Текст книги "Россия – мой тёплый дом"

Глава 18
Профессор Академии общественных наук

Переход из Экономического института в Академию общественных наук при ЦК КПСС, начавшийся в 1955 и завершившийся в 1958 г., впервые создавал необходимые условия для научной работы, к которой я так долго стремился. В АОН была великолепная библиотека, включающая в числе прочего книжный фонд бывшего Института красной профессуры. Сама работа с аспирантами Академии требовала постоянных научных поисков. К тому же в целом благополучно разрешилась так испортившая москвичей и мучившая меня долгие годы жилищная проблема. В 1972 году, т. е. через 14 лет после зачисления в штат преподавателей Академии, я получил двухкомнатную квартиру. В 46 лет у меня впервые появилось нечто похожее на рабочий кабинет – небольшая комната в небольшой двухкомнатной квартире. Правда, этот кабинет по совместительству служил спальней для дочери-старшеклассницы, а также выполнял роль комнаты для ее домашних занятий. Тем не менее, у меня впервые как бы появилось место, куда можно было поместить книги, уже накопившиеся в большом количестве, и поставить письменный стол, за которым можно было более или менее спокойно работать.

Нужно было новые возможности воплотить в реальные научные труды. Именно в эти годы написаны основные статьи и книги, многие из которых переведены на иностранные языки.

1. Встреча с профессором Выгодским

Началу работы в Академии предшествовала встреча с заместителем руководителя кафедры политической экономии АОН С.Л. Выгодским весной 1955 года.

Со сложными чувствами направлялся я из трущоб Шикаловского переулка в Академию общественных наук при ЦК КПСС на Садово-Кудринской. Приглашение прийти на собеседование в Академию относительно будущей работы льстило самолюбию только что защитившегося, правда, еще не утвержденного ВАКом, кандидата экономических наук. С другой стороны, возникало сомнение, смогу ли отвечать высоким требованиям, предъявляемым работе с аспирантами Академии. Сам вчерашний аспирант, не имеющий никакого опыта научного руководства аспирантами, отягощенный к тому же тяжелейшими жилищными проблемами… Потяну ли?

Встретивший меня профессор Выгодский сразу же приступил к делу.

– Речь идет, молодой человек, о работе с аспирантами Академии. Прежде всего, нас интересует, – говорил он, глядя на меня из-под очков с каким-то совсем не стариковским задором, – сможете ли вы прочитать для наших аспирантов небольшой курс лекций о четвертом томе «Капитала» Маркса – «Теории прибавочной стоимости»? Курс из восьми-десяти лекций.

Этой работой Маркса я специально не занимался и имел о ней самое общее представление. Поэтому мне потребовалось уточнить сроки будущих лекций в духе старой студенческой озабоченности – «а когда сдавать»?

– А на какое время запланирован этот курс? – в такой приличной редакции прозвучала эта студенческая фраза, обращенная к профессору.

– Ну, конечно же, не на завтра. Он предполагается где-нибудь осенью. Скорее всего, в октябре.

Я верил в свои силы. Мне нужно было двигаться вперед. К тому же очень интересно было самому разобраться в том, что же написано Марксом в четвертом томе «Капитала».

– Такой курс я, конечно, прочитать смогу. Но проблема в том, что имеется препятствие, которое не позволит вам взять меня на работу в Академию, – сказал я.

– Что же это за препятствие? – удивленно спросил профессор.

– Дело в том, что я не член партии, а Академия, судя по всему, сугубо партийное учреждение.

– А вы что, состоите в какой-то другой партии? – лукаво улыбаясь, поинтересовался Выгодский.

– Нет, что вы! В какой другой партии?! – заторопился я, боясь, что меня неправильно поймут. – Я комсомолец!

– Ну, если комсомолец, так это дело поправимое. Сегодня комсомолец, а завтра – член партии, – резюмировал профессор.

Я тогда еще не знал подоплеки этого разговора. Она выяснилась много лет спустя. Оказывается, профессор пригласил меня на беседу по совету своего сына – студента МГЭИ Виталия Выгодского, занимавшегося в группе, в которой я был руководителем политэкономического семинара.

Это была удивительная группа. Студенты не просто интересовались экономической наукой и изучали ее. Они жили ею. У нас на семинаре постоянно вспыхивали дискуссии по острым проблемам экономической теории. Из этой группы вышли такие выдающиеся деятели советской экономической науки как академик А. Г. Аганбегян, доктор экономических наук Константин Вальтух, глубокий исследователь Марксова экономического наследия доктор экономических наук, профессор Виталий Выгодский и многие другие.

На Виталия, видимо, произвели впечатление мои поиски законов развития экономической мысли, о которых я говорил на лекциях, и основанная на них трактовка истории экономических учений не только как описательной, но и как аналитической дисциплины. И он поделился своими соображениями со своим отцом, работавшем в Академии общественных наук.

В итоге осенью 1955 г. я был принят на работу в Академию первоначально преподавателем-совместителем на почасовой оплате. Мне сразу же была поручена работа лектора, читающего курс истории экономических учений (сначала – только в рамках работы К. Маркса «Теории прибавочной стоимости», а со временем – полный аспирантский курс), а также отдельные темы курса политической экономии капитализма. К тому же на меня возлагалась работа научного руководителя ряда аспирантов по их диссертационным исследованиям. Моим первым аспирантом оказалась Вера Александровна Невзорова. Всего же под моим руководством успешно защитились за многие годы около 100 аспирантов Академии.

А через три года, в сентябре 1958 года произошло мое зачисление в штат на кафедру политической экономии Академии старшим преподавателем на полную ставку. Это было несколько против правил, сложившихся в этом учреждении, поскольку я никогда не был профессиональным партийным работником. Но к этому времени ректором Академии был назначен профессор Дорошев Иван Антонович, который хорошо знал меня по учебе и работе в МГЭИ. К тому же за три года работы в Академии обо мне сложилось определенное положительное мнение.

Мне посчастливилось на протяжении более полувека – с 1955 до 2006 года – поработать в большом коллективе талантливых и глубоких профессионалов. Среди них было немало выдающихся ученых, признанных авторитетов в экономической науке. Таковым был, к примеру, талантливый ученый-экономист необычайно широкого профиля, профессор Куликов Алексей Георгиевич. Членом кафедры политической экономии АОН, руководителем секции современного капитализма был выдающийся исследователь новых явлений капиталистической экономики профессор Выгодский Соломон Львович, автор целого ряда глубоких научных работ, в том числе – классического научного труда «Современный капитализм. Опыт теоретического анализа» (второе издание в 1975 г.). Глубоким специалистом экономики социализма выступала профессор Макарова Мария Федоровна. На кафедре работал и талантливый методолог-политэконом, выдающийся знаток «Капитала» Маркса профессор Фигурнов Петр Константинович.

Многие из преподавателей кафедры принимали активное участие как в гражданской, так и Великой отечественной войнах. Так, П.К. Фигурнов участвовал в боях с белогвардейцами в сальских степях. А.Г. Куликов – бывший танкист, участник многих исторических танковых сражений, в том числе и на Курской дуге.

– Что было самое тяжелое на войне? – как-то спросили Алексея Георгиевича.

– Самое тяжелое? – задумался он. – На войне все было тяжелым. Это страшное бедствие для всего народа. Особенно тяжело переживались смерти и ранения друзей, однополчан, которые только что были рядом с тобой, с которыми только что разговаривал. Но самое тяжелое – это было видеть глаза беззащитных детей, женщин и стариков, когда наши войска отступали и оставляли их на милость врага.

Алексей Георгиевич обладал огромным опытом планово-хозяйственной деятельности и фундаментальными знаниями в самых различных отраслях экономической науки. В каждой из них он выступал глубоким знатоком. Эти знания позволяли ему преподавать в разное время фактически все экономические дисциплины, в том числе и все отраслевые экономики. На кандидатских экзаменах он обычно задавал аспирантам, которые в свою очередь отнюдь не были новичками в экономике и политике, поскольку являлись профессиональными партийными деятелями, такой, не предусмотренный экзаменационной процедурой, вопрос:

– В какой сфере экономики вы считаете себя специалистом?

Аспиранты отвечали соответственно темам своих диссертационных работ и своего хозяйственного опыта: «В области формирования цен на сельскохозяйственную продукцию», «В сфере банковского кредитования внешнеторговых операций», «В сфере нормирования труда в жилищном строительстве» и т. д. и т. и.

Получив такого рода ответы, Алексей Георгиевич продолжал экзамен не только по общим вопросам экономической теории и политики, но по тем конкретным, нередко достаточно узким, направлениям, в которых аспиранты действительно были специалистами.

Очень интересно было наблюдать эту своего рода битву профессионалов. И, как правило, аспиранты довольно быстро убеждались, что им немало есть чему поучиться в, казалось бы, вдоль и поперек изученных ими проблемах конкретных экономических дисциплин.

Такие экзамены воспитывали у аспирантов умение самокритично оценивать свои знания и настраивали на постоянный научный поиск.

Излишне говорить о том, что я прислушивался к каждому слову и приглядывался к каждому жесту этого удивительного человека.

Глубокую симпатию я испытывал и к другому выдающемуся ученому Академии профессору С.Л. Выгодскому, под руководством которого проработал в Академии душа в душу около двадцати лет и многому у него научился. Особое внимание он уделял поиску новых явлений в мировой экономике и статистической обоснованности положений экономической теории. Стремясь раскрыть новые тенденции в развитии мировой экономики, профессор Выгодский, зарывшись в груды толстенных американских статистических справочников, часами просиживал над сложными подсчетами, которые в те годы ему приходилось делать, как правило, вручную.

Профессор Выгодский поражал не только своей научной эрудицией, талантом выдающегося ученого и удивительной работоспособностью, но и нестареющим юношеским задором.

Однажды, рассказывал мне Соломон Львович, он отправился на научную конференцию в Ригу вместе с группой молодых научных работников Академии. Он был самый старый в этой группе. И он решил показать молодежи, что и старики чего-то стоят. Когда они как-то прогуливались после конференции в осенний вечер по Рижскому взморью, профессор вдруг предложил своим молодым спутникам искупаться. Опытный турист, в прошлом спортсмен-альпинист, он считал, что может рискнуть, чтобы показать молодежи «кузькину мать».

Балтийское море и летом-то не очень теплое, а осенью вообще ледяное. Молодежь в ужасе отказалась от такого приглашения. И Соломон Львович решил преподать им наглядный урок. Он разделся и побежал по мелководью в море. Добравшись до требуемых глубин, он окунулся в ледяную воду. Продемонстрировав свою решимость, пловец сделал попытку призвать своих спутников присоединиться к его усилиям. Но торжествующий возглас у него не получился. Он открыл рот, взмахнул рукой, но язык словно застрял в горле и не ворочался, а рот не закрывался. Слава Богу, в этот момент он стоял спиной к берегу, и никто не догадывался о его бедственном состоянии. Через пару минут, как только прошел шок от ледяного купания, все вдруг стало на свои места, рот стал закрываться и вернулся голос. И профессор победителем присоединился в своим ошеломленным молодым спутникам.

Я был зачислен на полную ставку в штаты Академии в 1958 году, когда мне стукнуло всего 32 года. Но через двадцать восемь лет работы в Академии – в 1986 году, накануне моего 60-летия – в отделе кадров сочли необходимым внести вкладыш в мою заканчивающуюся трудовую книжку, в котором помимо всего прочего следовало продублировать дату моего рождения. Этот вкладыш, как и вся трудовая книжка, имеет, как известно, статус официального документа, хотя вкладыш не действителен без трудовой книжки. Однако и на нем стоит печать учреждения и подпись лица, выдавшего трудовую книжку (в данном случае начальника отдела кадров АОН при ЦК КПСС).

В этом вкладыше дата моего рождения была определена заново. Вместо 1926 года, там ошибочно был выставлен 1826 год, Мне как бы добавили ровно 100 лет. Конечно, это была элементарная описка и, тем не менее, в ней проглядывал некий потаенный смысл.

Тяжело было работать в Академии, проживая к тому же в трущобах. Нужно было себя целиком отдавать этой работе, не считаясь ни со временем суток, ни с состоянием здоровья, ни с какими-либо другими обстоятельствами.

Бывало, приходишь с работы в Академии в трущобы Шикаловского переулка вечером до предела усталым, да еще и с начинающимся гриппом. В 18-метровой комнате вместе со мной проживает десять человек. У меня температура под 38–39 градусов. А завтра в 9 утра мне предстоит читать лекцию в АОН для аспирантов. Аудитория в 50–60 человек. Отменить лекцию невозможно и заменить за такой короткий срок некем, поскольку курс истории экономических учений в Академии читаю я один. Значит, к утру позарез необходимо быть здоровым и бодрым.

В таком случае выручал интуитивно сложившийся рецепт: полстакана водки с одной таблеткой белого стрептоцида, полноценный обед, обязательно включавший внушительные порции сливочного масла, затем глубокий 3–4 часовой сон (голову между двумя подушками). Среди ночи просыпаешься. Температура нормальная, но большая слабость. А теперь снова спать, набираться сил, ориентируя голову на содержание завтрашней лекции.

Неудивительно, что один год работы в Академии мне в трудовой книжке приравняли, хотя и по ошибке, почти к четырем годам календарного времени.

2. Первые статьи и первая книга

Испытав на себе, на своей судьбе, сколь велико значение печатного слова, я очень трепетно относился к собственному, все более нарастающему желанию печататься. Казалось – это недостижимая мечта.

Положение несколько изменилось, когда однажды меня – тогда начинающего преподавателя кафедры политической экономии МГЭИ – вдруг пригласили в отдел преподавания политической экономии министерства высшего образования СССР. Для чего, зачем – было неизвестно. Тайна развеялась тотчас же, как только я зашел в кабинет к вызвавшему меня чиновнику.

– Ты почему не пишешь? – безо всяких предисловий поинтересовался встретивший меня в дверях кабинета средних лет мужчина, быстро направившейся к письменному столу, заваленному бумагами.

– Имеется много достойных и известных авторов очень хороших статей и книг, – не сразу нашел я ответ на столь неожиданный вопрос.

– Ну, например?!

– Петр Константинович Фигурнов, Федор Яковлевич Полянский, Лев Абрамович Мендельсон…

– Ооо! Это уже сформировавшиеся мастера! Они и, правда, хорошо пишут. А т-ы ч-т-о, н-е м-о-ж-е-ш-ь? – с неожиданной ехидцей спросил чиновник, растягивая слова.

И вдруг грохнул кулаком по столу:

Выдающиеся ученые-экономисты – мои учителя:

И.А. Дорошев

С.Л. Выгодский

П.К. Фигурнов

А.Г. Куликов

Книги В.С. Афанасьева, изданные в России и за рубежом.

Книга В.С. Афанасьева «Великое открытие Карла Маркса», переведена на испанский, китайский и английский языки. Она посвящена исключительно важной проблеме – двойственной природе труда, на которой основано всё понимание фактов экономики капиталистического общества.

– А ты что, дурак что ли…? – сверкая глазами, крикнул он, добавив крепкую фразу, которая никак не вмещалась в узкие коридоры и тесные кабинеты министерства высшего образования.

– Да нет вроде бы не дурак, но опыта еще никакого нет, – забормотал я.

– Так ты пиши, и опыт будет! – уже более спокойным голосом продолжал чиновник. – Давай мы договоримся с тобой вот о чем. В министерстве готовится сборник статей под названием «Критика современных буржуазных экономических теорий». Вот его план. Выбери себе тему по вкусу, и будет у тебя опыт.

Так появилась моя первая статья – «Критика буржуазных теорий заработной платы». Работал над ней с большим интересом. Проблема привлекала своей остротой, особой значимостью, тем, что заработная плата – единственный доход наемных работников, от которого зависит вся их жизнь. К тому же совсем недавно и я сам был в роли наемного рабочего на заводе им. Сталина и хорошо помню различные страсти-мордасти вокруг норм выработки и ставок заработной платы.

– Так что же это такое заработная плата?

– Говорят, зарплата – это плата за весь труд работника. Сколько наработал, столько и получил.

– Но тогда почему зарплата у работников, как правило, такая низкая?

– Да потому, – отвечают, – что они мало и плохо работают.

– Как же «мало и плохо», если богатства общества так значительны и так быстро возрастают? Ведь создают-то эти богатства именно работники!

– Так это благодаря применению машин, а не труду.

– Но ведь и сами машины также созданы трудом, машины это ни что иное, как овеществленный труд, и к тому же без труда работников машины мертвы, не действуют.

– Значит, все создается трудом и только трудом? И как же это получается: тот, кто не трудится – богат, а тот, кто работает и создает богатство, тот – беден?

Явно стоило поработать над столь занимательной и важной проблемой, как разбор теорий заработной платы.[10]10
  Критика буржуазных экономических теорий. М. Издательство социально-экономической литературы. 1959.1л. III.


[Закрыть]

Темой для своей первой статьи в готовящемся в Академии общественных наук сборнике я избрал очень интересный вопрос истории политической экономии: «Уильям Петти и современная буржуазная политическая экономия».[11]11
  Сборник статей по экономическим вопросам (Выпуск третий). М. АОН при ЦК КПСС. Кафедра политической экономии. 1958.


[Закрыть]

Я решил начать с изучения взглядов первого английского классика буржуазной политической экономии, то есть с того, с чего начала свое развитие научная буржуазная политическая экономия.

Уильям Петти – экономист XVII века – привлекал внимание как своими научными достижениями, так и неординарностью личной судьбы. Петти выступил как основатель классической, т. е. научной, буржуазной политической экономии. Он внес существенный вклад в формирование научной методологии изучения экономических процессов, положил начало трудовой теории стоимости и сделал первые шаги в научном подходе к анализу прибавочной стоимости. Ему принадлежит множество других научных открытий, послуживших мощным стимулом к становлению и развитию политической экономии.

Не менее интересен Уильям Петти и как неординарная личность. В двенадцать лет, убежав из дома и нанявшись матросом, он начал свой самостоятельный жизненный путь странствующим нищим мальчишкой. А окончил его Петти одним из богатейших людей Великобритании, известнейшим врачом, лечившим представителей высшей власти страны, а также – выдающимся экономистом, одним из основателей Британской Академии наук. Основа его жизненных успехов в том, что Петти всю свою жизнь учился, прежде всего, с помощью самообразования. Первые медицинские познания он получил, например, во французском иезуитском монастыре от монахов, лечивших его сломанную ногу, после того как он – неспособный к труду – был высажен с корабля на берег во Франции.

Профессор Александра Борисовна Эйдельнант – мой научный руководитель по кандидатской диссертации – полностью одобрила выбор темы моей первой статьи:

– Правильно! Начинать нужно с серьезной научной проблемы. Петти – это целая эпоха в развитии научной экономической мысли.

Чтобы выслушать замечания редактора сборника, в котором предполагалась публикация моей статьи о Петти, его авторский коллектив, состоящий из аспирантов и одного преподавателя (в моем лице), собрали в большом зале заседаний Ученого совета Академии. Обстановка была более чем торжественной. Редактор занял место председательствующего за огромным столом, по обе стороны которого разместились авторы. Из-за спины редактора на авторов сборника поглядывало занимающее всю стену многоцветное панно, изображающее участников первого съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, провозгласивших в октябре 1917 года Советскую власть в России.

– Статьи, представленные в настоящий сборник, не отвечают требованиям, предъявляемым к научным работам, – сразу же огорошил собравшихся редактор издательства «Мысль» П.Э. Эхин. – Необходимо коренным образом переработать весь материал к сборнику.

Взоры всех аспирантов сразу же повернулись в мою сторону. Ведь среди авторов я был единственным преподавателем Академии, и, казалось бы, должен был написать хорошую статью. Но вот оказывается, я, как и все они, не смог этого сделать. Получалось, что моя кандидатская степень – это как бы пустой номер.

У меня куда-то сразу стало проваливаться сердце. Вот тебе раз! Работал, работал, старался, и вдруг полный провал. Хорошенькое начало научной работы в Академии! Но все же странно: в моей статье есть кое-что стоящее и интересное.

– Прежде всего, – продолжал редактор, – нужно серьезно подработать названия статей. Снять присущий им казенный стиль и придать сборнику вид целостной монографии, имеющей некую внутреннюю логику. Необходимо обстоятельно поработать и над содержанием статей. Статьи никуда не годятся, кроме одной. Это статья об Уильямс Петти. Она полностью готова к публикации. Хорошая статья. У меня к ней нет никаких замечаний и вопросов.

Теперь взоры всех аспирантов снова устремились ко мне, но уже совсем по-другому. Ведь среди приглашенных авторов я был единственным кандидатом экономических наук, научным руководителем аспирантов. Не удивительно, что только один я из всего авторского коллектива смог с первого захода представить качественную статью. Знания и умения, за которые присваивают ученую степень, оказывается, в таком деле имеют решающее значение.

Личность и труды У Петти так меня увлекли, что им я посвятил не только первую статью, но и первую свою книгу. В 1960 г. она вышла в свет – «Возникновение классической буржуазной политической экономии (Уильям Петти)». Однако сначала она называлась по-другому – «Экономические взгляды У Петти». Моя дочурка, Аня, которой тогда было всего шесть лет, прочитав такое название, делала уморительную мордашку и, стремясь уточнить столь неясные для нее слова, написанные на обложке книги, спрашивала меня: «А он т-а-к взглядывал?»

Но не только Аня заинтересовалась моей книжкой. В 1961 г., т. е. через год после ее выхода в свет, в Японии в журнале «Экономическое обозрение» (Economic Review vol. 12 № 4) вышла обширная благожелательная рецензия на эту мою книгу, принадлежащая известному японскому историку экономической мысли Ш. Мацукава, автору многочисленных научных трудов, в том числе и двухтомного исследования «Уильям Петти. Анализ формирования его политической арифметики-анатомии» (на японском языке, Токио, 1958), которое он мне любезно презентовал.

Поразительно, но 4-х страничная журнальная рецензия Ш. Мацукавы на мою книгу, написанная японскими иероглифами, в переводе на русский язык составила 24 страницы машинописного текста.