Электронная библиотека » Владимир Карпов » » онлайн чтение - страница 34


  • Текст добавлен: 28 мая 2022, 04:07


Автор книги: Владимир Карпов


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Вот что мне хотелось рассказать вам о хорошем человеке, который всю жизнь выращивает для нас хлеб.

Рязанские мадонны

В начале этой книги я больше говорил о боевых подвигах, о наследовании ратных военных традиций, дальше пойдет разговор о трудовом подвиге, героизме женщин.

Одна из них – Анурова Антонина Яковлевна – рабочая, а другая – Дарья Матвеевна Гармаш – колхозница. Женщины удивительные! Я много видел героев в боях и восхищался их подвигами, а теперь преклоняюсь перед трудовым подвигом этих женщин и уже много раз говорил слова благодарности, да и не я один. Но сколько бы таких слов ни говорилось, всегда чувствуешь – сказано еще мало.

Антонина Яковлевна Анурова родилась в деревне Сидоровка Рыбновского района Рязанской области. Это есенинские места, неброские, но красивые.

Мы приехали с Антониной Яковлевной из Рязани в Сидоровку, ходили по ее единственной, заросшей травой улице и молчали. Я понимал, что на Антонину Яковлевну нахлынули воспоминания, и я не хотел ей мешать. Потом она тихо, даже вроде бы не обращаясь ко мне, сказала:

– Вот здесь и детство мое, и юность прошли. По этой улице я с Мишей гуляла. Здесь и любовь наша расцвела. Я здесь в колхозе звеньевой работала, а Миша – городской, токарь с завода «Рязсельмаш». Очень он мне понравился. Здесь мы и свадьбу отгуляли. Ну и потом пришлось мне уезжать с мужем из этих родных наших красивых мест.

С той поры прошло более тридцати лет. В городе жизнь Антонины сложилась так, что она была просто мужняя жена, или, как говорят, домохозяйка. Муж работал токарем на заводе, а Тоня ждала его дома, готовила обеды, вела хозяйство. Родила двух дочек, души в них не чаяла. Но вот грянула война. Муж ушел на фронт. У Антонины тяжело было на сердце и от опасений за судьбу мужа, и от общей большой беды, которая навалилась на нашу страну. Она все думала, как бы помочь, как бы принести пользу и Родине, и мужу, который сражается с фашистами на передовой. И вот она решила заменить своего мужа на заводе. Раз муж ушел на фронт, значит, у станка место пустое осталось. Пришла Антонина Яковлевна на завод, попросилась к станку мужа. Просьбу ее уважили, поставили к станку. Но первые дни Анурова станка только боялась, ничего понять не могла: рукоятки, шестерни, сверла пугали молодую женщину. Люди помогли, научили, постепенно привыкла. Завод делал мины для минометов, и Тоне очень хотелось сделать этих мин побольше, потому что они помогут Михаилу на фронте. И вот, движимая этим патриотическим стремлением и стараясь сделать как можно больше боеприпасов, Анурова дает с каждым днем все больше и больше продукции, а через некоторое время она уже выполняла и даже перевыполняла нормы.

Вспоминая те дни, Антонина Яковлевна рассказывает:

– Трудно нам было. Цех не отапливался, холодно. Замерзшие пальцы не слушаются. Руки грела о теплые детали, пока они еще горячие к нам от печей поступали. И все думала: надо, надо побольше этих мин сделать. Может быть, они Мише, там, на фронте, пригодятся. Он когда на фронт уходил, только одно мне сказал: «Сбереги детей». У нас тогда одна Раечка была, а второго ребенка мы только ждали. А он уж обоих беречь велел. Вот я и работала, и детей берегла. Работали без выходных, смены двенадцатичасовые. А то и сутки напролет, когда надо. После смены бежала в детский сад за Раечкой и в ясли – за Галей. Накормить их, обогреть в холодном доме надо. Растила я Галю и все думала: свидится ли она с отцом? И вот надо же, выпало Мише такое счастье: повидал он дочку. Отморозил ноги на передовой, и отправили его на излечение. Привез Мишу санитар на тележке к дому. Я его в окошко увидела, побежала навстречу. И дети со мной: Раечка, Гале-то уж годик был, тоже бежит, ножками топает. Миша прежде всего ее увидел. Схватил, обнимает, целует. «Человечек ты мой, – говорит. – Сверчок миленький». И уж только после нее нас увидел и поздоровался, целовать начал. Недолго был Миша дома, подлечил ноги, привез два воза дров, сказал: «Топи дом для дочек, не жалей дров». И снова ушел на фронт. Больше мы его не видели. Миша погиб. Товарищи его писали, что был Миша храбрым пулеметчиком. Вот такое было короткое мое бабье счастье с Мишей.

После гибели мужа не пала духом Антонина Яковлевна. С еще большим упорством трудилась, по две нормы выполняла. И про себя отсчитывала: одна за Мишу, другая – за себя. Пайку хлеба ни разу сама не съела, все на троих с дочками делила. А когда однажды на заводе объявление повесили, что солдатам раненым кровь нужна, пошла на донорский пункт.

– Были и свои радости, наверное, в те трудные дни, Антонина Яковлевна? – спросил я Анурову.

– Были, конечно, немного, но были. Когда армия наша город какой-то освободит – радость. Или вот стала я по три нормы выполнять. Мастер называл меня теперь по имени-отчеству – тоже радость. Ну, а самая большая радость – это была у нас в ночь с 8 на 9 мая 1945 года. Я в ночную смену тогда работала. И вдруг пришел к нам директор завода Василий Васильевич Новиков. Мы знали, у него большое горе – 2 мая погиб на фронте его сын. И вот вдруг Новиков приходит в цех и говорит нам в два часа ночи: «Дорогие мои, мы победили! Советская армия разгромила немецких захватчиков. Вы, мои дорогие, работали, когда на стенах висели сосульки. Я видел, как кожа лопалась на ваших руках от холода, но вы работали. Я видел, какие вы были синие от голода, и как падали в обмороки, и, приходя в себя, опять работали». Он низко поклонился и добавил: «Спасибо вам! А теперь идите домой, отдыхайте. Мы победили!» Это был своеобразный ночной митинг. Победа – самое большое мое счастье в жизни…

Послушать Антонину Яковлевну, вроде бы ничего особенного она и не сделала. Работала, как все, не жалея сил. И если не задавать ей вопросы, не наводить рассказ на то, что люди о ней знают, то она, пожалуй, сама и не скажет многое, очень важное. Вот хотя бы такое большое, доброе и не каждому посильное дело. В годы войны на заводе появилось много детей: мальчиков и девочек, которые потеряли родителей. У одних они погибли, у других были на фронте или в оккупации, а третьи просто потерялись в эвакуационной суматохе. Как могли, помогали этим детям на заводе. А сами дети находили тех, у кого сердце потеплее, искали их заботы и ласки. Пришли они и под крылышко Ануровой. И многим хватило ее душевного тепла. Сначала двух, потом еще трех, а потом еще десятерых стала учить Антонина Яковлевна токарному делу в своей бригаде. А всего более двухсот подростков прошли за годы войны через ее добрые, заботливые руки. И научила она их не только работать, но и жить полнокровной, счастливой жизнью рабочего человека. Тогда еще не было звания «наставник». Но широкое сегодня движение наставничества, по сути дела, зародилось именно тогда с заботливого отношения к молодежи таких вот добрых, государственно мыслящих людей, как Анурова. Она не только учила их работать. Она вникала во все тонкости их жизни, помогала укрепить характер, прочно встать на ноги. А характеров и судеб самых разных среди этих детей было множество. Встречались дети и сложные, и трудные, и порой казалось, что даже безнадежные. Но ни от кого не отступалась Антонина Яковлевна, ни одного из двухсот не отпустила от себя без твердой уверенности, что у человека будущее светлое. А были: среди ребят и такие. Ленивому и неповоротливому Рожкову все было, как говорится, до феньки: и норма, и гордость рабочая, и даже заработок. Антонина Яковлевна знала, что в каждом человеке свой секрет есть. Надо только разгадать его. И вот нашла она и Сережкин секрет. Оказывается, паренька расшевелить, растормошить можно, если гордость задеть. Да-а, оказывается, была в этом увальне чуткая гордость! Стал выполнять и перевыполнять норму Рожков. А когда спросила его Анурова: «Что ж ты так теперь стал работать?» Он сам признался; «Уж очень вы разозлили меня, Антонина Яковлевна». А разозлила его Антонина Яковлевна тоже по-своему. Она знала, что парень привязался к ней. И вот когда уже никакие уговоры не помогали, она отозвала его в сторонку и сердито сказала: «Ну все, больше изводить себя не позволю. Уходи с завода. Не могу больше на тебя смотреть». Этих слов оказалось достаточно – и Сергей переменился.

Однажды прислали в ее бригаду девочку. Худенькая, глазастая. В глазах настороженность. «Ну, ничего, – подумала Антонина Яковлевна. – И я, когда впервые к станку подошла, тоже побаивалась. Привыкнет». Стала показывать ей, что к чему, как крепить заготовку, как ее обрабатывать, а сама все про жизнь расспрашивала. Но девочка не раскрывалась, насупленная, угрюмая, неразговорчивая. И вот однажды выяснилось, что девочка эта из религиозной семьи, где вера, молитвы заслонили всю жизнь. И когда попробовала Антонина Яковлевна разубедить ее, Наташа строго и в упор ей сказала: «Я вас слушать не буду. Не позволю глумиться над верой!» Повернулась и ушла.

И если в заключение я скажу, что Наташа через год стала комсомолкой и хорошим токарем, то за этими короткими словами нетрудно понять, какая трудная, большая и сложная работа была проделана Антониной Яковлевной для того, чтобы просветлить, очистить душу этой девочки.

Двести человек, двести жизней, двести судеб. И каждый пришел к ней со своей тяжестью, со своей бедой. И каждому Антонина Яковлевна помогла. Именно поэтому в Указе Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда Антонине Яковлевне Ануровой сказано, что звание это дается ей не только за высокие производственные достижения, но и «за большую общественно-политическую работу».

Недавно я побывал в Рязани, навестил и Антонину Яковлевну. Она по-прежнему работает в своем цехе. И как всегда, у нее несколько десятков учеников. И возится она с ними денно и нощно. Своих дочек уже вырастила, бабушкой стала, внуки есть. А этим тоже надо помочь: не только токарному делу научить. Она и в общежитии у них бывает, смотрит, как они там устроены, уютно ли? И в музей, и в кино с ними ходит. А кое-кому и в сердечных делах надо подсказать. Парни и девушки уже взрослые, о семейном гнезде кое-кто подумывает.

Побеседовал я с некоторыми из ее сегодняшних подопечных. Два брата Рожковы – Василий и Евгений – близнецы. На свет появились почти одновременно, и в жизни поступают во всем одинаково: вместе закончили десять классов, оба решили стать рабочими, поступили в ПТУ, в один день вступили в комсомол. И, узнав об Ануровой, оба решили именно у нее проходить практику. И выбор этот не случаен: не только высокое мастерство Ануровой привлекло этих парнишек. Они из большой, многодетной семьи. Их мать – Александра Валентиновна – мать-героиня, вырастила десятерых детей. И вот, уехав из родного села, вдали от матери, которую они очень любят, Василий и Евгений потянулись к Ануровой не случайно. Ее душевное тепло, несомненно, сыграло здесь большую притягательную роль.

Я сказал Евгению:

– Скоро в армию. Где служить хотелось бы?

– В десантниках.

– А ты? – спросил я Василия.

– И я туда же. Иначе и быть не может! – весело ответил брат.


Далеко ушли трудные годы войны, но, к сожалению, кое у кого и в мирные дни судьба складывается неладно. И вот трудные ребята тянутся к Ануровой, да и сама она в силу своих убеждений, жизненного опыта, движимая огромной добротой своей, спешит на помощь именно к таким ребятам. У кого все хорошо, тому и помогать нечего! Тяжело и даже трагически сложилась судьба Оли И. В семнадцать лет она уже за решеткой побывала. Там и встретила Олю Антонина Яковлевна в колонии для малолетних преступников. И там во время выступления глаза ее сначала разглядела. Внимательные, добрые, синие глаза. Не могла Анурова поверить, что такие глаза могут быть у преступника. Побеседовала с начальником колонии, разобрались в Олином деле, и действительно, не так все сложилось, как было сказано в бумагах. Нашлись и смягчающие вину обстоятельства. Добилась Анурова: Олю освободили, считая ее срок условным. И вот ходит сегодня Оля счастливая, с сияющими глазами. Стала для нее Антонина Яковлевна второй матерью. А мне Анурова шепнула:

– Сережка один за ней ухаживает, хороший парень. Я других-то отваживала, не годились для Оли. А этот пускай. Этот хороший, твердый парень. Глупые, дети еще, знаете, что они купили вскладчину недавно? Холодильник! Огромный ЗИЛ, самый дорогой! Его даже поставить негде – они в общежитии в разных комнатах живут. В коридоре пристроили. Я спросила Олю: «Зачем же такой большой брали-то?» – «А мы жизнь решили по-капитальному строить. У нас все должно быть самое лучшее», – ответила мне Оля.

Аскер Гусейнов, с которым я тоже побеседовал в тот день в цехе, рассказал, что он приехал на завод из далекого Азербайджана, узнав из письма друга об этой замечательной женщине. Друг его здесь, на «Рязсельмаше», работает. И вот, несмотря на то, что Гусейнов уже в армии отслужил, человек вроде бы самостоятельный, все же приехал к Ануровой, за ее советом, поддержкой, душевным теплом. И много их таких наберется. Сотни писем шлют бывшие ученики Антонине Яковлевне из разных городов страны, и она находит время всем им отвечать. Вот несколько строк из письма Сергея Исакова. Он прислал его из армии:

«Здравствуйте, Антонина Яковлевна! Благодарю вас за поздравление, приятно сознавать, что тебя помнят на заводе, где началась рабочая биография, были сделаны первые шаги в самостоятельной жизни. Именно у станка я почувствовал себя настоящим человеком. Думаю, что выражу мнение большинства ребят и девчат, которые работают с нами. Вы наш Учитель: и в труде, и в жизни… Служба идет хорошо. Меня избрали комсоргом. Скучаю о вас, о ребятах, о доме».

Слово «Учитель» Сергей написал с большой буквы. И это очень правильно!

Да, Анурова живет большой, широкой, возвышенной жизнью. Много она преодолела и своего, и чужого горя. И возвышенность эта в ее замечательном труде, в огромном уважении к ней людей, которые видят в ней друга, товарища, мать.

Я гляжу на простое, доброе лицо Ануровой, на ее внимательные, немного утомленные глаза, на седые пряди, появившиеся на висках, на ее волосы, гладко зачесанные назад и закрученные в узел, на морщинки, уже побежавшие от глаз и от уголков рта. И невольно вспоминая знаменитую «Джоконду», я думал: как бы нарисовали Анурову Леонардо да Винчи или Репин? Что самое характерное в ней? Каждый из них, конечно, нашел бы в портрете Ануровой что-то свое, какую-то, на его взгляд, главную особенность. И он был бы прав, потому что душа Антонины Яковлевны очень многогранна и богата. Жаль, что никто из больших художников не напишет и не оставит потомкам портрет этой замечательной женщины. Но помнить ее будут долго.

А если бы мне природа дала дар живописца, я нарисовал бы Антонину Яковлевну по-своему. Сюжет картины родился бы из услышанного мною эпизода, когда разгневанная тетка-баптистка, почувствовав, что Наташу вызволяют из-под влияния веры, пришла к Ануровой, чтобы проклясть ее! Но Анурова не стала с ней спорить, а попросила ее посидеть в цехе, в сторонке, и посмотреть на ребят, как они учатся работать. И вот эта гневная баптистка, сначала хмурая, потом все более мягкая, оттаивающая, просидела в цехе несколько часов. Она сказала Антонине Яковлевне на прощание всего два слова: «Вы – святая женщина». И ушла. И после этого уже не препятствовала своей племяннице Натаще уходить в новую трудовую жизнь. Святая женщина! Ну, святых в наши дни, конечно, нет. Но я вспоминаю старинные иконы, и особенно одну, на которой был изображен Христос, творящий чудеса. Вот и я бы нарисовал Антонину Яковлевну в центре полотна крупно, ее простое, умное лицо. И окружил бы ее такими сценами, где был бы муж-фронтовик, отражающий атаку фашистов; где она сама стелила бы своим дочерям вместо простыней мешковину; где она в годы войны ходила на работу в ботинках мужа, которые были ей велики; где она резала свою пайку и раздавала детям; где она тонкими, исхудавшими от голода руками с синими жидами поднимала и ставила в зажимы станка тяжелые мины; где она отдавала свою кровь раненым. И на празднике Победы, с сияющими на истощенном лице глазами, изобразил бы я ее. И на трибуне съезда, куда коммунисты избрали ее делегатом.


А теперь я расскажу вам о другой прекрасной рязанской женщине, о колхознице Дарье Матвеевне Гармаш. Она родилась в селе Старом, недалеко от Киева, но давно, еще в детстве, переехала с родителями на рязанские земли.

Слава Гармаш, как известной на всю страну трактористки, гремела давно. Поэтому когда мы с ней встретились, познакомились и разговорились, я спросил ее прежде всего о тракторе.

– Когда у вас впервые родилась тяга к железному коню?

– Началось все с самого первого трактора. Я тогда еще девочкой была. И вот пригнали в нашу деревню первый «Фордзон». Стоял он на площади, и все жители нашей деревни окружили его и разглядывали. Мужики чесали бороды и затылки, сомневались: «Много ли силы в этой железяке!» А тракторист предложил им: «Давайте попробуем». Привязал длинную веревку к крючку, за который цепляют плуг, и говорит: «Ну, давайте держите». Взрослые сперва не взяли, ухватились мальчишки. Много, как гроздь виноградная, нависли они на веревку, и поволок их трактор, упирающихся, по дорожной пыли. Тогда и мужики, ухмыльнувшись, взялись за эту же веревку, но и они не справились: трактор был сильнее. Вот с тех пор и зародилась у меня мечта: как бы оседлать этого красивого железного коня. В нашей деревне не я первая была женщина-трактористка, потому что были старше меня девушки, и они раньше овладели этой специальностью. А я с завистью всегда стояла у края поля и смотрела, как они пашут. Как я им завидовала! Очень мне хотелось самой попробовать водить трактор. И вот однажды Нюра Булахова пахала, а я стояла, где она делала поворот, и любовалась, как она уходила точно по борозде в дальний загон и потом возвращалась ко мне. Думала я про себя: подойду к ней и предложу ей атласное платье, насовсем подарю, только пусть даст разок попробовать мне самой повести трактор. А она словно почувствовала или по глазам угадала это мое желание. Остановилась и спрашивает: «Порулить хочешь? Ну, давай, прыгай ко мне». И вот села я на жесткое сиденье. Нюра повернула какой-то рычаг – и трактор двинулся вперед. Когда я со стороны смотрела – это выглядело красиво. Мне казалось, она словно по морю проплывает, а тут трактор весь задрожал, затрясся, подпрыгивал на кочках, рычал, шумел. И мне все казалось, что он повернет куда-нибудь в сторону. «Рули, рули! – кричала Нюра. – Смотри, из борозды чтобы не выбилась». Так я дошла до поворота, а на повороте поднять плуг не сумела, и трактор заглох. Очень стыдно мне было смотреть на Нюру, как она напрягалась изо всех сил, стараясь завести трактор заводной ручкой. И я чувствовала, что в этом ее тяжелом напряжении я виновата. Ну, в общем, крещение я получила. Потом она же, эта Нюра, меня обучила, и стала я работать самостоятельно.

Когда началась война, Дарья Матвеевна тоже проводила мужа на фронт. Его, между прочим, тоже звали Михаилом, как и мужа Ануровой. А сама все силы отдавала, чтобы вырастить хороший урожай хлеба. И хлебом этим помочь фронту и труженикам страны, которые ковали нашу победу. И так было горячо ее желание помочь мужу и Родине, что она не могла просто работать, как все, она ежедневно и ежечасно искала возможности наработать побольше. Враг приближался к рязанской земле, уже было слышно громыхание артиллерии. Все, что можно было, эвакуировали в тыл, отправили технику и из колхоза, в котором работала Гармаш. Осталось несколько тракторов. И когда фронт подступил уже совсем вплотную, то и эти тракторы разобрали и разбросали по частям в разные места: в овраги, в реки, в лес…

Недолго продержались фашисты на рязанской земле, вскоре их прогнали. Приближалась весна, надо было пахать и сеять. А чем обрабатывать землю? Нечем. И вот пошла Дарья со своими подругами, девушками-трактористками, по оврагам к лесу, стала откапывать из-под несошедшего еще снега детали, носить их в деревню, собирать трактор. Многого не хватало, многое было потеряно навсегда. И казалось, ничего не получится из этой затеи: трактор не оживет. Но сметливая была Даша. Она сказала девчатам: «Надо пойти по квартирам трактористов, которые на фронт ушли. У каждого должен быть свой загашник запасных частей». И она оказалась права. Пошли по домам и нашли многое.

И как только вздохнула земля после зимы, молодежная тракторная бригада девушек выехала на пахоту. И радость, и слезы была эта пахота. Радостно, когда шел трактор вперед и поднимал жирную землю. Слезы, когда глох мотор. У ослабевших девушек сил не хватало повернуть заводную ручку. И опять Дарья придумала такую вот рационализацию. Принесли кусок водопроводной трубы, надели на заводную ручку, чтобы удлинить ее и чтобы можно было ухватиться двоим, а то и четверым, и так общими силами запускали мотор. Потом собрали и выпустили на поле еще несколько тракторов. Сама Гармаш работала день и ночь. А чтобы не заснуть, не упасть с сиденья, пела песни. Люди со стороны, слушая эти песни, говорили: «Смотри, как ей весело и легко работается». После смены она вместе со своими девчатами падала в постель и засыпала. Но спала Даша меньше других, потому что у нее, как у бригадира, было много других забот. И одна из этих забот заключалась в том, что она все время внушала своим подругам – они должны работать, как на фронте, невзирая ни на погоду, ни на какие трудности. Она даже придумала писать им боевые задания. И в заданиях этих у нее были слова, как в воинских приказах. Вот одно из них: «Боевое задание на 5 мая Фоминой. Ты работаешь в тылу, на колхозных полях. Помни, работа на колхозном поле – это тот же фронт. Тебе сегодня дается боевое задание: вспахать за смену при хорошем качестве работ 6 га. Выполнив с честью это задание, ты поможешь своей Родине в разгроме врага…»

Отдохнув несколько часов, Даша поднималась первой. Ныла спина, болели руки, была тяжелой от постоянного недосыпания голова. Но поле и фронт не ждали. И вновь будила Даша своих девчат: «В бой, девчата! По тракторам!»

Четырнадцать бригад было в Рыбновской МТС. Бригада Гармаш обогнала всех и первой за восемь дней завершила сев яровых в колхозе «Красный пахарь». Так, благодаря находчивости Даши, ее горячему желанию помочь Родине, людям, армии, она со своими подругами совершила настоящий трудовой подвиг.

Я смотрю в ее веселые, серые глаза, слушаю обычный, совсем не командирский голос и думаю: откуда же в ней такая сила бралась? Прошу ее:

– Дарья Матвеевна, ну выполнили план, заняли первое место – все это хорошо. Расскажите, какая обстановка была?

– А обстановка такая: мы лучше других работали, потому что фронт слышали. Артиллерийская перестрелка недалеко от нас громыхала. И самолеты фашистские над нами летали. И бывало так: пролетают они, вижу кресты, и смотрю на девушек наших – остановят трактора, побегут или нет? А они сидят за рычагами, не убегают. Радостно мне было, что мои девочки такие смелые! Наработаемся, домой отдыхать все вместе идем. По одной не ходили, потому что фронт близко. Бывали случаи, здесь появлялись группы гитлеровских лазутчиков. И вот мы идем ночью и берем с собой каждая молоток, ключ разводной или какую-нибудь железяку. Оружия-то у нас никакого не было. А домой придешь, отдохнуть бы, а тут свои заботы, печали. Дочка у меня росла. За ней ходить надо. И писем от Миши с фронта нет – тоже печаль сердце гложет. Ну, поспим недолго, задания девчатам боевые обязательно писала. Сводки Совинформбюро все читали. И опять – на трактор. А трактора тогда были ведь не такие, как сейчас. Сейчас тракторист сидит в кабине, со всех сторон стеклом, металлом закрыт. И тепло ему, и ветер его не обдувает. А мы работали – только сверху брезента кусочек. Ветер насквозь пронимает. Да и сидишь на железной тарелке, наброшена на нее тряпица какая-нибудь, а так и холодно, и дождем тебя окатывает, если дождь идет.

Вот так трудно: и холодно, и голодно, и ничего вроде бы особенного, а в газетах в ту пору про нее вот что писали: «Подведены итоги социалистического соревнования женских тракторных бригад. На весеннем севе во всем Советском Союзе соревновались 3932 бригады. На первое место вышла женская молодежная бригада Рыбновской МТС Рязанской области во главе с бригадиром Дарьей Матвеевной Гармаш».

Осеннюю пахоту бригада Гармаш тоже выполнила досрочно, при высоком качестве обработки земли. При этом девушки еще и горючее сэкономили. В ту осеннюю пахоту они сэкономили более 5 тонн горючего. Когда вручали Дарье Гармаш и ее подругам Анисимовой, Чупровой, Кочетыговой, Афиногеновой, Метелкиной грамоты ЦК ВЛКСМ, то там подсчитали, что на этом горючем могли 22 танковых экипажа целые сутки вести бой.

Теперь Дарью Гармаш уже приглашали делиться своим опытом и на областные, и на всесоюзные совещания передовиков в Москву.

Много сражений выиграла бригада Гармаш на хлебных полях. Каждый год два генеральных: посевная и уборочная. А в промежутках между ними тоже напряженная работа. Но все преодолели славные девушки-патриотки. Отмечала Родина их за эти победы, как солдат на фронте: Дарью Гармаш наградили двумя орденами Трудового Красного Знамени, медалью «За победу над Германией».

И опять я спрашиваю Дарью Матвеевну:

– Ну, детали вы рассказали. А теперь поведайте и главный секрет. В чем он? В чем секрет нашей успешной работы?

– Никаких особых секретов нет. Помогли наше стремление, наша большая обязательность, то, что мы сами себя поставили, будто мы, как на фронте, как бойцы боремся за выполнение вот этих задач. Но, как известно, на одном стремлении трактора далеко не уйдут! Секрет еще в том, что всю зиму мы, пока лежали снега, готовили свою технику к работе. И когда наставало время пахоты или уборки, наша техника работала от первого до последнего дня исправно. Вот и весь секрет. И еще мы получали очень много писем со всех концов страны. Особенно трогательны и приятны для нас были письма фронтовиков. У меня многие сохранились. Вот посмотрите сами, как благодарили, как желали нам успехов воины, которым мы выращивали хлеб.

С этими словами Дарья Матвеевна достала папку, развязала ее. Там было много газет со статьями и очерками о ней и ее бригаде. И много теперь уже пожелтевших фронтовых треугольников. Я развернул один из них и вот что прочитал: «Дорогие девушки! Мы восхищены вашим героическим трудом и выражаем большую благодарность за вашу работу, за вашу заботу о Красной Армии. Мы сознаем, что вам в дни Отечественной войны тяжело, каждая из вас работает за мужчину. Но ничего не поделаешь: война требует жертв и труда… Клянемся, девушки, что мы будем и дальше беспощадно громить врага. Лейтенант Гришин и его товарищи. Действующая армия».

В другом письме были такие строки: «Мы, моряки Краснознаменного Балтийского флота, стоим на охране города Ленинграда. И вы, девушки, знаете, что мы не отдадим наш красавец Ленинград врагу. Уничтожим немецких захватчиков! А вы, наши дорогие сестры, трудитесь на полях не покладая рук. Победа будет за нами!»

Много трудностей и горя пережила вместе со всеми в годы войны Дарья Матвеевна. Но обошла ее самая горькая беда, которая коснулась многих женщин, остался жив, уцелел в боях ее муж Михаил. В 1946 году он демобилизовался и, вернувшись на родную землю, сразу же отдался работе. Его выбрали председателем колхоза. Уж очень он, видно, истосковался по своему делу за годы войны. Не щадил себя, отдавал все силы. А их, видно, осталось не так уж много. Поднял одно хозяйство, избрали его председателем другого, отстающего колхоза. И опять Михаил Иванович работал, не покладая рук, не считаясь со здоровьем. И вот однажды его сердце остановилось. Осталась Дарья Матвеевна вдовой с двумя детьми. Дочке было тогда тринадцать и сыну восемь.

Пять лет подряд бригада Дарьи Гармаш завоевывала Красное знамя ЦК комсомола во всесоюзном социалистическом соревновании. После пятой победы это знамя было навечно оставлено бригаде. Сейчас оно хранится в Центральном музее революции СССР. В 1971 году Дарье Матвеевне Гармаш было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда. А трактор ее, тот, который когда-то разбрасывали по оврагам и кустарникам, а потом вновь собрали, и на котором пахали всю войну, как символ трудового геройства трактористок-девушек установлен на постаменте у дороги на родной рязанской земле.

Не удержался я, спросил Дарью Матвеевну:

– Не довелось ли вам видеть картину «Джоконда»?

Дарья Матвеевна улыбнулась и ответила:

– Видела. Красивая женщина. И улыбается широко. Только я считаю, что мои девчата из бригады не хуже. Это ведь они только в поле да на тракторах в ватниках, маслом испачканные. А в праздник так оденутся – куда вашей Джоконде!

Дарья Матвеевна засмеялась:

– Я ведь была в Париже, там и видела Джоконду в Лувре. И француженок тоже хорошо рассмотрела. Говорят, они самые большие модницы. Есть, конечно, и модницы, есть и попроще одеваются. Как в каждом народе – и красавицы есть. Но все же наши девчата, мне кажется, красивее! Встречалась я во Франции и разговаривала с одной трактористкой. И вот что она мне сказала: работает у фермера, наравне с мужчиной, а получает плату вдвое меньше. Вот такие у них порядки. Рассказала я той француженке, как в войну женщины-трактористки работали. И что не только сами за это деньги получали, да еще и собирали, и вскладчину внесли 20 тыс. рублей на постройку танковой колонны «Рязанский колхозник». Никак она меня не могла понять: как же это так – свои заработанные деньги и вдруг отдать ни за что, ни про что. А когда я ей рассказала, что мы однажды взаймы дали государству 250 тыс. рублей, а другой раз подписались на заем на 300 тыс. рублей, то совсем моя французская знакомая растерялись. «Откуда же у вас такие деньги?» – спрашивает. И никак не могла понять: как же это мы даем государству такие большие суммы?

Кроме больших общественных дел, кроме работы, были у Дарьи Матвеевны, как говорится, проблемы и в личной жизни. Ну вот хотя бы такая: овдовела рано. Прославленная труженица, у всех на виду, ну что же, теперь жить всю жизнь одной?! А она ведь еще совсем молодая. Чувствовала Даша, что сердцем по ней, как говорят, мается Александр Киселев. И вот так сложилась судьба, что Дарья вышла замуж за Александра Киселева. Родился у них сын. И этого, как и первенца, Сашей назвали. Стало у них теперь два Саши – старший и младший. Или вот такая еще дилемма, с которой сталкиваются многие родители. Окончила Людмила медицинский институт. Конечно, каждой матери хочется, чтобы дети жили от нее поблизости. Но не пошла Дарья Матвеевна, не просила никого о хорошем «распределении» дочери. Да Людмила и сама тоже по характеру, вроде матери, заявила: «Не хочу я здесь оставаться. Так и будут звать меня Людмила или Милочка. А я теперь врач». И уехала на Север. И вот работает там уже больше десяти лет. Теперь она уже главный врач городской больницы, зовут ее Людмила Михайловна, вышла там замуж. У нее свои дети. Дочь счастлива. Ездит к ней и к своим внучатам в гости Дарья Матвеевна и тоже довольна и тем, как работает, и что большим уважением пользуется ее дочь, и что характер у нее такой же, не пропадет с таким характером. Старший Саша тоже свой характер проявил. Захотел побольше увидеть, узнать. Стал геологом. И теперь он вечный странник, ездит по стране. А вот младший Саша в маму пошел. Землю любит, технику. Учился в сельскохозяйственном институте, на каникулы приедет – с трактора не слезает, все время за баранкой, в поле. Унаследовал от матери любовь к земле и технике. Сама Дарья Матвеевна сейчас работает директором районного управления «Сельхозтехники». Вся техника района у нее в руках. И как было когда-то в тракторной бригаде, так и здесь Дарья Матвеевна руководствуется неотступно истиной: технику надо готовить зимой, тогда она себя летом хорошо покажет.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации