Текст книги "Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести"

Глава 4.

Однажды у Кирилла совпало по времени: массаж с новым маслом, иглотерапия и эротический сон. Проснулся он среди ночи в сильном возбуждении, однако поймал себя на мысли, что не от поллюции, они у него и раньше бывали.

– Мама-а!!! – закричал он. – У меня на ноге царапина болит!!!

Катя мгновенно оказалась рядом: так и есть: щиколотка левой ноги чувствовала боль! Это было событие! От неожиданной ночной радости оба долго не могли заснуть, Катя анализировала ситуацию, Кирилл почему-то сразу уверовал в возможность встать на ноги.

На следующий вечер решили смоделировать вчерашнюю ситуацию: тот же массаж, то же масло, те же точки – результата больше не было, в последующие дни, к сожалению, тоже.

Однажды Катя в приоткрытую дверь заметила в зеркало шкафа, что на экране монитора Кирилл смотрит порнофильм, подумав, решила пока промолчать. На следующий вечер Кирилл вдруг неожиданно и взволнованно позвал её и попросил быстро поставить ему иголки в те же точки.

Когда же спустя несколько минут после этого он с трудом, но зашевелил пальцами левой ноги, Катя всё поняла – её мальчик не пропадёт…

Это он догадался, что иголки, масло и массаж срабатывают только после оргазма – единственного момента, когда максимально открыты все энергетические каналы тела, и только в этот момент их можно пробить, восстановив путь нервным импульсам между мозгом и мышцами.

Это была неожиданная, но такая долгожданная, фантастическая победа! Со слезами на глазах, счастливые и измождённые, они сидели на кровати, смотрели на ожившую ногу и улыбались.

– Устала?

– Немного, я уже немолодая, ведь у меня взрослый сын!

Сон на этот раз был крепким, как никогда…

– Тащи сюда свою дохлую задницу! Прибалдеешь! – заорал Кирилл утром спозаранку в телефонную трубку.

Балдеть Гунька обожал, поэтому через полчаса протарахтел его мотик, и вскоре в дверь Кирилловой комнаты по частям, как всегда, всунулась поднятая, но не окончательно разбуженная личность.

После не совсем ещё изящных движений ожившей левой ногой и искренней радости за друга разговор плавно перешёл, разумеется, на медицинские темы.

– А ты-то чего гундосый?

– Вот и я так однажды спросил у доктора: чего я гундосый?! А он в моём носу проволокой кривой поковырял – такой, говорит, вариант развития. Не, слышь, хромосомы там чего-то нахомутали, а мне, блин, гундось всю жизнь?! Не-е, я докопаюсь, чего надо делать. Да ты сам-то прикинь хрен к носу: бабам сиськи надувают, сало с пуза килограммами отрезают, из бабы вообще мужика могут сделать, а в моём бедном носу – чё, ошибку природы исправить нельзя?! Что, сложней моего носа и нет, что ли, ничего?!

Было заметно, что тема задела Гуньку за живое.

– Не-е, я докопаюсь! Вишь, вот и до твоих нервных импульсов докопались. А то ни хрена заявочки – «нету импульсов!» – костоломы мне тоже… Я вот после пятого класса на каникулах в деревне жил, так там баба Нюра была, всю деревню травами да козьим молоком лечила. И к ней поеду, если потребуется. Я, правда, тогда с ней немного раздружился, ну, она теперь, небось, и не помнит-то ничего.

– И что с бабкой отчудил?

– Да пошутил немного. Тогда, помнишь, по телеку «Собаку Баскервилей» показывали, а мне папашка в аккурат из загранки всяких штучек прикольных напривозил. Ну, я баб-Нюриной козе на рога вечером и повесил такие глаза светящиеся на пружинках, видел, небось, тут их полно. Чтоб на ту собаку, значит, была похожа. А коза какая-то чокнутая попалась, разоралась, головой трясёт и вдоль деревни с задранным хвостом летит, глаза болтаются – в натуре «Собака Баскервилей»! Ну, шороху, конечно, было… Баба Нюра ругалась прикольно, как древний пипл… Чёрт, говорит, безжопый, витютень недоделанный, вот гляди, коза доиться перестанет, приду, тебя доить буду! Папаньке скандал стоил машину дров и кирпича на новую печку… Считай, подоила…

Помолчал немного и спросил сам себя:

– Почему безжопый-то?! Вот она, какая-никакая имеется! – и в подтверждение похлопал себя там, где должны быть ягодицы…

А жизнь между тем приобрела новые краски. Катя попросила Кирилла добыть ей информацию из Internet по сексотерапии…

Masters, Johnson, Kaplan – Катя с жадностью докапывалась до истины; мэтры сексопатологии предсказывали большие её возможности, но конкретных методик не было.

Szasz, Carpenter, Raymond – сексопатология и травмы спинного мозга; параплегия – ноги парализованы, квадриплегия – ноги и руки.

Авторитеты утверждали, что и в таком состоянии большинство мужчин способны к эякуляции – значит, импульсы как-то проходят! По каким каналам?! По китайской акупунктуре на теле есть четырнадцать энергетических меридианов или двадцать два по Р. Фоллю. А если их пробивать одновременно с сексотерапией?

Катя вернулась к акупунктуре: «инь-там» – точка соединения энергий, точка концентрации энергий, точка тревоги урогенитальной системы, «глаз циклопа» – точка психосоматических и дегенеративных разрушений, «сюань-чжу» – костный мозг, точка «цзяо» – половой контакт. Всё складывалось теоретически, подтверждалось практически, отчего захватывало дух…

Катя не чувствовала тяжёлой работы; она спешила домой, чтобы заняться сыном и получить новый результат…

И они были! Настало время, когда Кирилл встал с коляски и сделал несколько шагов, держась рукой за стену.

Чем, надо сказать, вызвал неадекватную реакцию крутившегося, как всегда, рядом Гуньки. «О! – сказал Гунька. – Я щас…» И тр-р-р – улетел куда-то на своём помеле. Минут через двадцать – тр-р-р – прилетел обратно.

– На пока подпорку, – и протянул Кириллу тонкую, красивую и, наверное, недешёвую трость.

– Спасибо, угадал, – заулыбался Кирилл и прошёлся с тростью по комнате.

– Вот и топчись на здоровье, – ответил довольный Гунька.

По дороге домой Катя всегда проходила мимо маленькой открытой кофейни.

Ей доставляло удовольствие вдыхать волнующие средиземноморские ароматы и перекидываться словечком с её хозяином – старым весёлым греком Андреасом.

Всеобщий жених – так его называли в округе потому, что он флиртовал со всеми женщинами подряд.

За долгие годы солнце раскрасило его кожу под цвет церковных колоколов, морской ветер принёс из небытия и набросил паутину морщин. Несоразмерно большие уши и нос Андреас носил как награду, постоянно источая вокруг себя аромат кофе, пряностей, парфюма и доброты.

– Катья, ты волшебница, сделай меня молодым, – приветствовал он её в этот вечер. – Твой сын сегодня сам приходил ко мне пить кофе. О вас знает весь город! И знаешь что? В нижнем городе есть большая вилла, я вожу туда кофе и пряности. И там живёт молодой англичанин, который, как и твой сын, повредил себе позвоночник, только ещё хуже. И я сказал про тебя его отцу, который старый лорд. Так он хочет говорить с тобой о лечении своего сына…

Катю немного обескуражило это известие, потому что так всё неопределённо… и очень уж методика необычная…

Хотя мировые светила сексотерапии её практически и предсказывали, но, конечно, не в таком сочетании действий, что нашли они с Кириллом.

А как это практически сделать с другим мужчиной, она пока и не представляла…

Её сомнения на следующий вечер оборвал мягкий шелест колёс дорогой машины, остановившейся у их дома.

– Катья, к тебе гость, – услышала она скрипучий голос Андреаса и вышла на входную веранду.

Рядом с ковыляющим старым греком важным гусем выхаживал каменного вида достойный представитель колониальной державы, чьим владением и был в своё время Кипр.

Это был лорд Уинроу, настоящий лорд: строгий, педантичный, холёный консерватор, никто никогда не видел его смеющимся – только положенный иногда по этикету оскал – улыбкой называется.

Горделивая, не по возрасту, осанка выдавала в нём опытного наездника.

Слуг он держал вышколенных, к обеду, разумеется, переодевался, супругу свою иначе как леди Уинроу не называл.

Трудно себе представить, а как у них дети-то появились?!

А было этих детей: «мальчик и… мальчик». Младший, Джеймс – капризный, избалованный, богемный бездельник, прожигавший жизнь среди золотой молодёжи Европы, нетерпеливо дожидался наследства отца, которого, впрочем, побаивался.

К слову, вопрос с наследством был непрост: по законам Великобритании первым наследником становился старший сын в семье.

А был этот самый старший сын вроде бы как недееспособен, так как. вот уже десять лет назад, будучи в двадцатипятилетнем возрасте, упал с лошади и повредил позвоночник, в результате чего превратился в живой труп.

Вот он-то и был отправлен жить со слугами на Кипр после бесчисленных и безуспешных попыток сонма великих докторов добиться хоть чего-нибудь. Вот для него-то и искал старый лорд опытную массажистку.

От предложения лорда было трудно отказаться, так как. названная оплата позволяла Кате оставить всех остальных клиентов, что было большим облегчением.

Гарантий и обещаний никаких от Кати не требовалось, массаж и массаж, каждый день, подробности же и детали на её усмотрение.

И Катя согласилась со следующей недели начать…

Глава 5.

За оставшиеся до конца недели дни Катя закруглила, как смогла, свои дела и в понедельник с утра отправилась в нижний город по названному лордом адресу.

Ей доставляло удовольствие по утрам с прискоком спускаться вниз по крутым цветущим улочкам просыпающегося уютного городка и вдыхать дивные ароматы, настоянные на свежем морском ветре.

Эта благодать, а, главное, успехи Кирилла и время практически залечили раны в их сердцах.

Она была молода, хороша собой, и её красивые ноги танцующей походкой уверенно несли её крепкое тело, казалось, навстречу самой судьбе…

Произошедшие вскорости события показали, что так оно и было…

Дверь открыл слуга, такой же каменный, как и его хозяин.

В отделанной под старину гостиной её учтиво встретили старый лорд, не без удовлетворения отметивший Катину пунктуальность, его супруга и, очевидно, младший сын.

– Леди Уинроу, Джеймс, мой младший сын, – Кэт, – представил их друг другу лорд.

Лёгкие кивки головами, настороженные взгляды…

Леди учтиво улыбнулась и в дальнейшем от протокола отступить не могла, потому что не понимала, как себя вести с этой русской, а протокол – он всегда выручал.

«Как в кино», – почему-то подумала про себя Катя.

Среди холодной учтивости леди Уинроу Катя без труда заметила её тёплые и добрые глаза, которые подсказывали, что эмансипация женщин в английском обществе обошлась без неё.

Выйдя замуж за известного аристократа, она не стала бороться за равноправие в семье, так как довольно быстро почувствовала силу и твёрдость характера лорда…

На таком паритете их брак вполне благополучно мог и скончаться, однако расчёт смышлёной девушки из Сассекса на силу любви и благородство наследника старинного рода оказался точен.

Молодой человек был в дорогой, не к месту, одежде, аккуратно прилизан; на пальцах его Катя заметила две старинные золотые печатки. Всё последующее время он не произнёс ни слова, но за всем происходящим наблюдал очень пристальным холодным взглядом.

Они провели её на второй этаж в светлую комнату с большим балконом и дивным видом на море.

Ласковый ветер едва шевелил лёгкие занавески, со вкусом подобранную мебель украшали умело поставленные в нескольких местах цветы. На стенах загадочные пейзажи и оригинальные картины лошадей.

«Смесь больничной палаты с комнатой для молодожёнов», – подумать так Катю заставил лёгкий запах лекарства и какие-то приборы, стоящие у изголовья большой мудрёной кровати.

Холодок пробежал у неё по спине, когда она увидела молодого мужчину, беззвучно и неподвижно лежащего на этой кровати.

Катя скорее почувствовала, чем поняла какую-то жуткую противоестественность в его позе: при абсолютной неподвижности всех видимых мышц живыми были только его глаза – огромные, влажные, с девичьими ресницами и какие-то молящие, как на русских иконах.

Кате стало немного не по себе от этих глаз, от их необычайной выразительности, которой она непроизвольно тут же нашла объяснение – ведь они ему заменяли всё: и мимику, и голос, и движение…

Десять лет живым трупом на кровати с подключенными проводами, на принудительном кормлении, в памперсах… спаси и сохрани!

– Его зовут Реджинальд, Реджи, – сказала леди Уинроу, с любовью погладила сына по щеке и продолжила: – А это Кэт.

В лёгком испуге Катя едва кивнула головой, потом справилась с волнением, сказала «о’кэй», и её оставили в комнате одну.

Она помыла руки и привычно взялась за дело.

День за днём до седьмого пота она мяла беспомощное тело мужчины, переворачивая его со спины на живот и обратно, втирая в него всевозможные снадобья, вгоняя иголки и прижигая полынными сигарами, пытаясь как-то поддержать безмолвное существо.

Временами ей казалось, что это – манекен на курсах по китайской акупунктуре с дырочками по всему телу, по которым они изучали биологически активные точки.

Попривыкнув со временем, она стала с ним разговаривать, включала тихую музыку, приносила ему диковинный цветок или картинку какую, уговаривая себя, что он что-то слышит и понимает; втайне же она надеялась на чудо, поставившее на ноги её сына.

Однажды, делая массаж в ставшем почти прозрачным от пота халатике, она вдруг обнаружила, что по задумчивости, по аналогии с Кириллом, поставила иглы в активные точки, отвечающие за сексуальные рефлексы.

А поскольку стесняться ей вроде бы было некого, она раздевала пациента догола; к тому же нужны были и точки, скрытые памперсом.

Так, в результате, будьте любезны, получите, пациент, ещё один явно живой орган, гордо наполненный живой кровью и упруго прижатый к животу.

От неожиданности Катя немного обомлела, мельком посмотрела Реджи в глаза, отчего ещё больше растерялась, кое-как закончила массаж, накрыла простынёй и поспешила домой.

По дороге, как всегда, анализирует ситуацию: «Это же прекрасно, это же результат твоего труда, это же очень многообещающий признак, чего же ты, девица, зарделась… Ты же целитель прежде всего, ведь и у Кирилла так всё начиналось!» – и она убедила себя действовать в этом направлении.

На следующий день всё повторилось, как и вчера, и опять смущение, и опять желание сбежать поскорее, и сбежала бы, но её остановили две маленькие слезинки в углах его молящих глаз…

«Эти капли дорогого стоят», – с волнением подумала Катя, и это помогло её справиться со смущением и принять решение: она должна повторить всё, как с Кириллом, и проверить правильность сделанных тогда выводов.

Катя знала, что такое мастурбация, и под тихую музыку, ласково, с лёгкой улыбкой глядя в его влажные глаза, довольно быстро довела его до оргазма, почувствовав при этом едва уловимую дрожь на его теле.

Ещё больше вдохновившись этой дрожью, она быстро перевернула его на живот и уверенно стала вгонять иголки в известные ей точки вдоль позвоночника…

Спустя несколько минут она вдруг услышала глухой, нечленораздельный стон Реджи и ладонями почувствовала напряжение мышц в районе поясницы. Е-е-с!!! Браво, Катя!!!

Выдержав иглы нужное время, она перевернула его опять на спину и опять увидела в углах глаз две слезинки, однако выражение глаз теперь показалось ей другим: умиротворение вместо печали, удовлетворение вместо боли, а в целом, вроде как, радость и благодарность, или ей так показалось.

Она поправила с его лба прядь рыжеватых волос, привела всё в порядок, чмокнула его в щеку, сказала «бай!» и, сияющая, вышла из комнаты.

Сияние это, однако, не укрылось от глаз каменного слуги, посмотревшего на неё с удивлением и подозрительностью…

Глава 6.

Дома её ожидали сын и торчащий здесь, как всегда, Гунька. Они копались в компьютере и неспешно обсуждали чопорность всех англичан и лорда, в частности.

– Подушку-пердушку бы ему подложить, вот что бы он тогда со своей чопорностью делал, а? – предложил пытливый Гунька.

– Сдурел? Помрёт со страха, отвечать будешь; да это же ло-орд!

– Ниччо, я почтальону в деревне под седло велосипеда приладил, так он пердел, пока всю почту не развёз. Бабки ему вслед кричали: «Митрич! Ты чем нонче закусывал?!» Потом обнаружил и ходил всем показывал, вроде как это его алиби, а потом на руль приделал вместо звонка, и все довольны. Точно лорду надо приспособить…

– А международного скандала не боишься? Он же аристократ! Это тебе не Митрич!

– А-а-а, – неопределённо протянул Гунька, – это же естественно, все пердят, конечно, стараются незаметно.

Рассказывать что-либо ребятам Катя пока не стала, решила, что преждевременно…

Дружно и весело пообедав с ними, Катя ушла к себе в комнату и зарылась в бумаги по сексотерапии.

Barbach, Zilbergeld, Apfelbaum утверждали, что четверо из пяти парализованных мужчин могут иметь эрекцию и эякулировать. Напрашивался вывод: действенность Катиной методики никто не отрицал, многие, наоборот, предсказывали успех, но в точности конкретных указаний она не нашла нигде, и поэтому решила действовать до конца на свой страх и риск.

В конце концов, хуже не будет, да и Кирилл как-никак на ногах, пусть пока с тросточкой, так они ещё продолжают процесс, и успех будет ещё, она уже не сомневалась.

Она вдруг поймала себя на мысли, что этот несчастный молодой англичанин стал ей небезразличен. Ко всем своим пациентам она относилась доброжелательно, работу делала добросовестно.

Но то была работа, а здесь она просто жаждала добиться результата; она готова отдать что-то от самой себя, лишь бы он ожил.

Это не было похоже на комплекс матери Терезы, всегда ей присущий; она всё время думает об этом мужчине… Ладно, время покажет.

Между тем других результатов, кроме учащённого дыхания, лёгкого румянца на его щеках и ещё более лёгкого вздрагивания не было. А в очередной раз её и вовсе ждало разочарование: у него не было и сексуального возбуждения. Несколько дней отдыха и простого массажа ничего, кроме смущения, не добавили.

И что теперь? Просто поддерживающий от пролежней массаж? И так до конца жизни?! Такая тоскливая мысль подстегнула Катю.

Придя к Реджи в очередной раз и ласково его поприветствовав, она приготовила всё для иглотерапии, сделала ему общеукрепляющий массаж с маслом, после чего включила эротическую музыку, зажгла палочку с индийскими благовониями и стала медленно у него на виду раздеваться сама, слегка покачивая восхитительными бёдрами.

Всего-то одежды на ней было – пляжный халат-распашонка, изящные белые трусики и в тон им прозрачный бюстгальтер. Сначала белый цвет красивого белья, а потом светлые полоски на её стройном, загорелом теле, как магнит, притягивали взгляд его больших влажных глаз.

Крадучись, как опытная стриптизёрша, она сначала оседлала его, а потом легла на него, плотно прижавшись к его безжизненному телу и слегка поёрзывая…

Мёртвого поднимет – такая это была ситуация, а англичанин, как мы знаем, вовсе таковым не был.

Поэтому второй после глаз его живой орган не замедлил принять боевое положение и упёрся в гладкий Катин живот.

После долгого воздержания и Катя почувствовала горячее желание быть максимально ближе к этому мужчине, и тело её, уже повинуясь только этому желанию, приняло в себя его горячий, упругий фаллос…

Небывалое наслаждение, казалось, было ей наградой за все несчастья, одолевавшие её.

В упоении и в благодарность она целовала его влажное от чьих-то слёз лицо, и где-то в подсознании этой женщины зашевелилось вековое чувство собственницы: он мой, и я его никому не отдам – ни людям, ни судьбе…

C трудом очнувшись от пароксизма оргазма, сотрясавшего их обоих, она вдруг вспомнила, для чего всё это, застыдилась, встала на пол, зачем-то накинула халат и только поставив заранее приготовленные иглы в заранее же фломастером обозначенные точки, она успокоилась, загадочно заулыбалась, прильнула щекой к его тёплой (!) спине, погладила и поцеловала.

Спустя, как и прежде, несколько минут, Реджинальд вдруг задёргался в лёгких судорогах, глухо застонал, потом весь как-то дёрнулся, обмяк и… затих.

Катя забеспокоилась, вытащила иглы, перевернула его на спину и, улыбнувшись, поняла, что он спит, крепко и удовлетворённо, с закрытыми глазами – странно, она никогда ещё не видела его с закрытыми глазами.

Катя оделась, привела всё в порядок, прилегла сбоку от него и стала ждать…

Она смотрела на него и рассеянно думала сразу о разном: о том, как ей было с ним сладко, так было с мужем только в начале их отношений, потом пошли супружеские обязанности; о том, кто он ей теперь, а она ему; о том, что скажет сын, когда узнает…

Мысли эти после только что пережитого её не беспокоили, поэтому она не заметила, как сама задремала…

Очнулась она в испуге от непонятных звуков и прикосновения к своей руке.

Реджи с глухими первобытными звуками открывал и закрывал рот, явно намереваясь что-то сказать, при этом рукой своей пытался сжать её локоть!

Не сразу спросонья осознав происходящее, она прижалась к его лицу своим и стала по-бабски плакать с причитаниями и целовать его.

В его глазах тоже стояли слёзы, он всё ещё пытался что-то сказать и с трудом, но поднимал руки! Е-ес!!! Браво, Катя!!!

Ей совсем не хотелось от него уходить, но она должна.

В прихожей бывший каменный слуга, глянув на неё, вдруг ехидно заулыбался, изрядно её озадачив. Да ну его, будто отмахнулась, не до него.

И вовсе ей было невдомёк, чего стоила улыбка этого прохиндея.

Стоит напомнить, что Джеймс, будучи младшим братом, не был прямым наследником лорда Уинроу. Однако разгульная жизнь, долги и прочие аналогичные пороки заставляли его с нетерпением ожидать кончины отца.

Он не без основания надеялся, что в случае чего суд не признает старшего брата прямым наследником по причине ограниченной его дееспособности. Стало быть, не было у него никакого резона желать улучшения здоровья старшему брату.

Поэтому, когда подкупленный им слуга Реджинальда прислал ему фотографии сцен, описанных нами в предыдущей главе, Джеймс всполошился.

Извращённый ум быстро родил решение: удалить Катю.

Для этого он выбрал фотографии наиболее откровенных сцен Кати и Реджи и показал их отцу, прокомментировав это как насилие над инвалидом.

Лорд от удивления поднял брови: Реджинальд способен на половой контакт с женщиной или ему попалась извращенка?! Когда же Джеймс дополнил свой донос известием об исчезновении с виллы золотой фигурки лошади – подарка отца Реджинальду после первых его скачек, лорд решил лететь на Кипр и разобраться на месте.

Не заметить результат Катиных усилий мог только слепой и глухой; старый лорд неуклюж в радостном смятении…

Краткое сообщение Кати о сути дела смятения только добавили: иглоукалывание сыну делали много раз, всё безрезультатно, но сексотерапия при лечении тяжёлых последствий травм позвоночника?! Что ещё могут учудить эти загадочные русские?!

Как бы там ни было, а теперь лорд Уинроу напрямую мог спросить Реджи: «Тебе лучше?», и тот глазами и глухими звуками явно ответил: «Да!»

Смутные догадки бередили его старые мозги, долгие годы приучили не суетиться, и он решил не форсировать ситуацию и про исчезновение вещицы пока умолчать.

Улучив момент, Катя обратилась к лорду:

– Я могла бы сказать, что это просто новая методика в сексотерапии, это так, вы видите результат, но это не всё: я люблю Реджи и прошу дать мне шанс.

«Как можно любить человека в таком состоянии?» – была первая его мысль, но аристократическая сдержанность позволила лишь сказать без доли эмоций:

– Время рассудит.

И Катя поняла: ей дан карт-бланш. Пока.

На ум лорду пришла мысль позвонить в Англию своему партнёру по гольфу, члену Королевской медицинской академии по поводу Катиной методики.

После кучи умных терминов тот завуалированно подтвердил при определённых условиях теоретическую возможность некого положительного результата.

– Я так и думал, – ответил на это лорд Уинроу.

– Почему ты, интересно, так и думал?! – удивился врач.

– А потому что, если возможно практически, то как не будет возможно теоретически?! – озадачил приятеля заметно повеселевший лорд.

Настроение лорда заметно улучшилось, и он, провожая Катю, даже напросился к ней назавтра в гости на русский борщ.

Вечером Катя обо всём рассказала Кириллу.

– Как можно любить живой труп?! – с юношеской категоричностью, а может, из ревности почти выкрикнул он.

Катя строго на него посмотрела, он тут же осознал свою бестактность – сам недавно такой был – и сник.

Катя обняла его, погладила рукой по голове:

– Сынок, нас только двое… Я ведь ещё молодая, и я вылечу его, как тебя, я уверена!

– А кто говорил, что уже старая?!

– Я говорила, что у меня сын уже взрослый, и всё…

Это милое лукавство означало их примирение.

Назавтра точно в семнадцать часов лорд Уинроу с супругой вошёл в дверь Катиного дома…

Борщ томился в духовке, Кирилл с вездесущим Гунькой кончали сервировать стол. Гунька оделся, как он считал, в соответствии с моментом, из стиля, однако, не вышел. Помощником он был незаменимым, потому как носился по дому как пуля; Кирилл имел смутные подозрения, что этот обормот таки задумал сунуть под лордову задницу свою шутиху, и старался не выпускать его из вида.

Борщ удался, как в целом и обед; леди Уинроу была приятно удивлена, что русские мальчики так хорошо знают английский, а Гунька так просто её очаровал – видно, сказался его давний опыт общения с пожилыми леди.

Но изюминкой вечера оказалось общее увлечение филателией Кирилла и старого лорда…

Вот когда лорд напрочь забыл про свою чопорность; вооружённые лупами, они без конца рассматривали неплохую коллекцию Кирилла и оживленно комментировали.

Так, например, старый лорд узнал о давней охоте Кирилла за весьма редкой и дорогой маркой, которой ему не хватало до полного комплекта, а полный комплект – это, понятное дело, круто.

Комплект назывался «Семейство виверровых» – это зверьки такие, охотники за змеями: циветты, виверры, генетты, линзанги, мангусты. Вот марки «Мангуст» у Кирилла как раз и не было. Попутно выяснилось, что лорд тяготеет к технике и кактусам, но к мечте коллеги он, конечно же, отнёсся с пониманием и уважением.

Гунька оживлённо обсуждал со старой леди что-то про Индию, врал, небось, когда он там успел побывать, а там – чёрт его знает…

На лице Кати была счастливая улыбка, делавшая её в изящном открытом розовом платье и лёгком макияже намного моложе и совершенно очаровательной.

Потом Катя с ребятами проводили гостей мимо кофейни старого Андреаса, где к всеобщему удовлетворению старый лорд обнаружил редкий сорт кофе и скупил у Андреаса весь запас.

– Почему она не хочет выходить за меня замуж? – шутливо спрашивал лорда Андреас.

– Я думаю, что она уже занята, – то ли в шутку, то ли всерьёз отвечал лорд.

– Вай-вай… – старый грек с горя обхватил голову руками.

На прощанье обменялись адресами электронной почты, на том мило расстались, а наутро лорд с супругой отбыли в свой туманный Альбион…