Текст книги "Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести"

Глава 2.

Учёбу в одном московском вузе Кеша начал уже в полной уверенности, что природа наградила его, в общем, не такой уж редкой способностью внушения.

Кеша расширил свой кругозор, начитавшись познавательной литературы на эту тему, и узнал, что способности гипнотизировать и внушать можно даже научиться, а называется такая наука суггестология.

Ему же предстояло научиться жить с этим даром и постараться при этом не вляпаться во что-нибудь неприличное. Как мог, он скрывал это, однако, живя в общежитии, по крайней мере, от появившихся новых друзей сделать это было практически невозможно…

Какой-то внутренний голос настойчиво приказывал ему не афишировать свой чудесный дар, и, хотя опасения эти и ассоциировались у него с тревогой, сохранить его в тайне он не мог.

Нет, фокусы он не показывал никому и никогда, но друзей от случая к случаю выручал. Один забыл зачётку, будучи дома на каникулах, и никак не мог её найти; Кеша просто глянул ему в глаза и спросил:

– А где твоя зачётка?

Пприятель вспомнил мгновенно.

Другой так же кому-то отдал редкую книгу из институтской библиотеки, и так же, с помощью Кеши, её нашёл.

У третьего и вовсе какой-то нервный тик появился, бес конца руки почёсывал; Кеша приказал ему не делать этого – и проблема исчезла.

И он сам, и его близкие друзья, конечно, понимали, что Кешку ждёт неординарная судьба, не может такая феноменальная способность лишь искать зачётки или книжки, или прекращать зубную боль; так и случилось…

Однажды к Кешке, случайно оказавшемуся в одиночестве в студенческой столовой, подсели два парня, лет по двадцати пяти.

– Нам сказали, ты можешь внушать другим свои мысли, – безапелляционно спросил один, с аляповатой наколкой на руке.

– Кто вам сказал?

Такие вопросы никто из посторонних ему ещё не задавал.

– Добрые люди… Так это правда?

– Не знаю, о чём вы…

– Да ладно, не выпендривайся, давай, покажи что-нибудь, – почти по-свойски напирали незнакомцы.

– Вы, ребят, что-то перепутали.

Кешка допил компот, со смаком вытряс из стакана парочку сухофруктов, взял поднос с посудой и ушёл.

Вечером он возвращался из библиотеки тёмным двором студенческого городка; из-за угла те же двое схватили его за руки, затащили в тёмный угол и – хрясь! – один из них крепко стукнул его в глаз:

– Ну, вспомнил что-нибудь?

– Чего вы прицепились, не знаю я ничего! – задёргался в их сильных руках дохлый Кешка.

Тр-рах! Под дых, но руки отпустили.

– Вспоминай, мы скоро опять придём…

Наутро его вызвал декан – произошла утечка; фингал красноречиво сигнализировал о ЧП.

– Что, так и есть на самом деле?! – с некоторой опаской спросил декан.

Может, Кешке надо было успеть сообразить да и внушить ему, что нет ничего такого, только не успел, почему-то виновато опустил глаза и промямлил:

– Да вот…

Собственно, декан и не знал, что с этим надо делать, внимательно, слегка с опаской, оглядел всего Кешку, как будто в первый раз видит, и отпустил…

А через день вызвал опять, видно, вспомнил, что делать в таких случаях. У него в кабинете сидел мужчина строгой наружности.

Подтверждающий свои способности эксперимент Кеша по просьбе мужчины провёл на декане; он мысленно приказал тому снять свои часы и надеть их на правую руку строгого гостя, как это и было предварительно с ним договорено.

Гость посерьёзнел ещё больше, стал весь какой-то озабоченный, минут сорок пытал Кешку всякими вопросами, потом написал на бумаге, когда и куда Кешка завтра должен явиться и в задумчивости ушёл.

И не москвичу, Кешке по адресу было ясно, что это КГБ на площади Дзержинского, рядом с Детским миром…

Традиционный ужин господ студентов в комнате сорок три в виде целого нарезного батона за тринадцать копеек и стеклянной бутылки кефира в тот вечер усваивался слабо, можно сказать, застревал в горле…

Шутка сказать: в КГБ вызывают! В версиях послевизитного расклада недостатка не было; оглядываясь теперь назад, можно утверждать, что последующие события в Кешкиной жизни превзошли самые смелые предположения голодных студентов.

По привычке пробовали шутить и подкалывать, только в прокуренной атмосфере четырёхместной комнаты в тот вечер усиленно витало беспокойство…

Как ушёл Кеша на завтра в то грозное ведомство, так и пропал, только через пару дней сумел позвонить на вахту в общагу и попросить бабу Шуру передать в сорок третью комнату, что его забрали в армию. Всё. Инженерная Кешкина карьера на том закончилась и началась новая, армейская…

Очень серьёзные дяди быстро внушили самому Кешке, что его природный дар должен, само собой, служить Родине, и нечего, мол, на всякие инженерные пустяки размениваться; как-то не принято было в том ведомстве спрашивать твоего согласия.

Кешка был поселен в шикарное, после своего, общежитие в лесу, в районе Кузьминок-Выхино, которое при ближайшем рассмотрении оказалось целой школой. Курсанты в ней почему-то были всех цветов кожи и возраста до тридцати лет. Факультеты-отделения были непонятны, но Кеша ни в одну группу не входил, на всякие стрельбы и марш-броски не направлялся, а целыми днями только инструктировался.

В самом начале его настойчиво попросили проникнуться важностью одного документа, именуемого подпиской о неразглашении. Помимо прочего, Кеша уродился ещё и порядочным, поэтому разглашать прожитое начал вот только теперь, когда прошли контрольные сроки давности, да и то, сдаётся, не всё…

Глава 3.

По истечении месяцев трёх сытой Кешкиной жизни в том лесном санатории его однажды вызвал к себе его наставник, капитан Сомов. В его кабинете сидел ещё один такой же в непонятной форме.

– Капитан таможенной службы РФ Валерий Васильевич Чеботарёв, – представил гостя наставник. – Он введёт тебя в курс дела.

Дело оказалось о контрабанде необработанных драгоценных камней челноками из Индии.

Таможня от случая к случаю потрошила перевозчиков, выгребая из клетчатых сумок килограммы изумрудов, сапфиров и друих камешков, а всю сеть, существование которой настойчиво подтверждали отдельные факты, никак накрыть не удавалось.

С помощью Кеши предполагалось выявить ещё до отправки, в Индии, челнока с камнями, но при этом себя не обнаруживать с тем, чтобы проследить всю цепочку. Интуитивно Кеша почувствовал вкус охоты, сердце запрыгало, хотелось поскорее отличиться, только спешка в таких серьёзных ведомствах была не в моде.

Вначале Кешу полдня истязал некий спец непонятного пола, которого обозвали гримёр-визажист. Он, гримёр-визажист, оказывается, должен был до неузнаваемости изменить Кешину внешность, как ему объяснили, во избежание неких последующих эксцессов.

Никогда бы Кеша не подумал, что гримёр-визажист – это не только расчёска, ножницы и грим, а еще и компьютер, химическая лаборатория и много других хитромудрых причиндал.

Кеша начал было клевать носом, что с ним всегда случалось в парикмахерской, уже и в зеркало на себя перестал смотреть, как вдруг гримёр, закончив пудрить Кешкин нос, театрально заявил:

– Клиент готов!

Кеша проморгал глаза и взглянул на себя в зеркало: и он, и не он. Нос чужой, волосы, очки, губы другие – мать точно не признает.

Конечно, не признает, потому что он с капитаном Чеботарёвым вовсе и не к матери направлялись, а в Индию, в аэропорт Дели…

Капитан был в штатском, поэтому к лёгкому Кешиному разочарованию в салоне самолёта на них никто никакого внимания не обращал.

В аэропорту Дели Кешу посадили в отдельную небольшую комнату и стали приводить вроде как на досмотр подозреваемых в контрабанде пассажиров на советские рейсы.

Первой привели разбитную толстую тётку, которая после Кешиных вопросов:

– Как зовут?

– Откуда родом?

– Как зовут мать?

– Где камни?

Безропотно полезла в необъятный бюстгальтер и положила на стол тряпицу, в которой оказались три ювелирных набора – кулон и серьги – с бриллиантами.

Кеша спокойно, глядя тётке в глаза, сказал:

– Хорошо, убирайте на место.

Тётка тоже спокойно засунула тряпицу назад, в лифчик, сказала: «До свидания!» и вышла.

Насколько Кеша понял, капитана Чеботарёва тётка эта мало интересовала – столько везёт практически каждый наш челнок.

Следующим зашёл бледный, худосочный, небритый парень в драных джинсах и каких-то тростниковых шлёпанцах.

– Как зовут?

– Где живёшь?

– Гашиш пробовал?

– А камни где?

– В синей сумке?

– О’ кэй! Счастливого пути!

Как выяснилось на занятиях, такой «раскол» Кешин собеседник не запоминал и забывал всю беседу, как только Кеша переставал смотреть ему в глаза; на то и рассчитывали.

Пожалуй, сумка с камнями худосочного заинтересовала капитана Чеботарёва больше, чем сокровища из бюстгальтера.

Капитана наверняка также заинтересовал оптовый торговец кожаными куртками из Твери, который камни, видно, не в первый раз, напихал в карманы курток, оптовик детской обувью из Смоленска, скромно засунувший пакет камней в тысячную партию дешёвых детских сандалий, а также игривая красавица Ира из Калуги, которая, не мудрствуя лукаво, перемешала драгоценные камни с разрешёнными к вывозу полудрагоценными – гранатами, агатами и прочими – и, уверенная в своей неуязвимости, ежеминутно совершала отвлекающие манёвры своими прелестями, очень хорошо различимыми в коротком платье в облипочку.

По хорошему настроению капитана Чеботарёва на обратном пути в самолёте Кеша сделал вывод, что первое его дело на службе Родины, скорее всего, удалось…

Телезрители иногда ахают: и как же им удалось это обнаружить? Уж так запрятали, так запрятали…

Такие мудрые… Когда же, спустя пару месяцев, его позвали в бухгалтерию и попросили расписаться в получении премии в размере бывшей его полугодовой стипендии, Кеша приободрился, и некоторые издержки своей службы, вроде замкнутости и неопределённости, стал замечать меньше…

Глава 4.

Потекли учебные будни, которые серыми назвать было трудно…

Кеша был определён на второй курс Высших курсов КГБ СССР и одновременно прикреплён к лаборатории активных средств психологического воздействия Академии общественных наук при ЦК КПСС. До недавнего времени о таких заведениях он и догадываться не мог.

Началась серьёзная учёба… Нельзя сказать, сложнее его бывших сопроматов или легче, но интереснее точно. На основной его кафедре психологии преподавали среди прочих знаменитые Алексей Ситников, Александр Жмыриков и другие, впоследствии, с исчезновением КГБ и КПСС, прославившие себя блестящими разработками предвыборных технологий самого высшего уровня.

Дар даром, а науку в любом ремесле ещё никто не отменял. Совершенно неожиданные откровения практически каждый день поражали Кешу своей глубиной и простотой…

Разве мог он предположить, например, что при передаче информации лишь семь процентов сообщается посредством слов (вербально), тридцать процентов выражается звучанием голоса (тональность, интонация) и более шестидесяти идёт по прочим (невербальным) каналам (взгляд, жесты, мимика…). Невероятно, но с наукой не поспоришь.

Или другой пример: память человеческая способна сохранить до девяноста процентов из того, что человек делает, пятьдесят – из того, что видит и десять – из того, что слышит.

«Надо же, – думал Кеша, – а в технических-то вузах об этом ничего не знают, только догадываются; чего бы не ввести везде хотя бы семестровый курс психологии, а то мути всякой общественной вон сколько…»

Суггестология оказалась, надо сказать, большой и серьёзной наукой. Без природных одарённостей можно научиться внушать, только надо изучить массу всяких биологических, физиологических, психологических и других мелочей.

Поди знай, что если хочешь воздействовать на чувства человека, говори ему в левое ухо, если на логику – в правое…

Мудрые Кешины мозговеды в самом начали слегка его огорошили, заявив, что мужчина в среднем внимательно слушает лишь десять-пятнадцать секунд, а после начинает думать, что бы ему добавить к предмету разговора.

«Жест есть не движение тела, а движение души», – прокуренным голосом заявила генеральского вида лекторша, и Кеша целый семестр изучал, как понимать позы, мимику, движения…

Шло время. Кеша уже понимал, что все эти хитрости и тонкости нужны всяким менеджерам в рекламе, в сетевом маркетинге, в педагогике, в медицине, наконец. Но причём тут КГБ?

Об этом Кеша начал смутно догадываться, лишь когда с третьего курса начались спецпредметы, основным из которых стало НЛП – нейролингвистическое программирование. Это теперь, спустя годы, стало понятно, что НЛП как система для познания и изучения человеческого поведения и мышления выходит на передние рубежи медицины.

Тогда, в годы Кешиной студенческой юности, это было под грифом «секретно» и изучалось только в КГБ.

Осознав мощь и силу этих секретных знаний, Кеша начал понимать, что вкупе со своими природными способностями он, будущий офицер КГБ будет представлять из себя действительно мощное оружие.

Такие мысли заставляли трепетать его пылкое сердце и никакие издержки профессии не моги поколебать его мажорный настрой.

Время от времени Кешу обследовали врачи; на мудрёной аппаратуре бежали его бесконечные импульсы, опутанный проводами он без устали отвечал на вопросы белых халатов, как правило, дурацкие.

Таможня как-то обходилась после того случая без него, а вот МУР его однажды попросил помочь…

Дело касалось похищения ребёнка некой подозреваемой гостьей столицы, а поскольку гостья та отдыхала в КПЗ, а ребёнок был неизвестно где и как, то действовать надо было очень быстро.

В комнату для допросов привели вёрткую, с масляными бегающими глазами женщину, одетую в чёрное кожаное пальто и серый пуховый платок.

«Южных, если не цыганских кровей…» – начал анализировать полупрофессиональный Кешин мозг.

Гражданка с ходу попросила закурить и чего-то егозила ещё, а только взгляда с Кешиного лица не отводила, как, впрочем, и он от неё.

– Фамилия?

– Джабраилова, сто раз уже говорила…

– Как зовут мужа?

– Зачем тебе муж?! Он мой или твой?! Данила его зовут…

– Сколько тебе лет?

– Э-э-э… Зачем у женщины спрашиваешь?! Тридцать семь.

– Дети есть?

– Почему так спрашиваешь, я что, порченая?! Четверо детей у меня!

Задавая и дальше, как учили, эти обыкновенные вопросы, Кеша наблюдал за глазами женщины и караулил момент, когда задать главный вопрос… Не нравилась ему манера чернявой гражданки отвечать на вопросы: так дурят голову, чтобы не расколоться.

И глаза её беспокоили: сильные, чёрные, бездонные…

– Где ребёнок? – как можно неожиданнее вдруг спросил Кеша, буравя гражданку глазами.

– Какой ребёнок? Мои дети дома, не знаю больше никаких ребёнков!!! – неожиданно заверещала тётка, и Кеша понял: беспокоился он не зря; гражданка относилась к той категории людей, которые ни гипнозу, ни внушению не поддавались.

Неудача эта, хотя и укладывалась в теорию, а настроение Кеше испортила основательно.

«Ещё этот нудный дождик!..» – думал он, с хмурым лицом ожидая под навесом у универмага «Будапешт» свой автобус. «Может, в инженерах поспокойнее было бы…»

Глава 5.

Пашка Деркач был баловнем судьбы.

Неглуп, высок, красив, родовит. Могучий Пашкин папа выбрал для своего первенца специальность военного психолога неслучайно: ведомство солидное и работа непыльная – это, во-первых, и, во-вторых, присмотр за Пашкой нужен был круглосуточный. От природы баламут и от родителей упакован, Пашка ещё в школе навострил лыжи в золотую молодёжь Москвы.

Выбор у Пашкиного папы был невелик, и он остановился на погонах.

– Чего психология-то, есть ведь специальности и поживей… – спросил его как-то Кеша после того, как они познакомились на одном из семинаров. Паша сделал хитрую рожу и аргументировано разъяснил:

– Выстрелов боюсь, понос у меня от них…

Монастырскими обычаи, нравы и правила, царившие на курсах, никак не назовёшь, поэтому сержантские погоны Пашкины крылья никак не стесняли. В его новенькой красной «четвёрке» сиденья раскладывались в аккурат в двухспальную кровать, и об этом знала вся их группа. Знал и папа, но на этот счёт не урезонивал, потому как сам был ходок тот ещё, и об этом, в свою очередь, знал Паша.

Кеша был уверен, что ни у одной из многочисленных подружек Паши, прошедших через красную «четвёрку», даже мысли не возникало женить его на себе; представить Пашу остепенившемся семьянином пока ни у кого никакой фантазии не хватало.

Как-то само собой Кеша попал к нему в напарники сначала на семинарах, потом и в похождениях. Сейчас, по прошествии многих лет, Иннокентий с теплотой отзывется о своём друге, в общем-то, надёжном и верном…

На охрану психологической безопасности Родины молодые лейтенанты заступили в расцвете сил, знаний, молодости и амбиций. Иннокентию посоветовали ВНИИ МВД, а друг Паша был направлен в распоряжение МИДа.

Этот ответственный в их жизни период совпал с таковым в жизни постсоветской России: на необъятных просторах царил разгул рынка и демократии. Обновлённая Россия, казалось, упивалась свободой, и выборы всех и вся по накалу страстей уверенно обошли все известные шоу…

В мутной воде перемен к власти рвались бывшие коммунисты и комсомольцы, в одночасье сказочно разбогатевшие банковские воротилы, короли рынков и королевы бензоколонок.

Блестяще проведенная под руководством американских военных психологов и экономистов приватизация в России являла собой убедительный вектор действий демократов всех мастей: обработка электората.

Уговоры, обещания, угрозы, понукания, шантаж ошарашивали, сбивали с толку расслабленных коммунистами россиян и потихоньку отваживали от производства…

Иннокентий знал, что по большому счёту применяемые в России выборные технологии с манипулированием общественным сознанием на Западе запрещены.

«Нейролингвистическое программирование напрямую воздействует на подсознание человека, как антенну настраивает его на волну поступающих извне команд, и способность к “приёму” сохраняется у человека без ограничения времени» (Т. Миронова, д.ф.н.). Тридцать пять процентов людей подвластны чужому слову, НЛП – цифра проверена и подтверждена неоднократно…

На десять в комнате по работе с посетителями у Иннокентия плановая встреча с клиентом из дальнего Подмосковья.

– Предстоят решающие прямые теледебаты двух кандидатов в мэры нашего города, – уверенно после некоторых формальностей начал холёный, выше губернского уровня одетый молодой человек. – Мы хотели бы быть уверенными в победе нашего кандидата и решили подстраховаться с помощью возможностей вашей службы.

«Ну, да, – подумал Иннокентий, – заплатил и хочешь быть уверен…» Вероятно, оппоненты холёного не знали о возможностях суггестологии и НЛП, или денег пожалели, а зря…

Посаженный в студии на нужное место Иннокентий без труда перехватывал взгляд «ненужного» холёному кандидата, после чего тот заикался, потел, кашлял, чихал, а под конец вообще в туалет убежал…

Провал «ненужного» на выборах был предрешён, начальство объявило Иннокентию очередную благодарность, и премия не задержалась, а только на душе у него было муторно…

«Что же это за выборы?! И что за люди придут через такие выборы во власть…» – думал он, как-то нехотя бредя после службы домой, в полученную недавно от ведомства двухкомнатную квартиру на Вавилова. «Надо Пашке звякнуть, у него оптимизма на двоих хватит».

Наутро, с больной после Пашкиного оптимизма головой, решил отлежаться до обеда и отдохнуть, потому как на завтра у него по плану напряжённый семинар с руководством некой финансовой группы с гордым названием «ДАР».

Такие «ДАРы» в народе прозвали пирамидами, а поскольку щедрость дарителей напрямую зависела от силы их зомбирования, то такие профи, как Иннокентий, у этих проныр были нарасхват.

Шесть часов Иннокентий добросовестно учил новоявленных «финансистов» технологиям промывания мозгов, вооружал их режиссурой одурачивания, способной превращать нормальных людей в безвольное, послушное стадо…

К концу наступившей на завтра субботы к нему заехал Паша, обеспокоенный безответными телефонными звонками.

– Э-э, брат, экий ты эгоист, оказывается, в одиночку надрался…

– Паш-ша, я урод… Знаешь почему? А я людей уродую… Вот так…

Паша был в курсе надрыва в душе друга, поэтому особенно не удивился обилию пустых бутылок на журнальном столике и вокруг него. Ситуация требовала лишь спуска на тормозах:

– Ну, ты мне-то глоток оставил?

– Пашка, ты пойми! У человека есть в жизни много стереотипов: с утра он чистит зубы, завтракает, идёт на работу, добросовестно её делает, возвращается домой, общается с детьми, любит жену, ходит в гости… А такие сволочи, как я, эти стереотипы разрушаем! Карау-ул! Мы ему говорим – карау-ул! Страна гибнет, кругом одни жулики, казнокрады, убийцы и проститутки! Паша, где добро, где справедливость, где радость жизни – мы же из-под людей опору выбили! Паша-а! Мы же погубим Россию!!!

– Не погубим, не погубим, не ной! Народ, мой милый, во всём разберётся, не впервой… Давай-ка ложись и не волнуйся, а то несварение заработаешь…

Иннокентий ещё минут пять побубнил что-то «за Россию» и, засопевши, заснул…

Паша накрыл его пледом, закурил и ещё долго стоял и смотрел в чёрное окно…