Текст книги "Реинкарнация. Авантюрно-медицинские повести"

Глава 8.

Весну 2009 года небольшой городок на Западной Украине, как и всегда, встречал буйной зеленью и прохладным пока ветром с гор.

В старом деревянном домике Геля и две молодые женщины накрывали обед на большой стол, пересчитывали тарелки. Весёлые женские разговоры, неистребимый украинский акцент…

Геля вышла во двор. Майское утро, молодая зелень, птичьи голоса…

На другом конце большого участка её муж, Слава, и несколько молодых мужчин своими силами строили кирпичный дом.

Ими пытался руководить шебутной дед во всепогодной меховой безрукавке, несусветной шапке, валенках и с самодельной палкой-тростью. Дед ковылял по стройке, пыхтел сигаретой, нещадно костерил молодых за неумение и плохую сноровку:

– Лёха! У тебе откудова руки растуть?! Чаво-чаво! Куды ты стока раствора-то наляпал?! А ты пяли, пяли, зубоскал! А то отпилишь сабе чаво не то, жёнка с хаты-то и потурить!

Зубоскал в долгу не остался:

– Так ты, дед, тада и подменишь! Фунциклирует твой сучок-то ещё, али как?

Геля позвала всех обедать.

Мужчины шумно полоскались во дворе, ухали и пофыркивали от холодной весенней воды.

Шумно расселись за столом. Старшой разлил вино.

– Молодец, дед, первым к столу поспел!

– Дык, вы, мо’лодеж, и тута без догляду всё перапутаяття…

Тост за молодую семью, за новый дом, за новое счастье в нём, за кучу будущих деток…

Выпили и поели с аппетитом. Разговоры оживились. Дед склонился к уху старшого:

– А Славка-то наш справну девку отхопил, хучь и явреечка… Чаво дитёнков-то не рожають?!

– Не знаю… Как-то спросил… Отшутились… «Стараемся», говорят… Да успеют ещё…

Мужчины вышли покурить. Расселись на тёмном крыльце, на лавочке. Не сговариваясь, смотрели на новый дом.

Старшой смачно пыхнул дымом:

– До дожинок надо закрыться… Там дожжи накроют…

В новом доме у Гели со Славой теперь была просторная спальня, как они и мечтали…

Геля в ночной рубашке причёсывалась перед телевизором. Дождавшись новостей, села в кресло, замерла…

Голос диктора по телевизору:

– Страны Персидского залива приостановили добычу нефти до тех пор, пока конфликт не будет разрешён…

По сообщениям информационных агентств государственные запасы нефти во многих странах на исходе…

Не прекращаются теракты в районах нефтедобычи, нефтепроводах и заводах по переработке нефти в странах Европы и Америки…

Растёт число террористов-самоубийц… Полиция и войска не справляются с целой армией шахидов…

Войска коалиции продолжают точечные бомбардировки военных объектов Ирана…

По мнению обозревателей система ПВО Ирана, благодаря России, оказалась более жизнеспособной, нежели рассчитывали специалисты…

В Израиле наиболее массированному ракетному обстрелу подвергаются крупнейшие города – Тель-Авив, Хайфа, Натания…

Ситуация осложняется использованием исламскими фанатиками неконвенционального химического оружия…

Как стало известно из достоверных источников, на ближайшем заседании узкого кабинета министров Израиля будет принято решение о нанесении термоядерного удара по территории Ирана…

Испуганное лицо Гели:

– Мама дорогая, что там творится! Там же наши девочки в армии! Химическое, атомное оружие…

Мир сошёл с ума…

Выключила телевизор, присела на кровать рядом с лежащим Славой:

– Вчера по местному каналу передавали, что взяли какого-то паразита со взрывчаткой рядом с нашим нефтепроводом под Ужгородом…

Геля выключила ночник, юркнула под одеяло…. От страха прижалась к мужу, крепко его поцеловала… Послышался её счастливый и взволнованный голос:

– Муж мой любимый….

Ранним осенним вечером Слава лежал на диване с газетой, когда с работы вернулась Геля. Поднялся, с улыбкой вышел к ней в прихожую, ласково обнял, поцеловал…

– Чего хмурая, бухгалтерия?

– Да-а… Всё жуют меня на работе…

Говорят на своём западном… Я тоже с Украины, а их язык не понимаю… Не как все я… Ловчить не умею… Взяток не беру…

– А ты бери, будешь как все!

– Не могу я как все, потому что чужая.

Тут же заложат и сожрут!

– Да я пошутил… У тебя своя голова на плечах.

А на наших не обижайся: туго им сейчас везде – не ладится в хозяйстве… Видно, опыта не хватает. Оно, с одной стороны, понять можно: украинцы сами-то никогда хозяевами не были… То польские паны, то литовские князьки, то русские цари…

– Ну, да, а виноваты во всём евреи!

– В собственной глупости никто признаваться не хочет…

Вдруг в прихожей раздался резкий деревянный стук в дверь.

Слава пошёл открывать. На пороге стоял дед с палкой и в бессменной душегрейке.

– О, дед! Здорово! Как раз к ужину! Проходи, садись, счас молодого винца спробуем…

Дед всем своим видом демонстрировал крепкую озабоченность:

– Гелина! Я к табе с запросом!

Бабка моя запамятовала, чего это ты в бульон для запаху кладёшь?

Геля расхохоталась:

– Сельдерей кладу.

С запросом он… Как депутат!

– Ага, вник…

За ужином пробовали молодое красное вино.

– Это с того синего, что ли, с мелкого?

Хлебосольная Геля с удовольствием поставила перед ними тарелки с дымящейся картошкой и мясом.

Дед, предвкушая удовольствие, крякнул:

– Эх и подвезло ж тебе с жинкой, малый!

Красивая, як по телевизеру, умная, як усе бухгалтера… Дык яна щще и готовить, язык слопаешь! Диву, что за морем сыскал!

Несколько секунд все молча смотрели очередную потасовку в Раде (украинский парламент).

Деда такая развлекуха заметно оживила:

– Во, жеребцы, морды понаели на казённых харчях… Сил невпроворот, хучь в плуг запрягай…

Слава налил ещё по стаканчику. Смакуя, не спеша выпили… Дед вытер губы ладонью:

– Благодарствуем…

Винцо пущай ещё пару недель поиграить… Как, говоришь, корешок-то зовётся – сердерлей?

Под смех Гели и Славы дед, переваливаясь, ушёл…

Глава 9.

Зима на Западной Украине не плошь альпийской: и снежная, и мягкая…

В прихожей раздевалась пришедшая на обед Геля. От холодного зимнего ветра лицо её горело, большие тёмные глаза с мохнатыми ресницами были слегка влажноваты.

Мельком, на ходу глянула на себя в зеркало, быстрым движением поправила чёрные волнистые волосы, заспешила на кухню.

Неожиданно заметила лежащего в гостиной на диване Славу:

– Ой! Чтой-то ты разлёгся! А я только бегу обед разогревать…

– Да что-то муторно как-то стало на работе… Отпросился… Думаю, пойду отлежусь…

Геля встревоженно положила руку ему на лоб:

– Что значит «муторно»? Температуры вроде нет…

– Может, подтравился чем… Мутит, тошнит, слабость, голова гудит… Да отлежусь до вечера, пройдёт…

– Да чем ты мог отравиться? Ты же кроме, как дома, ничего нигде и не ел… Или ел?!

– Да-а… Нет вроде…

– Ладно, лежи, сейчас дам что-нибудь выпить…

Большие и влажные, как у встревоженного оленёнка, глаза Гели смотрели то на бледного и небритого старшого, то на пожилого, усталого врача.

Рыхлый и лысый врач как будто от бессилья прятал от них глаза за массивными очками:

– …Нахватал в армии радиации на Чернобыле… Иммунная угроблена… Организм не справляется…

Он должен был, как ликвидатор, наблюдаться постоянно… Боюсь, что теперь время упущено… Конечно, мы сделаем всё, что сможем, Но… есть печальный опыт…

В тишине особенно громко звякала посуда. Несколько женщин в чёрном убирали со стола посуду после поминок…

Заплаканная Геля… По плечу её гладил прилетевший из Израиля отец, по другую сторону старшой.

– Ангелина, дом твой… Хочешь, вызывай своих, живите здесь… Хотя… и тут теперь не сахар…

Толстая, пыхтящая и потеющая при малейшем движении служащая в конторе типа бюро инвентаризации возвратила Геле документы:

– Гражданка! Я ж вам уже всё объяснила!

Соберёте все справки и по истечении шести месяцев со дня смерти мужа приходите!

С растерянным видом Геля забрала бумаги, сунула их в пакет, медленно вышла…

Комментарии толстой и потеющей она уже не слышала:

– Вот народ! Не успела мужика закопать, а уже дом ей подавай!

Грудастая, бесформенная соседка со знанием дела уточнила:

– Жиды, что ты хочешь, порода… Сколько их тут в войну полегло, а они всё равно живы… Через них-то у нас и нет ни хера…

На выщербленной деревянной скамейке пустынного перрона захолустной станции Геля провожала отца…

– Смотри сама, доча… Что тебе тут одной куковать. Славку не вернёшь… Хороший мужик был…

А ты ещё молодая… У нас вроде потише стало после того, как их там в Иране сильно тряхануло. Видно, не до войны теперь…

У нас народ поговаривает, что вроде не случайно у них прямо вот сейчас такое сильное землетрясение… Говорят, есть теперь такое оружие – сейсмическое…

А может, это Бог опять про евреев вспомнил…

Ты осмотрись не спеша, потом уж решай, возвращаться или тут сможешь…

В голосе Гели появилась скорбная хрипотца:

– Да, тут как нефть и газ подорожали, вообще полный завал. Ничего не работает, цены на всё каждый день повышаются… Народ только и живёт, что с огородов… Злые все стали, как собаки цепные…

Да плюс к тому, ты же знаешь, здесь, на западной Украине, всегда евреев и москалей ненавидели… Не то, что у нас дома, в Одессе…

Не знаю, поживём, увидим…

– Бэла вот это звонила из Испании, тоже ей там не сладко…

Переменился там её испанец, погуливает… А родня его к ней, примерно, как к тебе тут эти западэнцы.

Да ниччо, девчат, пока мы с матерью живы, есть у вас свой дом…

Семён обнял Гелю за плечи.

– Как там Лёва?

– Всё по-прежнему… В школе своей не отстаёт, хвалят его, а дома бормочет абы что…

От аквариума не оторвать… Что он там всё разглядывает?

Со свистом тормозов подошёл поезд. Семён поцеловал дочь, поднялся в вагон… Геля осталась одна на перроне… долго смотрела вслед последнему вагону…

Медленно пошла через поле к кладбищу…

Геля обняла свежий холм с венками, дала волю слезам… Постепенно успокоилась…

– Что мне тут без тебя делать?! Сирота я тут без тебя… Прости… Буду к тебе приезжать… Поуляжется всё… Чужая я здесь… Прости… Что делать…

Спираль, хороший мой, спираль…

Глава 10.

Рабочий город Петах-Тиква в десяти километрах от Тель-Авива праздного туриста приманить никак не может – нечем. А вот туриста болящего, припавшего к израильской медицине как к последней надежде – таких поток не иссякает…

В одном из крупнейших медицинских центров – больнице Бейлинсон – несла трудовую вахту ещё одна дочь Семёна и Симы – Ляля.

В сестринской комнате после дежурства переодевались молоденькие медсёстры.

Пухленькая, большеглазая, с пышными чёрными волосами, Ляля больше молчала, остальные пересмеивались, озорничали с выходящими из душа голыми приятельницами.

Высокая, рыжеволосая, вытираясь полотенцем, повернулась к Ляле:

– Лялька, тебя, наверное, опять у ворот твой марокканец ждёт? Неплохо устроилась: личный полицейский…

– Ой, не дури мне голову! Он такой мой, как и твой! Пристал, как банный лист к левому полупопию…

– Чем плохой муж был бы? Слишком ты красивая, вот морду и воротишь… Ты с ним переспала уже?

– Ну, мать, ты сегодня озабочена не на шутку!

– Да нет, просто с марокканцем я ещё не трахалась, всякое про них говорят…

– Вот и забирай его себе и испытывай на здоровье!

Из служебного выхода больницы Ляля выпорхнула на свежий воздух.

Лёгкая маечка, бриджи в обтяжку, изящная сумочка через плечо, роскошные волосы, классически красивое лицо… Губа у марокканца не дура…

На тротуаре по-хозяйски стояла сине-белая машина с надписями «Миштара» и «Police». К машине небрежно привалился смуглый красавец-полицейский, одетый в сине-голубую форму со всеми прибамбасами.

Завидев Лялю, позу, однако, не поменял, сдержанно до самодовольства улыбнулся…

Шагов навстречу тоже не сделал – мимо пройти невозможно.

Ляля кивнула охраннику на воротах, полицейский тем временем распахнул правую переднюю дверцу своей машины. Ляля на несколько секунд остановилась, о чём-то задумалась, потом решительно села в машину. Сверху на машине гордо сверкали синие мигающие огни.

Ляля настроилась на разговор по душам:

– Амир! Я же тебя просила не приезжать за мной! Мы, кажется, обо всём договорились…

– Царица! Твоя красота сводит меня с ума! Почему ты не хочешь взять меня к себе в рабы?! Скажи, что ты хочешь, я всё сделаю!

– Амир! Ты хороший парень, только свистни – любая девушка будет твоя… Но мы с тобой можем быть только друзьями, пойми это, наконец!

– Тогда не крути мне мозги и скажи, кто у тебя есть!

– Вот я тебе и говорю: я ни-ко-гда не буду твоей!

А отчитываться перед тобой, кто у меня есть, кого нет, я не собираюсь. Мы что, на допросе?!

– Если надо будет, устроим и допрос, ты меня ещё плохо знаешь!

– Вот видишь, оказывается, мы даже друзьями быть не можем… Пожалуйста, останови машину!

Машина резко останавилась, Ляля вышла на тротуар…

Внутри машины послышалось традиционное израильское ругательство: «Лех к ебэне мат!»

Машина с визгом унеслась прочь…

Вечером Ляля с матерью пили чай на уютной просторной кухне.

– Мама! Что мне делать? Этот чокнутый миштарец (полицейский) меня достал! Я уже начинаю его побаиваться…

– Ну, этого ещё не хватало! В своей стране своих же полицейских опасаться! Больше некого! Приехали… Может, ты ему повод дала?!

– Ничего я ему не дала, ни повод, ничего другого! Просто у него интоксикация мозгов половыми гормонами…

Сима со смехом обняла дочь:

– Так, а куда же евойным гормонам деваться-то, когда рядом такая красота неописуемая!

Сима встала из-за стола, понесла чашки в раковину:

– Э-эх, замуж тебе, девка, пора! А время, сама видишь, какое, каждый день трупы…

В квартиру вошёл Семён. В двух руках пакеты с овощами и фруктами. Заспешил к телевизору посмотреть очередные новости. На ходу бросил:

– С ума все посходили! На рынке лимоны уже по десять шекелей…

Голос диктора по телевизору:

– Штурм палестинскими боевиками КПП «Карни» на севере сектора Газа превратился в настоящее побоище…

Для уничтожения нападавших Армии обороны Израиля пришлось использовать танки и вертолёты…

Целью атаки боевиков, по словам пресс-секретаря командующего Центральным военным округом, было массовое проникновение террористов на территорию Израиля с целью совершения серии терактов…

Представитель армии далее заявил, что руководители недавно образованного государства Палестина по-прежнему не отдают себе отчёт в правомочности нащих действий в ответ на агрессию соседнего государства…

…За минувший день несколько иранских ракет упали на территорию хайфского порта. Инфраструктуре порта нанесён материальный ущерб… В настоящее время ведутся восстановительные работы…

…Войска коалиции столкнулись с неожиданно активными действиями систем ПВО Ирана…

…Количество терактов на территории Израиля и в большинстве европейских стран, поддерживающих коалицию, возрастает с каждым днём…

– Ты сышишь, Сима, чего-то не решаются пока атомную бомбу на них кидать… Политика…

– Да яка бомба! Тут же ж усё радом! Ветер на нас дунет – и всем хана… Чи они там, самашечие?!

Глава 11.

В больничной палате Ляля делала укол небритому, разбитному парню. Тот нарочно ойкнул…

– Ещё денёчка два тут поойкаешь и можешь выметаться в свою Хадеру…

Небритый с радостью подхватил:

Би-идьюк! (точно!) Выметусь, Лялечка! И не в Хадеру, а немного дальше… В Калугу, слышала такой город?

– Ты что, серьёзно в Россию наладился?!

– Более чем… Между нами, девочками, не выжить Израилю… Ты глянь, сколько их… И у всех одна мечта, как у Гитлера… Кому он, Израиль, теперь нужен…

Небритый как-то испытующе посмотрел на Лялю и вдруг неожиданно предложил:

– А поехали со мной! Я пока тут у вас валялся, всё обдумал… Мы с тобой уживёмся… А в Калуге не пропадём! Квартира осталась, к тому же есть у меня идейка… А тебя вообще в любой больнице с руками оторвут…

– Ну, парень! Видно, я тебе не то что-то вколола, бред начинается…

– Ты не торопись… Подумай эти два дня, пока из меня ещё будешь дуршлаг делать. Уносить надо ноги отсюда, прелесть моя!

Неизвестно, как Семёна, но Симу стали уже пугать семейные советы с обсуждением вопроса отъезда ещё одной дочери из дома…

– А скока ты его знаешь?

– Ну, сколько… Месяца три…

Он один сюда ещё подростком по программе приехал, уже лет десять-двенадцать, наверное. И зарабатывает прилично, и всё равно, видно, лыжи назад навострил…

– Ой, доча, не знаю, может, и прав твой ранетый… Съезди, посмотри, вернуться завседа сможешь… А ну, как и вправду затопчут Израиль…

Паразиты! Тот Израиль на карте-то не найдёшь, а эти везде, где пальцем не ткни… А им всё мало…

Израиль труженик, а эти бездельники только и знают, что нефть качать да кальян сосать! Побросали все Израиль… Говорят, много людей нынче отсюда улетают…

Калужский рынок как-то в одночасье стал пупом города. Базарная экономика, свирепствовавшая в России со времён Большого передела, безоговорочно загнала на него всякого без относительно его профессии, возраста или менталитета…

Рынок губернского города к такому всплеску деловой активности оказался явно не готов, поэтому торговые ряды с китайско-турецко-индийским барахлом, подобно раковой опухоли, сначала выдавились на прилегающие улицы, а затем и вовсе на Театральную площадь перед вдруг ставшим неактуальным областным драмтеатром.

В момент появились и хозяева рынка: некий Паша, а над всеми – Доцент на «Лексусе»…

В полосатой разборной палатке небритый торговал каким-то китайским барахлом…

Покупателей не было. От безделья соседи-коммерсанты кучковались возле одной из палаток, где губастый хозяин в красной шерстяной шапочке время от времени наливал им водки в белые пластиковые стаканчики.

Торгаши дружно цеплялись к редким, забредшим покупательницам, которые, как правило, просто глазели.

– А чё ты сам-то на рынке паришься? А бабу для чего завёл?! – спросил однажды губастый.

– Она работает, медсестра…

– Рабо-отает! Ей хоть на прокладки-то себе хватает? Скажи лучше, под каблук попал… Она же у тебя жидовочка, они торговать любят…

В конце трудового дня, сложив до завтра полосатую турецкую палатку в чехол, а нехитрый товар – в клетчатые сумки, небритый, покачиваясь и пыхтя, втащил тележку домой.

Неуверенно раздевался в прихожей своей малогабаритки…

– Ты не зачастил с водкой-то, дружок?! – Ляля была дома.

– Не боись, на свои гуляем… От ты на свои попробуй погулять… На прокладки не хватает…

Компания небритого с жёнами и подругами на «пленэре» в сосновом лесу шашлыком отмечали некое событие.

Мужчины были уже навеселе.

Раскрасневшись от избытка кислорода, они резвились в высоко интеллектуальную забаву, хлопая стоящего спиной по боку, чтобы тот угадал: а кто же это его стукнул?

Запыхавшись, расселись на траву вокруг «стола». С готовностью подставляли пластиковые стаканчики…

Худой, прокуренный и язвительный торгаш с большим крестом на толстой, якобы золотой цепи прицепился к Ляле:

– Лялька, а тебе разве можно свинину-то есть?!

Ляля была спокойна:

– А почему нет?

– Ну, как же, вам же её нельзя употреблять…

Ляля была очень спокойна:

– Кому нам?

Худой понял, что умница Ляля сделала его ответчиком, и оттого начал злиться:

– Да евреям, кому… Жидам!

Ляля внешне была спокойна:

 
– «Везде одинаков Господень посев,
И врут нам о разнице наций;
Все люди – евреи, и просто не все
Нашли пока смелость признаться…»
 

Повисла пауза… Кажется, слышно было, как зашевелились мозги базарных интеллектуалов…

Наконец, самый, видно, безнадёжный не выдержал:

– Это как это понимать?!

Ляля убийственно для обидчика засмеялась:

– Это российский поэт Игорь Губерман напоминает всем, что Иисус Христос был, на всякий случай, еврей…

Худой крестоносец от парадоксального открытия перестал жевать…

Безнадёжный с первого раза опять недопонял:

– Ну-ка, ну-ка, как там стишок, выдай ещё раз!

Ляля давно поняла, что злиться на этих ребят не стоит:

– Зачем ещё раз? У Губермана много стихов интересных… Вот, например, подходящий:

 
«Какое счастье – рознь календарей,
И мой диапазон души не узкий;
Я в пятницу пью водку как еврей,
В субботу, после бани, пью как русский».
 

Этот стих для общества сразу стал понятен, все примирительно загалдели, норовя чокнуться с Лялей…

Глава 12.

Как-то незаметно, тихой сапой, хозяйничать в продовольственном секторе рынка стали азербайджанцы. Народ поначалу думал, что огурчики-помидорчики те поставляют со своей солнечной родины. Оказалось – нет, из-под Москвы, из тепличного хозяйства…

Застарелую проблему с автозаправками по всему Подмосковью энергичные джигиты в серьёзных кепках тоже порешали просто и практично – постоялые дворы с заправкой, стоянкой, кормёжкой и ночлегом для расплодившихся дальнобойщиков мгновенно обсыпали все дороги.

В принципе, и местным раньше никто не мешал это делать. Не додумались…

До возрождения тупого национализма, наверное, додуматься было проще…

У бокового выхода с территории рынка, на ултце Рылеева собиралась толпа скинхедов. Похоронно-чёрные куртки, светло-лысые головы, мутно-зловещие глаза…

Подогревали друг друга имитацией нападения…

По команде вдруг достали из-под курток цепи и куски арматуры, дружно тёмной тучей ввалились на территорию рынка…

С первобытным воем понеслись по торговым рядам, молотя азербайджанцев и похожих на них, сметая всё с прилавков…

Сквозь визги женщин слышны были крики: «Суки черножопые! Убирайтесь к себе! Очистим Россию от нечисти!»

Смерчем пройдя рынок насквозь, чёрная масса выкатилась на улицу Кирова, быстро и организованно погрузились в поджидавшие машины и исчезла в разные стороны.

Неспешно на кургузом, помятом УАЗике подкатил патруль из трёх неказистых милиционеров. Деловито стали наблюдать за спешащим с рынка народом…

От автовокзала поздним вечером с дежурства возвращалась домой Ляля. До дома на улице Огарёва было рукой подать…

За областным театром, на тёмном участке улицы – двухэтажные старые дома. Неожиданно прямо перед ней со двора вывалилась на ночную охоту толпа разгорячённых скинхедов…

С пьяными криками: «А вот и первая черножопка!» набросились на Лялю, затащили её за калитку во внутренний дворик…

Лялю прижали к стене, сдавили горло обрезком арматуры…

Неокрепшие голоса иногда взвизгивали: «Дави вошь чёрную!», «Ты что, сучка, у нас потеряла?!» Кто-то больно схватил за грудь…

Отчаяние Ляли на мгновение преодолело страх:

– Ублюдки! Кого хватаете?! У меня муж на рынке у Доцента работает! Паша вас на куски порвёт!

Слова «Доцент» и «Паша» юнцов отрезвили.

Кто-то в темноте констатировал: «Без акцента чешет…»

Ляля пнула ногой в направлении держащего её за грудь, чем окончательно убедила недорослей в их заблуждении.

Со словами: «Ладно, бывай, землячка…» герои потянулись к центру…

Ляля в банном халате, с мокрыми волосами, курила за столом на кухне… У окна с сигаретой стоял небритый.

– Всё, что я знаю про твой паршивый рынок – это слова «Паша» да «Доцент»…

– Ты погоди, Лялёк, я вот сейчас вертанусь в Турцию пару раз, и мы поднимемся, вот увидишь!

– Куда ты поднимешься, голубь?! Оглянись! Ты что, не видишь, как по всей России на нефтедолларах чернота забродила?!

Оружием торгуют направо и налево, нефть подскочила из-за этой войны! Кому война, а России мать родна… А ты ещё о чём-то мечтаешь со своим турецко-китайским барахлом…

Ляля на посту дежурной медсестры в областном онкодиспансере в Аненках, живописном пригороде Калуги… Казённая мебель, зашарканные полы, столетние шары-светильники с сушёными мухами под потолком, неистребимый запах лечебницы…

По коридору по-хозяйски проходил главврач, «лицо кавказской национальности». Усталые от людского горя глаза, лохматые брови, сдвинутые в вечном раздумье, как свести концы с концами…

Главный врач – главный оптимист, потому что на родине всё было намного хуже.

– Здравствуйте, Лалечка! Почему глазки грустные?

– Добрый вечер, доктор. Да всё одно к одному. И про своих там думаю, и тут эти недоноски на рынке…

– Зачэм про всо сразу думаете?! Про молодожь должэн прэзидент думат, а не вы, Лалечка… Это он оставил их и бэз идэологии, и бэз будущего… Так всэгда и вэзде бывает протэст… А Израэл, конэчно, жалко…

Я был на Мёртвом море. Эта жэмчужина должна быть доступна каждому жителю Зэмли, потому что такой воды и такой грази нэт болше нигдэ…

Израэл, к сожалению, втянули в войну нэ толко тэриториальную, но и в рэлигиозную… Вы со мной согласны, Лалечка?

– Да, доктор. Мне отсюда издалека Израиль кажется малюсеньким алмазиком в громадной глыбе арабского монолита.

– Прэвосходная мэтафора, Лалечка!

Знаете, я вырос на Кавказе в мусульманской семье, но что-то нэ прыпомню, чтобы нас в мечети когда-ныбуд призывали убивать нэверных… Развэ тепер другой стал ислам?!

Я думаю, что это политика, потому что националная нэнавист идёт свэрху, от властей…

– Что же получается, доктор, народы намеренно превратили в стадо тупоголовых баранов?

– О, Лалечка, это очэн просто…

Сначала отбирают жвачку, потом манят этой жвачкой хот на брата, хот на бойню. Вот гдэ всэ идэологы работают…

А ваабше, вэра, рэлигия – это так относитэлно…

Как сказал поэт: «Бог в тэбе, и не иши другого ни в нэбесах, ни на зэмле…» Эсли отвлэчься от политики и исходить только из рэлигиозных ценностей, то станэт очен ясно: и иудэи, и мусулманэ, и христианэ верят в одного Бога…

Кстати, Иисус, по вэре мусульман, не божэствэнное лицо, а толко избранный пророк и посланник Бога, как Авраам, Моисей и Мухаммад.

– Не знаю, у нас совсем не религиозная семья, но обычаи предков мы хоть чуть-чуть стараемся уважать…

– А вы знаете, Лалечка, как кназь Владимир выбирал вэру для Руси?

Мусулманэ ему сказали, что нэльзя кушать свинину и пить вино. Кназю это сразу нэ понравилось, и он сказал: «На Руси питие есть». А как бэз сала на морозэ?!

Иудаизм тоже запрэщает ест свинину и пить всо квашеное и сброжэное. Можно пить толко коняк и араку, финиковую водку. А как на Руси бэз кваса или браги?!

Пришлос русским язычникам вслед за кназем Владимиром лезть в воду и принимат крэщение…

– Оригинальная версия. И очень понятная. Мне нравится.

– А мне, Лалечка, нравится когда у вас вот такие жывые глазки…

Спокойного вам дэжурства.

– И вам тоже, доктор. Спасибо.

Небритый лежал на диване, уставив широко открытые глаза в одну точку…

Голос диктора по телевизору:

– …Разрушительное землетрясение на территории Ирана… Сила толчков достигала девяти баллов по шкале Рихтера…

Практически полностью уничтожены города и деревни на юге и западе страны… По сообщениям информационных агентств речь идёт о сотнях тысячах погибших…

В связи со стихийным бедствием ракетные обстрелы Израиля, а также близлежащих военных баз коалиции в Ираке, Афганистане, Турции и Узбекистане практически прекращены…

Все силы армии и полиции Ирана брошены на разбор завалов… Начинает поступать международная гуманитарная помощь…

Неровное дыхание небритого выдало для вошедшей Ляли его личное, а не международное беспокойство.

– Ма кара, мотек? (что случилось, сладенький?)

– Машину разбил… Да-а… Жорика, с рынка, ты его не знаешь. Он мне всё время давал поездить…

– Ну, и…

– Ну, и на повороте что-то у неё случилось с рулевым… И в столб на улице Гагарина, напротив Бауманского…

– Сам-то цел?

– Да сам-то цел, а машина…

– И что за машина?

– Да старьё, БМВ-323, двухдверная… Он её давно продать хотел…

– Ну, и что, теперь надо доказывать техническую неисправность?

– Ну, да… Забирай машину и доказывай, что хочешь…

Он же мясник из Доцентовых… Завтра с утра уже на счётчик ставят…

– Как же на счётчик, вы же приятели?!

– Боюсь, это поколение здесь уже не понимает таких слов…

– Ну, и за сколько он тебе её продал?!

Небритый бросил злой взгляд на Лялю… Не в бровь, а в глаз…

По истёртому линолеуму коридора онкодиспансера ковыляли больные в пёстрых, застиранных халатах или в тренировочных костюмах.

Ляля сидела за столом с кучей бумаг, когда вдруг зазвонил её мобильник. Голос небритого оптимизма не излучал:

– Ты, кажется, хотела назад, к своим?! Я согласен…

Повисла длинная пауза…

– Что, опять попал на бабки, бизнесмен?!

– Да надоело всё… Конца края нет этому беспределу…

Ляля долго глядела сквозь окно и молчаливые сосны куда-то очень далеко…

– Спираль, дорогой, спираль…