Текст книги "Воин и маг"

ГЛАВА 11

Чвирр-линк!

Где-то в ослепительной синеве неба, невидимый отсюда жаворонок самозабвенно заливался своей немудреной песенкой, порхая над зелено-сизым полем спеющей пшеницы. На миг он настороженно прервался, заметив двух всадников, проезжавших по бегущей по границе леса и поля дороге, а затем снова восхитил округу своими звонкими трелями.

Позади осталась столица Полночной Империи, седьмицу, по меткому выражению барона Трамма, «стоявшая на ушах». Трезвого в эти дни найти было труднее, нежели девственницу в Веселом квартале. А все по причине пышной и торжественной женитьбы принца Яна, да не на ком-нибудь, а на дочери одного из вождей неспокойной и вечно мятежной юго-западной провинции. Справедливости ради стоит отметить, что его невеста – донья Эстрелла, урожденная Кейрос – покорила всех. Внешностью, достойной кисти лучших живописцев, живым и ясным умом, а главное – искренним чувством к наследнику престола.

Вспомнив о том, что они с принцем Яном и его прелестной супругой вытворяли за компанию с друзьями и родственниками, едущий рядом с молодой женой, леди Изабеллой, Valle откровенно ухмыльнулся. Да уж, будет о чем посудачить досужим языкам, да и самим вспомнить тоже…

Он оглянулся – далеко ли отъехали от пригородов столицы? Коль скоро торжества закончились, баронет за полдня развез всех родных по их замкам, настояв на своем желании «попутешествовать с молодой супругой наедине». Родня было встала на дыбы, но баронесса Амалия, коротко пошептавшись со счастливой и до сих пор чуть пьяной от радости маркизой Сен-Лоран, мгновенно, буквально парой взглядов, утихомирила всех. Над тем, как маменька ухитряется вытворять такие штучки, баронет ломал голову частенько. Ведь даже грозный Император поспешил встать с трона и склониться в изысканнейшем поклоне, когда она, блистая, вошла в Изумрудную залу дворца, почтив всех своим присутствием. Ох, маменька…

Как бы то ни было, приятное закончилось, впереди лежала долгая дорога, то есть полезное. Valle решил не идти «скорой тропой», ибо спешить было решительно некуда, а отношения с вновь павшей духом молодой симпатичной супругой надо было выяснять. И желательно без жертв.

Закрутить роман с какой-нибудь красоткой, добраться до ее тайн и прелестей (а там, чем нелегкая не шутит, и до ее сердца) для него было не в новинку, да и не так уж и трудно, между своими-то говоря. Но тут был случай крайне запущенный.

«Да что я, в самом деле? – мимоходом подумал Valle, тихонько покачиваясь в седле. – Еще не хватало испытывать проблемы общения со своей собственной женой!»

– Изабель, – сказал он вслух как можно мягче, своим мурлыкающим голосом, от которого так загорались глазки иных прелестниц. – А ведь мы с тобой почти что товарищи по несчастью.

«И за каким же поворотом дороги меня начнут мучить и терзать демонами?» – тем временем гадала втихомолку несчастная девушка, выросшая в глуши на бабушкиных сказках и рыцарских романах. Слова мужа застигли ее врасплох, однако, собравшись с силами, бедняжка сумела кое-как ответить:

– Что вы имеете в виду, мой господин?

Недомогание ее давно прошло, и Изабелла опять втихомолку терзалась и проклинала свою судьбу, матушку и всех богов, которых только и могла припомнить ее головушка, пока пыльная дорога уплывала назад, глухо отдаваясь под копытами лошадей.

– «Ты». Наедине – «ты», – заметил Valle, легкомысленно вильнул в пшеницу и сорвал пару стеблей с цветами изумительного чисто-синего цветка. Добавил к уже почти законченному венку из одуванчиков, который его научила плести непоседливая сестра Натали. В свою очередь, ее научили деревенские девчонки во время бесконечных девичников-посиделок на лугу. Ловкие пальцы баронета закончили плетение, и он незаметными прикосновениями пяток подвинул своего лениво трусящего жеребца вплотную к кобылке леди.

– Это, разумеется, не приказ сеньора, это просьба. «Ты» – если наедине. Да и в мыслях тоже.

И неожиданно протянул руку, снял с головы девушки плетеную, с жемчугами сеточку, поддерживавшую красивую и строгую прическу знатной дамы. По правде сказать, эта прическа изрядно стягивала волосы и от этого, да еще и от езды почти по жаре, потихоньку начинало ныть в виске. Изабелла неосознанно встряхнула головой, отчего темно-русые, с медной рыжинкой волосы роскошной волной разметались по плечам.

Супруг чуть поправил волосы замершей от неожиданности девушки и надел на нее венок.

– Так гораздо лучше, Изабель. – И тут она неожиданно увидела ту искреннюю и мягкую улыбку, которой муж дотоле одаривал только свою мать.

– Спасибо вам… тебе, – озадаченно исправилась девушка, впервые с утра вздохнувшая чуточку легче. Поправила челку рукой в вишнево-алой перчатке и даже нашла в себе силы слегка улыбнуться.

– Так отчего же – товарищи? – осторожно продолжила она.

Valle молча снял с нее перчатки, затем нарядный и тяжелый вышитый плащ с пелериной. Не сдержавшись, Изабелла облегченно вздохнула, сбросив с плеч такую тяжесть. Теперь поездка в тени деревьев могла быть даже приятной. Чуточку удобнее устроившись в специальном дамском седле, она навострила ушки, тем более что мужчина рядом с ней тоже скинул плащ цвета воронова крыла и такой же нарядный хомерик, оставшись в одной белоснежной рубашке, заправленной в черные панталоны.

Супруг ее медлил с ответом. Спокойно спрятал вещи куда-то в дорожную суму, не спеша закурил свою неразлучную трубку с серебряным колечком в мундштуке.

– Ты ведь тоже не хотела этого брака? – Как ни раздумывала девушка о каком-либо возможном повороте пустяшного разговора, который тяготил обоих с самого утра, но все же этот непонятный молодой некромант снова застал ее неподготовленной. Десяток деревьев миновали спокойно и размеренно ступающие кони, прежде чем она ответила:

– Меня смущает и настораживает это «тоже». Я понимаю – это намек, что ты постараешься побыстрее от меня избавиться, – а затем, дерзко вздернув носик к проплывающим над головами веткам, добавила ядовитым голосом: – Тем более, что некоторые дамы в столице делали тебе такие авансы, что отвергнуть их – значит, оскорбить женщину.

Valle жизнерадостно захохотал, отчего у девушки сначала пробежали морозные искры меж лопаток, а потом опять открылись губки.

– Я знаю свое место, мой супруг и господин, делай как знаешь и водись с теми женщинами, с какими хочешь. Только давай быстрей вызывай своих зомби, упырей или кто там дожидается моей кровушки. Нет сил уже ждать.

Новый взрыв хохота несколько озадачил Изабеллу, втайне рассчитывавшую на гнев и быструю развязку, которая принесет конец мучительной неизвестности пополам со страхом. Раскачиваясь в седле, Valle утирал выступившие слезы и снова заходился от смеха. Наконец, кое-как справившись с собой, но все же посмеиваясь, он снова спросил:

– Значит, я взял тебя на поживу демонам?

– А разве нет? – чудно блистая глазами, спросила разрумянившаяся в гневе Изабелла. – Если бы наложить на себя руки не было таким уж большим грехом, недостойным дворянки, я бы давно избавила себя от твоего мерзкого присутствия!

– Ого! Это уже серьезные слова. Может, попридержишь язычок, красавица?

Изабелла, закрыв глаза, вознесла просьбу к милосердной Миллике, чтобы смерть была быстрой, а затем, накручивая сама себя, выпалила:

– Если бы не нищета и не долги, в которых родовое имение увязло по самые флюгера на крышах, да не алчные соседи, так и норовящие отхватить кусок земель, никогда бы твои мерзкие лапы не дотянулись до меня! Если бы матушка – да воздастся ей по заслугам – не продала меня за золото гнусному демону, – никогда и ни за что!

И, пришпорив лошадь, девушка вырвалась вперед на полусотню шагов и там, снова сбавив скорость, поехала дальше в гордом одиночестве. Готовая ко всему и даже к мучительной смерти, она уже не смогла сдерживать слезы. Но не хотела, чтобы этот… этот их видел.

Valle ехал позади, не предпринимая попыток догнать свою супругу. Вот опять слова лорда Бера, ректора Университета, сказанные на прощанье, сбывались с почти пророческой точностью. Страх, ненависть и презрение. И одиночество – удел чернокнижника. Его отдохновение и спутник.

И за что же такое наказание?..

– Ну, спасибо, матушка, удружила, – Valle чуть пришпорил коня и поравнялся с супругой. Та обернулась, услышав в тишине летнего полудня его слова:

– А при чем тут баронесса Амалия? Я удивляюсь, как эта воистину прекрасная и удивительная женщина выносила такое чудовище…

Проигнорировав последнюю фразу, баронет нехотя ответил:

– Я дал согласие на этот брак при условии, что мои родные сами выберут невесту. Имя, титул я узнал тогда же, когда перед входом в храм пресветлого Риллона откинул фату и увидел твое лицо. Вот и благодарю матушку за строптивую и сварливую супругу.

Он чуть задумался, а затем продолжил уже совсем другим, без нотки грусти, каким-то внушительным голосом:

– А теперь слушай внимательно и запоминай, моя супруга Изабелла, урожденная Сен-Лоран. Ни терзать тебя, ни отдавать на расправу потусторонним созданиям я не собираюсь. Ты теперь часть клана и находишься под моей и нашей защитой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Коль скоро богам было угодно соединить нас, я вынесу эту ношу. Но – постарайся не перегибать. Я не могу предложить тебе любви и не требую от тебя того же… посему давай для начала хотя бы заключим договор о ненападении.

Девушка внимательно слушала не столько слова, сколько интонации. С некоторым удивлением она распознала обиду и сдерживаемую ярость. Мельком, краем глаза взглянула на своего спутника. «Все равно странно, почему я еще жива?..»

– И что же, ты будешь жить рядом с такой, как я? И не отравишь, не превратишь в бездушную, послушную куклу, или как там у вас это называется – зомби?

Баронет только молча кивнул, и дальше путь прошел в задумчивой тишине.

Дорога, вьющаяся по краю леса, пересекла мелкий ручеек. Лошади напились, а затем, роняя с морд серебристые капельки воды, нехотя двинулись дальше, понукаемые своими седоками. Навстречу стали попадаться телеги. Их возницы сторожко вглядывались в проезжающую парочку явно небедных молодых людей, а затем исчезали позади. И вот наконец дорога обогнула холм с лениво вертящимся ветряком и вывела к богатой и большой деревне. Дымки кое-где тянулись к небу, и вечер за ними уже окрасил небо в багряные тона. Вот и ночлег.

Наутро вновь потянулась спокойная и несуетливая дорога, а на третий день неспешной поездки, буквально очаровывающей своим покоем, тишиной и раздольем вокруг, приехали к перекрестку дорог. Село оказалось со смешным названием Хлопотушки, оно оседлало закатный тракт как раз на границе коронных земель и владений герцога Бертрана. Разогнав стайку серых гусей, томно валявшихся в пыли на площади с колодцем, путешественники огляделись и сразу заметили со вкусом нарисованную вывеску, где весьма многозначительно были изображены сковорода и пышнобокая пестрая курица. Критически осмотрев снаружи крепкий постоялый двор под крытой добротным тесом крышей, Valle глянул на уже садящееся солнце и решительно спрыгнул наземь.

Словно по команде, из дома выскочили несколько слуг. Деловито приветствуя, утянули в комнаты поклажу и сумки. Баронет помог спуститься своей супруге, мимоходом удивившись, какая она упругая и довольно легкая, и распорядился насчет ужина. Проверив, как обращаются с лошадьми, и оставшись довольным, он вошел в дом.

Изабелла уже была тут, с удовольствием прихлебывая компот из запотевшего бокала и разглядывая развешанные на стенах украшения. А поглядеть тут было на что. Вышитые красной и черной ниткой белоснежные полотенца с петухами и хатками, вырезанные из дерева фигуры и целые доски с батальными или вполне мирными сценами. Керамические тарелки с росписью, диковинные кувшины с яркими цветами и невиданными птицами молчаливо таращились с полок и гладко ошкуренных бревенчатых стен.

Заметив интерес приезжих, хозяин подкатился и, снова поклонившись, добродушно заметил:

– Это братья мои да племянники на досуге забавляются. Неужто так хорошо? Я в столице куда лучше видал…

– Да дело не в том, что лучше или хуже. С душой сделано, а это видно сразу. Такое никто на продажу и не отдаст, – ответил Valle, и его строгое, закаменевшее лицо чуть смягчилось. Краем глаза, из-под длинных ресниц наблюдающая Изабелла с удивлением заметила слабую улыбку, промелькнувшую на его губах. Словно отблеск вечернего солнца, она на миг озарила лицо мужа, а затем снова скрылась в предвечной тьме.

Ужин в зале прошел с обстоятельной крестьянской неспешностью. Хозяин, по прозвищу Ларк, сразу заметил наметанным оком, что приезжие нрава отнюдь не буйного, а даже наоборот – благовоспитанные и широких взглядов, не в обиду будь сказано нынешнему дворянству, и совсем успокоился. В том году его заведение дважды пытались подпалить крепко загулявшие благородные – кое-как удалось отстоять. Украдкой почесав под рубахой занывшие от воспоминаний ребра, владелец постоялого двора взял кувшинчик самого лучшего вина да поднес аккуратно так, с поклоном, добронравным гостям.

Парень со строгим и каким-то чуть печальным взглядом, судя по всему, муж этой миловидной молодой дамы, намек понял.

– А садись-ка к нам, почтеннейший хозяин, да угостись винцом. Новости расскажи или потешь чем-нибудь.

Изабеллу ничуть не покоробило такое развитие событий. Выросшая в маленьком провинциальном замке, где проще смотрели на сословное деление, она прекрасно понимала, что на таких вот крепких, с хитринкой смотрящих на жизнь и людей хозяевах и держится село. Она поощрительно улыбнулась Ларку и, вопрошающе стрельнув глазками в сторону супруга, добавила:

– А кто там на заднем дворе пытался музицировать, я вроде как расслышала. Твоя дочь? О, Жанетта – какая прелесть! А пусть сыграет нам.

Valle согласно кивнул. Уловив задумчивый взгляд разливающего вино по бокалам хозяина, он вроде как невзначай коснулся пальцами висящего на поясе кошеля. Ну какие еще уговоры нужны?

Дочь хозяина оказалась невысокого росточка белобрысой и конопатой девицей лет пятнадцати. Очаровательно стесняясь, девушка пролепетала, что петь она как следует не научилась, а сыграть – что ж, почему бы и нет, ежели благородная дама просит, да по-хорошему. Она уселась в уголок возле стойки, поставила на колени семиструнную дойру и негромко, смущенно начала перебирать струны. Поначалу пальцы слушались плоховато, однако мало-помалу смятение девушки сошло на нет.

Изабелла, распробовав бархатистое пятилетнее Aetanne, сладко потягивала его из бокала, рассматривая играющую Жанетту. Длинный, до пят, перехваченный пояском почти под мышками домотканый сарафан с нарядной алой лентой, вшитой по подолу и вороту. Сильные и в то же время ловкие руки. Наверное, много работает по дому…

А девушка между тем постепенно, как говорят, «разыгралась». Ее пальцы все быстрее сновали по ладам и струнам инструмента, а сама она словно озарилась изнутри мягким неземным светом.

– А ведь хорошо играет девчонка, – шепнула Изабелла супругу достаточно громко, чтобы трактирщик услышал и довольно ухмыльнулся в лохматые усы. Valle кивнул на ее слова, продолжая вполголоса болтать с хозяином о погоде, о ценах, о людях и проезжих караванах. А когда он мимоходом упомянул, что они едут как раз со свадьбы самого принца Яна, тут уже навострили уши многочисленные собравшиеся, привлеченные не столько радушием и угощением, сколько музыкой.

Жанетта очень кстати закончила напевать балладу о Печальном Рыцаре и попросила чуть отдыха, каковой был ей с любезностью предоставлен. А Valle тем временем, уступив просьбам хозяина, негромко, но колоритно, с юмором рассказывал и о свадьбе, и о торжествах, и о всяких проделках, имевших там место. Народ слушал, затаив дыхание, а когда он дошел до истории, как принц, выпив молодого искристого вина, стал бороться с медведем, которого с трудом выволокли из клетки на цепях четверо дюжих егерей, восторгам не было конца.

Изабелла усмехнулась про себя, ибо видела эту схватку. По правде говоря, у мишки не было никаких шансов против ловкого и быстрого, как вода, принца, к тому же отнюдь не обделенного силушкой. Да и вообще, изрядно перетрусивший косолапый только и мечтал о том, чтобы его перестали ронять на мраморный пол кверху лапами да отпустили бы обратно в спокойную и тихую клетку зоопарка.

В общем, вечер удался на славу. Дочь хозяина, отдохнув и выпив капельку благородного вина, стала снова играть, уже куда спокойнее и увереннее. А когда она заиграла старую-престарую мелодию эльфийской баллады «Виса-а-Суннивэ», Изабелла неожиданно для всех и даже для себя запела. Нимало не смущаясь, повела мелодию своим молодым, сочным голосом. Глаза ее затуманились, когда музыка взлетела до немыслимых высот ласки и неги, а затем стремительно обрушилась в ад разбитых надежд.

Уж кто-кто, а Valle никак не ожидал, что его супруга окажется такой замечательной певуньей, и откровенно любовался девушкой, раскрывшей всю себя в песне. Из глаз ее улетучились тоска и грусть, заполнявшие их все время, когда он видел Изабеллу, сама она преисполнилась спокойной и уверенной силы, а голос, обнимая и лаская реальность, уносил слушателей в туманную и сладостную даль…

 
Я уничтожу тебя, —
Тихо сказала Суннивэ,
И глаза ее были беспомощны…
 

Когда за окнами сгустилась полная темнота, разбавленная лишь яркими звездами, меж которых пролег Мост Богов, Valle, утверждая, что «леди провела целый день в седле и немного устала», все же настоял на ее отдыхе. Хозяин безоговорочно повиновался, выделил благородной госпоже служанку, которой, кстати, оказалась Жанетта, а сам продолжал суетиться во благо набившихся в зал посетителей.

Чуть пошатываясь от усталости и вина, а может, от переполнявших чувств – все-таки петь эльфийские баллады, это вам не абы что, – разрумянившаяся Изабелла поднималась по лестнице, ведущей на второй этаж в комнаты постояльцев, и на середине ее вдруг покачнулась. Но не упала, а ощутила себя на крепких и надежных руках и закрыла глаза. Сладко и лукаво улыбнувшись, доверчиво положила голову на плечо мужа и еле слышно горячо дохнула в ухо:

– Ты больше не дуешься?

Подивившись в который раз непостижимому уму женщин, Valle только неопределенно мурлыкнул в ответ, радуясь, что полумрак на лестнице скрывает его дурацкую улыбку, против воли выказывающую переполняющую его сердце нежность. Ласково и осторожно он занес свою ношу в дверь, положил на кровать, а тут уже Изабелла попала в ловкие и расторопные руки служанки. Раздев благородную леди, Жанетта пожелала спокойной ночи и, еле слышно хихикнув, удалилась.

Уже засыпая, Изабелла вновь, по недавней своей привычке, залезла «под крылышко» своему супругу, повозилась, устраиваясь поудобнее. Задышала ровнее, тише.

В растворенное окно снова бесстыже заглядывала луна, паря над растущими во дворе яблонями. Где-то в посеребренных ею кустах сирени задорно пиликал свою песенку сверчок, упрямо оповещая засыпающую округу о своем неуемном существовании. Залитое бледным светом село погружалось в тишину. На краю его еще побрехивала для собственного успокоения дворовая шавка, обеспокоенная проходящей по улице припозднившейся ватагой подгулявших селян. В лесу за ручьем несмело, на пробу, ухнул филин, и сразу, как будто разбуженный им, залился трелью соловей в роще за выгоном. Царица Ночь неслышно пришла, властно и в то же время вкрадчиво давая покой всему дневному и озаботивши любителей темноты.

Ночь…

Изабелла, с которой почему-то слетели последние остатки сна, приподняла голову с невыразимо уютного плеча супруга и всмотрелась в его ясно различимое в лунном свете лицо. Да, она мечтала о славном принце, о доблестном рыцаре в сияющих доспехах на белом коне.

«А оказался ты… ты, Valle… неужели ты – моя судь-ба отныне? Ты, от которого проистекают столь явственно различимые волны злой, беспощадной и в то же время притягательной силы… Не был бы ты чернокнижником… да я бы мечтала о таком счастье, о таком парне… что-то в тебе есть… есть… Надежная уверенность, что ли… Может, не так уж была неправа маменька?»

Она несмело положила руку на его мерно вздымающуюся грудь и внезапно ощутила под ладонью стук сердца. Тук-тук… а снится тебе что-то хорошее… Тук-тук…

«Так вот ты какой, суженый мой… Даже в самом страшном кошмаре не виделось мне, что я стану женой некроманта… Женой – какое странное слово… Valle… Чудно боги завернули нити судеб наших, сведя их вместе… и больше я не буду тебя бояться…»

И Изабелла, сама удивляясь своей смелости, неумело прикоснулась губами к его щеке. Замерла на несколько мигов, вдыхая запах грубой, не знающей преград, будоражащей первобытной силы. Аромат чародейства, неуловимой аурой обволакивающий своего владельца. Нечто от дальних дорог и неведомых путей. И еще что-то уютно-притягательное, туманящее сердце брызгами нежности.

С замиранием сердца слушая, как чуть быстрее бьется под ладонью его пульс, девушка продолжила свои исследования, хотя душа ее давно и прочно уползла куда-то в пятки. Неуверенно прошлась кончиком язычка по щеке, повинуясь какому-то неясному чувству, потрогала губами ухо. Крепкое и упругое, совсем не такое нежное, как ее ушко…

Спящий задышал глубже и сильнее, повернул лицо к ней и, уткнувшись губами в шею, сонно муркнул что-то, а его сильная рука, согревающая спину Изабеллы, слегка прижала ее и погладила. Ощутив, как сладкие мурашки пробежали радостной стайкой по телу, девушка несмело приласкала волосы и щеку, осторожно проведя по ним пальчиками. Уже почти просыпаясь, Valle повернулся и другой рукой обнял за талию и привлек к себе девушку, трепещущую от неведомого ощущения, а губы его все смелее и настойчивей целовали ее в шею. И наконец, хитро приоткрыв один глаз, он взглянул на нее так, что она обмерла в сладком ожидании.

– Что ты, радость моя нечаянная?

Девушка внимательно, словно решаясь, посмотрела в лукаво прищуренные глаза, а затем неумело клюнула в губы. В ответ совсем проснувшийся Valle ласково потерся кончиком носа о ее чуть курносый носик и медленно, невыразимо нежно поцеловал, раздвинув языком ее неуверенно сжатые губки.

– М-м… это было вкусно, моя леди… – шепнул он, когда восстановилось сбитое поцелуем дыхание, а затем неожиданно тихо мурлыкнул. Его ладонь ласково прошлась по нежной девичьей спине и задержалась на уютной впадинке талии.

– Мы сменили гнев на милость, лапушка?

– Я была глупышкой… – выдохнула Изабелла, медленно смыкая в неге глаза. – И ты… ты больше не будешь мною пренебрегать? Ты придешь ко мне сегодня, сейчас?

В ответ он снова поцеловал ее, да так, что всякие сомнения отпали и все преграды рухнули.

* * *

В немыслимой дали, отделенной не только расстоянием и не только временем, шевельнулся в своей бездне Падший, настоящего имени которого не любили произносить остальные боги – ни светлые, ни темные. С кривой ухмылкой посмотрел он на неистово целующуюся парочку:

– Вот и на тебя нашелся крючочек, малыш… все-таки ты будешь моим…