Текст книги "Афанасий Никитин"

Глава шестая
Афанасий и бизнес

Следует напомнить, что в Дербент Афанасий Никитин отправлялся по делам торговым. И что он вообще-то купец, представитель определенной (и весьма многочисленной в Твери) социальной группы. Говоря по-нынешнему – представитель частного бизнеса, зарабатывающий на жизнь покупкой и доставкой товаров народного потребления с последующей их перепродажей с целью получения прибыли от торговых операций.

В современной Твери таких «афанасиев» десятки тысяч. Поэтому, наверно, неслучайно в городе процветает своеобразный культ Афанасия Никитина, как предприимчивого, ловкого и ухватистого купца, одного из лучших представителей предпринимательского сословия. Есть (вернее, существовала до недавнего времени, пока не обанкротилась) сеть супермаркетов «Тверской купец», имя Никитина носят туристическое агентство, частное швейное ателье, фотостудия и еще с десяток малых предприятий (данные нашлись на сайте отдела потребительского рынка администрации Твери). Странно, что еще никто из местных банкиров не догадался выпускать дорожные чеки «Хождение за три моря» для деловых поездок или назвать в честь Афанасия какой-нибудь местный бизнес-форум. Однако нашего тверского купца не забывают. В День российского предпринимателя (23 мая) в Твери традиционно вручают почетные грамоты лучшим представителям местного бизнеса, и происходит это действо всегда на фоне гигантского плаката с изображением памятника Афанасию Никитину. Коллеги помнят!

И тут возникает вопрос – даже несколько. Раз Афанасий отправился в поездку с целью заработать денег, почему не заработал? Что стало тому причиной? Почему он не остался в Индии, чтобы затеять какое-нибудь свое дело? А если бы остался, удалось бы ему стать успешным предпринимателем? Об этом мы спросили у людей, которых с определенной натяжкой можно назвать наследниками Афанасия Никитина: они родом из России, а живут и занимаются бизнесом в Индии. Интересно, как они относятся к Афанасию.

Юрию 27 лет. Последние три года он живет в Дели, занимается бизнесом. Что-то связанное с поставками компьютерной техники и комплектующих. Его телефон дали наши общие знакомые, к которым мы обратились с просьбой найти человека, который бы уехал из Твери в Индию и создал там бизнес. Мы написали Юрию в Ватсапе с просьбой рассказать, как русские чувствуют себя в бизнес-мире современной Индии для книги об Афанасии Никитине. Он ответил сразу, но попросил не называть ни своей фамилии, ни названия компании, в которой работает. Первый же вопрос – как он оценивает предпринимательские качества Афанасия Никитина – вызвал у нашего собеседника бурную реакцию.

– Если учесть, что он прожил в Индии три года, и собирался заниматься бизнесом, торговлей, создавать какие-то предпринимательские активности, и за три года ничего не сделал, то это очень странно, – говорит Юрий. – Я читал «Хождение за три моря», читал уже здесь, в Индии. Хотел, если честно, почерпнуть из этой книги какой-то полезный опыт для бизнеса, но ничего не нашел. Я не знаю, каким он был купцом, Афанасий Никитин, но он ничего не пишет о своих попытках сделать там что-то. Он пишет, что вот там производят алмазы – так вперед, ищи деловых партнеров и вози алмазы в Россию, спрос наверняка был – но он этого не делает. В другом месте он пишет о ценах на финики – так ничего не мешает найти партнеров, нанять корабль, загрузить его финиками и отправить, но тоже ничего – написал и забыл. Тут одно из двух: либо у него не было таких намерений, либо он так себе купец…

В Дели живет и Андрей Попов, российский предприниматель, описавший свои бизнес-приключения в индийском деловом мире в книге «Похождения Сагиб-фаранга» (вышла в 2021 году в издательстве «Лимбус-Пресс»). Попов является индивидуальным предпринимателем, покупает по заказам из России образцы старинного холодного оружия для частных коллекций. И тоже считает, что Афанасий Никитин как купец показал себя не с лучшей стороны.

– Он же знал языки, это очень важно, – говорит Попов. – Я вот на местном наречии знаю только самые простые слова, могу попросить горячей воды, назвать какие-то цифры, но в целом общаюсь на английском или на «телепатите» (смеется), то есть могу объясниться жестами, чтобы меня поняли. Мне приходится часто ездить по Индии, за последние полгода я побывал в 15 штатах. А Афанасий знал и арабский, и татарский, мог объясниться, и уж совершенно точно в городах, где он жил, были и арабские купцы, и татарские. И им, конечно, нужны были контрагенты в России, в Твери, в Москве, потому что это тогда были новые неизведанные рынки. И сам факт того, что один из жителей Руси добрался до Индии, должен был навести их на мысль, что торговый путь уже протоптан. Я думаю, если бы он пришел к ним с предложением своих услуг, они бы его приняли с распростертыми объятиями. Но он почему-то не пришел…

Андрей Попов тоже признается, что в свое время, еще только собираясь поехать в Индию, внимательнейшим образом прочитал «Хождение за три моря». Его поразило, насколько точно и честно Афанасий описывал жизнь простых людей в Индии – где живут, чем питаются, как молятся («тут мало что изменилось за последующие пятьсот лет»).

– Я думаю, что Афанасий много недоговаривает, особенно по поводу своих купеческих занятий, – говорит Попов. – Он был купцом, торговым человеком, в этом сомнений нет. Но как купец он понимал, что в одиночку ему не пробиться, никакого торгового дела не завести. Потому что это Восток, здесь в бизнесе многое построено на семейных, товарищеских, кастовых отношениях. Я не верю, что у Никитина здесь не могло найтись компаньонов. Тем более я читал записки европейских купцов более позднего времени, которые добрались до Индии и создавали здесь торговые представительства – английских, например. Их в Индии работали сотни, если не тысячи. Сейчас не помню, конечно, но встречал упоминания (кажется, в воспоминаниях Уильяма де Римпли), что тут были и славяне. Чаще всего это были русские люди, бежавшие из турецкого плена (или вызволенные теми же англичанами) и осевшие в Индии. Например, у англичан в торговой миссии служил некто Малик, он был комендантом крепости, воевал с португальцами, и в примечаниях говорится, что он по происхождению был русский. Что-то мне не верится, чтобы русский купец не смог бы себе найти подходящего дела в Индии…

Вот еще одно свидетельство. Красноярская журналистка Наталья Дубашинская уже шесть лет полгода проводит в Индии, в деревне Арамболь штата Гоа. Уезжает в ноябре, возвращается в апреле-мае, когда в Гоа начинается сезон знойной жары. Зарабатывает тем, что в своем блоге ведет курсы для начинающих журналистов с остроумным названием «Займемся текстом». В Индии, говорит Наталья, сегодня много русских, большинство находят себе удаленную работу. Жизнь в Гоа относительно дешевая – можно снять квартиру в кондоминимуме за 10 тысяч рублей в месяц, обед в индийском заведении обходится в 250–300 рублей. Общаются русские с местными на английском, его до сих пор более-менее понимают во всех индийских штатах.

– Наверно, самое большое удивление я испытала, когда увидела, что многие индийцы по-прежнему с восторгом относятся к «белым людям», к европейцам, – говорит Наталья. – Причем как парни, так и девушки. Я помню, как-то мы сидели в большой компании, и там несколько человек, как оказалось, приехали из внутренних штатов Индии, они никогда не видели иностранцев, я оказалась первой русской, которую они встретили. И они сразу же подписались на меня в социальных сетях, и потом пытались общаться. Писали – как дела, что делаешь? А мне не о чем говорить, но и заблокировать их тоже никаких причин нет. Но вот эта навязчивость местных создает немалые неудобства…

Наталья говорит, что Афанасию Никитину, скорее всего, было в этом смысле еще сложнее. Индийцы отличаются простодушием и открытостью, они могут подойти к незнакомому белому человеку, завести разговор, идти рядом, подзывать друзей, чтобы они подивились на необычного гостя… А уж если представить, что Афанасий большую часть времени проводил на рынках и базарах, можно представить, как его доставало постоянное внимание местной публики. Еще хорошо, что в XV веке не было социальных сетей, а то все новые индийские знакомые на нашего Афанасия подписывались бы, и потом спрашивали, как его дела!

* * *

Вот еще парочка интересных мнений. Писательница Фаина Гримберг, автор книги об Афанасии Никитине, вообще считает, что он не был никаким купцом. «Эта книга началась удивительно, – вспоминает она. – Мой муж Андрей Гаврилин написал цикл стихов, скорее, даже песен, главным героем которых был Афанасий Никитин. Это были замечательные песни, позволявшие словно проникнуть в душу человека, который оказался на чужбине, но не пал духом. И я поняла, что надо написать прозаическую часть, так и появились “Семь песен русского чужеземца”. И когда я стала изучать документы, читать все, что было написано об Афанасии Никитине, у меня возник вопрос – а зачем он туда поехал, в Индию? Явно не за тем, чтобы там денег заработать. Да, он повез с собой коня, но с конем какая-то странная история приключилась. Он отправился в Индию как путешественник, как человек, у которого что-то в жизни не получилось, надломилось, и он сказал себе – а гори оно все синим пламенем, поеду посмотрю, как в индийских землях люди живут! Вот в это я могу поверить. А в его бизнес-миссию – не получается. Да и был ли он вообще купцом?»

Ей возражает московский ученый, научный сотрудник Института востоковедения РАН Евгений Гончаров. Он в Твери частый гость – приезжает на конференции, посвященные Афанасию Никитину, которые здесь проводятся регулярно. В 2019 году в городе состоялась XXI Всероссийская нумизматическая конференция, среди организаторов которой – Исторический музей, Эрмитаж и Тверской государственный объединенный музей. Впервые Тверь стала местом проведения столь представительного форума ученых-нумизматов. А Евгений Гончаров много лет изучает средневековую нумизматику, написал цикл научных работ, посвященных содержимому кошельков средневековых путешественников – например, Ибн Баттуты, известного арабского путешественника XIV века. «Я изучаю путевые записки, где есть упоминания о денежных единицах, монетах, ценах на разные товары, это лежит в сфере моих научных изысканий», – подчеркивает ученый. «Хождение за три моря» известно в трех списках, и Евгений Гончаров тщательно изучил все, чтобы понять финансовые обстоятельства тверского купца, отправившегося в Ширван (совр. Азербайджан), а вернувшегося из Индии…

Прежде всего Гончаров задается вопросом – какие деньги Афанасий Никитин имел при себе в начале путешествия? Скорее всего, это были монеты тверской чеканки, хорошо известные историкам. В ту эпоху практически все крупные города, столицы великих и удельных княжеств, чеканили свои монеты из серебра и меди, поэтому у Никитина теоретически могли быть московские денги (именно так, без мягкого знака) и серебряные слитки-гривны. Золотых денег в русских княжествах не чеканили, но там знали монеты из Западной Европы – английские, итальянские, венгерские. В Центральной России иногда находят и среднеазиатские золотые динары, и серебряные дирхемы Золотой Орды.

Афанасий Никитин проделал долгий путь, передвигаясь по территории нескольких государств, где существовали собственные монеты. Евгений Гончаров признался, что больше всего при чтении «Хождения» его как специалиста по средневековой нумизматике поражало, как у тверского купца все умещалось в голове: деньги разных номиналов, монеты из разных металлов, разного веса, разных названий. Причем похожие друг на друга деньги в разных странах могли называться по-разному, и наоборот – монеты с одним названием могли иметь совершенно разный вес и ценность. И Никитин (как, впрочем, и многие тогдашние купцы) все это держал в уме, пересчитывая чужие деньги на понятные ему тверские денги, алтыны и рубли. Если бы Афанасий жил в наше время, он мог бы быть успешным валютным брокером!

Впрочем, о своих финансовых обстоятельствах тверской купец сообщал крайне скупо. «Он ведь был купец, человек торговый, то есть хитрый, себе на уме, – говорит Гончаров. – Соответственно, мы не можем доподлинно знать, сколько денег он при себе имел и как их тратил: как у всякого человека с коммерческой жилкой, один пишем, два в уме». В качестве примера он приводит историю с конем, которого Афанасий Никитин купил в Иране, чтобы продать его с выгодой в Индии. В разных списках «Хождения» эта коммерческая операция описывается по-разному. В одном сообщается, что Никитин купил коня «за 100 рублей», но что это были за рубли, неизвестно. В другом есть упоминание, что конь обошелся ему в 68 золотых футунов, но что имеется в виду – цена коня или расходы на его содержание, тоже загадка. Зато в связи с конем тверской купец упоминает цены на финики, которыми на юге Ирана кормили домашних животных.

«История путешествия Никитина крайне интересна для нумизмата, для историка, – считает Евгений Гончаров. – Как и вообще вся тверская нумизматика представляет огромный интерес: ведь свои деньги в ту эпоху чеканили и в Твери, и в Кашине, и даже в небольшой Городне. Здесь еще много есть чего изучать».

Но в одном Евгений Юрьевич не сомневается: Афанасий Никитин действительно был купцом, и в Индию следовал по делам торговым. Но, как принято говорить, «что-то пошло не так». Такое бывает в бизнесе, и не только во времена Никитина.

* * *

Торговля, тем более международная, на Западе ли, на Востоке – во все времена это занятие оставалось весьма опасным. От купца, пожалуй, требовалось больше храбрости, чем от рыцаря или моряка. Если бы мы могли увидеть с высоты птичьего полета Евразию времен Афанасия Никитина, то обжитые территории показались бы нам крошечными островками в совершенно диком «море» лесов, гор, пустынь, степей. Отправляясь в путь, торговец понимал, что ему придется терпеть и голод, и холод, и жажду, и болезни; а также защищать себя и свое добро от хищных зверей и разбойников. Разбой на пространствах средневековой Евразии был совершенно обычным делом, причем занимались им иногда целые племена, особенно кочевые, а больше всего – феодалы. Пересекая границы частных владений, негоциант каждый раз платил пошлину, но это бы еще полбеды. Знатным сеньорам, эмирам и ханам прямой грабеж торговых караванов представлялся своего рода спортом, позволявшим и силу показать, и пополнять запас денег для раздачи дружинникам, и пиры с турнирами устраивать.

Именно поэтому средневековые купцы никогда не отправлялись в торговые поездки в одиночку. Они либо присоединялись к посольствам, либо собирались в караваны, нанимая в складчину вооруженную охрану. На лошадей, мулов, ослов или быков грузили вьюки с товарами и подарками («задабривать» встречных феодалов и племенных вождей), запасы провианта и воды. Тщательно прятали деньги – в пояс, в подметки, в шапку или иное тайное место и, попросив помощи у Бога или святого-покровителя, трогались в путь. Но, чтобы дойти до цели, необходимо было еще одно: знать маршрут. Средневековые карты выглядели зачастую не менее фантастически, чем романы той же эпохи: никаких точных представлений о местности, границах, расстояниях они не давали. Следовательно, к дальней экспедиции приходилось готовиться, расспрашивая паломников, путешественников и своих же коллег (а конкуренты не всегда говорили правду), быстро ориентироваться на местности, внося необходимые изменения в маршрут.

Еще нужно было запастись хоть какими-то сведениями о том, какие товары в стране назначения пользуются спросом, а какие лучше туда не везти, каковы там обычаи и законы, какие опасности могут подстерегать. И, разумеется, знать языки. Так что негоцианты тогда могли похвастаться, пожалуй, лучшим образованием, чем даже клирики – общепризнанные хранители знания в cредние века. Это обстоятельство как-то принято упускать из виду – что русские купцы в большинстве своем были полиглотами. Тот же Афанасий Никитин, судя по его записям, свободно владел татарским и арабским, мог объясниться на фарси. Наверняка знал какие-то слова и на хиндустани, позже превратившемся в хинди, и на маратхи, распространенном в той части Индии, где он путешествовал.

Вот что писал Измаил Срезневский, первый исследователь «Хождения за три моря», в 1853 году: «Пятнадцатое столетие, памятное в летописях Западной Европы своим особенным стремлением ознакомиться и упрочить связи с отдаленным Востоком, не осталось и для нас, русских, без воспоминаний, доказывающих, что и наши предки принимали в этом ходе помыслами и участием своим, насколько помогало им их положение. Еще ни на одном море не плавали наши торговые корабли, и товары от нас и к нам могли идти большей частью обозами и вьюками, подвергаясь опасностям перехода через пустынные и враждебные степи и горы; еще правительство только начинало думать о поддержании торговых связей с иностранными державами, и помогать торговцам, едва ли заботясь о распространении верных сведений о землях и народах; тем не менее дух промышленной и торговой любознательности вскрывался у нас все более по мере распространения и усиления государства Московского».

Что можно было везти из Руси в восточные страны? Оказывается, много чего. Вот что пишет профессор Исаак Кулишер в знаменитой дореволюционной книге «История русской торговли до девятнадцатого века»: «Какие товары могли везти после Татарского погрома, но торговые возможности открывались для предков наших с помощью тех же татар: вольным торговцам о них могли рассказывать и пленники, которым судьба помогала вернуться на родину, и те русские, которые ходили в Орду для умилостивления ханов. В те Орды не по одному праву добычи, но и по решимостью торговцев свозились товары и сокровища Персии, Индии, Китая, и сами ханы к ним прокладывали дороги для торговцев и товаров. Русских – если не послов, то купцов, торговцев – вместе с их кожами, мехами, льняными тканями видели в Самарканде, из того, что их замечали вместе с торговцами Индии и Китая, можно догадываться, что торговля их была значительна. И не должно казаться странным появление русских торговцев не только в Самарканде, но и в Александрии, и в Дели, что в северной Индии – если не самих торговцев, то их товаров. Русские товары и торговцы могли легко заходить в Шамаху, Тавриз, Багдад, Султанию, Токат, о чем есть свидетельство в путевых записках Руи Гонсалеса де Клавихо, ездившего ко двору Тамерлана. Об этом говорит Шегаб-Эддин в своих “Живописных путешествиях”. Русское льняное полотно продавалось в подвластных Тамерлану землях под названием антиохийского».

* * *

Давайте попробуем, следуя тексту «Хождения за три моря», восстановить по пунктам весь маршрут, всю «индийскую Одиссею» Афанасия Никитина, с учетом возможных бизнес-проектов, которые он, не исключено, держал в голове. А в качестве путеводителя используем статью одного из лучших российских индологов Евгении Ваниной «И я от многих бед пошел в Индию…», опубликованную в 2007 году в журнале «Вокруг света».

Итак, в прошлой главе мы оставили Афанасия со спутниками в пути из Астрахани в Дербент. Об этом пути в «Хождении» говорится: «В одном судне посол Хасан-бек, да тезики, да нас, русских, десять человек; а в другом судне – шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря, и судно меньшее разбило о берег. И тут стоит городок Тарки, и вышли люди на берег, да пришли кайтаки и всех взяли в плен. И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы ограблены». Упомянутые выше дагестанские разбойники-кайтаки находились в союзе с Ширваном – их правитель Халил-бек был шурином ширваншаха Фаррух-Йасара. Поэтому Никитин мог надеяться на содействие ширванских властей в возвращении похищенного. Тем более что русский посол Папин уже находился в Шемахе и мог поддержать просьбу купца.

Дадее Афанасий пишет: «И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли, – чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: “Господин! Судно русское разбилось, а кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили”». В итоге ширванцы убедили кайтаков освободить пленников, а вот возвращать русским добро отказались – мол, много вас тут ходит. Ширваншах так и заявил, черствый человек. «И не дал он нам ничего: дескать, много нас», – сообщает Афанасий.

После этого соотечественники Никитина отправились восвояси домой, а сам он отправился на ладье в Баку, за 120 километров от Дербента. Преодолев свое первое море, Каспийское, он приплыл в город Чапакур. Здесь начался новый этап его путешествия по неизведанной Персии; сегодня эта страна называется Ираном, да и тогда была известна на Востоке под этим именем. В то время Иран был разделен на враждующие государства – запад контролировали тюркские династии Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, а восток, куда прибыл русский купец, оставался под властью Тимуридов. В Иране Афанасий прожил год или больше, постоянно переезжая из города в город: «И прожил я в Чапакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда – к Рею». Вообще же перечень городов, по которым скитался Афанасий в течение года, впечатляет. Вот их краткое перечисление: Чапакур – Сари – Амоль – Демавенд – Рей – Кашан – Наин – Йезд – Сирджан – Таром – Лар – Бендер (Старый Ормуз) – Ормуз Новый, на острове лежащий.

Афанасий очень коротко сообщает, в каких городах был, и ни слова о том, чем занимался во время своих переездов. Учитывая его профессию, можно предположить: тверскому купцу опять не везло. Торговля не шла, восстановить состояние не получалось. Кроме того, И. Срезневский предположил, что краткость упоминаний о Персии связана с тем, что раньше он уже бывал в этих краях, и особенно говорить о них было нечего. От города к городу он шел через плоскогорье от южного берега Каспия до северного побережья Аравийского моря, живя по нескольку недель и месяцев в каждом городе и отмечая всё, интересующее его. Например, упоминает об исторических преданиях, связанных с той или иной местностью. Например, с городом Реем: «Тут убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда – семьдесят городов разрушилось».

Здесь русский купец сообщает о виденной им в Рее шиитской мистерии «шахсей-вахсей», посвященной гибели в междоусобной борьбе сыновей халифа Али – основоположника шиизма, принятого персами. Однако смешивает ее с местными поверьями о том, что частые в этой стране развалины древних городов принадлежат язычникам, которых проклял пророк Мухаммед. По названиям городов, записанных Афанасием, можно проследить не только его путь по Персии, но и цены на местных рынках. В Тароме, например, он записывает: «А финиками кормят животных, свиней, а батман стоит четыре алтына». Батман – восточная мера веса, принятая и на Руси, но величина ее везде была разной, как и многих других мер, весов, денежных единиц. Можно понять, как трудно приходилось Никитину, даже если он бывал в Иране раньше.

И снова возникает вопрос: зачем он пошел дальше, почему не отправился назад на Русь вместе со своими спутниками? Может быть, из страха вернуться в Тверь с убытком и в долгах, как сам пишет об этом: «И я от многих бед пошел в Индию, потому что на Русь мне идти было не с чем, не осталось у меня никакого товара». Но, возможно, этим он прикрывал другой мотив – жажду приключений, желание увидеть неведомые земли. Такое желание в средневековой Руси вполне могло считаться грехом (в отличие от торговых предприятий, пусть даже убыточных). Может быть, поэтому купец и называл свое хождение «грешным». Но все равно не раскаивался в нем – разве что в том, что не мог соблюдать в пути святые праздники. Как уже говорилось, это случилось из-за того, что во время злополучного конфликта с астраханскими таможенниками лишился не только товаров, но и священных книг.

В «Хождении» говорится: «Первую Пасху праздновал я в Каине, а другую Пасху в Чапакуре в Мазандаранской земле, третью Пасху – в Ормузе, четвертую Пасху в Индии, среди бесермен, в Бидаре». Каин – какая-то ошибка, возможно, сделанная переписчиком текста (мы уже говорили, что первоначальный текст записок до нас не дошел). В любом случае это было еще на Руси – быть может, в Клину, тогда принадлежавшем Тверскому княжеству, или в Калязине. Если Афанасий отправился в путь в 1467 году, то в Ормузе он оказался только в 1469-м – а значит, провел в Иране больше времени, чем считают исследователи. Что он там делал, непонятно – может быть, пытался торговать, чтобы добыть денег на возвращение домой… или на дорогу в мепзосную Индию, куда уже твердо решил отправиться.

* * *

Ормуз – самый ближний порт к Индии, но там Афанасию не понравилось: «Велик солнечный жар в Ормузе, человека сожжет». Однако купец отмечает: «Ормуз – пристань большая, со всего света люди тут бывают, всякий товар тут есть; что в целом свете родится, то в Ормузе все есть. Пошлина же большая: со всякого товара десятую часть берут». Не исключено, что там на рынках (а где еще постоянно тереться в незнакомом городе русскому купцу, как не на рынке, среди коллег?) Афанасий услышал, что в Индии очень ценятся лошади. За хорошего породистого жеребца можно получить целое состояние. На все накопленные во время иранских скитаний деньги (Афанасий упоминает сумму «сто московских рублей») он покупает жеребца и из гавани Ормуза устремляется в Индийское (то есть Аравийское) море. Это было второе море в его путешествии.

Впрочем, стоп! В Ормузе ему пришлось задержаться на месяц в ожидании судна до Индии. И вот Афанасий погрузился на «таву» (легкий парусник, построенный без единого гвоздя) вместе с конем и чуть ли не последними двумя золотыми, которые пришлось отдать за проезд. Кони, как рассказывает Никитин, составляли основной груз этого рейса. Их и вправду выгодно было экспортировать на жаркий южный субконтинент. Армии местных правителей требовали новых и новых лошадей, поскольку они в непривычном климате часто гибли от жары и бескормицы. Купцы покупали степных скакунов за 8—10 динаров в Аравии, Иране, золотоордынских степях и продавали в Индии за 100, 200, а то и 500 динаров. Цена на породистых «арабов» доходила и до тысячи.

Плавание продолжалось шесть недель. Поначалу курс тавы лежал в направлении, противоположном Индии, и через десять дней путники увидели Маскат в Аравии – нынешнюю столицу султаната Оман. И лишь потом, по прошествии всего оставшегося времени, перед ними на горизонте забрезжил берег Индостана. Проплыли мимо Камбея, крупнейшего в этих местах порта на Аравийском море. «Тут родится краска да лак», – пишет Афанасий, но не сходит на берег, чтобы организовать их поставки. Между тем корабль двигался на юг, вдоль Конкана – западного побережья Индии, пока наконец не бросил якорь в порту Чаул, в 120 километрах от современного Мумбаи (Бомбея). Как пишет Афанасий: «И тут индийская страна». Тут же начинается и главная часть его записок и приключений.

Сойдя на индийский берег в Чауле, он не задержался в этом городе, поскольку Чаул не был крупным портовым и торговым центром. Афанасий с караваном персидских купцов отправился через небольшие селения Пали и Умри в богатый город Джуннар, стоящий «на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя». Тут бы и продать коня с прибытком, но оказывается, что в конях у местного правителя недостатка не ощущается: «Правит тут индийский хан – Асад-хан джуннарский, а служит он мелик-ат-туджару[4]4
  Мелик ат-туджар – титул великого везира султаната Бахманидов Махмуда Гавана, о котором пойдет речь далее.


[Закрыть]. Войска ему дано от мелик-ат-туджара, говорят, семьдесят тысяч. А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с кафарами двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асад-хан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, хорасанцев, у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах – индийских кораблях».

Тут возникает один из самых пикантных моментов в путешествии, о котором Афанасий сообщает так: «В Индийской земле купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. Если имеешь с ней тесную связь, давай два жителя, если не имеешь тесной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда тесная связь даром; а любят белых людей». Последние две фразы Афанасий записал на татарском языке («Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут») – видимо, что-то там у него было, раз знал цены на местных «женок», но писать об этом на родном языке не решился. Забавная деталь: уже много лет в переводе Л. С. Семеновым читатели видят этого непонятного «жителя», хотя Никитин имел в виду джитал – мелкую серебряную монету тогдашнего Индостана.

* * *

В Джуннаре Афанасий «зимовал» два месяца, живя на постоялом дворе. Дел у него здесь особых не было – видимо, все это время он пытался продать коня. Своей светлой кожей, европейской внешностью он привлекал к себе нежелательное внимание, и скоро о странном человеке необычной внешности, который всюду ходит и предлагает коня, пошли слухи по городу. И с Афанасием случилась беда: местный правитель Асад-хан отобрал у него жеребца и сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых в придачу дам, только перейди в веру нашу… А не перейдешь в веру нашу, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму. И срок назначил – четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост…» Лишь заступничество некоего «казначея Мухаммеда» (хозяйочи Махмет) помогло купцу вернуть коня и избежать насильственного обращения в ислам.

Понятно, что после такого «наезда» Афанасий счел за лучшее как можно быстрее покинуть негостеприимный Джуннар. Коня он так и не продал, и вообще эта история его уже бесила: «Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево». Опытный коммерсант сразу понял, что основные индийские товары – шелк, хлопок, пряности, красители – на Руси сбыта не найдут. Да и вывезти их будет трудно: «А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много». В общем, стало окончательно ясно, что зря Афанасий отправился в такое далекое и трудное путешествие. Но возвращаться было уже поздно – оставалось двигаться вперед.