой головы патриция на 50-центовой Синей Треугольной марке. Как ни крути, шесть таких марок еще гуляют где-то по рукам, и кто знает, какие чудеса заготовила фортуна для упорного коллекционера?

«Чудо потребуется немаленькое», – подумал Мокрист. А все потому, что он знал, где находятся четыре из этих Синих – припрятаны на черный день в свинцовой коробочке, в укромном тайнике под полом его кабинета. Но даже с учетом этого обстоятельства, где-то были еще две. Может, они уничтожены, потеряны или сожраны улитками… А может, прячутся в толстой пачке писем у кого-то в дальнем ящике стола. И тут открывается простор для Надежды, обширный, словно равнины Сто.

…мисс Пуччи просто не умела общаться с народом. Она топала ногами, требовала внимания, грозилась страшными карами и сыпала оскорблениями. Она и подлизываться пыталась, называя их «добрыми гражданами», но это мало помогало, потому что никто не любит явных лжецов. Когда ставки достигли тридцати четырех долларов, Пуччи окончательно взбеленилась и…

…разорвала банкноту в клочья!

– Вот что я думаю об этих дурацких деньгах! – крикнула она и подбросила обрывки в воздух. А потом гордо выпрямилась, тяжело дыша и с триумфом во взгляде, словно сделала что-то умное.