Текст книги "Гражданская война Михаила Булгакова"

История одного портрета

С одной стороны, в произведениях Булгакова крайне редко бывают какие-то случайные элементы. Обычно всё подогнано один к одному, но… часто определить, что и как подгонял Булгаков, довольно сложно. Таков, например, конный портрет Александра I из «Белой гвардии», с атрибуцией которого есть определённые проблемы.

В «Белой гвардии» портрет императора в вестибюле 1-й гимназии описан так: «на кровном аргамаке, крытом царским вальтрапом с вензелями, поднимая аргамака на дыбы, сияя улыбкой, в треуголке, заломленной с поля, с белым султаном, лысеватый и сверкающий Александр вылетал перед артиллеристами. Посылая им улыбку за улыбкой, исполненные коварного шарма, Александр взмахивал палашом и острием его указывал юнкерам на Бородинские полки…»

Другое описание встречаем в «Повести о жизни» Константина Паустовского: «мы прошли с мамой через белый актовый зал с портретами императоров. Особенно запомнился мне Александр Первый. Он прижимал к бедру зелёную треуголку. Рыжеватые баки торчали по сторонам его кошачьего лица. Он мне не понравился, хотя за его спиной скакали по холмам кавалеристы с плюмажами».

Легко заметить, что описаны разные портреты в разных местах. Правда, оба писателя, при всей автобиографичности своих текстов, стремились, всё же, к художественной, а не к документальной правде. К тому же, Паустовский излагал свои детские впечатления, которые, по умолчанию, на точность не претендуют.

Булгаков пишет о портрете в холле, Паустовский – о портрете в актовом зале. К сожалению, на известных фотографиях из юбилейного альбома 1912 года опознанию поддаются только два портрета: актовом зале – это Александр III; на фото со сценой экзамена – Александр II.

Ещё одна сложность состоит в том, что оба описания не соответствуют ни одному достаточно широко известному живописному изображению Благословенного императора.

У Паустовского, скорее всего, имеется в виду портрет работы Джорджа Доу, написанный в 1819–1822 годах в нескольких вариантах. Конкретно – тот вариант, который хранится сейчас в Петергофе. Правда, на этой картине Александр один, никаких холмов и кавалеристов с плюмажами нет. Хотя, возможно, речь шла о специально написанном портрете с дорисованным фоном.

Так же проблема с конными портретами. В наибольшей степени подходит под описание портрет Ореста Кипренского, но там нет ни палаша, ни артиллеристов. Вообще, насколько нам известно, ни один из официальных портретов не изображает императора в гуще сражения, тем более – Бородинской битвы, в которой он участия не принимал. Не исключено, что Булгаков, не интересующийся живописью, дофантазировал реально имевшиеся портреты в соответствии со своими задачами. Или взял за образец какую-то открытку или даже лубок.

Конный портрет на фоне битвы больше соответствовал военно-бивуачной обстановке. А Бородинская битва, несмотря на весь героизм русских войск, закончилась взятием Москвы и её пожаром. Так же и в «Белой гвардии» Киев пал, несмотря на героизм его немногочисленных защитников.

Есть тут и ещё один намёк, чисто булгаковский, – Александр Благословенный в Бородинской битве участия не принимал. Ему хватило Аустерлица. Но и гетман Скоропадский участия в обороне города не принимает – он бежит. В обоих случаях ключевые события происходят без участия монархов и в обоих случаях они несут ответственность за поражение – во всяком случае, в глазах писателя (никто из серьёзных историков, кажется, не высказывал гипотезы, что присутствие российского императора могло изменить исход Бородинского сражения).

Перенести портрет в вестибюль Булгакову, скорее всего, потребовалось из соображений чисто драматургических – очень может быть, что во время написания соответствующего эпизода романа он уже думал о его сценическом воплощении. Вестибюль просторнее, там логичнее проводить построение дивизиона. В пьесе вестибюль и лестницы вообще играют важную роль.

А как решали эти вопросы постановщики?

На фотографиях МХАТовской постановки «Дней Турбиных» портрет императора виден совершенно отчётливо – это копия уже упомянутой картины Доу. Насколько можно понять, драматурга этот ход театрального художника Николая Ульянова вполне устроил. Благо, в пьесе портрет и не описывается. Но косвенно этот момент свидетельствует в пользу версии о том, что, по крайней мере, один из портретов (вероятно – запомнившийся Паустовскому) был именно копией с портрета Доу.

В фильме «Дни Турбиных» режиссёр Владимир Басов и художник Александр Пархоменко использовали конный портрет работы Кипренского, написанный в 1820 году. Как наиболее близкий к булгаковскому описанию.

Сергею Снежкину пришлось сложнее всех – он-то снимал именно «Белую гвардию» и старался в мелочах следовать тексту (не в мелочах он внёс очень существенные изменения). Режиссёр и художники Григорий Пушкин и Дмитрий Онищенко подошли к вопросу творчески. У них в фильме используется полноценное батальное полотно, на котором изображена Бородинская битва.

Фигура императора была взята с конного портрета работы Франца Крюгера, написанного в 1837 году для Военной галереи Зимнего дворца, и бесхитростно вклеена на фрагмент картины Петера фон Гесса «Сражение при Бородине 26 августа 1812 года» (1843 г.). Благо, на оригинальном полотне рядом с раненным Петром Багратионом находилась конная фигура. В новом варианте Багратион лежит у ног коня императора.

При всех натяжках, данное Булгаковым описание было соблюдено – действительно Александр на поле Бородинской битвы и даже кем-то командует. Пушек, правда, нет, но в кадрах фильма этого и не видно. Вообще же идея реализована отлично.

И, всё же, какой именно портрет описывал Булгаков, мы так и не узнаем…

Мадам Анжу, Кличко и «нехорошая квартира»

Как мы помним, по Булгакову, «магазин “Парижский шик” мадам Анжу помещался в самом центре Города, на Театральной улице, проходящей позади оперного театра, в огромном многоэтажном доме, и именно в первом этаже». И занят он был сборным пунктом добровольцев под руководством полковника Малышева, которому представили Алексея Турбина Мышлаевский и Карась.

Дом этот вполне исторический, существует в Киеве по сей день, хотя, как установил Ярослав Тинченко, никакого сборного пункта там не было, равно как не было и «шляпного магазина мадам Анжу».

Дом действительно находится на углу улиц Богдана Хмельницкого (ранее – Ленина, Фундуклеевская, Кадетская) и Николая Лысенко (Театральная), сразу за зданием оперного театра, причём его видно с Владимирской – выступает из-за театра.

Пятиэтажный дом был построен в 1900 году по проекту гражданского инженера Николая Яскевича. Конец XIX – начало XX века – время смелых архитектурных экспериментов. В случае с данным зданием экспериментальным было внешнее оформление в стиле необарокко – масса рельефных деталей, делающих фасад исключительно пёстрым, пожалуй, даже безвкусным (как шутят современные архитекторы: «сделайте мне как у графа Х, только всего побольше»).

Угол дома венчала башня, над карнизом была помещена надпись «Дом Николая Николаевича Самонова» (кстати, он сам был городским архитектором), на углу, под башней, значились даты: «1900–2000». Судя по всему, эти даты охватывали период запланированного существования дома.

Уже к началу Первой мировой войны дом поменял хозяина, а при Советской власти был национализирован. К началу XXI века состояние его было далеко от идеального. В частности, исчезла башенка с датами и фамилия Николая Самонова (впрочем, под карнизами осталась монограмма «НС»).

В 2001 году здание капитально отреставрировали, оборудовали лифтом и надстроили двухэтажной мансардой. Вместо снесённой башенки были построены четыре новых, а на фасаде появились цифры «1900–2001».

Всё это, разумеется, не случайно – дом приглянулся Виталию Кличко, который не только провёл все эти недешёвые операции, но и разыскал в архивах исторические фотографии здания и заказал реставрацию с сохранением исторического стиля. В мансарде размещены квартиры самого Кличко и его родителей (иногда говорят, что там же живёт Владимир Кличко), площадью 250 и 222 кв. м. При этом, как говорит сам Кличко, квартира «оформлена на меня, живу я с женой и детьми. Как Герой Украины, пользуюсь льготами на “коммуналку”. А вторая квартира, смежная, оформлена на моих родителей. Мой отец – чернобылец, отсюда и льготы».

На первом этаже дома действительно размещается магазин. Сейчас это ювелирный и часовой салон ТМ “Montblanc”. В 1918 году на этом месте располагался магазин женского и детского готового платья К. Ф. Савельевой (по другим данным, хозяйку звали Ольга).

Булгаков поменял магазин одежды на шляпный салон из драматургических соображений – роман повествует о сломе старой, нормальной жизни. Если одежда нужна в любой ситуации, то дамская шляпка – принадлежность мирного времени.

Тайна самой мадам Анжу, вероятно, так никогда и не будет раскрыта, хотя ключом к имени могла бы быть дворовая песня о мадам Анжу:

 
«И прихожу к мадам Анже,
Она лежит вся в неглиже.
И я бросаюсь на Анжу,
С неё срываю неглижу».
 

Только вот слова этой песни были написаны Владленом Бахновым и положены на музыку Александром Дольским в 1950-е годы, и, кажется, даже не в Киеве. Правда, связь может быть и обратная – Бахнов прочитал когда-то «Белую гвардию» и использовал запомнившееся имя… Возможно, за основу была принята ещё более старая песня, но кто ж теперь скажет?

Магазин мадам Анжу находится в близкородственной связи с московской «нехорошей квартирой». Совпадений много, и все они не случайны.

Начнём с того, что сам роман «Белая гвардия» писался в той самой квартире № 50 в доме № 10 по Большой Садовой. Дом и квартира фигурируют во многих произведениях Булгакова.

Магазин мадам Анжу и «нехорошая квартира» имеют схожее назначение – это своеобразный «портал», который меняет жизнь людей.

Вспомним: что случилось с героем Булгакова в магазине мадам Анжу? Сначала он превратился там из обычного врача во врача военного, приписанного к мортирному дивизиону, а потом – в беглеца… Именно бегство Турбина из магазина, его последующее ранение и знакомство с Юлией Рейсс – один из ключевых моментов «Белой гвардии».

Ещё 10–15 лет назад экскурсоводы проводили группы по дворам, по маршруту Турбина – до самого здания правления Юго-Западной железной дороги. Сейчас дворы закрыты.

Квартира № 50 ещё более фантастична. Вспомним Андрея Фокича Сокова, который вошёл в квартиру буфетчиком Варьете, а вышел – перспективным пациентом клиники Первого МГУ (сейчас – Первый МГМУ им. Сеченова, – кстати, дом на Большой Пироговской, в котором жил Булгаков, фактически находится в окружении корпусов «Сеченовки»).

Или, вот, один из жильцов квартиры, «фамилия которого была, кажется, Беломут», за которым однажды утром «заехала, как обычно, машина, чтобы отвезти его на службу, и отвезла, но назад никого не привезла и сама больше не вернулась».

Любопытный момент – в одной из ранних редакций романа фамилия жильца была Баломут, а это один из возможных переводов на русский язык фамилии Булгаков. И ведь действительно – зашёл в эту квартиру Булгаков в качестве человека с неопределённым статусом, а вышел автором романа, который, будучи поставлен на сцене легендарного МХАТ, принёс ему всесоюзную славу… Вот уж точно – портал.

Прах хлама

Одно из значимых мест булгаковского Киева – описанный в «Белой гвардии» «величественный, до белого утра гремящий тарелками, клуб ”Прах” (поэты – режиссёры – артисты – художники) на Николаевской улице». Улица многократно меняла название (сейчас она носит имя архитектора Владислава Городецкого), но здание всё ещё существует.

Начать, пожалуй, стоит с клуба. Булгаковское название классное, вполне авангардистское или футуристическое. Однако смущают «режиссёры» (как-то они не к месту) и отсутствие писателей.

Смущает это всё не зря. Клуб на самом деле назывался «ХЛАМ» – художники, литераторы, артисты, музыканты. Располагался он действительно на Николаевской, 5 – в пустующем подвале гостиницы «Континенталь». И действительно был одним из главных центров культурной жизни белого Киева.

Впрочем, культурная элита по тем временам жила небогато, потому посетителям предлагали самые дешёвые продукты. Правда, «морковный чай и монпансье», упоминаемые Утёсовым, всё же некоторое преувеличение – кофе там был, равно как вино и биточки.

Надпись на фронтоне гласила: «Войдя сюда, сними шляпу, может быть, здесь сидит Маяковский».

Маяковский там, однако, не сидел (он в Киеве бывал, но в то время, когда «ХЛАМа» ещё/уже не было). Среди посетителей была преимущественно творческая молодёжь: Илья Эренбург, Константин Паустовский, Виктор Шкловский, Юлий Хайт, Осип Мандельштам (он, кстати, познакомился там со своей будущей женой Надеждой Хазиной), заходили Леонид Утёсов, Аверченко с Тэффи. Минимум один раз выступал Вертинский.

Вопрос о том, бывал ли там Булгаков, остаётся дискуссионным. С одной стороны, к творческой элите в то время он себя не относил. С другой стороны, интерес к культуре проявлял. В любом случае он застал деятельность этого клуба, поскольку приехал в Киев примерно в то же время, когда «ХЛАМ» был создан (весной 1918 года). Закрыт же клуб был то ли в августе, то ли в конце 1919 года.

Паустовский: «По вечерам я иногда ходил в литературно-артистическое общество на Николаевской улице. Там в ресторане выступали с эстрады бежавшие с севера поэты, певцы и танцоры. Пьяные вопли прерывали тягучее скандирование стихов. В ресторане всегда было душно, и потому, несмотря на зиму, иногда приоткрывали окна. Тогда вместе с морозным воздухом в освещённый зал влетал и тут же таял снег. И явственней была слышна ночная канонада».

Виктор Шкловский потом, в СССР, станет одним из лидеров «Левого фронта искусств» (ЛЕФ). Он сильно раздражал Булгакова, и тот не пожалел ядовитых красок, описывая Михаила Шполянского. Название группы, к которой принадлежал булгаковский Шполянский, – «Магнитный Триолет» – опять же отсылает нас к Маяковскому и ЛЕФу – сестру Лили Брик звали Эльза Триоле…

Само здание гостиницы было построено в 1895–1897 годах на месте бывшей усадьбы профессора медицины Фёдора Меринга. Проектировали здание выдающиеся архитекторы киевского модерна – Георгий Шлейфер и Эдуард Брадтман. Иногда также упоминают Городецкого – он действительно принимал участие в застройке улицы, но этого дома, кажется, не касался. Стиль – эклектика с элементами неоклассицизма, барокко, неоренессанса.

Возведение отеля обошлось в миллион руб лей, а реклама сообщала: «Гостиница “Континенталь” по расположению помещений, удобствам и красоте отделки соперничает с лучшими гостиницами Европы». В гостинице были паровое отопление и горячая вода (по тем временам – особое удобство, бывшее отнюдь не во всех домах даже в центральных районах), вентиляция, электрическое освещение и лифты.

Стоимость суток проживания в отеле достигала 15 рублей, что сравнимо с половиной месячного заработка рабочего. В гостинице останавливались многие знаменитости: певцы Фёдор Шаляпин и Леонид Собинов; артисты Вера Комиссаржевская и Всеволод Мейерхольд; поэты Константин Бальмонт и Осип Мандельштам; звезда «немого» кино, французский актёр Макс Линдер; шахматист Михаил Чигорин.

В 1906 году Шаляпин устроил в соседнем здании конного цирка Крутикова бесплатный концерт для рабочих киевских заводов. Несмотря на то, что вход в помещение был по билетам, на не особенно широкой улице собралась огромная толпа народа. Попасть в цирк через центральный вход было просто невозможно. Тогда Шаляпин полез через крышу… Он тогда исполнил официально не одобряемую песню «Дубинушка», за что был удостоен «отеческого внушения» со стороны генерал-губернатора.

В 1918 году в цирке Крутикова избирался гетманом Павел Скоропадский. В 1941 году он был разрушен, сейчас на этом месте – кинотеатр «Украина».

В 1941 году здание гостиницы «Континенталь», в котором размещались части штаба немецкой 6-й армии (в здании находился телефонный узел), было взорвано и полностью выгорело. Однако после войны его восстановили и включили в комплекс зданий Киевской консерватории. При этом изменилась нумерация – улица Маркса/Городецкого стала короче на один дом.

Писатель на балконе Понтия Пилата

Нередко приходится читать рассуждения в том духе, что Булгакову легко было писать разного рода фантасмагории вроде «Дьяволиады» или «Мастера и Маргариты». Он ведь наркоман – описывал свои видения… Почему-то таким критикам не приходит в голову применить ту же логику к железно реалистичной «Белой гвардии».

На самом деле Булгаков в творчестве руководствовался своей же максимой, описанной в «Театральном романе»: «Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует». Поэтому практически любая сценка из его книг имеет более или менее реальную историю.

Возьмём, например, знаменитую фразу Воланда:

«– Дело в том… – тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шёпотом, – что я лично присутствовал при всём этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас – никому ни слова и полный секрет!..»

Трудно поверить, но фраза эта – автобиографическая. Не знаем, был ли во всех указанных местах Воланд (наверное, был – ему по статусу положено), но вот Михаил Афанасьевич Булгаков был точно.

Было это, разумеется, не в Иерусалиме, а вовсе даже наоборот – в Киеве. Более того, во вполне конкретном месте – в здании Киевского общества содействия начальному образованию («Народной аудитории») по улице Бульварно-Кудрявской, 26. С датой сложнее – это был 1918-й или 1919 год, но вот месяц и день покуда неведомы.

Начнём, пожалуй, с КОСНО (очевидно, при создании общества вопросы благозвучности аббревиатуры никого не интересовали) и его здания.

В 1882 году группа преподавателей Университета Св. Владимира и гимназий Киева решила организовать в городе «народные чтения». Публичные лекции как форма народного просвещения в то время только входили в моду. Первоначально общество для своей деятельности арендовало помещение в Контрактовом доме на Подоле, затем – в Дворянском клубе на Крещатике, в частном доме по улице Московской, 46. Это было неудобно, и в 1893 году было принято решение построить собственное здание, для чего устроили сбор средств. В 1895 году было построено первое здание по проекту архитектора Николая Белелюбского.

Авторитет общества быстро рос, лекции собирали всё больше слушателей. Большое значение имело то, что президентом правления Общества избрали авторитетнейшего профессора химии Киевского политехнического института Михаила Коновалова. В 1904 году в состав общества входило более 270 человек (в основном – преподаватели университета и политеха).

В 1909 году здание было перестроено по проекту архитектора Валериана Рыкова, который входил в состав правления общества. Оно было существенно расширено вглубь участка, а фасад приобрёл черты французского ренессанса. Теперь в здании были большой лекционный зал, библиотека, комнаты для кружков, чайная.

Народная аудитория предоставляла свои помещения и другим организациям. Тут, например, располагалась Комиссия медицинских народных чтений. 26 декабря 1897 года (по старому стилю) она проводила лекцию «О чуме».

4 марта 1917 года тут состоялось учредительное собрание киевского Совета рабочих депутатов, а 6 марта – первое легальное собрание Киевской организации РСДРП(б).

В 1918 году КОСНО прекратило своё существование, но вот Народная аудитория продолжала существовать, предоставляя свои площади различным организациям.

В частности, работал тут Молодёжный драматический театр. В ряду постановок этого коллектива была мистерия «Царь Иудейский», по одноимённой пьесе К. Р. Премьера состоялась 15 октября 1918 года. Режиссёром был Леонид Лукьянов (позже он работал в Московском Камерном театре и участвовал в постановке булгаковского «Багрового острова»). Спектакль шёл с большим успехом и в 1919 году был даже перенесён на сцену театра Соловцова (ныне – театр им. Франко).

Именно присутствуя на этом спектакле, Михаил Афанасьевич визуализировал свои представления о событиях «четырнадцатого числа весеннего месяца нисана» в Иерусалиме. Также он наверняка читал пьесу и, в особенности, комментарии к ней, которые были написаны на основе большого количества источников и литературы. Просто удивительно, что в булгаковедческой литературе так редко упоминается столь ценный источник.

Для начала – кто такой К.Р.? Это фигура достаточно известная – великий князь Константин Константинович Романов (1858–1915 гг.), внук императора Николая I. В разное время он был главным начальником Военно-учебных заведений, президентом Императорской Академии наук, возглавлял Императорское Русское археологическое общество, Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии, Императорское Православное Палестинское общество.

К.Р. был известным для своего времени поэтом, некоторые стихи которого были переложены на музыку Петром Чайковским и стали романсами, а песня «Умер бедняга в больнице военной» стала народной. Он перевёл на русский язык «Гамлета» Шекспира.

Стихотворная пьеса «Царь Иудейский» – единственное драматическое произведение К. Р. Она была написана в 1913 году и посвящена важнейшим событиям евангельской истории – от вступления Иисуса в Иерусалим, до Воскресения. Главный герой – иудей Иосиф, уверовавший в Христа. Самого Иисуса, Богоматери и апостолов в пьесе не было (позже Булгаков использует этот приём в пьесе «Последние дни», где Пушкин тоже отсутствует).

Первоначально пьесу предполагалось ставить на сцене одного из петербургских театров, композитор Александр Глазунов написал музыку, но… её «зарубил» Святейший Синод.

Во-первых, в то время в принципе не было принято ставить спектакли на библейские темы. «Автор выводит на сцену исторические личности, высоко чтимые Православной церковью. Кроме того, некоторые из действующих лиц пьесы произносят такие слова о Христе, которые не должны быть произносимы на театральных подмостках». И вообще – театр, с точки зрения церкви, – низкое лицедейство и не предназначен для воспроизведения святой истории. Об этом Константину Константиновичу писал, например, архиепископ Сергий (будущий Патриарх).

Во-вторых, в это трудно поверить, но в то время духовное образование в принципе не предполагало сколько-нибудь глубокого знания Нового Завета (что и не удивительно при низком уровне грамотности). Обходились Псалтирью.

Великий князь всё же поставил пьесу при помощи режиссёра Николая Арбатова в 1914 году в Эрмитажном театре. В постановке приняли участие свыше 200 человек. Это были актёры-любители из труппы «Измайловский досуг». Сам Константин Константинович исполнил главную роль Иосифа Аримафейского. Запрет Синода удалось обойти за счёт десяти открытых репетиций, на которых присутствовало около 3 тысяч человек. Спектакль пользовался огромной популярностью и наделал шума.

На премьере присутствовал император Николай II. Пьеса ему понравилась, и он разрешил её издать. Против публикации текста Синод не возражал. Драма была вскоре переведена на девять языков. В России к 1916 году она выдержала пять изданий общим тиражом 50 тысяч экземпляров.

Однако поставить её для широкой публики стало возможно только после революции, когда духовная цензура была отменена как явление. Ставили пьесу не только в Киеве. Арбатов ставил её в театре Незлобина в Петрограде и Москве (прошло около 180 представлений). Ставилась она также в Екатеринбурге и Одессе. В 1918 году по драме был снят кинофильм с тем же названием, но он был признан неудачным. В 1992–1994 годах спектакль ставился в Малом театре.

Преувеличивать влияние пьесы К.Р. на творчество Булгакова не следует – ершалаимские главы «Мастера и Маргариты» построены совсем иначе, чем пьеса К. Р. Но сама возможность описать и показать на сцене события евангельской истории и соучастие в них как зрителя произвела, безусловно, на Булгакова впечатление. Плюс – визуализация пространства.

Достаточно вспомнить описание места заседания суда Пилата из произведения К.Р. (который, в свою очередь, пользовался археологическими реконструкциями Николая Маккавейского) и сравнить с указаниями, рассыпанными по тексту «Мастера и Маргариты»:

«Перистиль дворца Ирода Великого. Две стены, сходящиеся под прямым углом в глубине сцены. В правой стене две двери: первая, ближайшая к зрителю, на судейский помост (лифостротон или гаввафу), заперта до явления двадцатого; вторая дверь во внутренние покои Пилата. В левой стене, по середине, закрытая занавеской третья дверь, ведущая к выходу из дворца. Между дверьми в правой стене ниша с мраморной статуей. Отступя от стен и параллельно им идёт колоннада из нескольких колонн, на которых утверждено перекрытие, образующее навес над проходом между стенами и колоннами; пол этого прохода выше уровня сцены на четыре мраморные ступени, ведущие к каждой из трёх дверей. (…) По середине мраморного мозаичного пола фонтан. Отверстие в потолке затянуто лёгкой тканью, сквозь которую сверху проходит свет. Богатая обстановка: ложе, столы, кресла, скамьи, мраморы, бронза, вазы с цветами, курильницы, светильники, ковры, дорогие ткани. Предрассветный сумрак».

Явно у К.Р. позаимствованы некоторые сцены и описания. Мирон Петровский указывает, например, на сходство сценки с Александром и Лией, чьё свидание в Гефсимании было сорвано появлением стражников, ведущих Иисуса, со сценкой свидания Низы и Иуды Искариота у Булгакова. Кстати, Иуда встречает по пути конный римский, а потом сирийский патруль, причём второй точно следует из Гефсимании (т. е., путём, которым ранее вели Иисуса).

В общем, киевские впечатления всплывают в самых неожиданных местах булгаковского творчества.