Текст книги "Воин и маг"

ГЛАВА 21

Барон Дравен с самого утра был не в духе. Солдаты, едва завидев его хмурое лицо, сразу становились рьяными образчиками воинской службы, а слуги благоразумно старались не попадаться на пути. Зайдя в фамильную усыпальницу, где полгода как было обустроено последнее пристанище супруги, барон застал тут мрачного, как этот день, своего старшего сына. Вздохнув, отец понурил голову, вновь отдавая дань уважения своей баронессе. За последнее время это стало каким-то ритуалом.

Немного постояв так, барон негромко обратился к сыну:

– Пойдем, поговорить надо.

Выйдя из склепа, притулившегося к маленькому замковому храму Хенноры, отец и сын несколько мигов постояли, вдыхая чистый морозный воздух. Молчание нарушил молодой баронет, который едва оправился после потери горячо любимой матери:

– Что вы хотели сказать, батюшка?

Барон помедлил, буравя невидящим взглядом слегка побледневшего солдата, стоящего на посту у ворот арсенала, затем мрачно посмотрел, как солдаты во дворе замка выполняют упражнения с копьем, и только потом ответил:

– Как ты помнишь, я вчера вернулся из столицы, где мы имели честь слушать нашего Императора. Война будет очень тяжелой, сынок.

Барон задумался, вдвоем с сыном поднимаясь по внутренней лестнице, ведущей из замка на стену. И лишь выйдя наверх и примяв свежий, насыпавшийся за ночь снежок, продолжил:

– Повелитель так и сказал: готовьтесь не к легким победам, но к суровым битвам, ибо враги наши посягают не только на жизни и земли наши, но и на души, и на все наше будущее. И готовиться надо так, будто завтра последний, решающий бой.

Пожилой, но еще очень крепкий барон посмотрел в разрумянившееся на морозе лицо сына и печально усмехнулся:

– Очень может быть, что я не вернусь из этого похода, сын мой. А посему – даю свое согласие на твою женитьбу.

Парень поднял лицо, с недоверием ища в глазах отца насмешку или очередное оскорбление, но барон был серьезен.

– Значит, – осторожно произнес сын, – я могу взять в жены Сильвию?

Дочь крепкого, удачливого купца, в третьем поколении ведшего свои дела в городе и в соседнем баронстве Мец, давно уже пленила сердце молодого баронета. Да так, что тот презрел даже угрозу отца лишить наследства и вечно пропадал где-то со своей Сильвией. Впрочем, влечение было взаимным, так что отец девушки вполне мог негаданно-нежданно породниться с древним баронским родом.

– Да, – необычно мягко произнес барон, успевший с утра устроить разнос поварам, оттаскать за пейсы управляющего и нагнать страху на дружину. – Да. Ведь не в древности рода дело, да и свежая кровь нужна. Не приведи боги, конечно, но может статься так, что и тела моего не отыщут на поле брани, дабы с надлежащими почестями похоронить в фамильном склепе. Посему я хочу, чтобы ты до весны женился, а я с легким сердцем мог уйти на войну, оставив земли и замок в надежных руках.

На стену, скрипя снегом на ступенях, взлетел посыльный.

– Ваша светлость! – отсалютовал он. – Вас там спрашивают. Двое, один вроде дворянин, другой гном. Говорят, дело есть.

– Сейчас иду!

Барон кивком отпустил солдата и положил свою крепкую руку на плечо сына:

– Подумай еще раз и реши. Но на этот раз не как строптивый непослушный мальчишка, а как будущий барон. Потом сообщишь, а я пока с гостями переговорю.

Молодой баронет остался на стене, ошарашенный негаданным поворотом в отцовской воле, а сам барон уже степенно спускался вниз, на ходу бормоча:

– Дворянин и гном? Странная компания, не будь я барон Дравен…

Компания и впрямь оказалась донельзя странная: молодой чернокнижник, знакомый по летним событиям, серьезный, как судебный исполнитель, и весьма уважительной комплекции гном, с довольной ухмылкой оттирающий со своей секиры свежие пятна крови.

Valle поклонился в ответ на приветствие хозяина и после обязательных церемоний сразу приступил к делу:

– Барон, вы не хотели бы сделать доброе дело и немного на этом заработать?

Барон Дравен не счел нужным скрывать свое удивление. Дело было не в том, что деньги были как нельзя более кстати, ибо казна его была почти пуста – все пришлось угрохать на устранение последствий того мора, и снаряжать дружину на будущую войну было просто не на что. А в том, что понятия «доброе дело» и «заработок» как-то слабовато сочетались в его понимании. Тем не менее он изобразил лицом самую живейшую заинтересованность и даже кликнул слугу, дабы гостям подали вина и чего перекусить.

– С трудом представляю, господа, как это возможно, но я слушаю вас чрезвычайно внимательно.

Баронет благодарно кивнул, отведав подогретого, с пряностями, вина. После мороза это было весьма кстати.

– Вы слышали, барон, о произошедшем у нас, на севере?

Фриц фон Дравен потемнел лицом:

– Да, на войне бывают потери, но такого… Такого прощать нельзя. Я так понимаю, вы каким-то волшебным образом прямо оттуда?

Гном, пользуясь своей привилегией капитана баронской дружины, степенно ответил:

– Точно так, ваша светлость. По дороге мы встретили патруль святош, ну и того… размялись малость. Нескольким святым братьям не повезло.

– Ах, тогда понятно, в чем выпачкана ваша секира, почтенный гном, – барон Дравен умел и мог быть вежливым, когда этого хотел. А быть невежливым с сыном старого барона, с которым не раз рубились плечом к плечу, тем более с некромантом, – это уж совсем опрометчиво, дамы и господа…

Он жестом отослал слуг и стражу наружу, оставшись сидеть на своем баронском троне лишь в присутствии своего капитана, который вышколенно молчал.

– Насколько там… плохо? – деликатно спросил он.

Глаза молодого некроманта сверкнули так, что барон внутренне поежился.

– Город и замок уничтожены полностью. Вместе с людьми. Восстановлению не подлежит. В деревнях немногим лучше – пригодных для невольничьих рынков обратили в рабов и угнали в Царство Света. Остальных…

Тут неодобрительно качающий головой барон услышал, как гость скрипнул зубами. Он вздохнул, отгоняя от себя представленную картину.

– М-да… крестьяне-то тут при чем?.. Итак, господин баронет, вернее, барон, что же вы предлагаете?

Valle встал и задумчиво прошелся по сумрачной зале, в тишине которой гулко отдавались шаги его подкованных сапог.

– Если я буду понемногу вызволять из плена своих людей и приводить к вам, вы организуете им заботу и временное пристанище?

Барон несколько мигов размышлял. Привычно погладив ладонью голову дракона, вырезанную на подлокотнике, он поинтересовался:

– На какое количество людей вы рассчитываете?

– Около полутора тысяч, – сразу отозвался Valle, неплохо зная обстановку.

Гном добавил:

– В любом случае не более двух.

Фон Дравен покивал головой:

– Вполне. После того морового поветрия мне пришлось из двух изрядно поредевших деревень сделать одну, и то худую. Так что целая деревня на хорошем месте стоит пустая. Дома заколочены, за порядком там мои люди посматривают. Заселить можно хоть завтра, а припасов на зиму у нас в этом году, сами понимаете, некоторый избыток.

Баронет зябко запахнулся в свой примечательный плащ, словно ему стало холодно.

– Очень хорошо, господин барон. Остался вопрос цены. Как предпочитаете – услугой или наличными?

Барон откинулся на спинку трона. «Давно надо бы обновить или новый заказать, – подумал он некстати. – Это жесткое сиденье и прямая спинка меня когда-нибудь до геморроя доведут…»

– В другое время я бы крепко подумал, но сейчас мне не на что даже дружину снарядить, – желчно заметил он. – Так что я бы предпочел золото.

Баронет мрачно кивнул.

– Понятно. У меня тоже с наличными не густо, но я даю вам слово, что у вас будет самая лучшая дружина изо всех центральных баронств. Какие предпочитаете монеты – старинные дукаты из кладов или новые – с чеканкой Царства Света?

Фриц фон Дравен хохотнул:

– Снарядить свою дружину на золото, реквизированное у святош? Да, у вас интересное чувство юмора, молодой человек, но оно мне нравится. Давайте портреты старого Хенрика.

Valle посмотрел на барона и из вежливости еле заметно улыбнулся в ответ:

– Сколько?

Барон посмотрел на своего капитана. Тот пожал плечами:

– По-хорошему, ваша светлость, тысячи три надо. А то и четыре.

– Пять, – веско произнес барон с высоты резного трона.

Valle пожал плечами: какой аппетит, однако! А впрочем…

– Округлим до десяти, барон Дравен? Но чтобы мои люди потом вас добрым словом поминали!

Барон на пару мигов лишился дара речи. За половину предложенной суммы и впрямь можно было снарядить небольшую армию, причем самым что ни на есть лучшим образом. Да еще и коней прикупить новых. Теперь и свадьбу сына можно с размахом справить, и останется немало…

– Вы серьезно, баронет? – Тут он опомнился: – Впрочем, я согласен на ваше неслыханно щедрое предложение.

Молодой маг учтиво поклонился, а вслед за ним и его капитан:

– Не сумлевайтесь, ваша светлость, – прогудел гном. – Золото будет!

– И я думаю, оно попадет в нужные руки, – кивнул баронет.

Барон встал:

– Будем составлять договор или обойдемся без ненужных формальностей?

Баронет немного подумал, а затем негромко произнес, красноречиво проведя ладонью по своему черному плащу:

– Давайте без излишних свидетелей. Я не хочу, чтобы у вас в случае чего были неприятности.

– Разумно, – подтвердил капитан дружины фон Дравена в ответ на немой вопрос своего сюзерена.

И оба – старый барон и молодой баронет – ударили по рукам.

Коленопреклоненный Valle, чуть напрягшись и изобразив пальцами некую фигуру, с третьей попытки все-таки разжег костерок, пользуясь своими новыми открытиями в области ортогональной магии.

Трент, заново полируя свою излюбленную секиру, одобрительно кивнул и поинтересовался:

– Не в обиду будь сказано, вашсветлость, а где ж вы такие деньжищи-то возьмете?

– А подумай сам, – вытирая со лба пот, невозмутимо ответил баронет, – где такие деньги есть?

Гном задумался, и лоб его наморщился от непривычной работы:

– Не собирать же понемногу у святош… Да ну – разве только в банке!

Valle подбросил в занявшийся, весело потрескивающий костерок сучьев потолще и подвесил над огнем котелок. В походе или в бою сословные различия изрядно сглаживались, и это было в порядке вещей. А посему он посмотрел, как разгорается пламя, и заинтересованно глянул на своего капитана.

– Хорошая мысль, Трент. Как сказал тот барон: это мне нравится.

Добродушная физиономия гнома, любовно осматривающего зеркально блистающее лезвие, сразу вытянулась:

– Да что ж вы такое говорите, вашсветлость? Как можно? Ведь ежели банк грабить, без крови тут не обойдется. А в подземных укрывищах банковских по традиции наши гномы стражу-то несут!

И, обиженно засопев, Трент дернул себя за бороду.

Молодой маг вздохнул. Эти гномы – ну, иногда как дети малые…

– Да ведь банк-то будет в Царстве Света. Сам подумай – откуда там ваши?

Трент немного посветлел лицом:

– И то правда, вашсветлость. Эти ж церковники нас за людей не считают – демоны, мол, исчадия Падшего, и все такое.

И, досадуя сам на себя за недогадливость, стал крошить в котелок всякую снедь, ароматные корешки с травами и изрядный ломоть закаменевшей на морозе грудинки.

– И все равно, – недовольно проворчал он. – Что мы, каторжане какие – банк грабить? Даже если и у святош…

Высыпав в булькающий котелок все необходимое для густого походного супа, он с интересом стал наблюдать, как молодой волшебник аккуратно, с осторожностью пытается зажечь свою трубку.

Хотя в двух шагах горел костер и прикурить можно было без проблем, Valle предпочел лишний раз попрактиковаться. Огонек на кончике пальца то получался слишком маленьким и гас, едва его подносили к трубке, то полыхал так, что один раз чуть не подпалил нос.

Справившись наконец, он удовлетворенно пыхнул дымком и еще раз огляделся вокруг. Зимний, засыпанный снегом лес во всей его первозданной красе был великолепен. Смущало только одно – последние дни молодого чернокнижника преследовал слабо, но ощутимо просачивающийся откуда-то запах тухлятины. Что только он не предпринимал – и одежду сменил, и в бане попарился всласть, завернув в один городишко подальше, и заклинаниями все обшарил! Ничего. Может, это расплата за ремесло некроманта?

Расслабленно наблюдая, как гном несуетливо пробует на вкус свою стряпню, и вдыхая прямо-таки одуряющие на свежем воздухе ароматы пищи, он как-то потянулся рукой и неожиданно для себя достал из воздуха полуразложившийся трупик крысы.

– Ах, вот ты где, голубушка. Так это ты мне настроение портишь? – задумчиво пробормотал он, разглядывая свою спасительницу. – А я даже как-то запамятовал, куда тебя дел после того…

Трент, разом повернувшийся от костра, недовольно поморщился и демонстративно зажал нос:

– Вашсветлость, добро бы чего хорошего наколдовали, – заворчал он, настороженно, издали разглядывая предмет в руках Valle. – А то гадость какую-то, мышу дохлую…

Не обращая внимания на ворчание гнома, молодой маг снова расслабился, спрятал обратно крысу, еще и свой кинжал, вынутый из ножен на поясе. Прошептал Заклятие Поиска – безрезультатно. Затем, с какой-то отстраненностью наблюдая за собой со стороны, извлек обратно оружие и неароматно попахивающий трупик.

Исходящая паром поварешка выпала из рук гнома, разом утонув в сугробе, но он не заметил этого, с выпученными глазами и открытым от изумления ртом наблюдая за манипуляциями своего барона.

– Во дела, вашсветлость, – наконец опомнился он. – Такого даже лицедеи на ярмарке проделывать не могут! Уж я-то на них смотреть любил в свое время…

– Дай мешок, – деловито ответил Valle.

Трент, не без сожаления вспоминая, что на дне лежат совсем новая заготовка для топора и пять цехинов, покорно подал требуемое. Яростно и с сомнением теребя себя за бороду, наблюдал, как барон спрятал в воздух тяжеленный, туго напиханный барахлом его мешок, затем встал, поколдовал чего-то, даже попрыгал на месте. А потом, к немалому облегчению гнома, вытащил мешок обратно.

– А ведь вес-то не чувствуется, – заметил Valle, снова усаживаясь на ствол поваленной сосны, – и никакими заклинаниями не обнаруживается.

– И много вы так можете в свой волшебный карман спрятать, вашсветлость? – сразу смекнул башковитый, как и все гномы, Трент.

– Проверим, попробуем, – покивал молодой маг, вновь задумчиво вертя на ладони ссохшийся трупик.

– Да выкиньте вы эту гадость, вашсветлость! – возмутился гном. – Тем более обедать пора уж!

И, поковырявшись в сугробе, достал свою поварешку.

– Дай лопату! – распорядился хозяин.

Трент молча покопался в своем обожаемом мешке и извлек на свет складную лопату хитрой гномьей конструкции. С некоторым недоумением он наблюдал, как молодой волшебник расчистил место, заклинанием взрыхлил смерзшуюся землю и незнамо зачем похоронил крысу честь по чести. Подивившись причудам волшебников, гном здраво рассудил, что тут есть какой-то секрет и лезть с расспросами к чернокнижнику, пожалуй, не стоит. А посему достал тарелки, нарезал хлеба и, воровато оглянувшись на занятого своим делом Valle, сделал солидный глоток из своей фляжки.

Однако тот учуял запах и протянул руку:

– Пусть посмертие твое будет куда более радостным, чем жизнь, – пробормотал Valle стандартную фразу на похоронах и запил свои слова хорошим глотком из фляжки, словно поминая усопшего.

«А вино-то целый цехин стоило!» – со злостью подумал гном, поболтав емкость, в которой, правда, еще оставалась почти треть, и они наконец принялись за еду.

Леди Бру виновато развела руками:

– Видите ли, ожог на лице вашего солдата причинен Святой Магией, и так просто не лечится. Даже не уверена, что возможно спасти пострадавший левый глаз.

Valle мрачно молчал, глядя на подавленно сникшего Гуго и чувствуя, как в душе вскипает какая-то бесшабашная ярость.

– А кто может помочь? – резко, пожалуй даже чересчур, спросил он.

Пожилая целительница крепко задумалась.

– Бард, – наконец коротко ответила она. – Или сами святые братья. Впрочем, от них помощи не дождешься. Тут даже эльфы вряд ли справились бы…

Бардами называли чрезвычайно редкую разновидность волшебников, которым была доступна магия музыки. Капризная, неустойчивая, всецело зависящая от настроения хозяина и тысячи разных причин, она все-таки существовала и порой способна была творить чудеса.

– Где-нибудь поблизости есть такой? – сразу оживился чернокнижник.

– Есть, как не быть, – степенно кивнула леди Бру, оттирая руки от мази. – Только не думаю, что вы с ним столкуетесь. Цвет плащика-то вашего ему очень уж не по вкусу.

– Посмотрим, – коротко ответил Valle, кивком головы отправляя Гуго из приемного покоя целительницы.

Бардом оказалась совсем молодая девчушка, смутно знакомая баронету. Рассказывая, в чем суть дела и предъявив недовольно ворчащего Гуго, Valle все ломал голову, пытаясь припомнить, где же он ее видел.

– Не признали-таки? – озорно спросила та. – Да Жанеттой кличут – летом вы через наши Хлопотушки проезжали с супругой. Как здоровье ее, кстати?

Заметив сделавшиеся чужими лица, девчушка всплеснула руками:

– Что?

Заметно побледневший баронет ответил:

– Слыхали вы про нападение Царства Света?

Жанетта кивнула, и ее глазищи постепенно расширились в понимании:

– Так… так это ваше баронство сожгли святые братья? – Слезы брызнули из глаз девушки, и она в отчаянии упала на тахту: – А я мечтала, что полностью выучусь музыке в Императорском театре да приеду потом и в ноги поклонюсь леди Изабелле, что заметила меня да в столицу направила… ох, какие ужасы… – Речь ее постепенно стала бессвязной, а потом и вовсе утонула в рыданиях.

Гуго с каменным лицом как мог успокаивал ее – ведь она была ненамного взрослее его старшенькой. Баронет принес воды и кое-как совместными усилиями Жанетту удалось привести в чувство.

Извинившись, девушка вышла в соседнюю комнату. Было слышно, как она умывалась там, чем-то гремела. Потом дверь растворилась, и она вернулась уже с дойрой в руках. Покрасневшие глаза Жанетты обвели взглядом пришедших к ней, словно заново узнавая их.

– Я сделаю что надо, – вздохнула девушка. – Но пусть ваша светлость уйдет. Сила ваша могучая, не в пример моей. Только недобрая она…

– Представьте – ничегошеньки не помню, – только и ответил Гуго, разглядывая свою безукоризненную физиономию в полированном лезвии гномьего топора.

– Ну вот, – заворчал гном, отнимая свое оружие у хуманса. – Зря волновались только.

– Так, все? – спросил Valle, когда городские ворота столицы скрылись за спинами.

– Послушайте, ваша светлость, – неожиданно как-то даже вежливо обратился Трент, – пока вы морду этому обормоту ходили латать, я тут со своими гномами погутарил, из клана Хьюрта. Так вот, говорят они, что лучше не банк у святош брать, а прямо в кладовые Святейшего Синода залезть. Там, говорят, золота не в пример больше, да и вещички занятные попадаются…

Молодой маг задумался, а затем хлопнул себя по лбу.

– А ведь и правда, в Семилетней войне святоши вас крепко пощипали, – заметил он и впервые за несколько дней несмело улыбнулся. – Стало быть, если что из гномьих святынь там попадется, то придется гномам и отдать?

Трент насупился, что его так легко раскусили, а затем упал в ноги:

– Ваша светлость, не прогневайтесь, да ведь как вы говорили: доброе дело сделать и заработать немного? Когда ж еще такой случай представится – реликвии нашего народа у святош забрать и обратно вернуть?

Баронет сурово посмотрел на распластанного перед ним здоровяка-гнома, а затем приказал встать:

– Ладно, Трент, будет тебе, будет! Не знаю, чем гномьи старейшины выкупать будут у меня ваши, как ты говоришь, реликвии. Золота у меня тогда едва ли не больше будет, чем у всего вашего народа, так что не им. Подумай на досуге.

Луч света, падающий из крохотного, зарешеченного оконца, проделанного почти под самым заплесневелым сводом, медленно опускался все ниже и ниже.

– Совсем скоро уж, – пробормотала избитая женщина, что сидела скрючившись, чтобы сохранить хоть какие-то крохи тепла, на охапке стылой, сырой соломы в углу камеры.

Сегодня ее должны были сжечь на площади. Допрашивать или заставлять признаваться в каких-то грехах смысла не было, а потому женщину просто попинали малость и бросили до утра в подвал. Уж как ни измывался над ней этот проклятый инквизитор, а нет-нет да и поглядывал с вожделением на ее роскошную грудь.

«Все вы, мужики, одинаковы, – тоскливо подумала она, сплевывая кровь, до сих пор сочащуюся на месте выбитого зуба. – Чуть что – сразу по лицу. Да больно-то как, аж мозги встряхиваются и искры из глаз летят. Все вы таковы, что из моего племени, что у барона, что эти, якобы святые, братья. Только мои от роду черными были, при нашем солнце-то, как и я, а здешние под белой кожей еще чернее душой. И чем белее снаружи, тем темнее внутри…»

Неизвестно, куда бы завели несчастную женщину подобные размышления, но ее внимание привлекла густая тень под оконцем, которая как-то странно замерцала, потекла. Из сгустившегося почти до осязаемой плотности пятна темноты донесся чей-то чих, а потом оттуда выступила донельзя знакомая фигура в знаменитом плаще, навевающем подспудную дрожь в коленях.

– А-апчхи! – Баронет снова прочистил нос от пыли, попавшейся на неведомых дорогах, и огляделся: – Ага! Привет, Нгава!

Бедная повариха так удивилась, что не нашла в себе силы даже обрадоваться. Забыв о том, что прикована к вмурованному в камень кольцу, попыталась встать, но ноги не держали. Сползая по стене обратно на солому, она заплакала от непонятного облегчения.

Valle пренебрежительно оглядел цепи и хмыкнул. С его губ сорвалось какое-то заклинание, вызвавшее дикую чесотку и пупырышки на руках Нгавы, но кандалы осыпались, тихо позвякивая, и тут рыдающая Нгава бросилась на шею своему спасителю.

– Ой, что делается! – Женщина еще продолжала всхлипывать, но выплакавшись немного, почувствовала облегчение. Баронет грустно гладил ее грязные, спутанные волосы и виновато хмурился.

Нгава подняла зареванное лицо. Всмотрелась в такие знакомые, покрасневшие от усталости и бессонницы глаза и с надеждой на чудо спросила:

– Правду ли говорили монахи, что весь замок пожгли и никто не спасся?

– Да, – горько вздохнул Valle, кивнув головой. – И от города одно пепелище осталось.

Повариха опустила голову:

– Значит, правда… Выходит, ваши боги – злые боги. И нет им прощения, если они допустили такое.

Она вновь посмотрела прямо и чуть вверх:

– А как вы нашли меня?

– Вот так и нашел, – с непонятной интонацией объяснил Valle, но все-таки сжалился и заговорил, постепенно избавляя Нгаву от ножных оков и от тюремных вшей: – Только сейчас я и догадался, кто была та девица, что в потемках прыгнула ко мне в постель сразу после моего пятнадцатилетия. И то с помощью уж очень черной магии…

Нгава гордо подбоченилась, и глаза ее задорно блеснули в полутьме камеры:

– Ох и давно ж это было, почти семь лет. Я тогда дура была, молодая да глупая. Думала, что… А, ладно, не важно. Между прочим, наши девки в замке самым натуральным образом передрались за право вашей, баронет, первой ночи. Только я их всех половником отдубасила. А через неделю они меня – всем скопом.

Молодой маг грустно улыбнулся, осторожно избавляя собеседницу от другой, невидимой привязи, которую навесили дотошные инквизиторы.

– Но я ни о чем не жалею, хоть и три дня пластом пролежала, – мечтательно вспоминала Нгава, чувствуя, как шею щекочут неведомые заклинания. – Быть первой женщиной у мужчины – это великая честь…

– Странный вы народ, женщины, – проворчал Valle, нежно и осторожно распутывая колючий клубок враждебной магии. – Подержи вот тут пальцем… – Он выдернул что-то, брезгливо швырнул на сердито зашипевший пол, а потом развеял в воздухе какие-то серо мельтешащие ленты. – Вроде и люди, но иной раз вас понять труднее, чем эльфов или гномов. Чем думаете, не знаю. Но только не головой, хотя иной раз у вас неплохо выходит…

– Вот и все, – объявил он наконец. – Пошли?

– Погодите, – Нгава всплеснула руками. – Да ведь где-то в городе Ласло еще! Ну, который сын портного. Святые отцы хотели его своему королю подарить.

– Там Гуго и егеря должны сами справиться, – кивнул Valle и повел женщину за собой. Однако тень, охотно принявшая в свои объятия некроманта, напрочь отказалась пропустить повариху.

– Что такое? – пробормотал он, истинным зрением изучая камень, из которого была сложена темница. – Ах, вот оно что… Славно строили святые братья… Послушай, – обратился баронет к поникшей Нгаве, – здесь тебя не смогу провести даже я. Нам надо будет пробраться немного повыше и выйти в коридор. Там не может быть такой защиты. – С этими словами он вытащил и протянул ей свой острый, заточенный с обеих сторон кинжал, какие так обожают моряки да и уголовный люд тоже. – На кухне живность всякую резала? Если что – прикрой мне спину.

– А то как же, – Нгава поудобнее перехватила оружие. – И кабанчиков, и телят приходилось, а уж птицы да кролей – не счесть.

Волшебник кивнул, доставая из-за спины свой длинный, хищно блеснувший меч:

– Значит, крови не убоишься и куда бить знаешь? Представь, что это те же кабаны, только личину людскую надели…

– Не оскорбляли бы вы животных таким сравнением, – сердито буркнула женщина. – Бешеные они, все до единого, и убивать таких – значит проявлять к ним милосердие! Они ж вчера вечером целителя нашего живьем сожгли, и монашку из храма Хенноры заодно. Дескать, ложным богам служили, Падшего призывали.

– Готова? – спросил сосредоточенный, сжатый, как арбалетная пружина, маг. Получив неуверенный кивок в ответ, он страшным ударом заклинания выбил тяжеленную, окованную железом и серебром дверь…

Нгаву ощутимо трясло. Хмельная Сила, направлявшая ее и раздававшая налево и направо точные и беспощадные удары, схлынула. И теперь, как говорят воины, ее «плющил отходняк». Глядя на забрызганные кровью руки и остатки одежды, женщина с отвращением отшвырнула от себя кинжал и разрыдалась.

Выходя из камеры, парочка нос к носу столкнулась с отрядом святых братьев и солдат, посланных за узницей. Баронет с ходу прорубил в их рядах страшную просеку, а неотступно следующая за ним Нгава не давала зайти озверевшим от крови и потерь солдатам сзади. После выхода на лестницу в верхний коридор сверху посыпались головы и дергающиеся руки-ноги, заполнив воздух сладковато-кислым запахом.

Баронет работал мечом, как отрегулированный на полные обороты ветряк, вдобавок иногда посылая вперед то остро-блестящие, то туманно-морозные заклинания. Иногда ревел проклятия яростным голосом, спотыкаясь об обрубки тел. Еще было слышно, как кто-то наверху командует, направляя в подвал новые подкрепления, и дорогу по скользким, заляпанным кровью и внутренностями ступеням приходилось брать штурмом.

Нгава не помнила, в какой момент ее «настигла волна». Дикая, пьянящая, какая-то животная Сила заполнила ее. Все вокруг вдруг стало неестественно четким и в пять-семь раз замедленным. Женщина усмехнулась, черной пантерой подныривая под неуклюжие, по-черепашьи двигающиеся клинки поджимающей сзади солдатни. Она еще удивилась, когда ее кинжал легко перерубил закованную в броню руку, словно цыплячью шейку. Перетекая меж волшебно замедлившихся солдат, она каждый раз успевала подумать, выбрать место, прицелиться.

И – ударить.

Разгоряченный клинок играючи кромсал доспехи и плоть, будто растаявшее масло в бумажной обертке. Тенью порхая меж почти застывших болванов со знаками Единого на броне и одеждах, Нгава произвела среди них настоящее опустошение, походя удивляясь своей силе и скорости.

Видимо, что-то передалось и тяжко дышащему чернокнижнику, ибо он тоже стал рубить наступавших вместе с их оружием и доспехами. Шинковал, как хорошая хозяйка капусту, разбрызгивая во все стороны алые брызги. Подъем наверх показался бесконечным, но вот закончился и он. Выскочив в большую, светлую комнату, словно пара тигров, устроили и здесь самую настоящую резню среди еле двигающихся, словно осенние мухи, святых братьев в рясах и кольчугах.

– Хватит! – рявкнул баронет с бешеными, горящими от возбуждения глазами. Одной рукой вращая мечом и не давая прохода ломящимся в дверь солдатам, он другой вытащил откуда-то пузырек. Зубами вынул пробку, поморщившись от вони, и щедро плеснул на пол. Сразу же повалили густые клубы дымчато-туманного пара с морозным запахом.

Valle ухватил за руку Нгаву, радостно и возбужденно приплясывающую от пронизывающей ее Силы, и потянул в появившийся невесть откуда длинный, серо-желтый коридор без стен и потолка. Да и без конца, если вдуматься…

Молчаливый, как обычно, Гуго отмывал все еще дрожащую, всхлипывающую женщину в большой бадье, отчего мыльная пена сразу окрасилась в бурый цвет, а Трент с хмурым лицом вполголоса докладывал баронету о своей части работы, когда они вызволяли Ласло под прикрытием шума, поднятого в тюрьме.

– Снасильничали мальчишку… всю задницу порвали, мерзавцы…

Valle грустно почесал заросший подбородок и мрачно кивнул:

– Не забудь напомнить, чтобы сразу к целителю.

В это время Нгава, выйдя из бадьи на домотканый половичок, завернулась в простыню. Пристально посмотрела в глаза Гуго и, ухватив его за пояс, увлекла за собой в соседнюю комнату. Обычно ее занимал только баронет, ибо все остальные помещения в двухэтажном охотничьем домике уже были битком забиты вызволенными из неволи людьми.

– Чего это она? – Гном озадаченно почесал бороду, глядя им вослед.

Через несколько мигов, когда из-за двери донесся низкий, гортанный, полный животной страсти стон, баронет ответил:

– Надо ей сейчас, понимаешь?

Трент недоуменно пожал плечами:

– Ну, я замечал, что эта чернышка на передок слаба, но чтобы так…

Valle глянул на него эдак снисходительно, и вполголоса объяснил, смущенно теребя свой кинжал:

– Видать, в роду у нее были женщины-воины. Те самые, из легенд. Как пошла она кромсать святош – глазом не уследить. Не хотел бы я против нее с оружием выйти… Впрочем, и с магией не рискнул бы, – доверительно добавил он.

Гном, вполне представляющий себе уровень фехтовального мастерства молодого барона, с опаской глянул на дверь, за которой события вновь покатились по тысячелетиями накатанному пути.

– Надо же! А с виду простая повариха. Ну, ежели ее после такого дела отходняк плющит, тогда дело простительное. Я, помнится, тоже, когда перевал у орков отбивали, сам не свой был. В одиночку на толпу бросался – и ниче. Зато потом…

Баронет промолчал, ожидая продолжения, но Трент не счел нужным распространяться, что после горячки боя вытворял с орочьими женщинами. Только вздохнул и отправился проверять посты.

– Сто двадцать семь, – закончил считать барон Дравен, вглядываясь в грязные, исхудавшие лица людей, втягивающихся в ворота его замка. Некоторые были еще совсем детьми, но суровая печаль, исходящая от них, просто поражала.