Текст книги "На пике времени. Избранные труды. В поисках научной истины"

Неорецепция институтов корпоративного права и конституционная экономика (при авторском участии П. Д. Баренбойма)

Источник опубликования: Сборник статей «Правовая реформа, судебная реформа и конституционная экономика». – М.: 2004.

В рамках совместного проекта с Лабораторией конституционной экономики и судебно-правовой реформы Института экономики переходного периода мы продолжаем публикации актуальных материалов в этой рубрике. В предлагаемой вашему вниманию статье известные ученые – доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского и семейного права МГЮА В. П. Мозолин и кандидат юридических наук, заведующий Лабораторией конституционной экономики и судебно-правовой реформы Института экономики переходного периода П. Д. Баренбойм – анализируют институт консолидации акций, заимствованный из зарубежного корпоративного права.

В 1993 г. Россия впервые в своей истории приняла реально действующую Конституцию, соответствующую всем современным параметрам конституционного права. В связи с этим можно говорить о рецепции многих норм и принципов передового иностранного конституционного права. Восприятие российским законодательством иностранных правовых институтов в сфере гражданского (в том числе корпоративного) права уместнее назвать неорецепцией, понимая под ней процесс восприятия принципов и норм, действующих в развитых странах мира и получивших признание в мировом экономическом сообществе, российским правом с учетом его национальных особенностей.

Российское гражданское право, особенно в области регулирования деятельности акционерных обществ, безусловно, имеет исторические корни в весьма прогрессивном для своего времени акционерном законодательстве, существовавшем в стране до 1917 г. и отчасти в советском законодательстве 20 – 30-х годов прошлого века. Однако впоследствии в течение десятилетий наблюдался упадок акционерного права.

На этом фоне в акционерном праве западных стран наметились такие тенденции, как «отход от понимания акционерного общества как объединения нескольких лиц, отказ от принципа специальной правоспособности». В то время как в СССР регламентация уставной правоспособности была предельно жесткой, «по законодательству некоторых стран предмет деятельности акционерного общества даже не обязательно должен (был) указываться в уставе»[236]236
  Лаптев В. В. Акционерное право. М., 1999. С. 6, 7.


[Закрыть].

И главное, в связи с углублением процесса отделения управления акционерными обществами (корпорациями – в США) от собственности, управление делами постепенно сосредоточивалось в руках директоров и управляющих, фактически назначаемых крупными акционерами, а общие собрания акционеров фактически и юридически утратили статус основного органа управления акционерного общества.

Значительные по сравнению с традиционным акционерным правом изменения коснулись и регулирования рынка ценных бумаг. Многие старые нормы, особенно связанные с регистрацией новых выпусков ценных бумаг, приобретают новый смысл. В момент регистрации выпусков новых акций акционерными обществами госорган имеет возможность индивидуализировать и соизмерять государственную политику с экономической ситуацией в своей стране.

Нормативное регулирование обращения ценных бумаг на подзаконном уровне позволяет учитывать экономические требования того или иного периода развития финансового рынка, быстро и динамично вносить необходимые коррективы в развитие рыночной экономики.

Наиболее характерна в этом смысле деятельность Комиссии по биржам и ценным бумагам США, которая устанавливает и в случае необходимости периодически меняет приоритеты и акценты при применении законодательства. Такая система регулирования позволяет отвечать не только на экономические, но и на социально-политические проблемы по мере их появления.

Так, в США после скандала с крупнейшей корпорацией «Энрон» Комиссия по биржам и ценным бумагам провела широкий пересмотр применения норм акционерного права, сделав упор на борьбу с манипулированием и обманом, защиту прав индивидуальных акционеров.

В западных странах велика и роль судов в воздействии на экономические процессы, происходящие в обществе. Например, американские суды, более чем самостоятельные при принятии решений по экономическим спорам, получают возможность использовать экономическую составляющую корпоративного права, формулируемую государственными регулирующими органами, и тем самым эффективно задействовать профессиональный опыт юристов в регулировании наиболее важной сферы жизнедеятельности американского общества.

В России пока не выработан процедурный механизм неорецепции.

Нельзя не согласиться с позицией Г. Гаджиева, когда он пишет: «Невольно задаешься вопросом: не допустил ли ошибку российский законодатель, используя столь широко форму акционерного общества в приватизационном законодательстве? Само по себе огромное количество «акционерных обществ» (кавычки приходится ставить не случайно) в России, при том что в Германии их только 3 тыс.[237]237
  См.: Зайберт У. Законодательство ФРГ об обществах, основанных на объединении капиталов (акционерное общество и общество с ограниченной ответственностью) // Основы немецкого торгового и хозяйственного права. М., 1995. С. 37.


[Закрыть], свидетельствует о том, что, мягко говоря, у нас функционируют нетрадиционные акционерные общества, акции которых не котируются на рынке ценных бумаг, капитал которых нередко не приносит дивидендов, т. е. является неработающим. Вот чем оборачивается игнорирование объективных юридических закономерностей!»[238]238
  Гаджиев Г. А. объективная природа правовых принципов и их учет в хозяйственном законодательстве // Законодательство и экономика. 2004. № 5.


[Закрыть]. Неорецепцию нужно проводить по принципам, аналогичным требованиям ст. 14 Арбитражного процессуального кодекса РФ, а именно устанавливать содержание доктрин и концепций, лежащих в основе заимствуемых институтов гражданского права, а также анализировать правоприменительную судебную практику. Тогда у нас будет реальная рецепция институтов и норм права, а не только их названий. Следует поддержать Н. С. Бондаря, когда он говорит: «Неопределенность есть некорректная форма внешнего выражения правовой нормы. Требование определенности правовой нормы должно обеспечиваться специальными правилами законодательной техники, вырабатываемыми юридической теорией и практикой»[239]239
  Бондарь Н. С. Конституционная безопасность личности, общества, государства: постановка проблемы в свете конституционного правосудия, обеспечения социальной справедливости, равенства прав человека // Законодательство и экономика. 2004. № 4. С. 10.


[Закрыть].

Позволим себе немного отклониться от основной проблемы и высказать несколько общих соображений относительно применения судами общей юрисдикции прямого действия Конституции РФ, поскольку эта тема связана с одним из важных вопросов, касающихся соотношения конституционного и корпоративного права.

Конституция РФ в общих формулах и терминах обозначила принципы построения и развития рыночной экономики, прав собственности и экономической свободы, что является вполне достаточным для целей применения Основного Закона. Однако прямое применение норм Конституции судами общей юрисдикции и арбитражными судами возможно только в том случае, если при рассмотрении конкретных дел суды в соответствии со своими полномочиями будут применять данные положения Конституции с учетом законодательных норм, регулирующих экономические отношения, в том числе и с учетом норм законодательства об акционерных обществах. В связи с этим далеко не частный характер приобретают дела, касающиеся правильного применения ч. 1 ст. 74 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» о консолидации акций. По существу, при рассмотрении судами данной категории дел речь идет о признании и защите права частной собственности граждан (п. 2 ст. 9 и ст. 35 Конституции РФ) и права на занятие гражданами предпринимательской и иной экономической деятельностью (ст. 34 Конституции РФ).

Термин (а тем более понятие) «консолидация акций» по понятным причинам не использовались в советском праве, а также и в российском – до 1996 г.

Институт консолидации акций, неразрывно связанный с применением английских терминов «freeze out» и «squeeze out», означающих «выдавливание» миноритарных акционеров, хорошо известен из американского корпоративного права. В широком смысле он означает комплекс правоотношений, возникающих в связи с принятием большинством акционеров (по законодательству различных штатов США от 50 до 66,7 % от общего числа акционеров) решения в рамках общего собрания акционеров об уменьшении общего количества акций в пределах того же акционерного капитала и установлении коэффициента обмена, например одна новая акция за тысячу старых[240]240
  Edward Rice. Going private: minority freeze outs and Stockholder wealth // Journal of Law and Economics. Vol. XXVII. 1984. October.


[Закрыть]. В отдельных штатах для принятия такого решения требуется изменение устава акционерного общества. Отметим, что либерализация в этом вопросе потребовала много времени: в середине XIX века изменение устава в отдельных штатах требовало единогласия всех акционеров, а теперь вопросы решаются указанными процентами голосов от общего числа акционеров.

В середине 70-х годов XX в. Комиссия по ценным бумагам США задержала на несколько месяцев принятие решения по почти 20 делам о консолидации акций, представленных для регистрации. Это было сделано для определения Комиссией своей нормативной политики применительно к консолидации акций. В конечном счете Комиссия отказалась от идеи контроля за содержанием консолидации акций и ее деловыми целями и сделала акцент на необходимости выплаты «выдавливаемым» акционерам справедливой компенсации за их акции. При этом Комиссия по биржам и ценным бумагам США, как указано в ее решении, не входит в рассмотрение целей большинства акционеров, принявших решение о консолидации, но вправе устанавливать требования об отсутствии умысла на обман и манипулирование.

Совсем недавно восприняла американский опыт Германия. Закон 2002 г. не устанавливает какие-либо требования и критерии по доказыванию необходимости «выдавливания» в форме проведения консолидации акций, однако требует для поддержки этого решения не менее 95 % голосов. Применение Закона уже прошло судебную проверку, в ходе которой было подтверждено соответствие процедуры «выдавливания» Конституции Германии.

Канадский Закон о корпорациях 1985 г. с поправками, принятыми в 2001 г., разрешает «выдавливание акционеров» за исключением компаний, занимающихся распределением товаров (distributing corporation).

Следует констатировать, что на момент принятия в России нормы, вводящей институт консолидации акций, мировая практика по применению этого института не требовала доказывания деловых целей проведения консолидации, предоставляя большинству акционеров свободу в определении собственных приоритетов каждой проводимой консолидации акций. Однако известно, что среди наиболее распространенных целей консолидации чаще других приводятся такие, как минимизация организационных расходов, повышение эффективности управления и т. п.

Таким образом, консолидация акций является давно известным мировой практике институтом, применение которого уменьшает количество акционеров по решению необходимого большинства акционеров (мотивы решения законодателем не регламентируются) при обязательном и категорическом условии справедливости компенсации «выдавливаемым» миноритариям за их акции, что соответствует экономической и правовой сущности акционерного общества.

Введение в России института консолидации акций является неорецепцией из западного корпоративного права, как и большая часть новых норм законодательства об акционерных обществах. Поэтому для определения содержания этого института необходимо учитывать его взаимосвязь с такими понятиями акционерного законодательства, как коммерческое содержание категории «акционерное общество» и его основной задачи по получению прибыли. Экономическая деятельность акционерного общества, направленная на расширение его производственной и иной предпринимательской активности с целью получить прибыль, является и важной публичной функцией акционерного общества, и мерилом неизбежных «встроенных» противоречий между большинством и меньшинством акционеров.

Акционер-миноритарий, как правило, настроен на максимальное распределение полученной прибыли в виде дивидендов, а большинство, наоборот, обычно предпочитает создавать резервы или инвестировать прибыль в развитие экономической деятельности общества. Баланс несовпадающих интересов акционеров может быть найден только с использованием такого критерия, как экономическая целесообразность и повышение эффективности деятельности корпорации. Можно привести распространенный в российской практике пример, когда большинство акционеров из года в год проводят на общих собраниях решение о нераспределении прибыли в виде дивидендов и направлении ее в резервы или на развитие акционерного общества. Согласно законам ряда стран подобное решение любой акционер может оспорить в суде, если считает, что тем самым нарушается его право собственности. Главным критерием выносимых судами решений является экономическая целесообразность и эффективность деятельности акционерных обществ в условиях ужесточающейся конкуренции на рынках, поэтому защита прав меньшинства акционеров, «выдавливаемых» из акционерного общества, о которой часто говорится в правительственных постановлениях, становится все более и более эфемерным явлением.

Статья 209 Гражданского кодекса РФ указывает, что «собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении своего имущества любые действия, не нарушающие права и охраняемые интересы других лиц». От имени акционерного общества как собственника выступают акционеры, представляющие квалифицированное большинство голосов владельцев акционерного капитала, которое при вынесении решений общими собраниями акционеров может свободно игнорировать и желания индивидуальных акционеров, и их право на получение дивидендов, отложив решение этого вопроса (в лучшем случае) на будущие месяцы и даже годы. При этом данный вопрос не переходит в конституционную плоскость.

Если мы строим рыночную экономику и развиваем акционерную форму собственности, нельзя отбрасывать институт консолидации акций, но необходимо обеспечить защиту прав меньшинства.

Основатель научного направления конституционной экономики Джеймс Бьюкенен постарался определить различия между конституционной и неконституционной экономикой. Вкратце их можно свести к тому, что неконституционная экономика определяет лучшее экономическое решение, соотнося его исключительно с ситуацией рынка, а конституционная экономика, сохраняя преимущество рынка и чисто экономических объективных подходов, одновременно требует также совместимости экономического решения с конституционными, в том числе и социальными, приоритетами.

Например, в Германии в совет директоров акционерного общества вводят представителей трудового коллектива, а возможность консолидации определяют поддержкой не менее 95 % акций. При этом никакие другие условия по деловым целям консолидации в Германии не выделяются. Комиссия по биржам и ценным бумагам США также не входит в рассмотрение целей большинства акционеров, принявших решение о консолидации, однако устанавливает требования об отсутствии умысла на обман и манипулирование. Кроме того, Комиссия проверяет каждую конкретную консолидацию при ее регистрации.

Следует отметить, что только в 2004 г. институт консолидации акций, воспринятый российским законодательством в 1996 г., получил свое толкование и содержание. Однако в этом нет заслуги законодателей, изрядно запутавших вопрос консолидации принятием нормы о возможности образования дробной акции, которая неизвестна мировой практике.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 24 февраля 2004 г. № 3-П[241]241
  Постановление КС РФ от 24 февраля 2004 г. № 3-П «По делу о проверке конституционности положений статей 74 и 77 Федерального закона «Об акционерных обществах», регулирующих порядок консолидации размещенных акций акционерного общества и выкупа дробных акций, в связи с жалобами граждан, компании «Кадет истеблишмент» и запросом Октябрьского районного суда г. Пензы» // СЗ РФ. 2004. № 9. Ст. 830.


[Закрыть] осуществлен анализ содержания института консолидации в духе конституционной экономики. В частности, сделан такой важный вывод, что в холдингах, «где консолидация акций имела своей основной задачей построение вертикально интегрированных предпринимательских структур в рамках программы по переводу дочерних обществ на «единую акцию», принадлежащую основному обществу, и преследовала цели, соответствующие критерию общего для акционерного общества блага: создание единого центра прибыли, улучшение управления дочерними обществами, повышение стоимости акций основного общества, повышение инвестиционной привлекательностии в конечном счете приобретение конкурентных преимуществ как на внутреннем, так и на международном рынке». И далее: «Судебный контроль призван обеспечивать защиту прав и свобод акционеров, а не проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых советом директоров и общим собранием акционеров, которые обладают самостоятельностью и широкой дискрецией при принятии решений в сфере бизнеса. Следовательно, суды, осуществляя по жалобам акционеров и обладателей дробных акций контроль за решениями органов управления акционерных обществ, не оценивают экономическую целесообразность предложенного варианта консолидации акций, поскольку в силу рискового характера предпринимательской деятельности существуют объективные пределы в возможностях судов выявлять наличие в ней деловых просчетов».

Очевидно, следует не дожидаться, пока проблемы, вызванные поверхностной неорецепцией институтов гражданского права, будут разрешены Конституционным Судом РФ, а своевременно провести их системное научное комментирование и толкование.

Раздел IV. Интеллектуальная собственность

Право на результаты интеллектуальной деятельности

Источник опубликования: Мозолин В. П. Право на результаты интеллектуальной деятельности // Lex Russica. 2006. № 2.

В системе общественных и неимущественных отношений, регулируемых гражданским законодательством, отношения по созданию и использованию результатов интеллектуальной деятельности занимают важное место. В их основе лежит мыслительная деятельность человека, получающая свое внешнее выражение в совершении действий по получению (созданию) нематериального продукта, используемого в личных и общественных интересах: решение технической задачи, написание литературного произведения и т. п. При этом практическое использование такого продукта может и в своем большинстве должно приносить его создателю и пользователю определенные имущественные ценности.

Интеллектуальная деятельность является, наряду с физическим трудом человека, разновидностью его трудовой деятельности.

Вхождение интеллектуальной деятельности в сферу действия права состоялось значительно позже имущественной и к тому же осуществлялось медленнее. «Не только в правовых системах примитивных народов, но даже еще в праве римском, – отмечал известный российский профессор И. А. Покровский, – духовная деятельность такого рода не давала никаких субъективных прав на ее продукты их авторам и не пользовалась никакой правовой защитой. Всякий мог опубликовать или воспроизвести без согласия автора произведение, осуществить его техническое изобретение»[242]242
  Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998. С. 133.


[Закрыть].

Первоначально права на интеллектуальный продукт в области авторского права стали охраняться после изобретения книгопечатания в форме выдачи королевской властью в Италии, Великобритании и Франции книготорговцам привилегий на монопольное занятие ими своим ремеслом. Привилегиями королевской власти в различных странах первоначально также охранялись права промышленников и торговцев на создаваемые авторами изобретения и другие технические новшества. Такие привилегии выдавались на занятие ремеслами, монопольное производство товаров, беспошлинную торговлю и т. д. В итоге создавалось право издателей, промышленников, торговцев, но не право авторов и создателей литературных и художественных произведений, технических новшеств.

Впервые на уровне закона право автора на созданный им продукт интеллектуальной деятельности, в данном случае в сфере действия патентного права, было закреплено в английском «Статуте о монополиях» 1623 г. В нем провозглашалось исключительное и независимое от воли короля право каждого, кто создаст и применит техническое новшество, монопольно пользоваться в течение 14 лет выгодами и преимуществами, доставляемыми таким новшеством.

В 1710 году в Великобритании был принят первый закон по авторскому праву «Статут королевы Анны», которым признавалось исключительное авторское право на публикацию произведения за его создателем.

Но и после принятия указанных Статутов право на использование технических новшеств и литературно-художественных произведений продолжало оставаться у промышленников, издателей, в руках которых были сосредоточены материальные и финансовые ресурсы. Показательно, что в Англии и США до сих пор сохраняется наименование авторского права «право на копирование (использование)» – copyright.

Решающий поворот в подходе к определению природы права на результаты интеллектуальной деятельности был произведен в конце XVIII века усилиями французских философов-просветителей, в числе которых Вольтер, Дидро, Гельвеций, Гольбах, Руссо. Опираясь на господствующую в то время теорию естественного права о праве собственности, они провозгласили, что право собственности на созданный результат творческой деятельности принадлежит его автору – создателю литературного и художественного произведения и технического новшества, но не издателю, промышленнику или торговцу. Данное право возникает из самой природы творческой деятельности человека и существует независимо от признания этого права государственной властью.

Указанные идеи о природе права собственности на результаты творческой деятельности человека были положены в основу французского Патентного закона от 7 января 1791 г., а двумя годами ранее и Закона штата Массачусетс в США от 17 марта 1789 г. В последнем Законе, в частности, говорилось, что нет собственности, принадлежащей человеку, более важной, чем та, которая является результатом его умственного труда.

Проприетарная концепция авторского и патентного права, называвшаяся правом интеллектуальной собственности, получившая распространение во Франции, США, Англии, Германии и многих других странах мира, широко использовалась вплоть до конца XIX в.[243]243
  Подробнее об истории развития законодательства в рассматриваемой сфере см.: Сергеев А. П. Право интеллектуальной собственности. 2-е изд. М.: Статут, 2004. § 1, гл. 1, разд. I.


[Закрыть].

Проприетарная концепция права на материальные, художественные и музыкальные произведения не чужда была также российскому законодательству и юридической доктрине. «Наше законодательство, следуя господствовавшему в прежнее время взгляду, – писал известный российский правовед Г. Ф. Шершеневич уже в 1911 г., – признает все подобные правоотношения не самостоятельными, а стоящими рядом с правом собственности, как два вида, считает их просто особым видом права собственности»[244]244
  Шершеневич Г. Ф. Курс гражданского права. Тула: Автограф, 2001. С. 333.


[Закрыть]. В статье 1264 Проекта Гражданского уложения в официальной редакции 1905 г. предусматривалось, что «авторское право, смотря по тому, относится ли произведение к литературе, музыке или художеству, именуется литературною, музыкальною или художественною собственностью»[245]245
  Кодификация Российского гражданского права. Екатеринбург: Изд-во Института частного права, 2003. С. 459.


[Закрыть].

На смену проприетарной концепции в определении юридической природы права, на результаты интеллектуальной деятельности пришла концепция исключительного права. Данная концепция базировалась на двух постулатах. Во-первых, на необходимости разграничения в составе единого субъективного права автора двух взаимосвязанных между собой прав (правомочий): личного неимущественного права, связанного с творческой деятельностью автора, которое не отделимо от личности автора, и имущественного права на распространение созданного результата – самостоятельным объектом торгового оборота. Во-вторых, право на распространение результата творческой деятельности автора, получившего название исключительного права, по своему происхождению не связано с естественными правами человека. Оно основано на законе, устанавливаемом государством[246]246
  См. подр.: Сиджанский Д. и Кастанос С. Международная охрана авторского права. М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. С. 48–63; а также предисловие к книге профессора Е. А. Флейшица на С. 5 – 22.


[Закрыть].

Данная концепция исключительных прав с момента своего зарождения и по настоящее время заняла в развитых странах мира, включая Россию, господствующее положение в системе взглядов, касающихся определения юридической природы права на результаты интеллектуальной деятельности.

Параллельно с утверждением позиций концепции исключительных прав происходил процесс создания своего рода симбиоза прав на базе объединения понятий исключительного права и права собственности на результаты интеллектуальной деятельности. Данный симбиоз стал именоваться интеллектуальной собственностью и под таким наименованием использоваться в международных конвенциях и национальном законодательстве многих стран мира. Ярким свидетельством этому являются Парижская конвенция по охране промышленной собственности 1883 г. и Стокгольмская конвенция по учреждению Всемирной организации интеллектуальной собственности от 14 июля 1967 г.

Согласно п. VIII ст. 2 Стокгольмской конвенции, «интеллектуальная собственность включает права, относящиеся к:

литературным, художественным и научным произведениям;

исполнительской деятельности артистов, звукозаписи, радиотелевизионным передачам;

изобретениям во всех сферах человеческой деятельности;

научным открытиям;

промышленным образцам;

товарным знакам, знакам обслуживания, фирменным наименованиям и коммерческим обозначениям;

защите недобросовестной конкуренции;

а также все другие права, относящиеся к интеллектуальной собственности в производственной, научной, литературной и художественной деятельности».

Понятие интеллектуальной собственности используется и в российском законодательстве. Согласно п. 1 ст. 44 Конституции Российской Федерации «интеллектуальная собственность охраняется законом». В Гражданском кодексе Российской Федерации (далее – ГК РФ) определяется сфера применения этого понятия. В соответствии со ст. 128 ГК РФ под интеллектуальной собственностью понимается лишь исключительное право на результаты интеллектуальной деятельности, связанное с их использованием. Подобное же значение понятия интеллектуальной собственности, исключающее личные неимущественные права автора (создателя), дается и в ст. 138 ГК РФ.

Но главное состоит в другом. Правовой режим авторских произведений и различных видов технического творчества не сопоставим с правовым режимом вещей, являющихся объектами права собственности.

Соответственно, отношения, связанные с использованием результатов интеллектуальной деятельности, и права участников, возникающие в связи с данным использованием, регулируются отдельно стоящим самостоятельным законодательством, отличным от законодательства о праве собственности. Согласно ст. 71 (о) Конституции Российской Федерации правовое регулирование интеллектуальной собственности, относящееся к ведению Российской Федерации, дается отдельной строкой от гражданского законодательства.

Специфика правового регулирования отношений по использованию результатов интеллектуальной деятельности самостоятельным законодательством объясняется следующими основными причинами.

Объектом интеллектуальной собственности являются нематериальные блага, в широком смысле слова знания и предназначенные для чувственного восприятия третьими лицами образы, создаваемые их творцами (исполнителями). По своей природе эти знания и образы не могут быть закреплены, как это имеет место в отношении вещей, за одним лицом. С точки зрения общественного значения, на них невозможно установить безвременно монопольный правовой режим индивидуального владения и пользования наподобие того, который закрепляется за собственниками вещей.

При включении указанных объектов в торговый оборот права на использование результатов интеллектуальной деятельности в силу их производного характера от личных неотчуждаемых неимущественных прав автора (создателя) продолжают быть связанными с последними и не превращаются в независимый от автора (создателя) товар, как это имеет место с материальными объектами.

В отличие от права собственности на вещи право автора (создателя) и правопреемника на объекты интеллектуальной собственности имеет срочный характер, и правовые средства его охраны во многом отличны от тех средств, которые применяются при защите права собственности и предусмотрены общим гражданским законодательством.

Правовой режим интеллектуальной собственности в современном законодательстве предопределяется нематериальностью его объектов, в качестве которых выступают результаты интеллектуальной деятельности. Под результатом интеллектуальной деятельности следует понимать охраняемый законом вновь созданный нематериальный продукт интеллектуальной деятельности, выраженный в объективной форме, допускающей возможность его использования в той сфере жизнедеятельности общества, в которой он должен применяться.

Приведенное понятие имеет общее значение и потому в равной мере применяется в отношении как личных неимущественных прав, так и исключительного права по использованию созданного продукта, называемого в законе интеллектуальной собственностью. Решающим фактором в объединении указанных видов прав в единый интеллектуальный правовой комплекс служит физиологическая природа самой интеллектуальной деятельности, органически связанная с функционированием мозга человека.

Собственно говоря, любые действия человека, находящегося в нормальном сознании и здравом уме, должны быть интеллектуально мотивированны независимо от того, идет ли речь о физическом или умственном труде. С точки зрения права, различия между указанными видами труда человека состоят в одном. При физическом труде интеллектуальная деятельность человека неразрывно объединяется с его физическими усилиями при совершении выполняемой им работы.

При интеллектуальной деятельности ее нематериальный продукт обязательно должен быть объективирован (выражен в объективной форме) и различим в качестве самостоятельно существующей субстанции, в том числе и в тех случаях, когда он объединен с материальным носителем (художественное или архитектурное произведение, промышленный образец и т. д.).

Вновь созданный нематериальный продукт должен также обладать качеством новизны по сравнению с уже существующими аналогами.

Данная новизна может относится к форме созданного продукта, проявляясь в виде творческой оригинальности, как это имеет место в авторском праве.

В патентном праве, наоборот, ключевую роль играет новизна сущности созданного изобретения, полезной модели или промышленного образца.

При определении новизны средств индивидуализации юридического лица, индивидуализации продукции, выполняемых работ или услуг законодатель пользуется иными критериями – критериями различаемости и нетождественности в отношении товарных знаков, знаков обслуживания, фирменных наименований и наименования места происхождения товаров.

Новизна исполнения авторских произведений, производства монограмм, передач, осуществляемых организациями эфирного и кабельного вещания, в сфере действия смежных прав устанавливается в особом организационно-формализованном порядке, непосредственно не связанном с творческим характером интеллектуальной деятельности их участников и временем осуществления данной деятельности. Так, согласно ст. 35 Закона «Об авторских и смежных правах», «права исполнителя признаются за ним в России в тех случаях, когда:

1) исполнитель является гражданином РФ;