Текст книги "Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести"

Глава 6.

От белой горячки Иннокентия спасла красная черта – по отношению к нему было бы нечестно со стороны автора приписывать столь яркое выражение себе.

Демократия в России матерела, рынок свирипел, буйствовала приватизация – вот уже и свои миллиардеры появились, и старушка-Европа ахнула и присела под российским напором.

Мудрое руководство Иннокентия, казалось, прониклось его душевным надломом, потому что большинство поручаемых ему дел теперь было связано с уголовщиной, контрабандой и прочими «прелестями».

Иннокентий, видно, был на хорошем счету у начальства, потому как на всякие премиальные купил себе новый «Passat», отремонтировал на новый лад квартиру, регулярно наведывался за границу; было заметно, что и приглядывать за ним стали меньше.

– Обормоты! – любя, журил их Пашкин отец, вовремя при демократах сориентировавшийся и потому оставшийся на плаву. – Вы жениться-то думаете?! Я знаю, это ты, петух, Кешку баламутишь!

– Вот как дозреешь до деда, так сразу… – не без ехидства парировал Пашка.

Отец старательно вытаскивал их на всякие рауты, презентации, фуршеты, охоты и просто званные трапезы, нескончаемой чередой шедшие у могучих.

Иногда он просил их надеть форму с капитанскими погонами, в другой раз настаивал на смокингах, им же подаренных, и всегда всем своим не без гордости представлял.

«Женить хочет!» – без труда раскусили старика обормоты и старательно играли свои роли.

Невест они пока себе там не присмотрели, зато перезнакомились со многими «владельцами заводов, домов и пароходов».

По большому счёту это был большой свинарник, живущий по принципу: «Опоздавшему поросёнку – сиська у жопы!», хотя на рыбалке или охоте это всё были вполне милейшие люди.

Однажды Иннокентию по внутренней связи позвонил его непосредственный начальник, полковник Зуев, и сообщил, что на девять завтра их вызывает шеф.

– Товарищи офицеры! Сложившаяся в России и вокруг неё обстановка незамедлительно требует принятия самых решительных мер по обеспечению национальной безопасности государства. На самом верху разработана программа действий для всех заинтересованных структур. На время проведения программы ваш отдел передаётся под начало генерала Гуренко. Прошу вас, Пётр Андреевич!

Сидевший в штатском незнакомый Иннокентию грузный генерал встал и начал рубить суть операции:

– Коррупция проникла в верхние эшелоны власти! Россию растаскивают на удельные княжества! ЦРУ разработало план психологической обработки для всех наших властных и хозяйственных структур! Мы должны противопоставить этому самые жёсткие меры! Принято решение взять под психологический контроль наши наиболее ключевые кадры!

Иннокентий и его шеф, конечно, без труда поняли, что речь идёт о программировании этих самых кадров на нужное поведение. После погружения в транс объект применением определённых слов и представлений кодируется на конкретное действие, каковое он обязан будет совершить, если услышит кодовое слово или же возникнет кодовая ситуация…

Иннокентий вспомнил так называемое «практическое занятие» на эту тему, которое им проводили на четвертом курсе в одной из подмосковных тюрем.

Приговорённый к смертной казни, ещё тогда существовавшей, спокойный и степенный маньяк по воле известного гипнотизёра-армянина на глазах у всех, услышав кодовое слово «Закон!», молча и спокойно порвал штаны на верёвки, деловито и аккуратно сделал петлю и… повесился.

Тогда ещё, едва поборов дрожь и холодный пот от столь шокирующего натурализма, Иннокентий решил, что для себя такую работу он не хотел бы…

Выруливая вечером на свою Вавилова, он мучительно пытался найти хоть какое-то оправдание, которое послужило бы ему неким алиби перед собственной совестью и господом Богом…

В конце концов, не убивать же ему приказывают. Кодируют же пьяниц и наркоманов: нарушил – получи!

Под видом врача на приёме в одной из кремлёвских клиник он начал работать с московскими бонзами, приходившими к нему, якобы, на плановый медосмотр. После кодирования расставались с шутками и прибаутками; осмотренный, естественно, ничего не помнил.

Примечательно, что в этот же период на одном из мальчишников с Пашкиными МИДовцами Иннокентий разговорился с одним их однокашником, которого после выпуска ни разу не видел.

Тот был технарём. Хвастая прогрессом в своём ремесле и чувствуя себя в своей компании, он просветил Иннокентия о технотронных методиках, которые нынче, по его словам, в большом почёте, и работы у него-де невпроворот…

Дело тут тоже касалось специфических, технотронных способах управления поведением, мыслями, чувствами и, вообще, здоровьем человека.

Так называемым нижепороговым, то есть очень слабым аудио– и видеораздражением, а также ультразвуком с частотой свыше 100 кГц, инфразвуком на частоте 7 Гц, созвучной альфаритму природных колебаний мозга, СВЧ излучением и совсем уж новейшим торсионным излучением можно легко разжечь какое-либо заболевание, понизить или увеличить психологическую активность, усугубить различные желания, подсунуть в подсознание объекту необходимую программу…

Особую грусть в Иннокентии вызвали два факта.

В качестве антенных передатчиков разрушительных колебаний вполне могут быть использованы телефонные проводки, трубы канализации и отопления, а также телевизор, телефон и противопожарная сигнализация, а рабочую аппаратуру, по существу, реально изготовить в кустарных условиях…

И ещё. В запись любого видеофильма запросто можно вклинить очень короткие (0.04 сек) врезки картинок внушаемого текста или образа, упорно повторяемые каждые 5 секунд. Причём техника изготовления такой спецкассеты, опять же, довольно проста…

Замешанная на коньяке эта убийственная информация повергла самого Иннокентия в транс; он долго ворочался потом в постели, и мысли о дьявольской безысходности ещё долго гнали от него сон…

Когда через некоторое время страну облетело известие, что из окон многоэтажек один за другим вдруг выбросились влиятельный генерал и высокопоставленный чиновник, Иннокентий понял: это конец, красная черта…

Он не был причастен к этим необъяснимым и трагическим смертям, кто-то такой же сработал, но он больше не будет этим заниматься…

В последующие дни у него были страшные запои, беседы на генеральских коврах, увещевания, что он солдат Родины и так далее, и тому подобное – Иннокентий стоял на своём.

Начальники поняли, что заставить его работать насильно они не смогут, и участь его, о которой Иннокентий узнал лишь спустя годы, была предрешена: «он слишком много знал».

От верной гибели его спас верный друг Паша…

Уж как он извертелся, кого, кроме отца, выставил гарантом, а только дожал приказ, согласно которому «в связи со служебной необходимостью капитан… переводится в распоряжение особого отдела МИДа»; к Пашке, то есть…

Глава 7.

«Ох, обниму я-я красну девку-у…» – распевал в машине Пашка, радуясь жизни по пути на службу, на свою Смоленку.

Сидевший рядом с ним Иннокентий не подпевал, но ухарству Пашкиному и озорству по-хорошему завидовал и улыбался. Паша взялся временно поопекать друга да заодно ввести в курс новой службы.

Такой угнетающей кровожадности, как в прежней его конторе, здесь, разумеется, не было – дипломаты! Хотя… тоже, знаете, не хлебокомбинат…

Профессиональные и природные навыки Иннокентия и здесь были востребованы на полную катушку.

Одной из его прямых обязанностей был так называемый гипнодопрос. Его пациентами в основном были работники дипкорпусов за границей. Иннокентий без труда вводил пациента в гипнотический транс и, задав для установления так называемого рапорта вопросы о погоде, возрасте и имени, выворачивал, что называется, мозги собеседника наизнанку…

Дальше отчёт по форме – и всё. Новые приятели по службе из уважения и не без опаски прозвали его Властелин мозгов…

Самому Иннокентию, правда, больше нравилось сотворение дезинформации…

Нужному клиенту он с убийственной важностью вешал на уши лапшу, будто бы тот героически участвовал в такой-то акции, видел нечто архиважное, слышал что-то потрясающее, чудом так-то и так-то добыл бесценную информацию; с подробностями, с деталями, живо и красочно…

Выведенный из гипноза клиент искренне верит, что рассказанные ему животрепещущие байки были на самом деле, и с большим энтузиазмом, уверенно поведует о них в нужном месте.

Иннокентия даже веселило, что расставались они после сеанса если не друзьями, то заговорщиками точно.

Были, правда, и более серьёзные действия по пересылке тайной информации…

Введённому в транс Иннокентий сообщал нужную, действительно секретную информацию, но одновременно развивал амнезию на сказанное.

После того клиент окажется способен передать услышанное только будучи погружён в такое же состояние и когда в этом состоянии уловит установленное в основном сеансе кодовое слово или фразу как пароль, вскрывающий его память.

Перед Иннокентием через стол сидел крепкий, смуглый парень с жестокими глазами, чёрными, как смоль, волосами и такой же бородой. Спортивная майка с короткими рукавами показывала мощные волосатые руки с узловатыми кистями. Иннокентий ничего не знал о парне, но имел задачу подготовить его… к пыткам.

Суровая наружность парня при наличии такой задачи внушала уважение. Иннокентию очень хотелось помочь ему, поэтому к сеансу он готовился особенно ответственно…

Он решил разбить сеанс на два этапа.

Первый – образовательный. Вначале он учил парня сосредотачиваться на параллельном раздражителе, например, сдавливании промеж зубов чего-нибудь. Потом ему предлагалось научиться возбуждению максимально могучей эмоции – ярости, ненависти и тому подобного, способной заблокировать импульсы боли.

Парень оказался на редкость добросовестным учеником и на каждый следующий урок приходил с добротными домашними проработками. Он, видно, знал, что ему предстоит, поэтому настаивал и на других способах, может быть, более действенных.

Таковым и мог быть приём, намеченный Иннокентием на второй этап…

Он внушал парню, находящемуся в гипнотическом трансе, присутствие в разных частях его тела максимально возможной боли с тем, чтобы любая другая возможная боль была бы заведомо слабее и не воспринималась. На языке специалистов это жутковато называлось «пережиганием нерва».

Да и сама процедура не из приятных: парень выл, скрипел зубами, впивался пальцами в стол, но оказался молодцом и выдержал всё без обмороков.

У него оказалась замечательно приятная улыбка и ослепительно белые и ровные зубы, которые Иннокентий впервые увидел, когда они дружески прощались.

Он от души пожелал парню не иметь случая применять эти навыки, а вслед ему, в дополнение к ним, тихо произнёс: «Помогай тебе Бог!»

Рассказывая про это, Иннокентий и теперь, спустя годы, заметно нервничал, много курил, делал паузы, то ли вспоминая детали, то ли оценивая результаты…

Потом, в рассказах, он сам захотел закруглить круг своих тогдашних МИДовских обязанностей, поведав ещё один характерный эпизод.

– Ситуация сложилась таким образом, что не вполне подготовленный человек должен срочно заменить нашего резидента в одной из европейских стран, – озадачил его начальник в один из тёплых июньских дней. – Из всех кандидатов мы отобрали одного, наиболее подходящего, и он через две недели должен улететь в Европу, если за этот срок вы поможете ему добавить к его свободному английскому сносный немецкий.

В этом ведомстве не принято было возражать «а если не…» К тому же старая лиса-начальник знал, что говорил, поэтому Иннокентий сделал «Смирно!» и по-военному чётко ответил:

– Я сделаю всё, что смогу.

А мог он сделать очень дикую боль в голове у агента, когда будет под гипнозом впихивать ему туда информацию целыми блоками. И только чрезвычайно волевой индивид в здравом уме и по доброй воле мог пойти на такое…

Что уж там за мотивация была у пожилого, рыхлого интеллигента с брюшком, одышкой и толстыми очками, а только такой вот ученик явился к нему на следующее утро на урок…

Иннокентий хотел даже спросить, не заблудился ли товарищ, да вовремя спохватился.

Без очков в глубоком гипнозе интеллигент выглядел бы смешно, если бы, слушая специальную кассету, в определённые моменты не хватался за голову, стискивая её руками, будто боясь, что она разлетится на куски…

В конце каждого урока, выведенный из гипноза, он несколько минут молча и отрешённо сидел, восстанавливая дыхание, потом поправлял редкие остатки причёски, глотал какую-то розовую таблетку, с поклоном благодарил и так же тихо, как входил, с достоинством удалялся…

Обучение было признано удовлетворительным, интеллигент улетел в Европу, но больше Иннокентий его никогда не видел…

Глава 8.

– Кеша, дружочек, выручай! – неожиданно возбуждённо встретил его Пашин отец, позвав к себе домой. – У меня есть хороший фронтовой друг, а у него поздняя дочь от второй жены. Как уж там у них вышло, не знаю, а только проглядел он любимицу: девчонка пристрастилась к наркотикам.

– Это кто, пап, Оксанка, что ли?

– Она самая. Какой стервец посадил её на иглу – неизвестно, а известно, что она уже доходит… И отца за собой в могилу тянет, потому что измучился он уже вытаскивать её из всяких притонов. Я уж не говорю о деньгах, сколько он на неё перевёл… Чего они только с матерью не перепробовали… А ведь была нормальная девчонка, Пашка её знает, они, считай, в одном дворе выросли. Как там твоя наука насчёт этого, а, Кеш?

Если бы Пашкин отец и не смотрел на него с такой тайной надеждой, Иннокентий всё равно сделал бы, что в его силах…

В загородном подмосковном доме, куда привезли Иннокентия, всё было красиво: дом, участок, цветы, деревья и даже собака, сразу после обнюхивания признавшая его своим.

Красивой без натяжки можно было бы назвать и высокую блондинку с огромными глазами, кабы не болезненная худоба да синяки под пустыми глазами.

Девица всё сразу поняла, интереса не проявила абсолютно никакого; со стороны эта её покорность была сродни обречённости.

Алкоголики и наркоманы, как известно, очень легко поддаются гипнозу, поэтому Иннокентий, не теряя времени, ввёл девицу в транс, после чего положил перед ней на стол изъятый у неё однажды пакетик с кокаином и начал сеанс.

На следующий день он сам приехал к ним домой; на втором сеансе он не успел достать тот же пакетик, как у Оксаны началась жуткая рвота… Такая картина наблюдалась и в последующие два дня.

Как ни странно, Оксана встречала его без видимого страха перед будущей экзекуцией; видно, выведенная из транса, она ничего не помнила.

Помучив так девушку ещё несколько раз, Иннокентий оставил её в покое. Он просто приезжал к ним и общался со всем семейством о том, о сём.

Близкие Оксаны, да и она сама были предупреждены, что на время возможной ломки и релаксации не должно быть даже никакого упоминания о наркотиках.

К безумной радости родителей проходила неделя, другая, и Оксана никак не вспоминала недавние кошмары. Просто ездила на учёбу в свой университет, что-то дома рисовала…

Не сговариваясь, они сообща решили пока уменьшить контакты Оксаны с многочисленными друзьями и приятелями.

Лечение, казалось, удалось на славу… пока однажды неизвестные не позвонили отцу Оксаны и не сообщили, чтобы он приехал и забрал свою дочь.

Какой-то заблёванный чердак, вшивые, вонючие тюфяки и его дочь… одна, практически в агонии…

Рано утром Иннокентия разбудил отчаянный голос отца Оксаны:

– Иннокентий! Ради бога! Она сорвалась…

Иннокентий нашёл девушку в отделении интенсивной терапии под капельницей, в полуобморочном состоянии…

Плачущая мать и чёрный от горя отец ничего толком не могли объяснить. Где она взяла зелье?! Кто подсунул?! Ни сокурсники, ни ближайшие подруги не имели никаких предположений…

В этой ситуации Иннокентий ничем не мог им помочь, надо дожидаться поправки. А пока он решил посоветоваться с Пашей по поводу имеющихся у него на этот счёт соображений.

– Согласись, Паш! Ведь она завидная клиентка для какого-нибудь торговца: семья богатая, психика неустойчивая, тяни да тяни, пока жива. Ведь сама она не выказывала в последнее время никаких желаний употребить; кто-то её намеренно спровоцировал.

Паша задумался…

Как только Оксану привезли из больницы домой, они с Иннокентием были у них. На первом же сеансе лёгкого гипноза на вопрос: «Где взяла дозу?» Оксана в забытьи промямлила еле слышно, но конкретно: «В машине, в багажнике…»

Вот те раз! Выскочили во двор, обыскали багажник и бардачок её маленького «Пежо» – разумеется, ничего. Только Паша стал вдруг ещё задумчивее…

В течение месяца Иннокентий приводил Оксану на прежние до срыва рубежи.

А когда она вновь поехала на машине на учёбу, за ней вился незаметный хвостик в виде серенькой мадам на неказистой машинке – так по-своему решил Паша.

Приём сработал на сто процентов…

На третий день мадам профессионально зафиксировала юркого чернявого хлопца, открывшего своим ключом Оксанину машину на стоянке и быстренько что-то положившего ей в бардачок.

С изоляцией хлопца Оксана, можно сказать, вернулась к жизни.

То ли из благодарности, то ли попривыкла, а только Иннокентий стал получать от неё особые знаки внимания.

Она оказалось девушкой довольно весёлой, смышлёной и в меру раскованной, поэтому будни Иннокентия стали немного пооживлённее…

Иннокентий в МИДе прижился, к эмоциональным нагрузкам приспособился; через пару лет Оксана закончила университет и, к всеобщей радости, они поженились.

Стараниями тестя и Пашиного отца молодые получили от всемогущего МИДа большую квартиру, долго и с энтузиазмом её благоустраивали. Оксана ездила на службу каким-то менеджером по папиной протекции, хорошее настроение редко её покидало. Они бывали в театрах, на выставках, в гостях, любили море, а по вечерам, оставшись наедине, упивались наслаждением секса…

Несколько лет, по признанию самого Иннокентия, без натяжки можно было бы назвать медовыми…

Потом как-то исподволь появились разногласия по поводу большого количества визитов и некоторых других, незамечаемых доселе, признаков богемности…

Как ни крути, а они были из разных классов. Иннокентий не видел для себя места на её бесконечных тусовках, Оксану же вдруг перестала устраивать его зарплата подполковника, а также обнаруженное только теперь отсутствие честолюбия…

Детей у них на ту пору не было, о причинах Иннокентий не распространялся…

Вероятно, всё это вместе взятое в дополнение к его напряжённой службе и означало тот перебор, который и послужил причиной гипертонического криза.

Врачи Иннокентия подлечили, но настоятельно рекомендовали длительный отдых, если не отставку вообще… К их внутрисемейным дрязгам эта рекомендация пришлась кстати; они решили некоторое время пожить порознь.

Обожавший Иннокентия тесть переписал на него небольшой коттеджик на Кипре, предусмотрительно прикупленный в сытые годы на чёрный день – вот так нас с ним судьба там и свела…

Глава 9.

Достопримечательностей на Кипре немного. Одна из них – грот Афродиты недалеко от города Пафоса. Киприоты утверждают, что, умывшись кристальной водой из источника в этом гроте, можно значительно похорошеть.

Как очевидец, берусь утверждать, что самый нудный скептик, хоть и с ухмылочкой, но лицо своё той водой сполоснёт обязательно – на всякий случай, раз уж припёрся…

Иннокентий пришёл туда один.

Умывшись, долго стоял на коленях перед озерцом в гроте и смотрел на своё отражение, будто надеясь увидеть нечто большее, нежели в зеркале; может, энергетика того места в самом деле требует остановиться и призадуматься…

Как жить дальше одинокому, изрядно потрёпанному военному пенсионеру?!

Иннокентий бросил в воду камешек, и, когда отражение восстановилось, вгляделся в него ещё пристальнее…

«Нет, не другой, всё тот же… Ну, почему потрёпанный… Сорок с хвостиком для мужика… Раз уж баба ягодка опять… Нервишки… – при желании здесь их вполне можно подремонтировать; получается, можно ещё потрепыхаться…

Одинокий… Почему, собственно, одинокий? Есть Пашка, есть ещё приятели в Москве.

Оксана… Звонила, поздравляла с днём рождения… Пашка говорил, одна, попритихла и скучает, а глаз у Пашки верный… Или мне так хочется…»

«В конце концов, что, других Оксан нет?!» Он опять разбил камнем своё отражение, по-детски, как в сказке, надеясь увидеть там её…

Откуда-то сверху, с камней, со звоном упала капля, его отражение задёргалось, заволновалось, будто стараясь сдвинутся с места и уплыть из тесного грота на простор…

© 2006 ВИКТОР ГОРБАЧЁВ