Текст книги "Воин и маг"

– Толмач! – бросил баронет международно известное слово, и в пальцах его появилась серебряная монетка.

Словно из-под земли в воздухе перед ним соткалась тощая фигура в пыльном, выгоревшем добела бурнусе. Переводчик, обязательно имеющийся в каждом порту, чуть поклонился уважительно, сложив ладони, и монетка тут же упала в них.

– Что благородному господину угодно? – привычно-профессионально забубнил он, безошибочно угадав в странном волшебнике дворянина и уроженца Империи.

– Что тут происходит? – Valle указал взглядом на заковываемую в колодки парочку.

Толмач мелкой рысью подбежал к стражникам, потарахтел с ними негромко и так же юрко вернулся.

– Осмелюсь сообщить, благородный господин, – зачастил он. – Презренного Саиба продают в рабство за воровство. А поскольку штраф он уплатить не может, то и дочь его тоже.

Баронет неодобрительно покачал головой, поглядывая на несчастных.

Изабелла, которую сопровождали два вертлявых мальчишки-носильщика, уже нагрузила коня несколькими тюками и свертками. Соблюдая здешнее почтение к мужьям, она тем не менее посмотрела на супруга так, что тот понял.

– Погодите! – негромко, но властно бросил он и поманил пальцем старшину стражников. Тот поспешно, уже предвкушая развлечение и прибыль, но все же сохраняя по мере сил приличествующее стигийскому воину достоинство, подошел.

– Я хотел бы выкупить эту худышку и подарить своей молодой жене! – мысль была выражена ясно и в то же время с намеком.

Толмач бесстрастно перевел. Старшина нахмурился, посопел, и коротко что-то бросил.

– Благородный господин, этот воистину уважаемый стражник говорит, что ваше пожелание противоречит нашим законам. – И тут же переводчик заметно вспотел, заметив, как недовольно приподнялась бровь его нанимателя.

– Сколько стоят ваши законы?

Толмач посерел от страха, но кое-как, убитым голосом перевел. Стражник коротко рыкнул, выразительно положив ладонь на эфес сабли, а другой рубанув в воздухе, и заговорил. Толмач, вжимая голову в плечи и проклиная в душе свою жизнь, тоже забормотал:

– Подкуп стражи, неуважение к священным законам…

Неизвестно, до чего они еще бы договорились, если бы умница Изабелла не шепнула пару фраз в пыльное ухо переводчика. Тот окончательно стушевался и стал о чем-то шептаться с переменившимся в лице стражником.

Наконец они пришли к общему мнению, и толмач забубнил.

– Благородный господин, за рабыню и улаживание формальностей надо отдать пять таких же золотых монет, что вы подарили уважаемому стражнику, да продлит Сет его дни.

Голос его вроде бы даже не перекрывал ленивого, полуденного базарного гама, и все же обладал тем преимуществом, что как-то ненавязчиво, но понятно доносил слова прямо до ушей.

– Пять золотых? – удивился баронет, растягивая слова. – За тщедушную девчонку?

– Дорогой, – капризно надув губки, великолепно сыграла свою роль Изабелла. – Подари мне ее.

– Ладно, – смилостивился Valle и, отсчитав в ладонь стражнику пять золотых монет, добавил еще две.

– Старшине стражи и тебе, толмач. За то, чтобы вы о нас сегодня же забыли.

Беспрестанно кланяясь, тот перевел. Стражник улыбнулся белозубой улыбкой, но кланяться не стал – отдал воинский салют. По его приказу в мгновение ока выписали какой-то документ на клочке папируса, смотались на подпись и печать к местному бею и с поклоном вручили бумагу и покупку баронету.

Изабелла аристократично наморщила носик, обнаружив, что от преданно глядящей в глаза смуглой девчонки просто невыносимо несет потом и благовониями. Наскоро купив ей несколько одежек и красивые башмачки из кожи буйвола, потихоньку, обезлюдевшими по жаре улочками выбрались из города.

Valle вел в поводу увешанного свертками и тючками коня, а рядом шли обе, гм, женщины и втихомолку приглядывались друг к дружке. Наконец, удалившись от города по раскаленной дороге, Изабелла не выдержала и задорно расхохоталась. Смуглокожая девчонка сначала растерянно переводила взгляд с одного из супругов на другого, а затем и сама осторожно, как мышонок, улыбнулась.

Когда прибыли на место и волшебник небрежно снял с лагеря и лениво пофыркивающей Звездочки заклятие невидимости, глаза у девчонки от удивления стали окончательно круглыми. А после того как Valle, аккуратно примерившись, кончиком кинжала сковырнул с ее худущей шеи медный, свежезаклепанный рабский ошейник и под одобрительным взглядом супруги зашвырнул далеко в море, даже открыла рот.

Затем баронет разжег небольшой костерок из нескольких щепок, сунул в руку девчонки папирус с купчей и властным жестом указал на пламя, но та удивленно пропела, в сомнении вертя в ладонях свиток:

– Эце тхели суани?

Изабелла улыбнулась, прислушиваясь к мелодичным и совершенно непонятным словам, и кивнула, тоже показывая – в огонь! Юная стигийка, испуганно вжав голову в плечи, осторожно протянула руку с папирусом к костру, глядя на госпожу и каждый миг ожидая злорадной насмешки и побоев. Чуть помедлив, осторожно разжала пальцы, уронила свое рабство в огонь и закрыла глаза.

Несколько мигов ничего не происходило, лишь обрадованный пищей язык пламени радостно трещал, поглощая свою добычу. Наконец девчонка открыла глаза и сторожко осмотрелась. Госпожа с волосами цвета меди уже добыла из узлов кусок благородного яблочного мыла, большое мохнатое полотенце и прямо-таки устрашающих размеров полированный черепаховый гребешок. А ее молодой, но вовсе не страшный и улыбающийся господин поманил рукой к ручью и показал ладонями – умываться!

Девчонка тут же упала на колени и принялась целовать ноги своей хозяйке, и отвлечь ее от этого занятия удалось с изрядным трудом.

– Вот же забитый народ, – ворчал Valle, чуть ли не волоком таща ее к ручью.

Дважды намыливали и окунали дрожащую от прохладной воды и страха девчонку в ручей, а волшебнику пришлось применить одно из своих слегка измененных и ослабленных заклинаний, чтобы избавить ее от насекомых в волосах – извечных спутников бедности. Наконец мучения ребенка окончились, чистенькая, причем заметно посветлевшая, она была целиком завернута в полотенце и, совсем уже растерявшаяся, на руках баронета прибыла в лагерь, где Изабелла мигом организовала такой пир, что дите снова испугалось и даже всплеснуло от удивления руками.

Изабелла с Valle обменялись взглядами и улыбками и с трудом заставили девчонку поесть как следует. А затем в тени пальмы состоялся маленький урок, в результате которого осоловевшая от сытости маленькая стигийка научилась выговаривать «каспажа Исабелль» и «каспадин баронетт», а также выяснилось, что ее зовут Ки-Тон-Сет.

– Если я правильно понимаю, Ки – это ее имя, Тон – родовое, а Сет – она родилась в год бога Сета. А было это… – он посчитал, рисуя черточки на бело-золотистом песке, – восемь лет назад, если я не путаю стигийский двенадцатилетний календарь.

– Да, похоже, что так и есть, – согласилась супруга и, с сожалением отодвинув очередной бокал местного сока, имеющего изумительный вкус, явно снова собралась плескаться в море.

– Один вопрос, дорогая, – улыбнулся Valle. – Что ты там шепнула толмачу, что он чуть от страха прямо в свой бурнус не… обделался?

Изабелла победно усмехнулась:

– Да ничего особенного. Сказала, что ты очень сильный колдун, друг самого принца, и вообще – вправе сровнять этот городишко с землей, и ничего тебе за это не будет. Даже если узнают, так – пожурят немного за шалость и все.

И, пока супруг отходил от приступа хохота, удрала в ласковую теплую воду. А когда, наплескавшись вволю, наконец соизволила выйти, баронет коснулся пальцами плеча изнывающей от безделья малышки-стигийки, указал ей глазами на полотенце и затем на весело отряхивающуюся от воды жену. Смышленая Ки-Тон-Сет поняла и сделала все правильно.

Вечером, когда полыхающий золотым светом лик благословенного Риллона спрятался где-то справа, если смотреть в сторону залива, после ужина и короткого совещания Изабелла и Valle единогласно переименовали девчонку в Кито, благо, она особо и не сопротивлялась, покорно кивнув темноволосой головкой. Девочка уже немного освоилась, быстро уяснив, что служанкой быть куда лучше, чем рабыней, и старалась угодить как могла. Только страшно боялась помять свое новое платьице из зеленого харадского шелка, которое подарила ей госпожа и которое, по общему мнению, Кито очень шло.

Баронет курил, неторопливо пуская колечки дыма в сторону луны, а сам небрежно вырезал из прихваченной по пути ветки палисандрового дерева фигурку кошки. Сидящая напротив Кито с восторгом следила за его ловкими пальцами – ведь в Стигии почитают кошачьих ненамного меньше, чем самого Сета!

– Завтра, наверное, уйдем, – проронил Valle, тщательно наводя последние штрихи своим кинжалом. – Похоже, ветер переменится и задует с полудня. Тогда тут будет как в печи.

– А куда, дорогой? – осведомилась Изабелла, укорачивая и подгоняя по своей фигуре купленное в городе платье. Кито хотела было помочь, но ей дали понять, что сегодня она от работы освобождена, и девчонка, пожав худенькими плечами, уселась у костра.

Valle сунул кинжал в ножны, отложил трубку и заключил готовую фигурку в свои ладони. Накрыл, прошептал что-то, затем еще, и, к неописуемому восторгу обеих особ женского пола, глаза махонькой кошки засветились в полумраке яркими зелеными огоньками.

– Уй-ю-юй! – не сдержала радостного удивления нахватавшаяся словечек хозяйки Кито, но тут же, спохватившись, покорно потупилась и прикрыла дерзкий рот ладошкой. Изабелла, которой муж преподнес готовую фигурку, некоторое время с восхищением рассматривала ее, поглаживая пальчиками, а затем, взглядом попросив у супруга прощения, подарила Кито. Малышка сначала не поверила, широко раскрыв черные глаза. А затем снова бухнулась на колени и принялась благодарно лопотать, бережно прижимая к себе ладони со спрятанным в них подарком.

В это время Valle достал и развернул карту. Его палец отметил точку на Северном Море, потом на восточной части материка. Постучал по голубому заливчику на юге, а затем указал куда-то в область Серединного Моря.

– В остальные места не стоит соваться, – буркнул он.

– Даже тебе, дорогой? – спросила Изабелла, закончив шитье и невозмутимо примеряя белое шелковое платье.

– Особенно мне, как черному магу, – подчеркнул супруг, блестя глазами. – А к твоему загару замечательно идет белое, радость моя! Ты в нем необыкновенно красива и чуть-чуть, совсем немного, таинственна… А ну, иди-ка сюда!

В конце концов Кито засмущалась и совершенно верно сделала, что прихватила одеяло и отправилась спать к лошадям, к которым, как оказалось, питала необъяснимое пристрастие.

Равно, как и они, сразу и без выбрыков принявшие ее в свое общество.

ГЛАВА 13

– Мам… Мама!

Задыхающийся шепот на грани стона вырвал Valle из сладких объятий сна. Спросонья помянув Падшего (чтоб ему икалось!), молодой волшебник пробормотал заклинание светящегося шарика и огляделся. Охотнее всего он завалился бы снова спать, послав куда подальше все хлопоты, ибо охранные заклинания невозмутимо молчали, но тут обнаружилось, что уютно-теплой Изабеллы под боком вовсе не наблюдается. Зато из некоторого отдаления, с той стороны лагеря, где с вечера весело угнездилась Кито, снова раздался плачущий голосок:

– Мама, кетгэ ален риенк…

Изабелла, присев возле спящей девчонки, легко и ласково гладила ее по упрямым темным волосам. Малышка во сне бормотала, и слезы стекали по ее смуглым щечкам, которые лишь чуть округлились после седьмицы усиленного питания.

Да, как раз пять дней тому назад на побережье Жемчужного залива их застиг горячий южный ветер.

Valle вспомнил, как после обеда, ближе к вечеру, ветерок утих, оставив взамен удушливую жару, а на юге, с той стороны залива, выходящего в океан узким проливом, на полнеба поднялась стена желтого марева. Горячий южный ураган, набрав разбег, беспощадно гнал сюда своих раскаленных гонцов, вздымая из пустыни безмерное количество песка. Страшно даже подумать, какую силу собрал ветер…

– Уходим! – стряхнув с себя ленивую беспечность и вскочив на ноги, прокричал он беззаботно плещущимся в море девчонкам. Изабелла оглянулась, не понимая, в чем дело и почему такая спешка. Но когда посмотрела в сторону невидимого за заливом Харада, глаза ее округлились:

– Ну ничего себе!

Кито тоже заметила, с воплями «Самум! Самум!» выскочила из воды, как ошпаренная, и работа закипела. Лагерь свернули буквально в полквадранса и как были, в весьма скупых купальных принадлежностях, которые все-таки надели по настоянию Изабеллы, ушли на Тропу из уже качающейся под первыми ударами бури пальмовой рощи.

На этот раз переход был очень тяжелым. Каждый шаг не то чтобы давался с трудом… но вздымалась маленькая, невидимая глазу магическая буря. Встревоженному Valle даже пришлось идти пешком, ведя лошадей с всадницами в поводу. Оделся он уже здесь, в печальной и мрачной тиши нереальности, ибо после зноя южного пляжа тут показалось просто-таки холодно. Лошади заметно нервничали – они ведь совсем не жалуют магию. И хотя последнее время волшебник как-то приспособился и смог ездить на них, сейчас он работал чуть ли не вполсилы, и животным это явно не нравилось. Здесь, на юге материка, горы и пустыни испокон веков занимали почти все пространство, а лесов, в которых так легко было «входить» и «выходить», было удручающе мало.

Впрочем, ни Изабелла, ни Кито, которая оказалась отменной наездницей, особой озабоченности не проявляли. Они прямо на ходу развлекались недавно придуманной игрой, заключающейся в том, что Изабелла показывала на какой-нибудь предмет, а потом, под задорное веселье Кито, пыталась выговорить непривычно гортанное стигийское название. Сама же Кито усваивала общий имперский язык с необычайной легкостью; правда, безжалостно лепя в кучу согласные звуки.

– Анирак! – улыбаясь, повторила Изабелла, вертя в руках малышкину юбку.

Кито чуть не согнулась пополам от смеха и в восторге заколотила босыми пятками по бокам баронетова коня, на котором ехала в гордом одиночестве среди тюков с пожитками.

– Ан-эир-ак! – по слогам выговорила она, захлебываясь от счастья. – Эт-то не есть анирра!

И тут же, снова заливисто хохоча, указала себе пальцем пониже спины. Valle, до которого тоже дошел комизм ситуации, ухмыльнулся, выбирая новое направление, и снова повел маленький отряд вперед. Через два квадранса пути сквозь настолько ужасные дебри вперемежку с сырыми каменистыми россыпями, что изумился даже он сам, они наконец-то вышли в тени оливковой рощи, и качающаяся в седле Изабелла, насмеявшаяся до того, что уже болели щеки, услышала, как он проворчал:

– Хотел бы я сам знать, как мы это сделали…

– А в чем дело, дорогой?

Молодой волшебник озабоченно осмотрелся, выведя группу на опушку:

– Мы явно в Империи, а это значит…

Изабелла, вовсе не разделяющая его тревогу, подхватила:

– А это значит, что мы прошли через пустыню, горы и опять пустыню?

– Хуже, – буркнул муж и запустил Заклятие Поиска. Некоторое время он ждал, а потом, получив ответ, кивнул своим мыслям: – Мы прошли еще и через Серединное Море, да изрядно к закату взяли, но, хоть убей, не знаю как. И сейчас мы почти на побережье, недалеко от владений барона Кейроса.

– Но, милый мой, – осторожно проговорила его жена, – ты вроде бы говорил, что в море твоих троп нет?

– Это-то меня и беспокоит. – Valle пожал плечами, вновь ухватил лошадей под уздцы и повел за собой в истекающий искрами седой сумрак. Буквально через несколько мигов густого и липкого тумана они вышли, и перед глазами путешественников раскинулось побережье Серединного Моря. Лазурная гладь воды, кое-где покрытая белыми барашками, была столь хороша после, мягко говоря, мрачноватых путей чернокнижника, что девчонки захлопали в ладоши от радости и кубарем посыпались из седел.

Остаток дня и вечер прошли в обустройстве лагеря и, естественно, самом разнузданном и бесшабашном купании. Впрочем, Кито умудрилась на этот раз приготовить вполне недурственный ужин, да и величественный закат на чистом от облаков небосклоне дополнил общее умиротворение своей неторопливой торжественностью и величием.

– Знаешь, дорогой, – заметила Изабелла, прогуливаясь под руку с супругом по самой линии успокоившегося к ночи моря, – это море, пожалуй, мне нравится больше всех.

– Ты еще не видела Эльфийского Берега, – хмыкнул Valle. – Это на берегу Закатного Океана, где земли нашей Империи граничат с владениями перворожденных. Там мы еще не были.

Изабелла шаловливо подпрыгнула, разбрасывая серебрящиеся в лунном свете брызги воды, заскочила вперед и, остановившись, положила руки на плечи мужа. Ее загадочно сверкающие глаза приблизились, и негромкий голос супруги сообщил ему радостную для обоих, но почти всегда неожиданную для мужчин новость:

– А знаешь, милый, у нас будет малыш…

Замерев на несколько мигов, Valle ласково, осторожно обнял и прижал супругу к себе. Шепнул в любимые, чуть терпко пахнущие морем волосы:

– Ой, какая прелесть… это так неожиданно, Белль. И так ново для меня…

– Ну почему неожиданно? – лукаво мурлыкнула Изабелла, нежно потершись виском о его щеку. – Разве мало мы старались и трудились для этого?

Улыбнувшись, он мягко подхватил свою любимую, свою единственную женщину и закружил с ней на руках по влажному, плотному песку. А она разбросала руки в стороны и откинула голову, отчего ее волосы разметались по воздуху.

– Я – птица и любимица ветров! А ты – мой милый сизокрылый птах.

– Ага – стихами заговорила? Да, мы неплохо потрудились, но, по-моему, маловато.

– Так в чем же дело? – Изабелла тут же нежно обняла супруга за шею и, легонько куснув мочку уха, поцеловала так, что оба чуть не шлепнулись на песок. Дава…й м-м… обновим и здешние края? Теряем время!..

Два дня пролетели как в прекрасном сне. И вот теперь полусонный волшебник стоял перед девчонками, туго соображая, что же тут можно предпринять.

– Мама… – снова захныкала Кито. Глаза Изабеллы тоже предательски блеснули в свете магического светильника.

– Вот женщины, развели тут из ничего сырость, – беззлобно проворчал Valle и чуть не поперхнулся: таким острым взглядом обожгла его супруга.

Озадаченно размышляя о неисповедимых путях женской души, волшебник отвернулся, пожал плечами и, отойдя, принялся рыться в своей неразлучной сумке с «боеприпасами». Наконец, отобрав то, что ему показалось нужным, он вернулся, неслышно положил ладонь на лоб мечущейся в безвыходном кошмаре девчонки, прошептал заклинание.

– Белль, сходи погуляй, пожалуйста.

Жена дерзко вскинула носик:

– А если я не хочу?

Волшебник вздохнул. Неодобрительно покачал головой, а затем посмотрел на супругу непонятным взглядом:

– У тебя нет выбора. Мне нужно немного поработать. Пожалуйста.

То ли Изабелла поняла, то ли что-то в голосе мужа ее убедило, но встала и, независимо фыркнув, удалилась с видом оскорбленного достоинства. Кусая от обиды губы, пнула по дороге к ночному морю ни в чем не повинную ракушку, ушибла палец на ноге. И решила, что вообще – жизнь сплошной обман!

Но мало-помалу, тихо шлепая по самой кромке воды, Изабелла успокоилась. Подняв глаза к усыпанному неестественно большими и яркими звездами небу, она привычно нашла Зеркало Андромеды. Видишь ли ты, Бессмертная, как меня обижают? И за что?

Мороз продрал по коже, когда Изабелла вдруг услышала из вечности короткий смешок и полный скрытой силы ласковый женский голос:

– Глупышка…

От неожиданности молодая женщина чуть не подпрыгнула, а затем села прямо на мокрый, оказавшийся неприятно холодным песок. Обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, и прошептала в вечные, равнодушные небеса:

– Он меня не любит!

В ночном воздухе, прямо напротив, а может быть, и меж звезд, замерцало серебристо-синее сияние. Соткалось в невыразимо прекрасную женщину, и от одного только взгляда Бессмертной на душе у Изабеллы радостно зазвенели маленькие серебряные колокольчики. Волна сладкой радости прокатилась по всему телу, заставляя счастливо вскипать и лопаться искристые пузырьки счастья.

– Ты уверена? Впрочем, если ты хочешь, я могу сделать и так… – чуть нахмурившись, прошептала богиня.

– А… а почему ты откликнулась на мой зов? – Изабелла чувствовала себя как цыпленок под крылом матери – тепло и защищенно. И так спокойно…

Бессмертная посмотрела куда-то в неимоверные дали, медля с ответом. Затем величественно протянула руку, и пальцы ее поправили одну из звезд, чуть косо висевшую в бездонной черноте неба. Посмотрела опять на замершую на песке Изабеллу и, уже постепенно тая, все-таки ответила:

– Сейчас только от тебя зависит, пойдет ли он по темной стороне Силы… – и исчезла, оставив после себя бурю чувств в смятенной душе женщины. И целую кучу вопросов.

Пересев на сухой, еще приятно теплый от дневного жара песок, Изабелла долго-долго сидела, глядя куда-то в сторону невидимого горизонта. Звезды отражались в гладком зеркале воды, и если бы кому-то пришлось в этот предрассветный час пройти по пустынному берегу, он увидел бы задумчивую деву, одиноко сидящую на песке. И слабую синевато-серебристую ауру присутствия, постепенно тающую вокруг нее. И почтительно замершего столбиком енота, невесть по каким ночным делам забредшего сюда.

Из прибрежной, таинственно шепчущейся оливковой рощи, где был раскинут лагерь, донесся взрыв смеха, и очнувшаяся Изабелла явственно различила голосок Кито. Поднявшись, она бросила последний взгляд в сторону уже скрывающегося в море Зеркала и зачем-то сделала реверанс. Подобрав свою длинную юбку, она легко пошла к своим, оставляя на песке жемчужно серебрящуюся цепочку следов.

Енот тоже пришел в себя и тут же благоразумно удрал, прихватив дохлого краба.

Месяц спустя.

Сэр Морлан, по прозвищу Вепрь, только что выиграл пари. На спор с сэром Генри он одним могучим ударом двуручного меча разрубил пополам тушу двухлетней свиньи. Сам сэр Генри, розовощекий здоровяк и любимец женщин, оказался чуть менее удачлив – после его удара цель хоть и распалась надвое, но половинки остались соединены куском шкуры с розово блестящей прожилкой сала.

– Вы, сэр рыцарь, сегодня неудержимы. – Сосед по владениям был раздосадован своим проигрышем, но все-таки по достоинству оценил мощь и искусность сэра Морлана. Уважительно бормоча что-то в рыжие усы, сэр Генри отсчитал поставленные на кон десять цехинов.

– Я угощаю! – великодушно объявил победитель. Обрадованные солдаты обоих рыцарей, присутствовавшие при заключении пари и проведении состязания, загоготали, бряцая железом доспехов, и принялись пуще прежнего прославлять сэра Морлана.

– «Свинья и сковорода» в вашем селе? – спросил сэр Генри, в предвкушении расправляя усы. – Или «Луна и яичница» в моем?

Его собеседник почесал свой могучий бритый затылок, посмотрел в вечереющее небо и предложил:

– Слыхал я намедни, господа, что на перекрестке новый трактир открылся. На коронных землях. Поехали туда – погуляем так, чтоб никто не осмеливался устраивать конкуренцию нашим!

С хохотом и сотней соленых прибауток предложение было одобрено. По межевой дороге отряд довольно быстро добрался до села на перекрестке трактов, так и не успев прийти к общему мнению – просто пустить напоследок красного петуха или еще и трактирщика в колодце утопить. Выяснив у какого-то насмерть перепуганного пейзана расположение заведения, ватага с шумом выгрузилась из седел во дворе и, оттолкнув в сторону пытавшегося их увещевать сельского старосту, ввалилась в зал.

Заведение оказалось и впрямь совсем новым. Бревенчатые стены не успели потемнеть от времени и светились той особой медовой желтизной, что так напоминает об осени. Да и пол из свежеоструганных дубовых плах не был ни затоптан, ни залит пивом. К тому же прислуживающие здесь девки оказались совсем робкими и не отзывались игриво на пощипывания и сальные шуточки.

– Неужто непробованые? – заржал сэр Морлан, подбоченясь и по-хозяйски оглядывая зал. – Так это у нас враз!

Народу собралось не то чтобы много, но место вновь прибывшим почти двум десяткам крепких мужчин вряд ли нашлось бы, а посему сэр Генри громогласно потребовал освободить зал для благородных рыцарей и их храбрых солдат.

– Весь сброд пусть Падший заберет! – по-военному коротко проревел сэр Морлан, так поддав под зад какому-то нерасторопному ремесленнику, что тот вылетел наружу сквозь едва держащиеся двери. Его соратники по достоинству оценили поступок рыцаря и принялись выкидывать смердов из зала. И большей частью не через окончательно освобожденный от дверей входной проем, а в ощерившиеся остатками разбитых стекол окна.

Впрочем, пару-тройку пейзанок, что помоложе, солдаты оттеснили в угол и принялись с хохотом обсуждать их достоинства.

Переведя дух, сэр Морлан снова величественно обозрел опустевший зал и только тут заметил спокойно трапезничавшую в углу парочку. Нет, троицу, ибо при них оказалась почти черная пигалица, таращившаяся на него загадочно темными глазенками. Надменным жестом руки рыцарь остановил двинувшихся было в ту сторону солдат, ибо молодой парень с нешуточным мечом за спиной, несомненно, был дворянином. Его спутница, рыжеволосая красотка обольстительного вида, по повадкам тоже смахивала бы на благородную, если бы не густой загар и настолько открытое короткое платье селадонового[5]5
  Селадоновый – бледно-зеленый.


[Закрыть] цвета, что его не осмелилась бы надеть ни одна истинная леди.

Подойдя поближе, сэр Морлан невозмутимо оперся руками о стол и, нависнув над сидящими, таким образом обеспечил себе тактическое и психологическое преимущество.

– Послушай, парень! – рыкнул он в поднятые на него глаза. – Из уважения к твоему дворянскому происхождению делаю тебе очень щедрое предложение. Тебя не выкидывают отсюда, а ты уходишь сам. Можешь забрать с собой эту ссыкушку. – Тут он пренебрежительно качнул массивным подбородком в сторону замершей с набитым ртом девчонки. – Но твоя девка останется с нами. Так что не будет урона ни твоей чести, ни твоему кошельку.

Солдаты и задержавшийся с ними сэр Генри громко заржали, оценив шутку. Однако молодой парень за столом спокойно прожевал, запил глотком вина и столь же спокойно ответил:

– У меня к вам встречное предложение, господа.

– Внимательно слушаю. – Сэр Морлан уже подозревал сопротивление и, усмехаясь, предвкушал, как он сломает этого петушка, а потом прямо на его глазах возьмет эту красотку…

– Правильно делаете, – кивнул парень. Он посмотрел на не очень-то уверенно выглядящую загорелую рыжеволосую красавицу и на удивленно замершую девчонку.

– Так вот, мое предложение таково. Вы вымаливаете прощение у моей супруги и ее служанки, приносите извинения мне. А затем тихо и чинно удаляетесь, если у вас больше нет здесь дел.

Если сэра Морлана как-то и смутило спокойствие в голосе этого дворянчика, то, оглянувшись на своих нахмурившихся друзей, он укрепился в решимости и ответил:

– Мы пришли сюда погулять, и будем это делать, пока от трактира не останутся одни уголья!

При этих словах трактирщик за стойкой, до сих пор хоть как-то надеявшийся на благополучный исход, заметно побледнел.

– Так что, мальчик, ты не хочешь по-хорошему? – из голоса рыцаря исчезли всякие следы вежливости и сдержанности.

Тут даже почти ничего не понявшая Кито уразумела поворот дел. Ее ручка змеей нырнула за пояс и ощетинилась крохотным кинжальчиком, который недавно купил ей в оружейной лавке «каспадин Valle», поддавшись немой мольбе ее странных и темных глаз. Дело в том, что они с супругой фехтовали не только по ночам. Сразу после выезда из сладостных и пленительных Хлопотушек баронет настоял, чтобы Изабелла брала уроки, и теперь каждый день по часу-два супруга мучилась сразу с двумя кинжалами. Она мудро рассудила, что ничего плохого не произойдет, если это нелегкое искусство не пригодится. Но вот если понадобится, а она ничего не сумеет, то выйдет куда хуже… Чуть погодя к их урокам присоединилась и Кито, привнеся с собой атмосферу веселой непоседливости и неугомонности.

Сэр Морлан потянулся своей лапищей и попытался схватить рыжую красотку за плечо. Однако, на свою беду, он уже снял латные рыцарские перчатки, чем и не преминула воспользоваться вездесущая Кито. Увидев, что обижают ее обожаемую госпожу, девчонка полоснула рыцаря по руке и тут же, нырнув под стол, вынырнула сбоку от хозяйки, прикрыв спину стеной.

– Ах ты сучка! – зарычал сэр Морлан, роняя алые капли из глубокой царапины на руке.

Но тут уже и Valle вскочил и врезал ему точно промеж глаз. Да так, что здоровенный рыцарь не удержался на ногах и, пошатнувшись, упал на руки подбежавших сзади солдат.

– Стоять! – заревел он, вставая на ноги и видя, что его люди, да и сэра Генри тоже, уже обнажают мечи. – Этот щенок мой! Подать сюда двуручник!

Сэр Генри, уже догадываясь, чем может закончиться их в общем-то невинная поездка сюда, и помня, какие страшные удары его друг может наносить своим чудовищным мечом, пытался того увещевать, да куда там. В рыцаря словно вселился демон.

Заполучив свой вожделенный меч, он размазал по лицу текущую из разбитого носа кровь и злорадно ощерился:

– Выходи, собака! Хватит прятаться за девками!

Valle пожал плечами. Обошел стол, потирая ноющий кулак, и обратился к Изабелле:

– Радость моя, ты позволишь мне зарезать этого борова в твоем присутствии? Что-то он мне омерзителен… Не убоишься крови?

Та отрицательно покачала головой, заодно одарив сэра Морлана презрительной полуулыбкой-полугримасой. И было что-то настолько тонкое и брезгливое в ее жесте, что тот глухо зарычал от бешенства.

– Нет, не надо, дорогой. – Изабелла поиграла в руке бокалом с яблочным соком, который ей теперь приходилось пить вместо вина. Впрочем, Кито по малолетству тоже обходилась безалкогольным, и это было хоть каким-то утешением им на пару. – Поколоти его маленько, попинай – и все.

– Ты, шлюха! – заревел рыцарь. – Ты будешь орать от боли, когда я буду насиловать тебя во все дырки! А потом мои друзья, все до единого и так до самого утра!

– Зря вы это сказали, – как-то буднично заметил баронет. Надел перчатки из тонкой кожи, которые ему подала умница Кито, как-то неуловимо скользнул вперед и с полуразворота так заехал рыцарю между грудью и животом, что тот снова улетел назад, с грохотом теряя по пути оружие и незакрепленные части доспехов.

Разевая рот, словно выброшенная на берег рыба, в тщетной попытке вдохнуть хоть немного воздуха, рыцарь тем не менее поднялся. Подхватил свой зловеще блеснувший меч и встал в боевую стойку:

– Назови себя, прежде чем я развалю тебя пополам – от шеи до ж..!

Баронет разглядывал его с этаким брезгливым вниманием кота, обнаружившего дохлую мышь. Затем тоже обнажил свой клинок, но пока держал его вертикально, у самого лица.

– Баронет Valle, к вашим услугам.