Текст книги "Инспектор и бабочка"

Чьи следы искать здесь – Альваро Репольеса, художника? Или Кристиана Платта, живо интересующегося искусством Бенина? Не успел Субисаррета подумать об этом, как в дверь осторожно постучали.

Жано.

– Вы не уехали? – удивился инспектор.

– Я собирался. – Лицо бенинца осветилось виноватой улыбкой. – Но потом решил заглянуть в бар наверху. А когда спустился – увидел хозяина. Это хорошая новость.

– Он уже вернулся?

– Да. Раньше, чем предполагал. И готов поговорить с вами. Это еще одна хорошая новость.

– Есть и плохие?

– Нет. Бенинцы не любят плохих новостей.

Таонга (так звали хозяина) оказался невысоким щуплым мужчиной лет пятидесяти. При виде европейца он склонил голову и приложил руки к груди, а потом что-то тихо сказал Жано.

– Хозяин спрашивает, понравился ли вам его отель? – перевел новый знакомый инспектора. – Он приложит все силы, чтобы вы чувствовали себя здесь хорошо.

– Передайте ему, что все в порядке.

– Может быть, есть какие-то пожелания?

– Мне бы хотелось побыстрее перейти к существу дела.

– Я понял, да.

После обмена интернациональными улыбками, в котором принял участие и Субисаррета, Жано положил на стойку фотографию, а Таонга углубился в ее изучение. В его лице ничего не изменилось: все та же застывшая улыбка и блаженно прикрытые глаза. В какой-то момент улыбка стала еще шире, и хозяин заговорил, переводя взгляд с Икера на Жано.

– Он знает этого человека, – сообщил Жано и добавил от себя: – Это можно считать хорошей новостью?

Лучшей с того момента, как самолет Икера приземлился в международном аэропорту Котону!

– Он снимал здесь номер больше года назад, может быть, около полутора лет назад, точнее Таонга сказать не может.

– Таонга так хорошо его запомнил?

– За это время в «Королеве ночи» останавливалось не слишком много европейцев, так что запомнить было нетрудно. Одна французская пара, один репортер, два англичанина, которые каждый день напивались в хлам и разбили телевизор. И вы.

– Меня интересует только этот человек.

– Он выглядел не совсем так, как на фотографии, вот что сказал Таонга.

– Что значит – «не совсем так»?

– Он покинул гостиницу живым, а не мертвым.

– Как долго он здесь прожил?

– Несколько дней. Три, может быть, четыре. Он всем остался доволен.

– Кто-нибудь навещал его?

– Вроде бы нет. И он не был похож на туриста.

– Не был похож на туриста?

– Он ничего не купил. – Жано снова о чем-то пошептался с хозяином и продолжил: – Таонга хорошо помнит французов – каждый день они возвращались, груженные покупками. Англичане тоже приобрели несколько сувениров на соседнем рынке. Репортер расспрашивал его, где можно приобрести бронзовые изделия в подарок. А этот человек ничего не купил. Он уходил и приходил с пустыми руками.

– Он заказывал такси?

– Таонга не совсем уверен, но его всякий раз ждала машина. Она останавливалась напротив, у лавки. Да, вот еще что: он не всегда ночевал в номере.

– Таонга помнит даже это?

– Белые люди в его гостинице – большая редкость, – снова напомнил Жано. – Неудивительно, что к ним приковано внимание.

Как будто в подтверждение этих слов Таонга быстро закивал головой, а потом заговорил снова:

– Тот человек уехал внезапно. Он расплатился, оставил довольно щедрые чаевые, но забыл вернуть ключ от номера.

– Да-да, забыл, – машинально подтвердил Субисаррета.

– Это не такая большая потеря, как разбитый англичанами телевизор…

– Безусловно. А почему хозяин решил, что тот человек уехал внезапно?

– Он ушел из гостиницы утром, но вскоре вернулся. Он даже не поднимался в номер. Расплатился у стойки и снова ушел. Больше Таонга его не видел.

– А вещи?

– У него была только маленькая дорожная сумка, с которой он не расставался. Оттого Таонга и решил, что тот человек – не турист. Французы приезжали с двумя чемоданами, и им еще пришлось докупить третий. У англичан был один чемодан на двоих, но очень большой. У репортера – рюкзак и кожаный ящик для аппаратуры…

– Кофр, – подсказал Субисаррета.

– Кофр, да. А у того человека была только дорожная сумка. И он забыл в номере зубную щетку.

– Ну, щетка не такая ценная вещь. Он мог оставить ее намеренно, если спешил и не хотел тратить время…

Улыбчивый Таонга бросил еще пару реплик и уставился на Жано в ожидании перевода.

– И все же он нашел несколько минут, чтобы поблагодарить хозяина. И оставил не только чаевые, но и рисунок на память. Таонга был польщен. Еще и поэтому он так хорошо запомнил того человека. Из-за рисунка.

– И где теперь этот рисунок? – спросил Субисаррета.

– О, Таонга умеет быть благодарным! Его имя так и переводится – благодарный. Он повесил рисунок в номере. Том самом, где останавливался человек с фотографии. И который теперь занимаете вы.

Вот оно что! Субисаррета потрясен. Не тем, что рисунок оказался в номере, и даже не тем, что с номером он не прогадал (ключ был ниспослан ему именно для этого), а тем, что он не узнал руку Альваро. Прошел мимо очевидного. Всего-то и нужно было, что внимательно вглядеться в линии – и истина открылась бы ему сразу же. Единственное, чего хочет Субисаррета: немедленно подняться в номер и разглядеть рисунок в подробностях.

– Таонга расстроен, – заявил Жано. – Ему жаль, что с тем человеком случилось несчастье. Но он надеется, что в местах, где находится сейчас его душа, царят гармония и мир.

– Я тоже на это надеюсь. – Голос Субисарреты чуть дрогнул. – Очень надеюсь.

– Он был вашим другом?

Даже сейчас, в окружении незнакомых ему людей, инспектор не в состоянии сказать правду. Его другом был смуглый Альваро, а не светловолосый Кристиан Платт. Совершил ли Альваро-Кристиан что-то такое, после чего падение в окровавленную пропасть на затылке было бы оправданным? Даже если так – что это меняет? Субисаррета всегда будет думать о нем как о малыше Борлито с карандашом, заткнутым за ухо. Так – проще, но незнакомым людям знать о Борлито необязательно.

– Скажите Таонге, что он был хорошим человеком.

– Тогда его душа в безопасности.

Если бы Субисаррета мог разделить уверенность юного чернокожего детектива, ему стало бы намного легче. Но такой уверенности у него нет – и не только потому, что рана на затылке Альваро-Кристиана видится ему разверзшейся адовой пропастью. На теле Альваро-Кристиана стояло клеймо, способное напугать и обездвижить любого. Где гарантии, что то же клеймо не перекочевало на его душу? Все это время мертвый Альваро пытался докричаться до него, оставлял следы, подобно сказочному мальчику-с-пальчику, – хлебные крошки следов. Субисаррете оставалось только собирать их, забрасывая себе в рот. Они царапают горло. Копятся и копятся, превращаясь в вязкую массу, и ничего путного вылепить из этой массы не получается.

– Можно угостить вас кофе? – спросил Жано, после того как они распрощались со словоохотливым хозяином «Королевы ночи». – Заодно и поговорим.

– Да, конечно.

…Бенинский кофе не имеет ничего общего с кофе в Сан-Себастьяне и ничего общего с кофе, который Субисаррета пил у Шона, в «Синдбаде-Мореходе». Растворимая бурда, обильно сдобренная сгущенным молоком. Настоящий кофе можно найти в центре, в крупных отелях, где живут европейцы, а здесь – что имеем, то имеем, смеется Жано, макая в кремовую жижу кусочки хлеба. В отличие от кофе, бенинские дожди и впрямь похожи на сан-себастьянские: они короткие и сильные. Разница состоит лишь в том, что промежутки между дождями невелики, они едва ли достигают пяти минут. Во время дождей Жано говорит о своей нынешней жизни в Бенине, разбавляя ее этнографическими подробностями. В промежутках между дождями – робко мечтает о будущем. Будущее связано с Францией, с его возможной стажировкой, Жано уже известно место стажировки: город Монтобан, департамент Тарн и Гаронна, бывал ли месье Субисаррета в Монтобане?

– Зовите меня Икер, Жано.

– Да, месье Субисаррета.

– Я не бывал в Монтобане, но Франция – прекрасная страна.

– Лучшая! Ничего плохого не хочу сказать об Испании… Я не был в Испании, я еще не был нигде, кроме Бенина, но Франция – лучшая страна в мире.

– Преступники везде одинаковы, Жано. В Бенине, Франции или Испании – они везде одинаковы.

– Только на преступления их толкают разные вещи, а?

– Не думаю, Жано, не думаю. Природа преступлений всегда одна и та же.

– Расскажите мне о деле, которое вы расследуете. Бенин как-то связан с ним?

Это не простое любопытство – Жано хочет быть максимально полезным важному гостю из Сан-Себастьяна, он польщен нежданно свалившимися на него обязанностями. Правда, техническое оснащение бенинской полиции далеко от совершенства, здесь работают по старинке: опрашивая свидетелей и строя умозаключения на основе полученных данных. В Котону и Порто-Ново, официальной столице Бенина, дела обстоят получше, чем в других городах. Но все равно – иногда приходится применять силу, чтобы выбить показания, а многие преступления даже не регистрируются. Просто потому, что узнать о них не представляется возможным. Особенно если речь идет об отдаленных уголках, где иногда возникают конфликты на межэтнической почве. Конечно, это не Судан, не Сомали и не Конго: там насилие плещет через край, но Бенин – относительно спокойная страна. Да, здесь постоянно грабят на улицах, но вряд ли уличная преступность в Бенине так уж сильно отличается от уличной преступности в какой-нибудь другой стране, равноудаленной от Франции и Испании.

– …Речь идет об убийстве, Жано.

– Того человека с фотографии?

– Да. Его звали Кристиан Платт, и он имел отношение к антикварному бизнесу. Сфера его интересов – именно Бенин. Такими сведениями на сегодняшний день располагает следствие.

– Я должен помочь вам отыскать в Котону следы Кристиана Платта?

– И следы другого человека. Виктора Варади.

– Он тоже имеет отношение к антикварному бизнесу?

– Он имеет отношение к убийству.

– А… вам точно известно, что он сейчас находится здесь, в Котону?

– Я не уверен, что он находится в Котону.

Субисаррета не уверен даже в том, что Виктор покинул Сан-Себастьян, но для чего-то же он оставил адрес на стекле?

– И вот еще что, Жано. Мне нужно связаться с людьми, занимающимися прикладным искусством Бенина. Поговорить с ними о каналах вывоза антиквариата. Легальных и не очень.

– Это будет несложно. Постараюсь устроить вам встречи как можно быстрее. Но думаю, что начать нужно не с Котону, а с Порто-Ново, там работает крупный научно-исследовательский центр при этнографическом музее. Наверняка там отыщутся нужные вам специалисты.

– Разве в Котону нет своих музеев?

– Есть, но вам ведь нужны специалисты по антиквариату? Я знаю нескольких, они работают именно там, в центре. Да и до Порто-Ново можно добраться за полчаса. Это будет приятная поездка, обещаю. Что касается Котону… Я попробую переговорить кое с кем из продавцов на рынке Дантокпа.

– На рынке? – удивляется Субисаррета.

– Дантокпа – крупнейший рынок в Западной Африке. И найти там можно все, если знать, что и где искать. Если тот человек… Кристиан Платт… занимался нелегальным вывозом антиквариата, он мог засветиться на Дантокпа. Я постараюсь это выяснить.

– Буду вам очень признателен, Жано.

– Я могу взять фотографию?

– Конечно. И… раз уж речь зашла о фотографиях… Вы не могли бы взглянуть еще на одну?

Расчлененное на отдельные кадры тело мертвеца Кристиана покоится во внутреннем кармане Субисарреты, достать его – дело двух секунд:

– Меня интересует татуировка.

Жано изучает татуировку так долго, что успевает закончиться один дождь и начаться другой. Наконец он отрывает глаза от снимка.

– Никогда такой не видел, – заявляет Жано.

– Может быть, что-то похожее?

– Затрудняюсь сказать.

– Но вы наверняка слыхали о религиозном культе бвити?

Или это только кажется Субисаррете, или в поведении его нового знакомого произошли перемены? До этого он был абсолютно открыт и общался с видимым удовольствием, теперь же с осторожностью подбирает слова: словно снимает хрупкие, прозрачные шары с новогодней елки. Одно неловкое движение – и шар может разбиться, что совсем не желательно. Черт его знает, какую дрянь могут скрывать внутренности – так что лучше подстраховаться.

– У нас в Бенине он не особенно распространен. У нас здесь масса других культов, языческих и вудуистских, но и от них я стараюсь держаться подальше. Я – христианин.

– И тем не менее вы слыхали.

– Да. Я знаю, что он существует, но я – христианин.

– Люди, с которыми я консультировался, считают, что эта татуировка и культ бвити – вещи взаимосвязанные.

– Мне трудно судить. Люди, с которыми вы консультировались, – африканцы?

– Среди них есть и африканцы, – не моргнув глазом врет Субисаррета.

– Насколько я понял, эта татуировка…

– Эта татуировка была обнаружена на теле покойного. Того самого, что останавливался в этой гостинице. Кристиана Платта.

– Бвити – довольно закрытый культ. О том, что в него посвящают европейцев, мне ничего не известно. А если вам нужно узнать о бвити из первых рук – лучше отправиться в Габон. Но на это вы потратите гораздо больше времени, чем неделя. Или две. Боюсь, что месяца не хватит…

– Моя задача состоит совсем в другом. Собрать все возможные сведения о пребывании здесь Кристиана Платта. О бвити я спросил из любопытства.

Узкое место пройдено, последний шар с елки снят, – и к Жано снова возвращается его непосредственность. В качестве бонуса Субисаррета получает еще несколько забавных историй из жизни Жано: они связаны с его решением стать детективом, всему виной оказался французский сериал «Комиссар Мулен». Старый, очень старый, – его начали снимать задолго до того, как Жано появился на свет. Комиссар Мулен – умный, смелый, не оставляющий противникам ни единого шанса, – до сих пор является недостижимым идеалом для Жано. Образцом для подражания, хотя его методы ведения расследования не всегда одобряются начальством. Но ведь поиск истины важнее, чем одобрение начальства, ради истины можно потерпеть собственные неудобства и доставить неудобства другим, не так ли, месье Субисаррета? Вообще-то Жано с детства интересовался археологией, подумывал посвятить ей жизнь и даже посещал лекции в том самом научном центре в Порто-Ново, но восемь сезонов комиссара Мулена изменили все кардинально.

– А археология? – спрашивает Субисаррета.

– Она перешла в разряд хобби. Но с тех пор у меня появились друзья в Порто-Ново.

– Все они бенинцы?

– Почему вы спрашиваете?

– Меня интересует один человек. Женщина. Она – эксперт по искусству Бенина. Может быть, вы знаете ее? Дарья Зарубинская.

«Дариа Зарубински». Произнесенное вслух имя приятно холодит губы, а в пальцах, наоборот, чувствуется жар. К щекам приливает кровь, а уж этого Субисаррета никак не ожидал: интересно, заметил ли Жано его неожиданное волнение?

– Она русская, но часто бывает здесь.

– Кажется, я слышал это имя. – Чертов Жано снова начинает снимать шары с очередной елки, кончится ли запас игрушек, и елок заодно? – Кто-то из друзей говорил мне… Она – уважаемый в профессиональном сообществе человек. Но с ней лично я не знаком.

– Ясно. И еще один вопрос, Жано. Он касается этимологии африканских имен… Вы сказали, что «Таонга» переводится как «благодарный». А как бы вы перевели «Амади»?

– Э-э… Есть разные толкования этого имени…

– А самое распространенное?

– Мертворожденный.

…Роуминг сжирает слишком много, странно, что Субисаррета об этом не подумал. Одного разговора с Микелем было достаточно, чтобы деньги на счету закончились. Можно воспользоваться услугами бенинской полиции в лице Жано; можно воспользоваться телефоном в отеле – но неприятность состоит в том, что канал обратной связи не налажен. Хорошо еще, что Микель успел сообщить, что вышлет Субисаррете отчет по электронной почте.

– И как вам Африка, шеф? – Голос Микеля в трубке звучал глухо и то и дело прерывался.

– Дождливое местечко.

– Да? Стереотипы относительно засушливого климата разрушены? А как насчет адской жары?

– Пока терпимо.

– Говорят еще, что у вас там свирепствует СПИД, желтая лихорадка и малярия. Будьте осторожны, шеф.

– Постараюсь. Какие новости?

– Варади так и не нашелся. Никаких следов, как в воду канул.

– Надеюсь, не в прямом смысле.

– Я тоже надеюсь, тьфу-тьфу! Отсмотрел пленку со стоянки в яхт-клубе. «Форд» появился там около семи вечера. Верх был поднят, так что разглядеть внутренности не удалось. Неясно, был ли за рулем сам Виктор. Чтобы взять талончик на парковку, выходить из машины необязательно. Достаточно руку протянуть, а идентифицировать Варади по руке у меня не получилось. Если за рулем был он, то это его последнее по времени изображение. Камер в яхт-клубе немного, но ни в одну из имеющихся он больше не попадал.

– А есть возможность покинуть территорию яхт-клуба другим путем, не через стоянку?

– Есть проход из бара на улицу, там и стоит одна из камер. Виктора она не зафиксировала. Остается два варианта – уйти через порт, по суше. Или покинуть его акваторию по воде.

– Виктора могла подобрать яхта.

– Я тоже так подумал. В интересующее нас время на интересующем нас причале были пришвартованы две яхты: «Квин Мэри» и «Бачелор», первая пришла из Сантандера, вторая – из Сен-Мало, это Франция.

– Я в курсе, Микель. Удалось связаться с хозяевами яхт?

– Пока нет, но запросы посланы. Думаю, это вопрос дня-двух максимум.

– А… «Кандела Азул»?

– От портовых служб сведений не поступало. Но она приписана к яхт-клубу в Пасахесе, так что запрос на стоянку ей не нужен.

– А сейчас… Где находится яхта сейчас?

– Еще вчера вечером она была в Пасахесе. Никакого движения на ней не замечено.

– Было бы неплохо осмотреть ее…

Так поступил бы ши-фу Эл из доморощенного комикса Виктора Варади. Так поступил бы неизвестный Субисаррете инспектор Мулен, воспетый Жано. Так поступил бы сам Субисаррета: если истина топчется за дверью, которую нельзя отпереть законными способами, остается одно-единственное средство – взломать ее. Очевидно, норная собака придерживается того же мнения, потому и следует быстрый ответ:

– Уже. Это уже сделано, шеф. Ничего подозрительного я на яхте не обнаружил. Завернутого в ковер трупа нет, замытых пятен крови и следов расчленения – тоже. Судно в идеальном порядке, а что касается самого Серхио Домингеса… Его биография почти безупречна. Я послал вам отчет по электронке. Посмотрите, когда появится возможность. И возвращайтесь побыстрее домой, без вас…

Что именно может случиться (или не случиться) без него, Субисаррета выяснить так и не успел: разговор прервался. И все попытки возобновить его не увенчались успехом. Беспечный инспектор проговорил все деньги, остается надеяться, что у Микеля хватит сообразительности положить небольшую сумму ему на счет.

Успокоив себя подобным образом, Субисаррета направился на ресепшен, к радушному хозяину Таонге, держа в руках французский разговорник. После пяти минут лингвистических мучений выяснилось, что телефон в гостинице имеется, но функцию «международные звонки» не поддерживает. Но если месье хочет связаться с кем-нибудь в Котону или Порто-Ново…

Ни с кем.

Единственный знакомый Субисарреты в Котону – детектив Жано, он должен появиться в гостинице через несколько часов, и возможно, ему и Икеру придется сегодня же выехать в Порто-Ново, для встречи с «друзьями из научного центра». Попутно Жано обещал пробить адрес на улице Ренуво и связаться со своими информаторами на рынке Дантокпа. А пока Субисаррета предоставлен сам себе, но не хочет терять времени понапрасну. И потому начинает новый виток утомительных переговоров с франкоговорящим Таонгой, ключевое слово в них – Интернет.

Где находится ближайшая точка вай-фай или хотя бы интернет-кафе?

Таонга понятия не имеет, что такое вай-фай, но с интернет-кафе проблем не возникает: не нужно считать бенинцев отсталыми, месье, я знаю, что такое Интернет. Его лучше поискать в деловой части города, там много офисов, иностранных представительств и дорогих гостиниц… А-а, вот еще! С тем же вопросом к Таонге обращались двое молодых англичан, которые разбили телевизор. И кажется, у Таонги сохранился адрес ближайшего пункта, где можно связаться со всем остальным миром. Если месье немного подождет…

Порывшись в ящиках стола, хозяин предъявил Субисаррете сложенную вдвое и изрядно помятую бумажку с адресом. «Avenue de la Victoire, La Coupe» было написано наней.

– Ля куп и есть интернет-кафе? – поинтересовался Субисаррета. – А где находится авеню Виктуар?

– Не очень далеко, но пешком вы не дойдете. Нужно вызвать такси.

Такси появилось минуты через две после того, как Таонга переговорил с кем-то по телефону, уж не в сговоре ли захудалый отель «Королева ночи» с такой же захудалой транспортной компанией?.. Еще минута ушла у Икера на то, чтобы сообразить, что такси – это не обычный автомобиль, а мотоцикл. За рулем ярко-синего мотоцикла сидел юноша в желтой форменной рубахе, но Субисаррета устроился за его спиной только после того, как вышедший его проводить Таонга подтвердил: это такси, да. Мототакси «Земиджанс», самый популярный в Котону вид транспорта и очень недорогой, но если месье хочет вызвать другое такси…

– Сойдет и мотоцикл, – ответил Субисаррета, главное – добраться до места назначения.

Таксист оказался самым настоящим лихачом, он старался побыстрее проскочить не только между другими мотоциклами, невесть откуда взявшимися на улицах в огромном количестве, но и между дождями. Одной рукой Икер держался за водителя, другой – за чертову шляпу. Жест, скорее, машинальный: Субисаррета отлично знает, что никуда шляпа не денется, так и будет болтаться на его голове, пока… Проклятие, Субисаррета понятия не имеет, что может вынудить шляпу расстаться с ним! Два попугая-неразлучника, вот кто они такие. И инспектор нисколько не удивится, если в один прекрасный день шляпа обратится к нему с речью и начнет комментировать любое его действие.

…Улица, на которой расположена «Королева ночи», должно быть, непохожа на все остальные улицы Котону: там было слишком мало людей. Теперь же от них некуда деваться: толпы прохожих так и мелькают в глазах Субисарреты. Прямо на улице готовят еду, лудят прохудившиеся кастрюли и сковородки, чинят одежду, строгают доски, обедают. Вся жизнь проходит на залитой дождем авансцене, и немудрено – театральный котону-задник вызывает только уныние: глинобитные лачужки с циновками вместо дверей. На их фоне здание «Королевы ночи» выглядит едва ли не дворцом Мирамар.

А… как выглядит улица Ренуво?

Эта мысль приходит в голову Субисарреты неожиданно, и он уже не в состоянии от нее отвязаться. Нечего и думать о том, чтобы найти ее самостоятельно, за время короткого путешествия Икер не заметил ни одной таблички с названием улицы. Ни одной надписи на стене дома, ни одного номера – как они все здесь ориентируются?

Но ведь номера и улицы существуют, иначе надпись на стекле, которую сделал Виктор Варади, была бы лишена всякого смысла!..

Мотоцикл так резко тормозит у очередного перекрестка, что Субисаррета почти влипает в затылок юноши-водителя. От затылка пахнет сыростью, тиной и мокрой собачьей шерстью, но инспектор даже не думает обижаться. Наоборот, эта остановка не случайна: пока водитель пропускает поток транспорта, самое время вытащить из кармана пиджака спасительный разговорник.

Вот оно!

– La rue de Renouveau m’est ne`cessaire![30]30
  Мне нужна улица Ренуво (фр.).


[Закрыть] – едва ли не орет Субисаррета на ухо таксисту. – Ла ру де Ренуво, мьест несессер!

– Авеню де ля Виктуар, – кивает тот. – Авеню де ля Виктуар.

Чертов дурак!

Через минуту бесконечных увещеваний до желторубашечника наконец-то доходит, что планы пассажира поменялись. Корректировка маршрута выливается в дополнительный евро, и спустя пять минут Субисаррета оказывается на очередном перекрестке в полном одиночестве. Пейзаж вокруг не претерпел особенных изменений, разве что лачуги трансформировались в двухэтажные дома унылого казарменного типа.

На прощание таксист махнул рукой куда-то вперед, очевидно, в этом направлении и должен идти Субисаррета.

Преодолев первые сто метров, инспектор начинает жалеть, что отпустил такси: табличек и указателей по-прежнему нет, дома не особенно отличаются друг от друга, втиснувшиеся между ними маленькие лавки похожи друг на друга, как близнецы. Выглядят они совсем не так респектабельно, как «La Reflet», – покосившиеся столики с незатейливым товаром (они выставлены прямо на тротуар), зарешеченные окна, стремянки, гроздья вешалок с развевающимися на легком ветру платьями, рубашками и платками.

Есть от чего прийти в уныние, утешает лишь наличие разговорника в кармане и мототакси на проезжей части: в любой момент можно поднять руку, остановить любой из проносящихся мимо мотоциклов и отправиться восвояси – в отель или на авеню де ла Виктори.

Субисаррета уже готов признать свое поражение, когда замечает забор на противоположной стороне улицы. Это добротный и очень высокий, ослепительно белый забор, он тянется метров на тридцать, а то и больше, венчают его металлические пики с острыми наконечниками. На тротуаре, перед забором, выставлены маленькие, аккуратно постриженные кустарники в кадках – их не меньше десяти. Икер не сразу замечает ворота – они тоже выкрашены в белый, а табличка рядом с ними – синяя.

LA SOURICIE“RE

Очевидно, «La Souricie`re» – название находящихся под присмотром металлических пик владений, а они – совсем немаленькие, если судить по забору. Кроме того, за улицей наблюдают видеокамеры, их меньше, чем кустиков в кадках: три. Две – по краям забора и одна – над табличкой у ворот.

Все указывает на то, что за белым забором живут далеко не бедные люди и… кошки.

На заборе, уютно устроившись между двумя кольями, сидит кошка. Он уже видел ее: сначала – на руках у Дарлинг, затем – на пленке с Виктором Варади. Наверное, это та самая кошка, что пленила воображение Греты. Та самая кошка, которую Лали искала в номере с видом на убийство. Икер и сам не заметил, как приблизился вплотную к забору и задрал подбородок вверх, рассматривая ориентала. Его голова восхитительно пуста, единственная мысль покачивается в ней, подобно тому, как покачивалось на волнах его сна тело уточки-Альваро.

Выходит, здесь живут кошки, которые никогда не расстаются с Дарлинг, Исмаэлем и маленьким ангелом. Выходит, здесь живут…

Икер так занят кошкой, что даже не замечает легкого скрипа отворившейся калитки. И лишь знакомый детский голос возвращает его к действительности:

– Привет!

За его спиной стоит Лали.