Текст книги "Генофонд нации"

Глава вторая
Полицейские и воры

– Это и есть бункер Сталина? – спросил Вадим Токмаков, когда за стеклами «Мицубиси» промелькнуло двухэтажное здание казарменного вида, но вместе с тем имевшее портик с колоннадой.

Шел десятый час пребывания питерской оперативно-следственной бригады в Саратове, и гости уже знали, что в 1941 году этот город, носивший тогда имя одного из рано умерших партийный деятелей, претендовал на титул временной столицы СССР. 7 ноября здесь, как в и Москве, проходил военный парад, который принимал маршал Ворошилов. Здесь же был построен бункер, готовый принять Сталина, если бы немецкое наступление под Москвой не захлебнулось.

– Бункер Сталина? – переспросил сидевший за рулем Иван Гайворонский. Свежий и подтянутый, будто не уехал накануне из гостиницы в четыре утра, он ленивым поворотом головы проводил здание, мелькнувшее за окном.

– Нет, бункер Сталина на площади Чапаева. А это Академический театр оперы и балета. Там сейчас варьете выступает. Вечером можно заглянуть.

– До вечера еще нужно дожить, – пробормотал Токмаков. Не то чтобы ему было совсем уж худо после вчерашнего, или, допустим, сильно опасался местной мафии. Нет, подобные мысли в стриженой едва не под ноль голове оперативника не возникали: он умел справляться и с головной болью, и с отморозками, не в меру прыткими. Но с такой угрозой мирной жизни как Жанна Феликсовна Милицина, помещавшаяся сейчас рядом с ним на заднем сиденье, Токмаков еще не сталкивался…

За несколько утренних часов она основательно всех достала. Уже в семь часов, полная сил и энергии, она яростно стучала в номер оперативников. Когда же Токмаков буркнул: «Входите, открыто!», на его голову был обрушен поток упреков в халатном отношении к сбережению личного оружия (в незапертую дверь могли проникнуть ночью торговцы анашой, которых полно в гостинице) и склонности к употреблению спиртных напитков (пустая бутылка предательски светилась на столе).

Непейвода, как разведенный и, следовательно, более опытный, переждал грозу, не высовывая носа из-под одеяла.

Однако молний у тайфуна по имени Жанна было хоть отбавляй. Следующий заряд достался подъехавшему с копченым жерехом Ивану Гайворонскому: зачем, он думает, прибыла сюда из Петербурга оперативно-следственная бригада? С утра закусывать копченой рыбкой?

Бешеная энергия очковой змеи сделала свое черное дело. Копченый жерех остался ждать своей участи в холодильние. В девять утра питерцы отметились в Управлении финансовой разведки по Саратовской области, взяли трех сотрудников службы физзащиты и теперь ехали в Стена-банк по Центральной улице города – Малой Садовой.

Слева по курсу католический костел пытался достать до неба парочкой своих звонниц и дюжиной башенок нецелевого назначения. И это ему, наверное, удалось. Как ни поджимало небо подбрюшье серых ватных облаков, острые, словно кинжалы, шпили проткнули его в нескольких местах.

И теперь в Саратове шел снег, снег… Вокруг все было белым-бело, будто в операционной – ни мусора, ни просевших тротуаров. Даже потрескавшиеся стены домов вроде как заштриховал снежок.

Токмаков давно не видел таких снежинок – легкие, воздушные, они медленно скользили с неба, как по ниточке. Даже подозрительная от рождения Жанна Феликсовна слегка расслабилась, неожиданно заявив, что на предновогодних утренниках в школе она всегда танцевала Снежинку.

Оперативно-следственная бригада встретила чистосердечное признание гробовым молчанием, стараясь к тому же, по возможности, не дышать. Но стекла машины все равно предательски запотевали под их могучим выхлопом.

Вадим Токмаков подумал, что оптимальной ролью для следователя Милициной оказалась бы роль Бабы-яги. И в следующие пять секунд она это блистательно подтвердила. Вперив в Гайворонского взгляд, который тот ощутил даже затылком, Жанна Феликсовна произнесла:

– Тут отдельные личности вспоминали о Сталине. И должна отметить, что вспоминали без должного уважения, хотя именно при Сталине нас начали уважать во всем мире. Впрочем, это очевидно, поэтому буду короче. Вот вы, Гайворонский, из лучших, полагаю, побуждений привезли нам в гостиницу одиннадцать новых и вполне приличных дубленок…

– Десять, – вжался в кресло Иван Гайворонский. – Десять разного размера тулупчиков. Я же не знал, кто какого роста, поэтому и…

– Одиннадцать, – тоном не следователя, но без пяти минут прокурора сказала Милицина. – Я считала, и спорить со мной бесполезно.

– Это я уже понял, – рискнул заметить Гайворонский. – Ну, виноват! Батыр просчитался, я не проверил. Зато…

– А генералиссимус в схожей ситуации поступил по-другому! В конце войны ему понадобился новый мундир. Портной, чтобы не отрывать от дел государственного человека, обошелся без второй примерки. Просто сшил не один, а десять мундиров с напуском в несколько миллиметров каждый, чтобы вождь выбрал тот, который удобнее… И как, вы думаете, поступил Иосиф Виссарионович?

– Расстрелял портного? – робко предположил Гайворонский.

Жанна Феликсовна сделала ужасное лицо:

– Вы что, учили историю по бесплатному учебнику Сороса, который тот втюхивал в наши школы? Вы, может быть, тогда согласны, что переломным событием Второй мировой войны был морской бой у атолла Мидуэй, где американцам кое-как удалось потопить четыре японских корабля?

Гайворонский оправдывался, что насчет «вышки» для портного он предположил без злого умысла, и вообще всецело одобряет национальную политику Иосифа Виссарионовича, растасовавшего чернозадых по Казахстану и Сибири. Что же касается учебников, то последние лет десять он вообще их в руках не держал.

– Это вас тоже не красит, – строго заметила Жанна Феликсовна.

В кабине «мицубиси» воцарилась тишина. Токмаков даже ухитрился немного подремать. Ему было уютно в овчинном тулупчике, пахнувшем свежевыделанной кожей. Гораздо уютнее и теплее, чем товарищу Милициной в тощем голубом пуховичке.

Кажется, Вадим даже тихонечко всхрапнул, за что немедленно был вознагражден ударом острого локотка в подреберье.

– Своим поведением вы позорите нашу бригаду! – услышал он над ухом свистящий шепот очковой змеи и открыл глаза.

Джип стоял у высоченного здания на берегу Волги, у самой излучины. Снег прекратился. Сказка кончилась. Но Токмаков еще не знал ее конца.

– Жанна… э-э… Феликсовна, так что же реально произошло с портным Сталина? Если не расстреляли, то, наверное, впарили десять лет без права переписки? – подзадорил Вадим отмороженную спутницу, на сей момент бывшую его начальницей. В оперативно-следственных бригадах старшими всегда назначаются следователи.

– Сталин взял первый попавшийся китель, а портной должен был оплатить остальные. Впрочем, – заторопилась Милицина, – узнавшие об этом случае военачальники разобрали мундиры… Истинное величие души, – заключила она, – проявляется во всем. Так же как и склонность к низменым и пошлым развлечениям тоже не удается скрыть!

– Где вы только раскопали эту змею? – вполголоса спросил Гайворонский, когда выходили из машины. – Ну, прямо кобра, в натуре!

Токмаков произнес свою любимую фразу:

– Никто и не говорил, что будет легко. Но за понимание – спасибо.

– Друзья познаются в биде! – жизнерадостно хохотнул Иван Гайворонский, захлопывая дверцу «Мицубиси».

– Кстати, о птичках. Ты откуда столько полушубков наволок?

– Не бери в голову. Вчера склад арестовали у одного черного. Попользуетесь, обратно закину. Товар не фирменный, в Акмоле такие шьют, и все равно за бесценок уйдет в счет недоимки.

– Гляди, чтобы претензий не было.

Гайворонский стал серьезен:

– Да если бы и были, что с того? Плевать я хотел на претензии всех барыг Москвы, Питера и родного Саратова, вместе взятых, если вижу, что наши сотрудники мерзнут.

Токмаков потопал ногами:

– Сотрудники должны стойко переносить лишения и тяготы службы.

– А барыги должны честно платить налог на правоохранительные органы! К тому же, о чем спич? Какие могут возникнуть у Батыра претензии? Я его, подлеца, еще по прежней службе знаю, когда с наркотой боролся. Внаглую анашой торговал, у нас же с Казахстаном граница… Между прочим, в этой конторе, – Гайворонский кивнул на облицованный керамической плиткой фасад здания, – у Батыровых «шестерок» тоже клиентов дополна.

– Курят или колются? – спросил Токмаков, знавший необъяснимое пристрастие «новых русских» к наркоте.

– И то и другое, – махнул рукой Гайворонский, – и на «черном» сидят, и на «белом». У нас здесь выбор богатый – перевалочный пункт, прямой транзит из Чуйской долины. Впрочем, я от этих дел теперь отошел. Ну что, вперед?

– Вперед, – согласился Токмаков.

– Вперед! – скомандовал и невысокий коренастый офицер службы физзащиты двум другим «физикам» в камуфляже и с автоматами.

И они пошли вперед, к облицованной керамикой башне, выглядевшей будто после обстрела из крупнокалиберного пулемета: от мороза, ветров и старости часть плиток обвалилась. Но и теперь фасад смотрелся достаточно внушительно – уходящая в небо светло-желтая стена.

Стена-банк, – подумал Токмаков. – Вот ты какой…»

Да, он был такой! Не похожий ни на один из банков, посещавшихся Токмаковым прежде. Более того, Вадим предполагал, что и впоследствии едва ли еще увидит банк, первый этаж которого был бы отдан под торговую зону, а на двух последних – проектировали двигатели к космическим ракетопланам. Собственно банку была отдана середина этого слоеного пирога. Кроме того, на этажах, как изюминки в тесте, попадались экзотические организации, преимущественно военные: поволжский филиал Центрального научно-исследовательского института экипировки и военной формы, радиомастерские, даже цех картографической фабрики.

Секрет «разносортицы» объяснялся просто. Стена-банк арендовал помещения, и за подозрительно низкую арендную плату, у конструкторского бюро аэрокосмического двигателестроения. Причем, собственно двигателестроителям, как водится, даже из этих крох не перепадало ничего, – все уходило в Минобороны на счета ГКТУ – главного комплексно-технического управления.

Об этом питерцам на ходу рассказал Иван Гайворонский. Что же касается других секретов Стена-банка, – ключи к ним предстояло подобрать оперативно-следственной бригаде. А для начала – просто войти в Стена-банк, что оказалось весьма непростым делом. Охраняли эту волжскую цитадель не сотрудники службы собственной безопасности банка, и даже не милиция, а бойцы натурального армейского спецназа в зеленых коконах пуленепробиваемых жилетов.

Поэтому первоначальный этап операции, за который отвечал Иван Гайворонский, растянулся минут на сорок.

Иван оправдывался трагическим шепотом:

– Не пускать же против них физзащиту? Да и вообще я хотел предупредить, чтобы мы были деликатнее.

– То есть? – нахмурила под очками светлые бровки Жанна Феликсовна. – Такого понятия нет в законе.

– Про то, чтобы электричество военным отключать и «оборонке» выплаты задерживать, тоже нигде не написано, – возразил Гайворонский. – А банк – он многие наши заводы кредитует, не только авиационный. Можно сказать, эта «Стена» экономику всей области подпирает.

Токмаков подумал, что в доводах местного опера присутствует железная логика. Нетрудно было догадаться, что и здешнему руководству правоохранителей в поддержке не отказывает. Председатель правления наверняка лично знаком с генералом, небось и с главой администрации области вместе ездят на охоту.

Снежинки перестали сыпаться с неба. Ветер, ощутимый здесь, на высоком волжском берегу, раздвинул облака. Неожиданный луч солнца ударил в двенадцатиэтажную башню, и желтые облицовочные плитки вспыхнули так, словно были отлиты из чистого золота.

На седьмом этаже «Волжской твердыни», как в Саратове называли Стена-банк за его неохоту выдавать кредиты, лучи солнца осветили кабинет председателя правления.

Обстановка просторного кабинета свидетельствовала о причастности банка к финансированию авиационных программ. На стеллаже в углу красовались модели боевых самолетов и вертолетов, простенок занимала картина маслом: биплан многоцелевого назначения Ан-2 доставил гуманитарную помощь в африканский поселок. И даже Т-образный стол председателя правления, в доброй канцелярской манере выстланный зеленым сукном, напоминал средних размеров аэродром.

Вдоль этого стола метался человек среднего же роста, возраста и способностей – Юрий Германович Безверхий. В данную минуту он никак не выглядел хозяином солидного кабинета в «Волжской твердыне». С заложенными за спину руками, суетливым взглядом, он, скорее, напоминал терпящий бедствие самолет, который хотел бы, но не может приземлиться на взлетно-посадочную полосу родного аэродрома.

… Вопреки завистливым предположениям о сладкой жизни жирующих банкиров, утро в банке начинается рано. К девяти часам начальники ведущих управлений и департаментов – финансового, ценных бумаг, кредитного, валютного и корреспондентских отношений – уже должны получить текущую информацию по своим линиям, чтобы на пятиминутке доложить ее председателю правления.

В эти пятнадцать минут определяется тактика предстоящего дня, поэтому Юрий Германович Безверхий чрезвычайно ответственно подходил к утреннему совещанию. «В банке нет бесплатных денег, – любил повторять он. – Наша задача оставить по минимуму денег на сегодняшний день. Каждый наличный рубль должен крутиться как белка в колесе».

Он и сам крутился как эта белка. Или бешеная крыса, стремящаяся обогнать других в крысиных бегах, любой ценой урвать свое. Когда пару лет назад добрые люди предложили ему Схему, Стена-банк лежал в руинах, имея несколько десятков миллиардов задолженности перед бюджетом. Теперь долги банка погашены, личный счет Безверхого в швейцарском банке округлился, как и его животик.

«Вся наша жизнь – крысиные бега», – это выражение Юрий Германович привез из Соединенных Штатов вместе с остроносыми ковбойскими сапогами и дипломом бакалавра университета, полученным в результате двух месяцев приятных развлечений. И в сапогах, которые он надевал при выездах на заволжские пикники с коллективом родного банка, и в циничной американской фразе была истинная крутость. Не говоря уже о дипломе с американским орланом, взлетевшим неизмеримо выше, чем двуглавый российский орел.

Однако крутой характер не купишь, на прокат не возьмешь. Это тебе не ковбойские сапоги – взял и надел. После звонка из Петербурга на мобильный телефон, номер которого только для таких экстренных ситуаций использовался, Юрий Германович не спал всю ночь. В банк он приехал злым, раздраженным, опоздав на четверть часа. И – случай небывалый – первым делом пригласил в кабинет начальника службы безопасности. Того самого Костомарова, которого по жизни недолюбливал, ибо он, Петр Трофимович, как раз-таки обладал металлом в голосе и характере.

«Казначей» – начальник финансового управления, отвечающий за святая святых – координацию активов и пассивов, и «кредитник» недоуменно переглянулись. Главный бухгалтер – солидный мужчина под шестьдесят, перешедший в Стена-банк из рассыпавшегося Стройбанка – уселся в приемной со свежим номером «Коммерсанта».

Начальник департамента коротношений, решительная дама бальзаковского возраста, стройная и подтянутая, со звучной фамилией Кайеркан закурила, нервно стряхивая пепел прямо на серебристый ковролин. Из всех собравшихся на пятиминутку она, единственная, знала, чем реально грозит банку предстоящий визит питерских оперативников, о котором их своевременно предупредили. Добро бы были местные – со своими всегда можно найти общий язык, городок-то маленький, линии пересечения жизненных интересов всегда найдутся. Так нет же – едут из Питера. А это уже чревато. Грозит Юрику серьезными проблемами.

Юриком Лидия Кайеркан называла председателя правления. Их «служебный роман», начавшийся два года назад, шел на убыль одновременно с подъемом банка, что Лидию отнюдь не устраивало. Она надеялась, что проверка отвлечет Юрика от безмозглой телки, на которой тот сдуру женился пару месяцев назад. Вернет в объятия женщины, одинаково хорошо понимающей как в сексе, так и в кредитно-финансовых операциях.

Надежды питают не только юношей. Надежды питают стареющих женщин, поезд которых вот-вот уйдет с последнего полустанка любви.

Невеселые думы Лидии Кайеркан прервал голос молоденькой секретутки:

– Юрий Германович приглашает…

В это утро пятиминутка не затянулась. Ни одна из четырех позиций доклада – текущая информация о наличии денег на корсчетах, уровень ставок, тенденции курсов валют, цены на бумаги – не вызвала адекватной реакции председателя правления банка. Юрий Германович уныло смотрел в одну точку – на пепельницу из золоченой бронзы, выполненную в виде соблазнительно раскинувшейся Наяды.

Кайеркан последней задержалась в кабинете после совещания:

– Юра, ты не раскисай только. Держись увереннее. Хочешь, я им сейчас наговорю с три бочки арестантов?

Вздрогнув, Безверхий хмуро посмотрел на поднадоевшую любовницу:

– Арестанты? Какие, к черту, арестанты! С тобой дошутишься…

– Со мной как раз не пропадешь.

Да. Он это знал. Не раз Лидочка Кайеркан, посвященная во все подробности функционирования Схемы, давала Безверхому хорошие советы.

– Ладно, не храбрись. Тебя они тоже прессовать станут. Все клиенты по твоему департаменту. В том числе и…

Кайеркан вдруг подозрительно огляделась по углам кабинета и приложила к дрожащим губам председателя правления свою узкую гладкую ладонь:

– Тссс…

Безверхий машинально поцеловал эту пахнущую духами ладонь. Что-то всколыхнулось. Но порыв тут же угас. Не до того.

– Если ты боишься микрофонов, то напрасно, – успокоил он женщину. – Служба безопасности сегодня проверяла. Бояться нам нужно другого. Корсчета ФСО, вот что…

Лидия Кайеркан взъерошила редкие волосы Безверхого:

– Платежки на корсчета растасованы по операционным дням, замучаются искать. Я и дополнительно кое-что подзатенила. Ты же знаешь: на меня где влезешь, там и слезешь.

От начальника департамента коротношений зависело сейчас многое, и Безверхий поощрительно сжал коленку Кайеркан, пошутив:

– С тебя, Лидок, слезать не хочется… Кстати, если в интересах дела потребуется, ты уж не отказывай господам из Петербурга в мелких шалостях, ладно?

Женщина вцепилась в легкие волосики на макушке председателя правления банка:

– Об этом попроси свою Людмилу! А меня уволь. Она тебе еще спасибо скажет. Этой девке только дай перед мужиками хвостом повертеть.

– Во-первых, Стерлигова не столько моя, столько твоя. Твоя прямая подчиненная, – повторил Юрий Германович, одновременно подумав, что Кайеркан, наверное, подслушала его разговор с начальником службы безопасности. Эта тема тоже вскользь затрагивалась – среди других возможностей контролировать незваных гостей из Петербурга. А что такого? Прием надежный, испытанный еще во времена его, Безверхого, комсомольской юности.

Безверхий закурил, глядя на напольные часы фирмы «Шенхаузер». Уже сорок пять минут питерские оперативники в здании. Мужественно преодолевает все препятствия, словно в популярной французской игре «Форт Баярд».

За этапами этой «гонки с препятствиями докладывал» по интерфону начальник службы безопасности Петр Трофимович Костомаров, полчаса назад вышедший из кабинета Безверхого. На мониторы центрального пункта охраны транслировали изображение четыре наружные и восемь внутренних видеокамер. Начальник СБ, бывший отставным офицером милиции, с двойственным чувством следил за тем, как опера объясняются с армейскими спецназовцами на входе, вежливо предъявляют свои полномочия юристу банка, терпеливо следуют не прямо к Безверхому, но сначала к его заместителю. Когда это было, чтобы офицеры спецслужб гнули шею перед разными барыгами?

С другой стороны, начальник службы безопасности взирал на мытарства бывших коллег с чувством человека, сделавшего правильный выбор. Нет смысла вкалывать на государство, обрекающее служивых людей на униженное и полунищенское существование.

И вместе с тем…

Да, вдали от детектора лжи и наблюдательных глаз своих же заместителей, начальник СБ мог себе признаться: душой он был за этих мужиков, расшибающих лоб, чтобы доказать свою правоту. При определенном стечении обстоятельств и вообще мог бы оказаться на их месте.

В эту минуту объектив видеокамеры приблизил мужественное усатое лицо Ивана Гайворонского. Начальник службы безопасности Стена-банка ухмыльнулся, почесав затылок, и подумал, что лучше останется на своем месте.

А Юрий Германович Безверхий в эти минуты, пожалуй, уступил бы свое кресло председателя правления другому камикадзе. Переключив все телефоны на секретаря, он зачем-то старался загодя уловить шум лифта (в его просторной кабине как раз и поднималась в эти минуты на седьмой этаж оперативно-следственная бригада из Петербурга), звук шагов в коридоре.

Но все было тихо. Шаги, если и проходил кто-либо по коридору мимо толстой дубовой двери приемной, глохли в ковролине.

Все было тихо, как всегда и требовал того председатель правления банка, не терпевший внешних источников шума. Однако некий внутренний метроном, запущенный после вчерашнего телефонного разговора с Петербургом, продолжал мягко постукивать в голове как счетчик. Счетчик, отсчитывающий то ли секунды, то ли деньги, а может быть, и шаги.

Шаги, оставшиеся до края финансовой пропасти, куда легко мог теперь обрушиться Стена-банк. Юрий Германович даже вцепился в подлокотники кресла, настолько явственной – до ужаса, перехватившего дыхание – представилась эта картина: двенадцатиэтажное здание медленно заваливается с обрыва.

Безверхий нажал клавишу и осипшим голосом попросил секретаря срочно подать чашку кофе. Не прошло и минуты, как дверь открылась. Однако на пороге появились не та, кого вызывал Юрий Германович, а те, которые всегда являются без приглашения.

Игра в «Форт Баярд» кончилась. Начиналась другая – в «Полицейские и воры».