Текст книги "Гражданская война Михаила Булгакова"

На крыше «тучереза»

Помните сценку в «Служебном романе», когда Калугина выходит из кабинета на крышу? Эта сцена снималась в доме Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке. Один из первых московских небоскрёбов, прозванный «тучерезом», упоминался в произведениях Булгакова и сыграл особую роль в его судьбе. Говоря о булгаковской Москве, его никак нельзя обойти.

Впрочем, история этого дома была чрезвычайно интересной сама по себе. И связан он был не только с Булгаковым, но и со многими другими деятелями советского периода.

В 1912 году инженер-строитель Эрнст-Рихард Карлович Нирнзее подал прошение в московскую городскую управу о получении разрешения на строительство 9-этажного дома в Большом Гнездниковском переулке (пересечение Тверской улицы и одноимённого бульвара). Переулок назван в честь находившейся у границы Белого города слободы гнездников – московских мастеровых, то ли литейщиков, то ли изготовителей стрел.

Кстати, сам по себе Нирнзее – фигура довольно загадочная. Об архитекторе, построившем более трёх десятков зданий в Москве, почти ничего не известно. Нет даже чётко атрибутированной фотографии, а годы жизни приводятся весьма приблизительные.

Доходный дом был рассчитан на небогатых жильцов. Квартиры были сравнительно небольшие, без кухонь, но с индивидуальными санузлами. На крыше дома должна была разместиться столовая, маленький скверик для прогулок и смотровая площадка, в подвале – домашний театр.

Дом в стиле модерна с классическими элементами был выстроен в 1913 году. Его высота составила около 40 метров (10 этажей) и до 1931 года это был самый высокий дом Москвы. А самой высокой рукотворной точкой Москвы он остался до 1952 года, когда были пущены первые сталинские высотки. «Дом на набережной» выше, но стоит значительно ниже – на берегу реки, в то время как «тучерез» – на вершине холма. По словам Валентина Катаева, дом казался «чудом высотной архитектуры, чуть ли не настоящим американским небоскрёбом, с крыши которого открывалась панорама низкорослой старушки Москвы».

Отметим, что самым высоким домом в России был, всё же, не «тучерез», а прекрасно известный Булгакову 12-этажный «небоскрёб Гинзбурга» в Киеве. Это здание было разрушено в 1941 году, сейчас на его месте (на Печерске, прямо над Майданом) находится здание гостиницы «Украина».

Дом установлен буквой «П» с коридорной системой и четырьмя шахтами лифта. Ряды оконных проёмов поделены вертикальными красными линиями, верхний этаж украшен декоративным орнаментом: вазонами, гирляндами цветов. Фасад венчает фронтон с мозаичным панно, выполненным художником Александром Головиным (второе такое панно он выполнил для гостиницы «Метрополь» в Театральном проезде). Большинство окон и сейчас сохранили ажурные цветочные ящики из металла, спроектированные Нирнзее. По замыслу архитектора, в тёплое время года фасад должен был оживляться цветущими растениями. В доме имелись своя телефонная подстанция, электрические лифты.

До революции в «тучерезе» жило до 700 человек. Жил там и сам строитель, но счастья ему это не принесло – в 1914 году его квартира была разгромлена «патриотической общественностью» (в начале войны по всей России прокатились немецкие погромы), сын запил и упал с крыши… В 1915 году дом пришлось продать бизнесмену с неоднозначной репутацией Льву Рубинштейну. Тот, якобы, пригласил в дом Распутина, чтобы изгнать нечистую силу. Кажется, это не помогло: в марте 1917 года в этом доме застрелился бывший начальник Особого отдела Департамента полиции Сергей Зубатов.

В 1918 году дом национализировали, и в Четвёртом доме Моссовета проживали представители советской элиты. Председателем правления жилищного кооператива дома Нирнзее был член Политбюро ЦК РКП(б), председатель Моссовета Лев Каменев. Самым знаменитым киевлянином, жившем в «тучерезе», был один из авторов первого пятилетнего плана Георгий Пятаков. С Киевом был также тесно связан Андрей Бубнов, возглавлявший во время Гражданской войны Киевский подпольный горком партии. Проживали в доме также генпрокурор Андрей Вышинский (у него, по слухам, был персональный лифт), великий пролетарский поэт Владимир Маяковский, директор автозавода ЗиС (потом – ЗиЛ) Иван Лихачёв.

После войны в доме располагались три детских сада. Причём один был для «элитных» детей и находился в квартире. Поскольку ни нормального двора, ни игровой площадки около дома не было, водили детей гулять прямо на крышу. На крыше, кстати, играли в футбол и даже заливали каток…

В 1915 году в полуподвале дома открылся театр-кабаре «Летучая мышь» Никиты Балиева, существовавший до 1922-го. С октября 1924 года в подвале начинал свою работу Московский театр сатиры. Зал расширили, и его вместимость увеличилась до 500 человек.

Дом тесно был связан с кинематографом – на крыше даже был зимний павильон одной из киностудий.

В доме в разное время размещались редакции газет «Накануне», «Гудок», «Вечерние известия», журналов «Россия», «Литучёба», «Творчество», «Огонёк», «Альманах библиофила», издательство «Советский писатель».

Сейчас тут расположены редакция журнала «Вопросы литературы» и учебный театр ГИТИСа.

Михаил Булгаков появился в доме в Гнездниковском переулке совершенно не случайно и вовсе не потому, что ему так уж хотелось полюбоваться панорамой Москвы (хотя и это тоже).

Булгаков был постоянным автором газеты «Накануне» (вообще газета была берлинской, но имелась у неё и московская редакция). В «Гудке» он работал. В журнале «Россия» в 1925 году была опубликована часть романа «Белая гвардия».

В очерке «Сорок сороков», написанном в 1923 году, Булгаков пишет: «На самую высшую точку в центре Москвы я поднялся в серый апрельский день. Это была высшая точка – верхняя платформа на плоской крыше дома бывшего Нирензее, а ныне Дома Советов в Гнездниковском переулке. Москва лежала, до самых краев видная, внизу. Не то дым, не то туман стлался над ней, но сквозь дымку глядели бесчисленные кровли, фабричные трубы и маковки сорока сороков».

Упоминается дом и в повести «Дьяволиада»: «рычащий, как кузнечный мех, Коротков стремился к гиганту – одиннадцатиэтажному зданию, выходящему боком на улицу и фасадом в тесный переулок». Там делопроизводителя настигают милиционеры, пожарные и «страшный бритый Кальсонер со старинным мушкетоном в руках». Предпочтя позору героическую смерть, сошедший с ума герой повести прыгает с крыши…

Упоминал об этом доме Булгаков не зря… В 1929 году именно здесь, в квартире № 527, он познакомился с женой высокопоставленного военного Евгения Шиловского (позже ставшего прототипом Рощина из «Хождения по мукам») Еленой Сергеевной, которая позже стала его третьей женой, прототипом Маргариты и хранительницей творческого наследия.

Встреча была связана с Масленицей, проводили её художники братья Моисеенко, с которыми Булгаков был знаком ещё по Киеву. Так получилось, что Михаил Афанасьевич шёл на вечер без особой охоты – у писателя были какие-то сложности в отношениях с земляками. А вот Елене Сергеевне было скучно – муж уехал в командировку, а коварные соблазнители «позвонили и, уговаривая меня прийти, сказали, что у них будет знаменитый Булгаков». Приглашение было в точку – она давно хотела познакомиться с автором легендарных «Дней Турбиных».

Дальше ей всё запомнилось как сказка: «У меня развязались какие-то завязочки на рукаве, я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что я, вроде чеховского дьякона в “Дуэли”, смотрела ему в рот и ждала, что он ещё скажет смешного. Почувствовав благодарного слушателя, он развернулся вовсю и такое выдал, что все просто стонали. Выскакивал из-за стола, на рояле играл, пел, танцевал, словом, куражился вовсю. Глаза у него были ярко-голубые, но когда он расходился так, они сверкали, как бриллианты». Позже, по её словам, Булгаков говорил, что этими завязочками Елена Сергеевна его к себе привязала…

С датировкой встречи, впрочем, есть определённые сложности.

В 1956 году Елена Сергеевна отметила в своём дневнике, что впервые встретилась с Булгаковым, которого сопровождала его вторая жена, Любовь Белозерская, 28 февраля 1929 года. Но Масленица в 1929 году выпала на 17 марта. Времена, конечно, были уже антирелигиозные, но не до такой же степени… Кроме того, есть у неё и заметка, по которой впервые она увидела Булгакова в гостях у Иеронима Уборевича (он в это время командовал войсками Московского военного округа, Шиловский был его выдвиженцем – начальником штаба МВО, жил с ним в Пятом доме Реввоенсовета в Большом Ржевском переулке).

Интерпретация Любови Белозерской: «В 29–30 гг. мы с М.А. поехали как-то в гости к его старым знакомым, мужу и жене Моисеенко (жили они в доме Нирензее в Гнездниковском переулке). За столом сидела хорошо причёсанная интересная дама – Елена Сергеевна Нюренберг, по мужу Шиловская. Она вскоре стала моей приятельницей и начала запросто и часто бывать у нас в доме».

По одной из версий, именно в Большом Гнездниковском переулке булгаковская Маргарита впервые повстречала мастера: «Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно». Сейчас вход в Гнездниковский – через арку дома № 17. Дом этот постройки 1940 года и в событиях «Мастера и Маргариты» отражён быть не мог – предполагается, что основные события романа происходят в 1929 году, а знакомство мастера и Маргариты – несколькими годами ранее. На реалистичности версии это, однако, никак не отражается, хотя существуют и другие возможные локации.

Подвальчик мастера

Со стороны Остоженки Мансуровский переулок сразу привлекает внимание удивительной архитектурой построенного в начале XX века доходного дома Лоськова, в котором сейчас находится посольство Сирии. А сделав ещё несколько шагов по переулку, вы увидите небольшой деревянный домик, за забором которого скрывается легенда.

«Нанял у застройщика две комнаты в подвале маленького домика в садике. Службу в музее бросил и начал сочинять роман о Понтии Пилате.

– Ах, это был золотой век, – блестя глазами, шептал рассказчик, – совершенно отдельная квартирка, и ещё передняя, и в ней раковина с водой, – почему-то особенно горделиво подчеркнул он, – маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки. Напротив, в четырех шагах, под забором, сирень, липа и клён».

В романе «Мастер и Маргарита» Булгаков описал именно этот небольшой дом в Мансуровском переулке.

Сам Мансуровский переулок между Пречистенкой и Остоженской известен с XVIII века. Как это часто бывает, названия ему давались по известным домовладельцам. Как это крайне редко бывает, во времена Советской Власти название переулка не менялось.

Своё нынешнее название переулок получил по фамилии местной домовладелицы конца XVIII века – бригадирши Аграфены Мансуровой. До этого он был известен как Масальский и Талызинский.

Дом был построен в 1834 году для мещанки Прасковьи Емельяновой в неоклассическом стиле. Дом деревянный, на белокаменном подвале. Интерьер был спланирован по принципу кругового обхода. Парадные помещения – с лепным декором потолков и изразцовыми печами. В подвале выложен камин с чугунным прибором. В глубине же двора, справа и слева от дома, были построены деревянные сараи.

От Емельяновой усадьба перешла к поручику Ивану Полетаеву, а затем к купцу первой гильдии Сергею Топленинову и, по наследству, к его сыновьям Владимиру и Сергею.

Сергей Топленинов был женат на дочери архитектора Льва Кекушева, творившего в стиле модерн (его рука заметна на зданиях вокзалов многих подмосковных железнодорожных станций). Он был художником-декоратором, макетчиком-исполнителем Малого театра и МХАТа.

Владимир был актёром, в конце жизни работал в Театре транспорта и дружил с Луначарским, который поспособствовал тому, чтобы братьям вернули дом, реквизированный в 1918 году. Старший брат жил с семьёй наверху, а младший – в нижнем полуподвальном этаже.

Часть дома братья сдавали драматургу Сергею Александровичу Ермолинскому и его жене Марии (Марике) Артемьевне Чемишкиан.

В 1926–1932 годах тут очень часто бывал Михаил Булгаков. Он дружил и с Топлениновыми (Сергея он знал по работе в МХАТе), и с Ермолинским, и с Чимишкиан (последние познакомились у Булгаковых).

Евгения Власова, жена Владимира Топленинова, рассказывала, что Булгаков часто ночевал в специально отведённой ему комнате с печкой (в правой части дома, если смотреть на фасад со стороны переулка). Тут же, в этом полуподвальчике, Булгаков работал над своим романом «Мастер и Маргарита».

Сергей Ермолинский: «В сухой зимний денек, особенно когда солнечно было, Михаил Афанасьевич появлялся у меня. Я жил недалеко, в Мансуровском переулке в небольшом деревянном доме. Перейдя Остоженку… можно было переулком спуститься к Москве-реке. Поэтому лыжи стояли у меня, и наша прогулка начиналась прямо из моего дома. Он оставлял свою зеленовато-серую доху до пят и из такого же американского медведя большую, налезавшую на уши ушанку, натягивал неизменный вязаный колпак, и мы, закрепивши лыжи уже во дворике дома, отправлялись в поход…».

По мнению большинства булгаковедов, именно в этом подвальчике Михаил Афанасьевич поселил мастера. Есть, правда, и другие версии – подвал в Плотниковом переулке, дом 10/28, где одно время жил друг Булгакова, Павел («Патя») Сергеевич Попов и дом № 45/26 по Сивцеву Вражку.

В 1980-х дом в Мансуровском реставрировался, жившим в то время в нём, художником В. А. Курским (1917–1985), и комната, в которой работал Михаил Афанасьевич, была сохранена именно как его писательский уголок. После смерти художника начались многочисленные суды между наследниками. В 2013 году дом, являющийся объектом культурного наследия регионального значения, был выставлен на продажу. Что там сейчас – непонятно.

Пожарский переулок, 12

В Москве Булгаков был тесно связан с «пречистенским обществом». Улицы Пречистенка и Остоженка в то время были естественной средой обитания московской интеллигенции, и Булгаков сравнительно легко вписался в эту среду. Неудивительно, что действие многих его произведений связано с этим районом, который он хорошо знал и в котором некоторое время жил.

На Пречистенке живёт главный герой «Роковых яиц» профессор Персиков. На Пречистенке происходит основное действие «Собачьего сердца» – профессор Преображенский подбирает Шарика в подворотне между домами 6 и 8, покупает ему колбасу в доме 9 и ведёт его в свою квартиру-лабораторию в доме 24/1 (которому приданы черты дома 13/1).

Есть следы Пречистенки и в «Мастере и Маргарите». Существует даже радикальная гипотеза, по которой вообще всё действие московских глав сосредоточено тут, – тогда «домом Грибоедова» становится Центральный дом ученых (Пречистенский переулок, 1), а «нехорошая квартира» размещается в доме 24. Понятно, что большинство булгаковедов с такой трактовкой не согласны.

Однако однозначная атрибуция этого района в произведении всё же присутствует.

Во-первых, именно в этом районе находится «подвальчик мастера» в Мансуровском переулке.

Во-вторых, есть ещё такое описание:

«Опять освещённая магистраль – улица Кропоткина (Пречистенка. – В. Ст.), потом переулок, потом Остоженка и ещё переулок, унылый, гадкий и скупо освещённый. И вот здесь-то Иван Николаевич окончательно потерял того, кто был ему так нужен. Профессор исчез.

Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме № 13 и обязательно в квартире 47.

Ворвавшись в подъезд, Иван Николаевич взлетел на второй этаж, немедленно нашёл эту квартиру и позвонил нетерпеливо».

Тут описана хорошо знакомая Булгакову квартира № 66 в доме № 12 по Пожарскому (тогда – Савельевскому) переулку. Здесь жили друзья Булгаковых – литературовед Николай Николаевич Лямин и художница Наталья Абрамовна Ушакова.

Знакомство Булгакова с Ляминым произошло в конце 1924 года в квартире писателя и переводчика Сергея Заяицкого (Малый Знаменский переулок, 7 – неподалёку от музея им. Пушкина на Волхонке). Там Булгаков читал «Белую гвардию». Следующее чтение прошло уже у Лямина. В 1925 году Булгаков подарил ему «Дьяволиаду» с подписью «настоящему моему лучшему другу». Сохранилась и часть переписки между ними – в основном, письма Лямина, поскольку письма к нему Булгакова были уничтожены после первого ареста. Существовал и шуточный «дневник Лямина», который вели его друзья (первую запись сделала Любовь Белозерская) и в котором часто упоминался Булгаков.

Николай Лямин происходил из купеческой семьи, был потомственным почётным гражданином Москвы. В 1915 году он окончил историко-филологический факультет Московского университета и был оставлен при кафедре западноевропейской литературы. В 1924 году Николай Николаевич работал научным сотрудником Государственной Академии художественных наук (ГАХН) и старшим библиотекарем Библиотеки Высшего совета народного хозяйства. Самая высокая должность – учёный секретарь Библиотеки им. Ленина.

В ГАХН под началом Лямина работал его сокурсник Павел Попов – друг и первый биограф Булгакова. В ранней редакции «Собачьего сердца» в качестве соблазнителя дамы неопределённого возраста, назывался «этот Мориц», в позднейших редакциях замененный «этим Альфонсом». Борис Соколов полагает, что тут имелся в виду сотрудник ГАХН искусствовед Владимир Мориц, к которому ушла первая жена Лямина Александра Прохорова.

Осенью 1931 года Лямин был задержан в рамках кампании по изъятию у населения валюты и ценностей. Ушакова позже вспоминала: «Николая Николаевича тоже вызвали. Уж не знаю, почему они решили, что у нас что-то есть. Может быть, потому, что они уже вызывали первую жену Николая Николаевича – Александру Сергеевну Лямину, которая была из известной купеческой семьи Прохоровых, кроме того, у них уже сидела её тетка. Николай Николаевич просидел там недели две». Валюты и ценностей у Лямина не нашли, и он был отпущен. Два года спустя ему был прочитан первый вариант главы о валютчиках из будущего «закатного романа». Отразились там многие реалии – и набитые людьми камеры, и «лекции» о пользе сдачи валюты, которые читали заключённым тюремщики.

Е. С. Булгакова в дневниковой записи от 8 февраля 1936 года писала: «Коля Лямин. После него М.А. говорил, что хочет написать или пьесу, или роман “Пречистенка”, чтобы вывести эту старую Москву, которая его так раздражает». Елена Сергеевна, правда, больше сама недолюбливала пречистенскую среду и чего тут больше – её подозрительности или булгаковского недовольства, сказать трудно.

В 1940 году Лямин жил в ссылке в Калуге и приехал к смертельно больному Булгакову, даже остановившись у него на ночь, что было грубым нарушением режима.

Лямин погиб в тюрьме в 1942 году.

Наталья («Тата») Ушакова родилась в Петербурге, в Москву приехала, чтобы поступить в Школу живописи, ваяния и зодчества, но художник Константин Коровин, к которому она уже записалась, уехал за границу, а она начала работать книжным иллюстратором.

В частности, она работала с художественными произведениями экономиста Александра Чаянова, в частности, иллюстрировала книгу «Венедиктов или Достопамятные события жизни моей». Главного героя этого произведения зовут… Булгаков и он встречается ни много ни мало как с… сатаной. Совпадение? Господь с вами, какие могут быть совпадения, когда речь идёт о Булгакове!

Благодаря Ушаковой был сделан и сохранился довольно большой архив фотографий Булгакова (она, конечно, мужа в основном фотографировала, но – в компании). В частности, ей принадлежит лучший фотопортрет Булгакова, сделанный в 1935 году на балконе дома в Нащокинском переулке.

Ушаковой принадлежит наиболее известный дружеский шарж на Булгакова и Любовь Белозерскую – картинка изначально была написана для домашней книги «Мука Маки», о сложных отношениях писателя с домашними кошками (уже в бытность его на Большой Пироговской улице). Позже она использовала эту картинку в качестве иллюстрации к книге Владимира Маяковского «История Власа, лентяя и лоботряса». Там Булгаков и Белозерская изображали родителей Власа. Булгакову, правда, эта картинка не нравилась («почему ты рисуешь меня всегда таким некрасивым?», – вопрошал он), а вот Маяковский иллюстрациями Ушаковой был доволен, хотя об истории этого рисунка, по-видимому, не знал.

Ушакова умерла в 1990 году. По счастью, с ней удалось поговорить многим булгаковедам.

Дом в Пожарском (Савёловском, в 1922–1993 годах – Савельевском) переулке был построен в 1910 (по другим данным – 1898) году архитектором Александром Ивановым в стиле эклектики для Варваринского акционерного общества домовладельцев как доходный.

Кстати, с адресом этого дома есть определённая путаница – к Пожарскому переулку относится только главный дом, а примыкающий к нему поперечный флигель в глубине квартала – Остоженка, 7. Судя по всему, в булгаковские времена этот адрес носил и основной дом.

Среди известных жильцов дома были инженер Владимир Шухов (автор сложных металлических конструкций – башни на Шаболовке и дебаркадера Брянского вокзала), историк Митрофан Довнар-Запольский (один из родоначальников белорусской историографии), врач Алексей Абрикосов (известный патологоанатом, осуществлявший вскрытие тела Ленина и других советских руководителей). Булгаков наверняка был с ним знаком и Абрикосов стал одним из прототипов профессора Персикова.

Судя по объявлениям о продаже квартир, перепланировка дома не осуществлялась (продаются пятикомнатные апартаменты – бывшие коммуналки), так что, теоретически квартира сохранилась. До смерти Ушаковой её посещали булгаковеды.

В «Мастере и Маргарите» отражены реалии этой до крайности запущенной тогда коммунальной квартиры. Например, упомянутый там кованый сундук действительно стоял в прихожей до 1980-х годов.

Правда, есть «пришельцы» и из других мест. Например, «на полке над вешалкой лежала зимняя шапка, и длинные её уши свешивались вниз» – это аксессуар редакции газеты «Гудок» в здании Воспитательного дома на Москворецкой набережной.

Борис Соколов отмечает, что Лямин и Булгаков «часто играли в шахматы. Это увлечение отразилось в ранней редакции “Мастера и Маргариты”. Когда Иван Бездомный вслед за Воландом врывался в незнакомую квартиру в Савельевском переулке, швейцар в подъезде встречал его словами:

“– Зря приехали, граф, Николай Николаевич к Боре в шахматы ушли играть”. Здесь имелись в виду Лямин и ещё один его с Булгаковым партнёр по шахматам – Борис Валентинович Шапошников (1890–1956), художник, искусствовед и театровед».