Текст книги "Тьма внешняя"

У Владислава глаза разгорелись, когда он увидел двух крепеньких лошадок, которых держал под уздцы вооруженный усаженной гвоздями дубиной человек. Подойдя к нему, Владислав узнал, что лошадей он не продает. Но если у доброго человека есть хорошая молочная корова, то он готов их обменять.

Деньги, кажется, здесь были не в особом ходу.

Расхаживая меж торгующими, Владислав зорко оглядывался вокруг, стараясь не упустить любую мелочь. От него не укрылось изрядное количество крестьян, привезших на продажу разнообразную снедь. А раз им было что продавать, то и жилось здесь не так уж плохо.

Поклонники Нечистого, как бы там ни было, обжились тут неплохо. Построили целый город, когда вокруг война… Видать только слуги Дьявола и живут сейчас хорошо и вольготно.

Вслушиваясь в долетавшие до его ушей обрывки разговоров, подмечая любую мелочь, когда представлялся удобный случай, Владислав довольно скоро составил представление о месте, где волею судьбы и рыцаря Альбрехта оказался.

Это и впрямь было настоящее государство. Кроме Гросслёйхтенбурга в его состав входили обширные плодородные земли, со множеством почти не затронутых войной деревень, и леса, изобилующие дичью, еще три городка, а также рудники (правда, не очень богатые), где добывали серебро, железо и медь. Как и положено государству, были здесь свои дворяне-рыцари, свои чиновники, стражники, ландскнехты, выборные ратманы. Были тут гильдии и цеха со своими уставами, собраниями, старейшинами. Пекари, кузнецы, плотники, торговцы, портные и еще две невиданные ранее гильдии – колдунов и ведьм. Как назывался этот город раньше, Владислав не узнал, да и не особо этим интересовался. Ныне доступа за городские стены не было. Там проживал сам император Ирод, его приближенные и высшие жрецы Сатаны, да еще отборные солдаты. Кроме того, Гросслёйхтенбург служил местом хранения запасов и императорской казны

Выложив половину оставшегося серебра, силезец купил указанные ведьмой целебные травы, бараний бок, аппетитно пахнущий окорок, увесистый мешочек гороха и три десятка реп. Завернув все это в свой плащ…

Увлеченный людским потоком, он вступил в храм, еле удержавшись, чтобы не перекреститься по привычке. Взгляд его сразу же остановился на расписанном яркими красками иконостасе. Центральная картина изображала самого Люцифера. Художник, чья манера изобличала в нем бывшего иконописца, изобразил его в виде смуглого, как мавр, чернобородого мужчину с грозным ликом. Одет он был в вороненые доспехи и королевскую мантию, затканную золотом. Голову его венчала высокая, как епископская митра, корона, усыпанная огромным количеством драгоценных камней. Должно быть, эта необычная корона должна была, по замыслу живописца, символизировать господство Духа Света над всей землей.

На левой стороне триптиха толпа радостно размахивающих руками людей прибивала к креслу человека с лицом злодея. Неподалеку стоял все тот же Люцифер, уже без короны и мантии. Рядом с ним были изображены худосочный еврей в длинном хитоне – несомненно Иуда, и Понтий Пилат, в римском шлеме и отчего-то в костюме зажиточного бюргера. Оба они приходились чуть выше пояса своему господину. У ног его сидел красивый юноша – истинный Спаситель.

Наконец, третья, последняя, представляла будущее (надо полагать, уже недалекое) торжество Сатаны.

Его воинство штурмовало небеса.

Почти голые люди с обмотанными рогожей чреслами, вооруженные двузубыми вилами и факелами (рисовальщик не смог отрешиться от привычной манеры изображать грешников), предводительствуемые ангелами тьмы, били превосходящим всякое воображение тараном, габаритами смахивающим на положенную набок колокольню, в вот-вот уже готовые рухнуть врата Рая. Из-за стен его выглядывали искаженные ужасом лица святых и праведников. Сам Князь Мидра Сего, восседая на парящем над сражением золотом драконе, огненным мечом указывал воинствам своим путь.

Картины эти представляли собой, несомненно, образец совершеннейшего богохульства, и Владислав мысленно пожелал переметнувшемуся богомазу поскорей угодить в преисподнее царство своего нынешнего хозяина.

Вспомнив о друге, Владислав заторопился.

Он вернулся в землянку. Матвей крепко спал, ровно дыша. Жар, как казалось, стал меньше. Щеки чуть порозовели. Ведьма, кажется, не обманывала, зелье подействовало. Владислав раздул угли в очаге, сварил похлебку из гороха и баранины. Немного поев, он принялся готовить лекарство для Матвея из принесенных трав. Под вечер появился Клаус, принес засохший сыр, вялую зелень, и пол каравая серого хлеба, посидел немного, судача о том о сем, и ушел.

По крайней мере, их тут покормили. Впрочем, и смертников перед казнью положено кормить.

В заботах о друге, да еще в невеселых – одна другой тяжелее – думах минул остаток дня.

Поутру Владислава разбудил взволнованный Петер.

– Скорее, – заторопил он, – проповедь уже вот-вот начинается!

Силезец быстро оделся и, убедившись, что, хоть Матвей не вышел из забытья, но выглядел получше, чем вчера, последовал за суетящимся стариком.

На поле возле храма Сатаны собралось, наверное, почти все население Гросслёйхтенбурга – пять или шесть тысяч.

Рядом с храмом, почти примыкая к нему, возвышался сооруженный за ночь, покрытый яркими тканями помост, в полтора человеческих роста. Камень тоже накрывало белое полотнище, а на дальнем краю поля был сложен высокий костер, возле которого наготове стояли служители с факелами.

Слышались шумные возгласы, собравшиеся весело судачили между собой. Затем из боковых дверей храма торжественно выступила вереница людей, тащивших на плечах барабаны, длинные, чуть ли не в два человеческих роста, трубы и литавры.

Гул толпы вдруг резко оборвался – на помост начали подниматься люди. Гудение труб и раскатистый треск барабанов оглашали неподвижный воздух.

– Приветствуйте же, – закричал невидимый глашатай басом, – Приветствуйте же святого государя нашего, императора, наместника Бога на Земле!

Владислав стоял в первых рядах и ясно мог разглядеть вышедшего из-за спин своих приближенных человека. В глубине души он был уверен, что перед ними предстанет худой изможденный старик в рубище, с горящими безумными огнем глазами, напоминающий поднявшегося из могилы мертвеца.

Как не походил здешний владыка на этот образ!

Низенький, толстощекий и упитанный, с короткими ножками и изрядной лысиной, он напоминал скорее какого-нибудь монастырского эконома или богатого трактирщика, с благостной улыбкой встречающего гостей у дверей своего заведения. Ничего инфернального, демонического не было в нем. Даже черная борода, спускавшаяся на грудь (именно с нее, должно быть, писали бороду Люцифера на здешних иконах) не могла изменить этого впечатления.

И стоявшие позади него люди также ничем не напоминали отъявленных злодеев, продавшихся Сатане. Богато, но безвкусно одетые, картинно опиравшиеся на позолоченные посохи и эфесы мечей, с напряженно самодовольными лицами: ни дать, ни взять – мелкопоместные дворянчики, случайно оказавшиеся на торжественном приеме в королевском дворце.

– Дети мои! – воскликнул «император», подняв вверх левую руку, – Приветствую и благословляю всех вас, во имя великого творца Мира, Князя Неба и Света, владыки земли и людей! Голос его был неожиданно звучный и сильный, но слышалась в нем вместе с тем какая-то приторная елейность.

– В эту славную субботу, день, любимый Им, засвидетельствуем же ему свою любовь и верность! Пусть те, кто впервые стоит рядом с нами и впервые слышит слово отца нашего, раскроют сердца учению истинного бога, пусть и те, кто уже верует в него, внимают моим словам и укрепляются в вере своей, видя свет истины…

Радость великая нисходит на сердце мое, когда вижу я вас, пришедших поклониться и послужить Отцу Нашему, воздать хвалу ему, по неизреченной милости которого мы живем в мире его. И пусть возрадуется он, глядя из чертогов своих на нас!

– Некогда был я слеп, и не видел света Его, служил врагу Его, хулил и проклинал Его, – в голосе Ирода прорывались искренние слезы, – считал его врагом людей. – Но пришел день, и открылась мне истина, и узрел я лик его; и снизошла на меня благодать его. Слушайте же то, что открылось мне, что знают многие из вас, но что надо повторять и дважды и трижды – ибо это есть свет божьей истины.

Земля, небо, звезды, луна, солнце, люди и все-все в мире сотворены были Богом нашим Люцифером, имеющим многие имена.

От этих слов мурашки побежали по спине Владислава.

– Велик он и благ, а царство его простирается от дна морей до звезд. Слушайте же то, что открыл мне отец наш и что знают уже многие из стоящих тут. Внимайте божественной истине.

«Император» перевел дух.

– Создал он младших богов, в помощь себе, и ангелов, и духов лесных, водяных, горных и иных, дабы следили они за порядком в мире его. Сотворил он людей, дабы жили они в мире его, и радовались жизни сей, вознося хвалу творцу. Одарил он их многими благами, дал им разум, дабы постигали они красоту мира, дал им любовь между женщиной и мужчиной, дабы наслаждались они ею, плодились и размножались, и еще много даров получили они от него…

Но появился из тьмы внешней, – ярость зазвучала в голосе проповедника, – злобный демон, порождение мрака и хаоса – Иешоуа. И возненавидел он этот прекрасный мир, и творца его, ибо сам был неспособен на подобное совершенство, и захотел разрушить его… Сами служители Иешоуа говорили вам, что мир наш ждет конец, по воле их господина, а спасутся лишь верные слуги его.

В толпе исторически взвизгнула какая-то женщина.

– Послал он в мир, – гримаса ненависти исказила лицо говорившего, – своего сына, дабы ложью и чудесами фальшивыми отвратил он род человеческий от творца его. Но не поверили люди и казнили того злой смертью…

Однако же оставил он после себя многих приверженцев, и распространили они веру в злобного Иехоуа, говоря, что он – истинный бог, а Светоносный Творец – демон зла. И удалось им отравить многие умы, и стало так, что перешла к ним, попущением Великого отца нашего, власть во многих землях… И пролилась кровь приверженцев истинной веры.

«Что… что он говорит?! – билась одна-единственная мысль в голове Владислава. – Дьявол сотворил мир?! Это даже не ересь… это безумие… Он рехнулся!»

Казалось, вот-вот небо рухнет на землю, не выдержав подобного кощунства.

– Но тщетны были все старания злобного… Не смог поколебать он величие истинного господа, как не в силах он замутить истинный свет Солнца. Там, далеко на севере, на высокой горе под Полярной звездой восседает он в блеске и славе на троне своем, и правит миром, окруженный лучшими детьми своими. И смеется он над Иешоуа и поклоняющимися ему, ибо малой частью мира владеют они.

Взоры всех окружающих были неотрывно устремлены на вещавшего с высоты своего амвона безумного пророка. Стоявший рядом с Владиславом здоровенный дядька в кольчужной безрукавке, разинув слюнявый рот, закатил в экстазе глаза.

Все без исключения внимали его голосу. С каждой секундой мягкость и елей уходили из его голоса. Медным набатом гремел он, взлетая над толпой. И Владислав вдруг почувствовал, как от звука его голоса ледяные мурашки бегут по его спине, как начинает кружиться голова. Дьявольский голос проникал до глубины его закаленной в семи огнях и водах души, словно пригибая его к земле…

Только один раз в жизни испытывал он что-то подобное – в тот день, когда увидел Ее…

И именно это воспоминание вернуло ему твердость, заставило сопротивляться силе падавших, как камни, слов чудовищной проповеди.

– Но в милости своей, решил он наконец освободить детей своих от власти Творца Зла, и самого его изгнать вновь туда, откуда явился тот. И пришло нынешнее время, и рухнули храмы демона, и рассеялись верующие в него. И близко уже полное торжество, и будет проклятый враг людской и божий ввергнут во тьму внешнюю, откуда пришел, и предан мукам вечным!

– А теперь, братья мои в Господе нашем, повторим же молитву Отцу нашему, поклянемся же вновь и вновь в верности ему…

– О ты, – запел речитативом проповедник, – Творец мира и податель жизни, кладезь мудрости и святости, Люцифер – Митра – Один – Ормузд – Ариман – Бафомет – Юпитер – отец людей, богов, и духов. Предаюсь тебе телом и душой, отрекаюсь от Врага твоего Иешоуа, и от орудия его – христианской церкви, и клянусь, что буду служить тебе всеми силами, истреблять христианских жрецов и богомерзкие святыни их…

Древний, темный ужас, что, казалось, старше самой земли, все нарастал, поднимался в душе разбойника…

– И клянусь служить тебе жизнью всей, которую ты даровал нам, – звучал голос Ирода, – клянусь пройти всю землю, утверждая веку в тебя…

Слова его почти заглушал гомон тысяч голосов, вразнобой повторявших слова клятвы.

Владислав шевелил губами, бормоча что-то невнятное, повторяя про себя слова полузабытых молитв. Ему было очень страшно…

– Слава Люциферу – вышнему богу! Хвала ему! Хвала ему! Да прославится князь Света! – в разноголосицу принялась завывать толпа, беснуясь и приплясывая. – Услышь же наши молитвы, дай нам блага твои, помоги истребить врагов твоих и наших, да сгорят они огнем неугасимым! Светоносный Творец!!! Воздадим хвалу! Хвала! Хвала! Не кто иной как Он! Близка уже победа! Поклоняемся тебе!

Трубы яростно ревели, а барабаны, казалось, сотрясают землю. Торжество и злая радость звучали в их голосах. Музыка резко оборвалась.

– А сейчас… – голос Ирода звучал уже гораздо тише… – Сейчас, во имя бога нашего, будет пролита кровь женщины, предавшейся служению Иешоуа и пытавшейся совратить людей от истинной веры.

С камня сдернули покрывало. На гладкой плите алтаря была распята крепко привязанная за руки и за ноги молоденькая девушка, чье тело было еле прикрыто кусками разорванного платья.

Загремели литавры, забили барабаны… Под их звуки распахнулись двери храма.

Из них вышла высокая чернокожая женщина. Из одежды на ней был только кусок ярко-алой материи, прикрывающий бедра, несколько массивных, ниспадающих на грудь золотых ожерелий, да маленькие, тоже ярко-красные, сапожки.

Вздох изумления, смешанного с благоговейным испугом, пронесся над замершей в молчании толпой.

Самому Владиславу уже приходилось видеть живых негров в своих скитаниях, и если он чему-то и удивился, так только тому, как темнокожая попала в эти края.

Она шла к алтарю, совершенно не стесняясь своей наготы, спокойно и уверенно, легкой, танцующей, даже какой-то беззаботной походкой, и ярко накрашенные кончики грудей подрагивали в такт ее шагам. Вот она остановилась у камня с неподвижной беспомощной жертвой, распростершейся на нем. В руке ее появился небольшой, тускло блеснувший на солнце треугольный нож.

– Иди же, заблудшая душа… – возгласил, вновь воздев руки к небу, стоявший на помосте. – Иди к отцу нашему, и да будет с тобой мое благословение. Пусть он смилостивится над тобой и простит, как прощаем мы.

Неторопливым, каким-то обыденным движением черная жрица перерезала горло несчастной, так и не издавшей ни звука… Яркая красная струя хлынула на камень…

Новый вздох пролетел над головами. Позади Владислава кого-то вывернуло наизнанку.

Ирод вдруг как-то обмяк, сгорбился, сразу став меньше ростом. Вялым движением руки он благословил свою паству и, повернувшись, ушел. Его приближенные последовали за ним.

Толпа начала расходиться, не обращая внимания на то, как одетые в кожаные балахоны люди сняли с алтаря мертвое тело и поволокли его на украшенных зеленью носилках к разгорающемуся костру.

Проходя мимо храма, Владислав задержался. Глазам его предстало небезынтересное зрелище. В простенке между помостом и храмом мылась, совершенно не стесняясь посторонних взоров, черная жрица. Девочка лет двенадцати лила ей на спину и голову воду из ковша, и та стекала на зеленую траву, почернев от сажи.

«Она крашеная, стало быть» – отметил про себя механически Владислав.

Другая, постарше, державшая красное платье, что-то сказала, жрица рассмеялась в ответ, блеснув белыми зубами на покрытом черными потеками лице, ласково потрепала ее по щеке, словно бы и не она только что хладнокровно зарезала почти такую же, как эта девчонка.

По дороге к землянке Владислав наткнулся еще на одно сборище. В небольшой роще, у разбитого когда-то молнией камня, под охраной нескольких воинов с копьями стояли юноша и девушка лет шестнадцати, весьма друг на друга похожие, без малейшего намека на одежду. Они явно чувствовали себя не очень уверенно под взглядами ухмыляющейся толпы. У парня к голове были привязаны маленькие оленьи рожки, девушка держала в руке лук. Как выяснилось, это были брат и сестра, изображавшие бракосочетание Дианы и Цернунноса.[60]60
  Диана – богиня Луны, покровительница охоты и колдовства в римском пантеоне. Цернуннос, или Кернун, он же Рогатый бог – галльский бог лесов. Чтобы читатель глубже осознал весь идиотизм предстоящего обряда, ему следует представить, что какой-нибудь из современных сектантов устроил символическое бракосочетание славянского Перуна с индийской богиней Кали.


[Закрыть]

Несколько молодых прислужниц, под руководством жреца с большим серебряным пентаклем на груди, готовили ложе из цветков асфоделий, на котором совсем скоро и должна быть завершиться брачная церемония, к вящему удовольствию присутствующих…

Уже вечером, измучась каким-то тоскливым ожиданием, он решил выйти, и проветриться, благо другу стало лучше, пусть он и не очнулся. Но, по крайности, его забытье уже почти перешло в нормальный сон.

Городище преобразилось. Владислав шел, проталкиваясь временами сквозь толпу. Языки во множестве разведенных костров взвивались к начавшему темнеть небу, выплевывая мириады ярких искр. Вокруг них плясали люди, распевая песни. Серый, подсвеченный оранжевыми сполохами дым стлался по земле.

– Сюда! Сюда!

Чьи-то руки подхватили, потащили к огню. В ушах стоял только многоголосый гомон и треск дров в костре. Владислав оглянуться не успел, как попал в веселый хоровод. За ним втянулись две женщины и совсем молодой парень.

Хоровод, втягивая в себя все новых и новых участников, змеился меж кострами. Сумасшедший дикий танец меньше всего походил теперь на хоровод. Визг, вопли, пыль летящая из под ног.

Женщины хохотали и кричали, мужики ржали как жеребцы на случке, все с визгом подпрыгивали, держась за руки. Какая то девушка со смехом схватив Владислава за руки, увлекла его в танец. Потом передала его другой…

От третьей он уклонился, и ее тут же схватил за талию вынырнувший из мрака человек, и уволок не обращая внимания на слабое сопротивление. Владислав, ловко увернулся еще от одной прелестницы пробежавшей мимо него, и врезавшейся в веселую компанию, радостно заоравшую при этом.

Силезец, отбежал в сторону и опять побрел к землянке. Теперь он старался избегать костров, укрываясь в вечерней тени, так как почти возле каждого образовалось подобное столпотворение.

Что и говорить, субботнее празднество было в самом разгаре. На вынесенных из домов лавках, на разостланных шкурах, прямо на траве сидели и лежали люди. Пили из кадушек и кувшинов хмельные напитки, жевали зажаренное тут же на огне мясо дичи и свиней. Отовсюду слышались веселые выкрики, непристойное пение, женский смех, переходящий временами в визг…

Двое в безрукавках из овчины мехом внутрь, с ножами за поясом, волокли куда-то слабо упирающуюся совсем молоденькую девчушку, еле державшуюся на ногах от выпитого. Окружающие явно не теряли даром времени, наслаждаясь благами земными, посланными им добрым богом Люцифером.

Доносились нестройные песни, слышался женский смех, временами переходивший в веселый довольный визг и стон. Но Владислав шел мимо, напряженно раздумывая.

«Уходить отсюда надо как можно скорее. Даже если придется идти пешком и без оружия», – думал Владислав. – Завтра-послезавтра – самое позднее. А если именно завтра за нами придут, и потребуют какой-нибудь дьявольской присяги, когда надо будет плюнуть на крест, или богохульствовать? Или их раскусили, и придут сегодня ночью? Зрелище залитого алой кровью алтарного камня встало перед глазами. Сейчас самое время уйти, когда всем им не до них. Но Матвей… Или рискнуть, и попытаться утащить его на себе… Уходить без коней и припасов, без оружия, имея на руках полумертвого товарища? Проклятье… еще хотя бы пару дней!

* * *

Комавенту секции А-329, от Хранителя Таргиза.

Прошу предоставить мне личное время, в размере пяти стандартных суток.

Не возражаю.

Комавент Мария Тер-Акопян.

* * *

Мидр. Континент Ирган. Полуостров Оссир.

599 цикл Эры Второго Поколения, 241 день.

Таргиз лежал на серой пушистой шкуре саблезубого тигра, мелкими глотками смакуя вино из серебряного бокала тонкой работы.

Выглядел он божественно, превосходно. Здесь, на Мидре, таких, наверное, и не делали, как вряд ли на этой планете были вышиты ковры столь дивной красоты, которые сейчас украшали стены комнаты.

У Мидра нет ничего своего. И они тоже – чужие.

Эти мысли, с некоторых пор все чаще смущающие его прежде безупречно холодный ум, быстро рассеялись, едва он вдохнул аромат цветов. Их здесь было несметное количество. Везде вдоль стен в огромных керамических вазах стояли разнообразные, источающие наидиковиннейшие ароматы цветы. Все перемешалось здесь: и упоительный сладковато-медовый аромат роз, и тонкий, едва различимый запах пионов, высокие, белые, приносящие упоительно – пьянящий восторг лилии и еще сотни других, не менее экзотических и прекрасных.

Пол покрывали шелковые ковры самых нежных оттенков: от густо фиолетового, до тонких переливчатых оттенков розового и нежно зеленого. Некоторые ковры представляли из себя целые вышитые картины, которыми просто нельзя было не любоваться. На резных полочках стояли раскрытые ларцы с украшениями: хозяйка обожала драгоценности, не только извлекала их из всевозможных миров, но даже заказывала их у ювелиров, живших в поселениях Свободных…

В конце концов, он может себе позволить отдых – почти два солнечных года без перерыва он посвятил работе, причем самой тяжелой и кропотливой из всех, которыми ему приходилось заниматься прежде.

Тем более, что на отдыхе настоял тот, кто входит в число правящих Мидром.

От мыслей его отвлек легкий порыв ветра, ворвавшийся через открывающуюся дверь. Гохриз ленно повернул голову, томно улыбнулся.

В комнату вошла Сакарра. Она была совершенно обнажена, так, что взору открывались безупречные формы точеного тела. Лишь грудь и низ живота прикрывали гирлянды из пышных цветов, дразня и маня.

Густые каштановые волосы спадали до плеч, в глазах, огромных и бездонных плескалась магма желания. На лице ее бродила лукавая, развратная улыбка, полные губы манили к себе, заставляли бурлить кровь. Цветные блики солнца, падавшие сквозь замысловатый витраж играли на ее смуглой коже, перетекая по мере того, как она с ленивой грацией приближалась, с широких безупречных плеч на стройные ноги. Что и говорить, она была столь прекрасна, каковой только могла быть женщина.

Он знал ее историю. В прежней жизни она была старшей наложницей одного из храмовых чиновников второстепенного бога, в государстве название которого он запамятовал. Было это где-то в альтурском, или брагуйском ответвлениях.

Чиновник прожил не очень долгую жизнь, умер во время очередной опустошительной войны от голода. И воскрес на Мидре, поскольку, он сам того, само собой, и не подозревал, обладал талантом Демиурга. Спустя два цикла он – тогда без пяти минут Высший, добился разрешения извлечь из своего континуума одну из своих наложниц. Конечно он не ожидал, чем обернется для него старая любовь.

Спустя не так уж много времени, совершенно неожиданно обнаружилось нечто удивительное: обыкновенная, не очень казалось бы умная женщина, между прочим проверенная до того не раз, имела, оказывается, изрядные способности. В короткий срок, она стала едва ли не лучшим волновым оператором.

Потом ее перевели в секцию Контроля, где она в свой черед достигла степени комавента группы, а после – и секции.

И пришел день, когда бывшая рабыня вошла в число Высших.

– Разве ты здесь, чтобы лежать и пить сок? – саркастически молвила Сакарра, остановившись у ложа, – Или все-таки займешься делом? Глаза ее горели откровенным желанием, совершенно свободным от всех условностей высокой цивилизации.

Таргиз улыбнулся. Как бы там ни было, в душе она оставалась все той же жительницей диковатого примитивного мирка, купленной когда-то на невольничьем рынке, и всю прежнюю жизнь считавшей Землю плоской, а небо – твердым. Но вместе с тем она была Высшим – именно так, ведь для высших несущественна разница между мужчиной и женщиной. «Высшие – те, чья мудрость и умение достойны того, чтобы вести Мидр вперед…»

Ну что ж, раз мудрость Высшего женского пола подсказывает ему, что следует затащить в постель одного из обычных Хранителей, то кто такой этот Хранитель, чтобы сомневаться в ней?

Он расслабился, дав влечению одурманить себя. Все прочее могло подождать… Ведь он, и впрямь в основе своей, все-таки – человек, и ничто животное ему не чуждо…

А потом все исчезло. И лишь звонкий, как колокольчик голосок Саккары раздавался в комнате отдыха:

– Ах, ну не надо так грубо – я всего лишь хрупкая женщина…

* * *

Там же, тогда же.

Материк Ирган был совершенно непохож на Аэллу. Впервые оказавшись здесь когда-то, уже очень давно, Зоргорн весьма и весьма удивился здешней жизни, и тому, как не схожа она с той, к которой он успел к тому времени привыкнуть. Но сегодня он смотрел окрест спокойным, даже слегка равнодушным взглядом, тем более, что мысли его были заняты делами.

Все тот же треклятый континуум с взбесившимся фактотумом не отпускал его, теперь уже, наверное и во сне. Даже Таргиз, с его непреклонной сосредоточенностью и то не выдержал.

Впрочем, не в одном Таргизе тут дело…

Зоргорн двинулся через парк, поневоле оглядываясь по сторонам.

Если на их родном континенте жители предпочитали дикую, не тронутую людьми природу, то здешние обитатели как раз напротив – окультуренную и украшенную.

Лужайки, словно прочерченные циркулем, среди светлых лесов, аленькие хрустальные озерца, поросшие лотосами, и белоснежными лилиями.

Изысканные и нежные цветы – нежно-голубые, синие, розовые, алые на клумбах, между которыми проходили дорожки усыпанные разноцветной галькой.

Фауна, представленная в ирганских садах и парках была невероятно разнообразна. Здесь обитали животные, собранные со всех вселенных. Кого здесь только не было: пещерные медведи, саблезубые тигры, карликовые слоники, мегатерии и игуанодоны бродили по тропинкам, совершенно не беспокоя друг друга и людей – об этом заранее позаботились, вмонтировав в мозг каждой хищной твари маленький чип, блокирующий всякую агрессивность.

Зоргорн медленно прошел по тропинке, с обоих сторон окруженной аккуратно подстриженными карликовыми деревцами, чьи ярко зеленые листья тянулись вертикально к солнцу.

Замок, изящный и тонкий, выплыл из зарослей плавно и неторопливо, словно только что сошел из под рук гениального художника. Замысловатой асимметричной формы, он всем своим внешним видом, казалось, опровергал все реально существующие законы архитектуры. Тонкие, изящные башенки, удивительно изогнутые у основания упирались остроконечными пиками в небо, галереи и переходы поражали своей неповторимостью и сложностью. Конические и многогранные кровли были увенчаны флюгерами, кованными из черной бронзы, казавшиеся произведениями ювелиров.

По устланной розовыми камешками дорожке, между клумбами, покрытыми узором, составленным из множества цветов, бродили ручные лани и пестрые павлины.

Неторопливо поднявшись по мраморным ступеням, Наставник шагнул в широко распахнутые двери. Оказавшийся бы здесь впервые ахнул бы от удивления, сколь бесподобно было внутреннее убранство замка. Дивной чеканки панно из серебра и бронзы, изящные канделябры, украшенные радугой безупречно подобранных самоцветов, ковры и парчовые гардины окружали его. Стены и потолок были отделаны пластинами перламутрово переливающегося матового камня, за которыми сияли невидимые светильники. В нишах стен стояли разнообразные, зачастую довольно гротескные скульптуры. Зоргорн остановил взгляд на одной из них, показавшейся ему самой необычной. То была статуя из зеленоватого золота, изображавшая существо с торсом мускулистого мужчины, ярко выраженными признаками пола и напряженными мышцами. Руки, готовые вцепиться и терзать чужую плоть, свисали ниже колен, за спиной были сложены огромные крылья, но не птичьи, а скорее летучей мыши или ящера.

Голова представляла собой нечто среднее между змеиной и львиной, а оскаленные клыки могли навести страх на кого угодно. Завершал картину драконий хвост, украшенный гребнем, обвивавшийся вокруг ног скульптуры. Статуя производила весьма отвратительное впечатление и, вместе с тем, не могла не восхищать мастерством исполнения. Почему-то казалось (и это еще боле усиливало зловещее впечатление) что это не фетиш, не идол, измышленный больным воображением, а нечто такое, что неведомый скульптор видел своими глазами.

Зоргорн еще долго бродил по замку, равнодушно обозревая древние статуи, коллекции оружия и украшений, картины и книги извлеченные из сотен миров. Читала ли их та, которая сейчас где-то в этом парке в одном из домиков развлекается с его учеником?

Факт оставался фактом, а Высший остается Высшим. Зоргорн же никогда им не станет, и этим сказано все. Теперь уж не важно, почему. И не играет роли, что кто-то в прошлом был великим магом, а другой – потрошителем древних гробниц, казненный за святотатство, еще кто-то – девицей для удовольствий в гареме.

Должно быть, он стареет. Тело жителей Мидра времени не подвластно, но душа… Наверное, не так уж далеко время, когда он ощутит усталость от жизни, и лишь страх перед неведомым посмертием удержит его от того, чтобы в один из дней поднять в небо аэр, бросив последний взгляд на Мидр сверху вниз, и взмыть в межпланетную пустоту, туда, где стихии Мидра сотрут его, обратив в ничто…

Быстро, будто подгоняемый чем-то, он вышел из замка и направился вдоль по широкой, вымощенной гранитными плитами дороге вверх, к холмам, где оставил аэр.

С них открывался вид на равнину, на которой, среди деревьев там и сям возвышались удивительные, непохожие друг на друга жилища ирганских Демиургов и Хранителей, совершенно непохожие на урбанизированные поселения Аэллы.

По пути ему встречались высокие, все в белых брызгах и маленьких радугах водопады, прыгающие со ступенчатых гранитных уступов. В чаще на склонах били хрустальные ключи, с холодной, ломившей зубы водой, обложенные окатанными камешками.

Брызги воды летели во все стороны, со звонким шелестом исчезая где-то в низине. Капли влаги были похожи на маленькие драгоценные камни, будто разлетающиеся в стороны из под точильного камня неумелого ювелира.

Зоргорн вздохнул и зашагал прочь от миниатюрного водопада. Таргиз не так глуп, чтобы не понимать – случись что, связь с женщиной из числа Высших ему не поможет.

А если не понимает и на что-то надеется… Что ж: даже самый лучший Наставник не в силах передать свой ум.