Текст книги "Россия – мой тёплый дом"

7. Районный прокурор Романов

Душа раздваивалась. Бросить работу для фронта, какой бы ничтожной она у меня ни была, сродни предательству. К тому же за самовольный уход с военного завода во время войны заведомо полагался солидный тюремный срок. В то же время, работать, недосыпая и голодая, выбиваясь из последних сил, когда тебе плюют в лицо, также было невозможно. Что делать, как быть?

Вопрос решил принятый весной 1943 г. Верховным Советом СССР Указ, разрешавший молодежи уходить с военных предприятий на учебу. В первый же свободный день, отработав ночную смену, мы с сестрой сдали документы в приемную комиссию авиационного техникума им. С. Орджоникидзе. Привлекало меня в нем то, что техникум давал как общее, так и специальное образование, в котором значительное место отводилось изучению физики. К тому же не только обучение было бесплатным, но и студентам выплачивали стипендию, хотя и очень небольшую.

На всякий случай решили обратиться за советом к районному прокурору, благо прокуратура находилась совсем недалеко от завода.

Прокурор, в белой сорочке, при галстуке, в сером пиджаке, поразил своим радушием. При моем появлении он вышел из-за письменного стола, пошел мне навстречу и пожимая мне, мальчишке, руку представился:

– Районный прокурор Романов. С чем пожаловали?

– Вот мы с сестрой собираемся уйти с завода и поступить в авиационный техникум на учебу, но опасаемся, что нас посадят в тюрьму за самовольный уход с военного предприятия, – заявил я.

– А вы не опасайтесь! Есть на этот счет Указ Верховного Совета СССР. И этого достаточно. Чем вы на заводе занимаетесь?

Я пояснил:

– Мы работаем на сборке автоматов ППШ. Сестра делает приклады, а я приклепываю мушку к ствольной коробке автомата.

Ответ прокурора мне показался недостаточно убедительным:

– Указ Указом, это, конечно, очень важный момент, но когда еще он будет введен в действие, а к вам вот-вот придут с завода бумаги о нашем самовольном уходе с завода, и вы нас посадите.

– Не посажу! Я эти документы порву, как противоречащие Указу. Раз Указ опубликован, значит, он уже введен в действие. А вам с сестрой я советую пойти на завод получить заработную плату и карточки и после этого на заводе не появляться.

После разговора с прокурором мы еще некоторое время работали на заводе. Зная позицию прокурора, мы подали заявления начальнику нашего цеха с просьбой об освобождении нас от работы в связи с поступлением на учебу в авиационный техникум. К концу рабочей смены эти заявления, написанные на маленьких клочках бумаги (в 1943 году чистый лист бумаги был невиданной роскошью), вернули нам сплошь исписанными многочисленными резолюциями, смысл которых был один: в нашей просьбе отказать из-за нехватки рабочей силы.

И вот однажды настал момент, когда сил идти на завод и работать двенадцатичасовую смену не было никаких. Нас буквально шатало от истощения.

Колебались и терзались мы мучительно: идти сегодня на завод или не идти. Городские часы Петровской площади, где нас остановили наши терзания, показывали шесть часов вечера. Если сейчас же двинемся на завод, еще можно успеть пройти проходную. Но хватит ли сил доехать? И как будем работать смену, если еле стоим на ногах? А если не пойдем, чем это обернется?

А вот теперь все! Время истекло, и проходную пройти не сможем. Турникеты будут перекрыты, и всех опоздавших ждет серьезный нагоняй.

В итоге на работу не пошли, хотя и опасались, что договоренность с прокурором может не сработать, и мы окажемся в тюрьме.

Но пронесло! Слава Богу, слава Верховному Совету, слава районному прокурору, нас не преследовали.

8. Дырявые стены военного завода

Однако карточки и заработную плату как-то нужно было получить. Проделать это, не появляясь на заводе было невозможно, но и идти на завод рискованно. На военном заводе за прогул могли задержать уже на проходной. И еще неизвестно, сколько просидишь в кутузке, пока выяснится, что ты всего-навсего выполняешь Указ Верховного Совета СССР.

Лучше всего войти на завод, как-то минуя проходную. Но как? Думали-думали. Вдруг Лена говорит:

– Давай попробуем пройти через заводскую поликлинику. В нее вход свободный со стороны завода и также свободный вход со стороны города. А выходы тем более свободны. Вопрос только в том, сообщаются ли между собой эти две части поликлиники. Не может быть, чтобы из одной части здания поликлиники нельзя было пройти в другую его часть. А если это возможно, то это означает, что через поликлинику можно пройти на территорию завода, минуя проходную.

– Лена! Это пустые девичьи фантазии! Такого не может быть в принципе! – возражал я. – Подумай сама! Завод военный, Москва на осадном положении. И вдруг для любого человека с улицы сохраняется через заводскую поликлинику свободный проход на военное предприятие, на которое и в мирное-то время была пропускная система! Что ты такое говоришь? Это невозможно!

Но других вариантов у нас не было. Поэтому все же решили попытать счастье пройти через поликлинику. Тем более, что пропуска на завод у нас еще не отобрали, и их мы всегда могли предъявить в том случае, если проходы охраняются и в поликлинике.

Внимательно осмотрели шаг за шагом первые четыре этажа поликлиники, пройдя длиннющие коридоры вдоль врачебных кабинетов и кое-где для виду присаживаясь в очередь к тому или иному врачу. Но нигде не обнаружили никаких дверей, ведущих в другую часть здания поликлиники. И только на пятом этаже мы столкнулись с такой дверью. Ничем не приметная, точно такая же белая, как и все остальные, и даже с номером, как у каждого врачебного кабинета. Но около нее не стояли стулья, не было очереди больных, не было и наименования кабинета. Не было и никаких признаков того, что эта дверь охраняется. Некоторое время мы посидели в сторонке и понаблюдали за дверью, и только потом решились войти в нее. И сразу же оказались на лестничной клетке, ведущей вниз.

Все! Путь найден! И буквально через минуту, скатившись по лестнице вниз, мы зашагали по заводской территории к нашему 6-му инструментальному цеху, не заходя на заводскую проходную.

Получалось, что предположение Лены о возможности пройти на строго охраняемый завод через поликлинику, как ни странно, было правильным. Наш военный завод действительно не охранялся со стороны поликлиники. Его стены оказались дырявыми!

Меня это открытие буквально потрясло. Разве можно так, шаляй-валяй, относиться к охране военного предприятия во время войны?! Если мы – подростки – смогли беспрепятственно пройти на завод через поликлинику, и никто не потребовал у нас пропусков, значит, любой диверсант в любое время свободно может сделать то же самое!

Но, быть может, охрана в поликлинике все же есть, раздумывали мы с Леной, однако она отлучилась на время, например, на обед, хотя в таком случае это не охрана военного объекта, а чистой воды профанация. В том, что охраны в поликлинике нет, мы окончательно убедились, не обнаружив ее и на обратном пути, когда покидали завод.

На этот непорядок, рассуждали мы, могущий привести к большой беде, следовало бы обратить внимание заводского начальства. Но, в конце концов, мы решили не поднимать этого вопроса. Один раз нам уже сделали от ворот поворот, когда речь шла о производительности труда. А здесь возникал куда более острый вопрос о безопасности на заводе, и его очень легко можно было повернуть против нас. Тем более, что сама констатация факта «дыры в заборе» содержала в себе обвинение всего начальства завода и всех его служб в разгильдяйстве. Защищаясь, полагали мы, начальство будет готово снести головы всем тем, кто затеял бы весь этот сыр-бор. Поэтому – лучше не связываться.

Получение продуктовых карточек не вызвало никаких проблем. Сюда еще не дошла информация о нашем «прогуле». Для получения же заработной платы требовалось пройти в другой коридор через наш родной цех. Здесь мы неожиданно лицом к лицу столкнулись с начальником нашего цеха. И он никак не ожидал нас здесь встретить. На его лице отразилось искренне изумление и первым его движением было схватить кого-нибудь из нас. Ближе к нему оказалась Лена. Однако она, как добропорядочная девушка, ловко увернулась от кинувшегося к ней мужчины и побежала по цеху, к вящему удовольствию присутствующих. Они побросали все свои дела и с явным интересом наблюдали, как их начальник – солидный мужчина средних лет – во всю прыть бежит по цеху, пытаясь догнать молодую симпатичную девушку, которая ловко кружит между станками и все дальше убегает от преследователя.

Молодость победила, и вернувшийся ни с чем запыхавшийся начальник цеха решил отыграться на мне, хотя я никуда не бежал и спокойно наблюдал всю эту сцену. Он отвел меня в свой кабинет, возвышавшийся над цехом, и поручил секретарше строго следить за мной и никуда не отпускать, заявив, что отправляется за охраной. Это был как бы арест. Но до меня уже начинало доходить, что он меня просто запугивает, а на деле он не имеет никакого права нас арестовать.

– Я собираюсь уходить с завода на учебу в техникум, а начальник цеха решительно против, – пояснил я свое положение секретарше, молодой барышне чуть постарше меня.

– Его по-человечески можно понять, над ним план висит. Да и по закону вы не имеете права уходить с завода, – отозвалась она.

– В том-то все и дело, что сейчас как раз по закону я имею такое право. Совсем недавно вышел Указ Верховного Совета СССР, разрешающий молодежи уходить с военных предприятий на учебу.

– Не может быть! Я и не знала о таком Указе. Значит в правительстве уверены, что победа над фашизмом уже гарантирована. И нужно готовить кадры для послевоенного времени. В таком случае нужно и мне подумать о возвращении на учебу в институт. Из-за войны я ушла со второго курса, – заключила она.

По тому, как она это произнесла, было видно, что она из моего противника превратилась почти в союзника.

Расспросив меня поподробнее об Указе, о том, как он точно называется и где он публикован, секретарша дала мне понять, что не смеет меня дольше задерживать.

Так бесславно закончилась моя заводская эпопея.

Глава 9
Авиационный техникум

1. Студенческий билет и крах мухолёта

Счастью моему не было предела. Я не верил своим глазам. Тем не менее, это был неоспоримый факт: в моих руках действительно находился студенческий билет, свидетельствующий о том, что я являюсь студентом авиационного техникума им. Серго Орджоникидзе, что на Смоленской площади. Его светло-зеленая корочка открывала мне дорогу к самому увлекательному делу, какое только и может быть в жизни у человека – строительству летательных аппаратов. Сбывалась мечта, бросившая меня из Кизнера в Москву.

Лена проучилась в техникуме совсем недолго и поступила на учительские курсы, готовившие преподавателей для начальной школы. К нам в Теплый переулок подчас закатывалась целая ватага голодных девчат – будущих учителей – которых нам угостить было нечем. Греясь у горячей буржуйки, они пекли из картофельной кожуры на касторовом масле аппетитно пахнувшие лепешки, наперебой обсуждая свои проблемы. Зинаида Гринева, староста группы учителей, присаживаясь поближе к раскаленной печке, рассказывала:

– Маленькие дети нередко ставят взрослых в тупик. Я как-то моей ученице-первоклашке Смирновой сказала, что мне необходимо встретиться с ее мамой. У девочки не ладилось с правописанием. Так малышка задает мне встречный вопрос: «Это какую маму вы хотите пригласить? Которая раньше была моей мамой или ту, которая потом стала мамой, или которая сейчас моя мама»? Не сразу найдешь, что и ответить ребенку на такой вопрос.

С моим возвращением в Москву возобновились наши с Юрой Осиповым обсуждения и работы по изготовлению модели мухолёта. Несмотря на чрезвычайно неблагоприятные условия, нам все же удалась сделать из тоненьких бамбуковых реек несколько моделей корпуса аппарата. Нашим главным достижением было изготовление модели механизма, превращающего вращательное движение двигателя в движение крыла по восьмерке в соответствии с той схемой, которая была опубликована в журнале «Техника – молодежи». Для специалиста одного вида этой деревянной модели было достаточно, чтобы понять, что полет может состояться только при чрезвычайно высоких оборотах двигателя и высочайшей прочности приводимых в движение крыльев. При отсутствии первого условия аппарат в воздух просто не поднимется, а отсутствие второго приведет к его катастрофе. Кроме того, стало очевидным, что полученного в этом механизме движения крыла, которое осуществлялось в одной и той же плоскости, совершенно недостаточно, чтобы появилась подъемная сила. Но как сделать, чтобы крыло, движущееся по восьмерке, вместе с тем могло бы вращаться и вокруг своей оси и притом так, чтобы не только возникала подъемная сила, но и ее величину и направление можно было бы по желанию изменять, нам было совершенно неясно.

– Тут мы зашли в тупик, но вместе с тем нащупали главную проблему всей конструкции, – резюмировал Юра. – Ведь этими поворотами и частотой взмахов крыльями муха регулирует свой полет. Без решения этой проблемы модели мухолета у нас не будет.

Следовало обратиться за консультацией к специалисту. Случай представился довольно скоро. Теоретическую механику – науку об общих законах взаимодействия материальных тел и сил – вел у нас в авиационном техникуме профессор Фивейский.

Его лекции были своего рода священнодействием. На огромной черной доске многочисленными цветными мелками (это в 1943 году!) он столь виртуозно изображал объект очередной лекции, что, казалось, возникший перед студентами красочный, удивительно точный и четкий чертеж был отпечатан в высококачественной типографии. Все прямые в нем были идеально прямыми, все окружности были идеально круглыми, все линии четкими и ясными. Ни сучка, ни задоринки. При этом Фивейский не пользовался ни линейками, ни циркулем. Идеальные чертежи возникали перед нашими изумленными взорами прямо по ходу лекции профессора. Фивейский на доске демонстрировал высочайшую требовательность, которую наука предъявляет к изучению законов теоретической механики.

Фивейский – вот кто мог авторитетно разъяснить вопрос о возможности построения мухолета.

– Профессор, – обратился я как-то на перемене к Фивейскому, – вы на лекции говорили о том, что люди, мечтавшие о полетах, многому научились у птиц, но есть существа, которые по маневренности своего полета существенно превосходят птиц. Это насекомые: мухи, пчелы, осы и тому подобные. Можно ли сделать летательные аппараты с машущими крыльями, которые были бы столь же маневренны, как эти насекомые?

Еще не закончив формулировать свой вопрос, я по выражению лица профессора понял, сколь наивно-детским он прозвучал для серьезного ученого.

– В настоящее время такие аппараты сделать невозможно по объективным причинам, – отвечал профессор. – У человечества пока еще нет двигателей такой удельной мощности, то есть мощности в расчете на единицу веса двигателя, которая могла бы сравниться с тем, что дает нам природа в виде этих насекомых. Поэтому-то таких аппаратов не существует и более того, не ведутся работы по их изготовлению и даже не обсуждаются проблемы, связанные с их проектированием.

Фивейский привел ряд других аргументов в защиту своей точки зрения, упомянув об отсутствии соответствующих материалов, а главное – управляющих автематических устройств, могущих выполнять функции мозга таких насекомых, учитывающих все многообразие меняющихся условий их полета.

Это был смертельный удар по нашему проекту. Однако мы с Юрой Осиповым восприняли его достаточно спокойно, поскольку он подводил итог и нашим собственным сомнениям. Тем не менее, даже неосуществленный проект сыграл в нашей жизни важную роль. Юра всерьез увлекся конструированием. Он окончил машиностроительный техникум и стал профессиональным конструктором. И для меня этот проект был также очень полезен. Он учил думать и самостоятельно искать ответы на трудные вопросы.

2. Ренессанс – эпоха Возрождения

В нашем авиационном техникуме, естественно, превалировали математические, естественные и технические дисциплины, преподавание которых велось на весьма высоком уровне талантливыми педагогами, многие из которых были авторами учебников, используемых в нашем обучении. Высшую математику, например, мы изучали по учебнику Кожеурова, который вел у нас эту сложную дисциплину.

Но в техникуме не чурались и общественных наук. Как-то преподаватель истории предложил нам выбрать темы для устных докладов на семинарах. В списке тем мне бросился в глаза неизвестный для меня термин – Ренессанс – эпоха Возрождения. Подумалось: почитаю, поработаю, узнаю что-нибудь новое, и я выбрал именно эту тему. Я не только не ошибся, а был буквально потрясен открывшейся передо мной захватывающей дух картиной. Оказалось, что эпоха Возрождения – это растянувшийся на три столетия (XIII–XVI вв.) своего рола взрыв в культурном, идейном и научном развитии Западной Европы, вызвавший переворот во всей духовной жизни человечества: в науке, искусстве, архитектуре, живописи, художественной литературе, музыке и т. д. и т. п. Эта эпоха породила таких гигантов, как Леонардо да Винчи, У Шекспир, Н. Коперник, А. Данте, Ф. Петрарка, М. Сервантес, А. Дюрер, В. Тициан, Б. Микеланджело, С. Рафаэль и многих других, порвавших со средневековыми оковами, мешающими развитию человека.

Поэтому нельзя стать по настоящему образованным и культурным человеком, если ты не прошел в той или иной форме школы эпохи Возрождения, не усвоил ее величайших достижений.

При изучении эпохи Возрождения меня особенно поразила мысль о том, что фундаментальной основой характерного для нее гигантского подъема культуры, науки и искусства явились сдвиги социально-экономического порядка, глубокие изменения в экономической структуре общества, связанные с переходом от феодализма к первым росткам капиталистического строя. Это лишний раз свидетельствовало о том, что корень общественного развития лежит в экономике.

Знакомство с эпохой Возрождения существенно усилило мой интерес к общественным наукам, особенно к политической экономии.

3. Знакомство с Изей

По-настоящему мы подружились с Изей в один из вечеров глубокой осени 1943 года. И тогда еще не могли знать, что эта дружба – на всю жизнь.

Учеба в техникуме сочеталась с постоянной мобилизационной готовностью студентов к выполнению насущных задач военного времени.

Как-то нашу группу сняли с занятий и направили на разгрузку санитарных вагонов, прибывших на Киевский вокзал. Мы отцепляли от креплений носилки с раненными и выносили их из санитарных вагонов в здание вокзала. Проблема заключалась в том, чтобы проделать эту работу максимально аккуратно, стараясь не причинить раненным излишних страданий и возможно быстрее доставить их в московские больницы.

В огромном зале Киевского вокзала, сплошь уставленном носилками, мы увидели великого российского певца Лемешева, одетого в военную форму, который пел для раненных:

 
С берез – неслышен, невесом —
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист…
 

Тем самым, Лемешев как бы говорил раненным: «Кошмар закончился. Вы теперь дома, в безопасности. Все будет хорошо»!

А в это время кареты «Скорой помощи» одна за другой отходили от подъездов вокзала и развозили раненных по московским госпиталям.

В этот же вечер наша студенческая группа была отправлена на патрулирование Арбатских переулков для проверки светомаскировки. Мы уже почти привыкли к моросящему мелкому дождю и не замечали его, как вдруг пошел настоящий ливень. Захлюпали наши видевшие виды ботинки, полилось и за воротник. Нужно было быстро найти какое-то убежище. Почти одновременно со мной из сгущающихся сумерек под огромный козырек жилого дома в Денежном переулке бросился человек, в котором я узнал студента нашей группы Изю Альтшуллера. Сначала мы молча с нетерпением ожидали скорого окончания дождя. Но дождь все лил и лил. И мы разговорились, да так, что этот разговор затянулся на всю жизнь.

 
Странная штука судьбина
И нужно было пойти дождю,
Чтоб нас, как какие-то льдины
Столкнуло в этом суровом году.
 

– Как ты думаешь, когда закончится эта война? – задал я Изе вопрос, который тогда волновал, без преувеличения, всю планету. Я понимал, что передо мной не оракул, которому известно прошлое и будущее, а всего лишь студент первого курса нашего техникума. Но его ответы так заинтересовали меня своей логикой и глубиной, что я невольно заслушался.

– Очень нескоро, – ответствовал Изя. – В нее втянуты фактически все страны мира, и пока решительного перевеса в военных действиях не имеет ни одна из борющихся сторон. Но военный потенциал антигитлеровской коалиции существенно превышает возможности фашистских государств. К тому же на ее стороне симпатии народов всего мира. Поэтому разгром фашизма – это вопрос времени. Рано или поздно с ним будет покончено.

Меня ничуть не удивило, что мой собеседник отвечает «как по писанному». В нашей студенческой группе он был политинформатором и каждую неделю делал сообщения о текущих политических событиях.

– Поразительно и странно, что в наши дни, в XX веке, не дикари, а культурные, цивилизованные европейские нации затеяли смертельную войну, – вставил я, как мне казалось, умную фразу.

– Это означает только одно – не уровнем цивилизации и культуры, при всей их огромной важности, в конечном счете, определяются отношения между странами, – отвечал мой собеседник.

– А чем же?

– Прежде всего, экономикой, экономическими и политическими интересами господствующих классов. Ведь цель фашизма в этой войне – захватить территории других государств, а их население уничтожить или превратить в рабов.

– Немецкий военный теоретик Клаузевиц, как известно, утверждал, что война есть продолжение политики, иными, а именно насильственными средствами. Нынешняя война имеет не просто захватнический характер, – продолжал Изя свою мысль. – Таких войн было много с сотворения мира. Это еще и война против социализма в нашей стране. Капиталисты всего мира стремятся уничтожить социалистический строй в СССР, на практике демонстрирующий, что общество может успешно существовать и развиваться без частной собственности и капиталистов.

– Но тогда почему же капиталисты всего мира не объединились против СССР?

– Частная собственность разъединяет. К тому же немецкий фашизм угрожает и англосаксам захватом их рынков и колоний. В результате в этой войне интересы СССР, как социалистического государства, временно совпали с интересами ряда крупных капиталистических держав – США и Англии. Но при этом противоречия между социализмом и капитализмом никуда не исчезли. Америка и Англия стремятся все бремя войны с фашизмом взвалить на СССР, тем самым всячески его ослабить и со временем расправиться и с социализмом. Не случайно ими до сих пор не открыт второй фронт, хотя имеются на этот счет официальные договоренности между союзными странами.

Кому-то может показаться странным такое содержание разговора двух подростков. Но это был 1943 год. Тогда взрослели очень рано. Меня глубоко заинтересовала личность стоящего передо мной человека.

Дождь все лил, не переставая. Постепенно разговор наш перешел на более близкие нам сюжеты. В ходе этой беседы мы пришли к выводу, что для нас нет смысла продолжать учебу в авиационном техникуме, поскольку она не может дать ответы на возникшие перед нами жизненно важные социально-экономические проблемы. Для их осмысления нам необходимо получить высшее экономическое образование, поскольку именно в экономике коренятся причины столь важных и грозных явлений как войны вообще, так и войны между различными социально-экономическими системами.

Но дело не только в войне. Она когда-нибудь закончится. Главное состояло в нашем выводе о том, что экономика играет, в конечном счете, решающую роль во всей жизни общества. Именно она определяет его социально-экономическую структуру, политику, идеологию и культуру составляющих это общество социальных групп и классов. Чтобы разобраться в столь сложных явлениях, нам следует поступить в такой институт, в котором в наиболее полном объеме изучается политическая экономия. Только ознакомившись с этой наукой, рассуждали мы – два нищих мальчишки – можно будет постичь закономерности общественного развития, определяющие реальные общественно-исторические процессы.

Но чтобы решить эту задачу, нужно сначала закончить среднюю школу и получить аттестат зрелости. Значит, придется какое-то время сочетать учебу в техникуме и в средней школе.

Разговор в Денежном переулке под несмолкающий аккомпанемент осеннего дождя запомнился нам на всю жизнь. Именно в ходе этого разговора были определены направления нашего развития на многие годы вперед.